Василий Васильевич Головачев Космопроходцы

– Странно, что мне никто ничего не говорил.

– Наверно, посчитали, что тебе и всему экипажу нужен отдых после Дайсона.

– Благодарю за известие.

– Не за что, я думал, ты знаешь. Было бы неплохо отправиться к Орлу вместе. Я у тебя в долгу.

– Не выдумывай.

– Короче, сложится – увидимся, рейд обещает быть интересным.

Связь прекратилась.

Иван выключил мобильный, размышляя, почему ему не сообщили о новом походе.

Подошёл отец, закончивший укладывать багаж. Он был высок, не ниже сына, широкоплеч, загорел, и обоих можно было бы принять за братьев-близнецов.

– Вижу сомнения на твоём лице, космонавт. Что случилось?

Иван смущённо улыбнулся.

– Позвоню кое-кому и расскажу.

– Ладно, я пока займусь другими делами. Вылетаем через полчаса.

Иван вернулся в дом, сел на кровати в своей спальне, позвонил Бугрову.

Капитан «Дерзкого» линию не включил и ответил через минуту, извинившись, что был занят. Из его слов выходило, что он в отличие от членов экипажа, получивших право на заслуженный отдых, находился в данный момент на борту космолёта, проходившего техосмотр на лунном космодроме Коперник.

– Слушаю, Иван Кириллович.

Виталий Семёнович Бугров не просто слыл предельно решительным и жёстким капитаном, он таковым был, умудряясь при этом снискать любовь и уважение не только у членов команды, но и у всех людей, так или иначе связанных с ним.

Ему исполнилось тридцать восемь лет, он был невысок, но плотен, крутоплеч, узколиц, с выдающимися скулами и твёрдым взглядом светло-серых глаз. Поглядев в эти глаза, хотелось встать по стойке «смирно» и щёлкнуть каблуками.

Иван невольно подтянулся.

– Виталий Семёнович, прошёл слух, что в Агентстве решается вопрос об экспедиции к Орлу.

Каменное лицо Бугрова осталось невозмутимым.

– Существует такое намерение.

– А мы? Я имею в виду наш крейсер? Разве не нас посылают в разведку?

– Вопрос не решён. Во-первых, почти каждая страна имеет ВСП-корабли, и все рвутся в бой, в том числе частные компании, жаждущие завладеть космическими сокровищами. Во-вторых, мы только что вернулись из похода и имеем право отдохнуть.

– Но Филипп уже собрался лететь!

Бугров приподнял бровь.

– Каледин? Это он сообщил тебе о сборе?

Иван покраснел.

– Позвонил несколько минут назад.

– Да, возможно, группа Шустова будет участвовать в походе.

– Неужели они полетят на другом корабле?

– Тебе-то что за дело? Кого назначит Агентство, тот и полетит. Тебе мало одного конфликта с Калединым?

– Он извинился… да и не очень-то он виноват. Я уверен, что ничего плохого больше не случится.

– Отдыхай, Иван. – Бугров посмотрел куда-то в сторону, и его «призрак» перед глазами Ломакина исчез.

– Поговорили… – вслух проговорил Иван, обескураженный сухостью капитана.

Но мобильный мяукнул опять. И вновь сформировалось лицо Бугрова:

– Ты где сейчас?

– В Полтаве, – ответил удивлённый Иван.

– Позвони вечером, возможно, понадобится визит к начальству.

– Есть позвонить! – вытянулся обрадованный молодой человек.

Совещание в российском Центре космических исследований закончилось за полночь. Правда, Ивана вместе с другими членами экипажа «Дерзкого» в зал заседаний Центра, расположенного в российской же станции «Салют-2000» над Землёй, не пропустили. Они были вынуждены ждать капитана Бугрова в зале фрилайфинга с великолепным видом на ночную сторону планеты. «Салют» висел в одной точке орбиты над Москвой на высоте семисот километров, и с помощью систем дальновидения из зала можно было разглядеть любой город России, а при желании и любой его район.

Сидели за двумя столиками, трепались ни о чём, ожидая решения комиссии о посыле именно российского корабля. Шутили. Надеялись. Верили в судьбу.

Капитан Бугров появился в зале, как всегда, уравновешенно-невозмутимый, вместе с седовласым профессором Шустовым, руководителем исследовательской группы РАН, специализирующейся на изучении экзотических объектов в космосе. Оба были увлечены каким-то спором и отвлеклись от него, лишь когда к ним бросились молодые навигаторы, бортинженеры и операторы «Дерзкого».

– Виталий Семёнович! – заговорил Леон Батлер, кванконик корабля, сменивший за три дня отдыха прежнюю «спартанскую» причёску-ёжик на жёлто-фиолетовые лохмы йети.

– Всё в порядке, орлы, – оглядел экипаж Бугров, останавливая взгляд на Фьоретте Месси; она заведовала системами защиты корабля и была признанным знатоком оружия. – Фьори, мне говорили, что вы…

– Не берите в голову, капитан, – перебила Бугрова черноволосая и черноокая красавица, пользующаяся непререкаемым авторитетом даже у признанных специалистов военного дела. – Он подождёт.

Иван покосился на соседа, Альберта Полонски.

– Она собралась замуж, – шепнул ему второй навигатор корабля. – Хотела сыграть свадьбу.

– Что ж, господа любители экзотики, – сказал Бугров будничным тоном, – могу поздравить: утвердили наш коллектив. Три дня на сборы, и жду всех на Луне.

– Ура! – дружно вырвалось из четырёх молодых глоток.

Фьоретта только улыбнулась.

Капитан перевёл взгляд на Ивана:

– Порыбачить успел?

– Ага, – расплылся в улыбке молодой человек.

– Что поймал?

– С десяток стерлядок, пару сомиков.

– Отличный улов!

– Я не один ловил, – признался Иван.

– Люблю стерлядь, запечённую в сметане.

– Я тоже.

Космолётчики зашумели, выражая свою радость своей же востребованностью.

– Мог бы пригласить на уху, – заявил Андрей Нарежный, первый навигатор «Дерзкого».

– Впереди три дня, наловлю и приглашу, – пообещал Ломакин.

Разошлись повеселевшие, обмениваясь полученной информацией о цели полёта и обсуждая характеристики обнаруженной в созвездии Орла планеты.

Полонски догнал Ивана в зале орбитального лифта, соединённого шпагой безгравитационного канала с терминалом в подмосковном Королёве, приобнял за плечи.

– Ты действительно стерлядь ловил?

– Зуб даю!

– В Полтаве?

– В десяти километрах от города, мы с отцом место разведали. Чем тебе Полтава не нравится? Наши речки знаешь какие чистые? Не то что в вашей Польше.

– Националист, – засмеялся Альберт.

– Полтава, между прочим, была украинской, пока лет семьдесят назад Украина снова не присоединилась к России.

– Прилетим с Орла, заеду к вам в Полтаву, проверю, ловится у вас стерлядь или нет. Я с детства рыбачу.

– Я тоже. Договорились.

На том и расстались.

«Дерзкий» не зря считался самым совершенным покорителем космических пространств. Выполненный по модульной схеме, он мог легко менять агрегаты, технические системы, интерьеры и объём, что позволяло ему совершенствоваться без длительных капитальных ремонтов и профилактических работ.

Будучи трансформером, крейсер мог менять и геометрию корпуса в зависимости от внешних условий. На космодроме в кратере Коперник он смотрелся как сложная зеркальная полусфера со множеством красивых геометрических переходов, изгибов и выпуклостей диаметром около четырёхсот метров. Но, взяв старт и удалившись от Луны на тысячу километров, крейсер превратился в ещё более сложный сгусток готически-фрактальных конструкций, по форме близкий к наконечнику копья. Готику порождали антенны ВСП, сворачивающие пространство в подобие «струны». Центральный пост космолёта прятался в модуле высшей защиты, под слоем силовых преобразователей, а его продолжением был жилой отсек и кают-компания, не потерявшая своего назначения и в век совершенства дополнительных реальностей и компьютерного общения.

Двадцать пятого августа «Дерзкий» проверил работу двигательно-опорного комплекса, преодолев одним прыжком расстояние от Луны до Нептуна. Экипаж провёл очередной техосмотр, побаловал себя кофе-пати в кают-компании, где собралась и вся исследовательская группа. Руководитель экспедиции Шустов произнёс трогательную речь, призывающую соблюдать инструкции в экстремальных ситуациях, и космолётчики ещё раз обсудили все известные им данные о цели полёта – планете в форме бублика и возможности существования разумных сил у звезды в созвездии Орла. Подразумевалось, что планету такой геометрической формы природа не в силах создать самостоятельно.

В составе экипажа «Дерзкого» никаких изменений не произошло. Это был сплочённый прошлыми полётами коллектив космолётчиков, имевший богатый первопроходческий опыт, и руководство Межкосмоса пошло на поводу у Российского космического центра, предложившего кандидатуры экипажа, не стало настаивать на привлечении к рейду других космонавтов из отряда экзот-рисконавтов. Тем более что капитан Бугров был категоричен в своём решении оставить ядро команды неизменным.

В исследовательской группе произошли перестановки, хотя и небольшие, можно сказать, косметические.

Обязанности астрофизика теперь выполнял Ядогава Хироси, сотрудник Японского космического Агентства. Что он был за человек, никто из экипажа не знал, но Шустов в приватной беседе с Бугровым убеждал капитана, что Ядогава – классный специалист и хороший товарищ.

Бугров поверил.

Не отказался от полёта и Филипп Каледин, по сути, изменивший планы Ломакина на отдых после возвращения со Сферы Дайсона. К счастью, оператор технических систем исследовательской команды почувствовал, что не стоит слишком настойчиво добиваться дружбы Ивана, и не надоедал ему предложениями посидеть в кают-компании за бокалом сидра или воспоминаниями о прошлых походах. И это обстоятельство Ивана устраивало.

В тот же день двадцать пятого августа, пройдя мимо третьей по размерам газовой планеты Солнечной системы в двух миллионах километров, «Дерзкий» активировал ВСП-комплекс и прыгнул в глубину созвездия Орла, к рассеянному скоплению NGC 6709, которое отделяло от Солнца расстояние в три тысячи сто световых лет.

До звезды класса К – небольшого оранжевого карлика вдвое меньше Солнца, получившей название Свеча, «Дерзкий» добрался за трое суток: пришлось прыгать трижды, так как уже в самом скоплении оказалось, что за три с лишним тысячи лет[13] оно вошло в хвост пыли и газа, тянувшийся через созвездие, и этот хвост капитан Бугров решил обойти.

Однако пришёл час, когда в перекрестии визирных меток центрального экрана обзора появилась и сама Свеча, по сути – остывающее ядро некогда большой и яркой звезды, сбросившей оболочку во время взрыва сверхновой. Никаких экзотических характеристик звезда по сравнению с другими звёздами скопления не имела, и было даже странно, что астрономы Земли обратили внимание на этот участок космоса в поисках планет.

Однако планета-«бублик», которую кто-то в шутку предложил назвать Толкиным – по имени писателя, придумавшего «кольца всевластия», находилась именно у Свечи, и можно было только удивляться причинам её образования в стандартном по всем признакам районе Галактики.

Система Свечи состояла из восьми планет и одного пояса пыли. Толкин вращался вокруг звезды вторым по счёту, на расстоянии в двенадцать миллионов километров. Издали планета не производила большого впечатления – небольшая, плоская с виду лепёшка цвета заплесневевшего сухаря. Но вблизи, с расстояния всего в пять тысяч километров, превращалась в нечто невообразимое с точки зрения традиционной науки. Впрочем, и космолётчики, повидавшие на своём веку немало планет у других звёзд, а также планетоподобных тел и астероидов, в большинстве случаев бесформенных каменных глыб, не преминули высказать своё восхищение объектом исследований.

Толкин действительно имел форму бублика.

Его масса была примерно равна массе Земли, внешний радиус «бублика» равнялся пяти тысячам километров, внутренний, ограничивающий размер дырки, не превышал тысячи триста. Вращался этот «бублик» вокруг Свечи – словно колесо катилось по круговой дорожке, с небольшим наклоном к плоскости орбиты, и сутки на планете равнялись четырём земным часам с минутами, что порождало многие эффекты на поверхности «бублика» вроде устойчивых песчаных тайфунов и смерчей.

Имел Толкин и атмосферу, довольно плотную, состоящую в основном из азота и метана, с приличным процентом кислорода, что вполне могло послужить основанием для формирования жизни на его поверхности. В кают-компании «Дерзкого» сразу заговорили об этом, когда эксперты подвели итоги зондирования планеты и собрали все доступные для дистанционного обзора данные. Но главным возбуждающим умы учёных фактором была необычная форма планеты, породившая немало споров о причинах её возникновения.

Все массивные небесные тела стремятся приобрести под действием гравитации круглую форму. Гравитация старается как можно плотнее утрамбовать вещество к центру объекта. Ледяные тела диаметром более четырёхсот километров и каменистые диаметром более девятисот километров становятся по мере роста массы более или менее сферическими. Эта форма диктуется естественным балансом сил между притяжением и центробежным отталкиванием при вращении планеты. В теории баранковидные образования могли сформироваться при соблюдении необходимых условий в разных уголках космоса, но процесс этот не отличается стабильностью: избыток гравитации приводит к тому, что кольцо схлопывается, недостаток – что кольцо разрывается. Поэтому образование долгоживущей планеты-тора с точки зрения эволюции систем можно назвать событием практически невероятным.

Примерно об этом была речь Шустова, объяснявшего капитану Бугрову суть явления. На что капитан спокойно заявил:

– Но Толкин существует реально. Если природа не в состоянии создать такой объект, значит, его создали какие-то разумные существа. Я правильно рассуждаю?

– С точки зрения здравого смысла – вполне, – улыбнулся учёный. – Но это ещё надо доказать.

– За этим мы и прилетели сюда, – весело заявил Филипп Каледин, рассчитывающий первым высадиться на поверхности «бублика».

Однако с высадкой пришлось повременить.

«Дерзкий» остался на двухтысячекилометровой орбите, и первыми к планете-тору пошли беспилотники, нагруженные исследовательской аппаратурой. Они и стали источниками видеопередач, которые тщательно анализировали компьютеры и возбуждённо изучали космолётчики, в первую очередь ища признаки разумной жизни или хотя бы следы инфраструктуры хозяев планеты.

Ландшафты Толкина потрясали своим разнообразием, эстетикой необычных сочетаний рельефа и формами геологических структур. Ими можно было любоваться часами.

Так как планета вращалась с приличной скоростью – почти в четыре раза большей, чем скорость вращения Земли вокруг оси, разницу климатических зон на Толкине усугубляла сила Кориолиса, возникающая из-за различия в скорости движения между приполярными и экваториальными областями вращавшегося «бублика». Ветры из-за этого, дующие от экватора к полярному кольцу, навивались спиралью на тело тора и оставались стабильными в течение долгого времени, пока планета-«бублик» не поворачивалась к светилу другим боком. Конвективные объёмы атмосферы, так называемые ячейки Хэдли, то есть «элементарные частицы» циркуляции атмосферы, направлялись от экватора к полюсам и возвращались обратно уже охлаждёнными, но всё ещё неплотными, что создавало резкие перепады температур и давления. Поэтому наблюдать за переменами погоды на Толкине было крайне интересно, и даже капитан Бугров был замечен в созерцании картин бурь на планете, хотя никто не мог бы упрекнуть его в пустом времяпрепровождении.

Археолог экспедиции Томас Нурманн даже признался как-то, что он может любоваться ландшафтами планеты-«бублика» сутками, но тут же добавил:

– Вряд ли кому-то пришло в голову создавать такую планету из рациональных соображений. Ума не приложу, что полезное для цивилизации можно извлечь из её формы. Но почему бы не представить, что хозяева Толкина сконструировали «бублик» из эстетических побуждений? Чтобы любоваться потрясающими восходами и закатами?

– Это если они имели глаза и были похожи на людей, – вежливо проговорил Ядогава. – Существам, отличным от нас биологически, человеческая эстетика может быть недоступна, как и нам – их логические построения.

Учёные заспорили, а Иван, скучавший в их компании, свободный от дежурства, подумал, что представления людей о мотивах иных разумных существ могут быть очень далёкими от истины. Никто из земных учёных не мог представить, что колоссальное сооружение – Сферу Дайсона, окружившую звезду с планетой, её создатели станут использовать в качестве мусорной свалки и уж тем более – в качестве отстойника негативных психотронных материалов.

– Когда можно будет приземлиться на Толкине, Виталий Семёнович? – спросил Иван.

Он сидел в кают-компании вместе с исследователями, но система интерсвязи корабля позволяла общаться всем её пассажирам и членам экипажа в едином поле.

– Скоро, – пообещал капитан.

Он сдержал слово ровно через сутки после этого разговора.

За это время беспилотники облетели Толкин две сотни раз, собрали всю доступную информацию о состоянии планеты, и эксперты экспедиции смогли наконец заняться анализом полученных данных. Создали карту воздушных течений, определили наиболее опасные зоны атмосферы и ландшафтные структуры на её поверхности и доложили капитану о своих выводах.

Выводов было два. Первый: баранкообразная планета не имела признаков разумной жизни, напоминавшей земную. То есть жизнь на ней была – бескрайние болота внутреннего «полярного» кольца кишели странными организмами, по большей части объединявшими признаки животного и растительного мира (их можно было условно назвать грибами). Но разумной деятельности они не вели, во всяком случае – в понимании учёных.

Вывод второй: исходя из невероятной точности структур Толкина, как геометрических, так и материальных, нельзя было избавиться от впечатления, что в её формировании участвовал некий высший приоритет, то есть разум, причём довольно близкий человеческому.

– Вы уверены в реальности создания сооружения такого масштаба, Игорь Ильич? – осведомился Бугров, выслушав доклад руководителя экспедиции.

– И да, и нет, – признался Шустов. – С одной стороны, мы, люди, не в состоянии создать планету, даже круглую и меньших размеров. С другой стороны, кто-то же слепил Сферу Дайсона, которая намного больше Толкина? Поэтому меня не удивляет, что ещё одна раса решила построить планету-тор. Хотя при этом встаёт дополнительный вопрос: зачем?

– Что вы подразумеваете под этим?

– Предположение коллеги Томаса о том, что некие существа создали объект для эстетического созерцания, имеет право на существование. Но у меня лично по этому поводу имеются большие сомнения.

– Есть идеи?

– Пока нет, – огорчённо развёл руками Шустов. – Будем работать.

– Так можно-таки посетить Толкин или нет? – повторил вопрос Ивана Филипп Каледин. – На мой взгляд, беспилотники не все интересные места облетели. Особенно подозрительны цепочки круглых низин в переходных зонах между полярными болотами и пустынями экватора. Такое впечатление, что их кто-то специально формировал. Я не прав, Игорь Ильич?

– Да, пожалуй, – согласился Шустов.

– Хорошо, разрешаю развернуть наземные исследования, – объявил капитан Бугров голосом врача-психиатра.

– Ура! Мы победили! – воскликнул обрадованный Каледин и с чувством шлёпнул ладонью по подставленной ладони Ломакина.

Катер стоял на вершине каменной складки – безупречной технологической геометрии машина, способная нести в своей утробе до шести пассажиров и защитить их от множества катаклизмов, в том числе от ядерного взрыва.

Капитан Бугров не стал мелочиться (а скорее – рисковать разведчиками) и выделил им модули высшей защиты класса «голем», энергетически независимые (имеющие генераторы выкачивания энергии из вакуума, называемые «вакуумсосами») и способные пересечь Солнечную систему из конца в конец. Один «голем» пилотировал Иван Ломакин, второй – Филипп Каледин. На борту первого присутствовала Фьоретта Месси, на борту второго разместилась вся исследовательская группа во главе с Шустовым. Кроме того, катера несли два беспилотника, два исследовательских робота «Аргус», плюс 3D-принтер в багажном отсеке с пакетом программ, обеспечивающих автоматическую развёртку хозяйственно-бытового модуля «Трилистник».

Иван опустился на поверхность Толкина первым. Место было выбрано заранее – недалеко от той самой цепочки круглых болотистых низменностей, о которых говорил Нурманн. Пока бот строил для группы учёных убежище, а другой устанавливал защитный периметр, Иван прошёлся по складке горной породы, напоминавшей земной известняк, в компании с Фьореттой и защитным фозмом[14], похожим на помесь богомола с летучей мышью. Остановились на обрыве. Фозм был вооружён боевым комплексом «Терминатор-18» и генератором силового пузыря, отчего космолётчики чувствовали себя спокойно.

Панорама странного ландшафта развернулась под ними живописнейшей из картин, когда-либо виденных Иваном на других планетах. Ещё сверху, с высоты в несколько километров, они любовались тянувшимися параллельно друг другу на добрую сотню километров бороздами, но вблизи пейзаж оказался ещё более впечатляющим. Ощущение было такое, будто местность в этом районе кто-то равнял гигантскими граблями. Цвет гребней, разделявших долины-каньоны, был преимущественно серым, с белыми и чёрными вкраплениями, а сами долины поросли зелёно-седыми лишайниками причудливых форм, и глаз невольно искал сосредоточия искусственного происхождения, осмысленные с точки зрения человека, но не находил.

Сила тяжести в районе посадки катера была процентов на двадцать ниже земной, и бродить по твёрдым кристаллическим плитам было легко. Хотелось откинуть шлем и вдохнуть воздух полной грудью. Однако дышать местным воздухом было всё-таки нельзя, несмотря на приличный процент кислорода в атмосфере планеты, и приходилось довольствоваться лишь мечтой о приятном отдыхе на толкиновской природе.

Небо цвета тусклого золота с поверхности планеты, – опять-таки в данном районе «бублика», поскольку углы зрения на планете-торе разительно отличались в соответствии с местонахождением наблюдателя на внешней его стороне и на внутренней, – казалось низким и плотным, как слой фольги. У Ивана даже мелькнула мысль, видны ли звёзды по ночам с равнин Толкина? А так как выбранное для изучения и установки лагеря плато планеты располагалось ближе к внутренней поверхности «бублика», так сказать, к его дырке, то светило заглядывало сюда реже, всего на один час за четырёхчасовые сутки, отчего скорость воздушных потоков, несущих пыль, была здесь поменьше. Для капитана Бугрова именно это обстоятельство стало решающим при выборе района расположения лагеря.

Зато отсюда хорошо была видна почти вся внутренняя сторона «бублика» планеты, что служило дополнительным фактором для любителей созерцания космических красот, особенно для женщин. Иван заметил, что Фьоретта больше смотрит в небо над «полярным» горизонтом, чем по сторонам.

Он невольно поднял голову, окидывая взглядом ограниченный кольцом планеты небосвод.

Картина действительно завораживала!

Несмотря на размытость краёв «бублика» слоем атмосферы, ощущение нависшей над головой прозрачной с одной стороны, с другой – плотной массивной арки пугало и восхищало одновременно. Если долго смотреть на эту странную, идеально изогнутую арку в небе, начинало казаться, что она клонится и вот-вот рухнет на плато и на голову наблюдателя! Хотя логика подсказывала, что это не произойдёт никогда. И всё же что-то было не просто захватывающее воображение в этой небесной конструкции. Что-то ещё заставляло раз за разом оглядывать «космос» и искать несоответствие – не геометрии «арки» или её масштабу, но внутреннему ощущению прекрасного. Что-то в панораме неба Толкина было лишним.

Иван напряг зрение: показалось, что внутреннюю дыру планеты-«бублика» пронизывает прозрачная, почти невидимая «струна». Мотнул головой – «струна» исчезла… и появилась вновь, после того как он отвёл взгляд. Проделав так несколько раз, он убедился в своей правоте и решил обратить на этот феномен внимание спутницы.

Однако сначала его отвлёк Филипп, осведомившись, когда наконец разведка соизволит дать разрешение на посадку второму «голему». Иван естественно разрешил, и катер с группой экспертов сел рядом. Потом начался закат Свечи, сопровождаемый чудесными эффектами цветовых трансформаций, не уступающих по красоте земным полярным сияниям, и мысль о «струне» исчезла.

Так как Толкин имел баранкообразную форму, атмосфера обвивала планету не как сферическое тело – общим пузырём, а стокилометровым слоем, распределённым вдоль всей «трубы» «бублика». Поэтому лучи светила пронизывали его дважды: сначала слой верхней части «бублика», затем слой нижней, отчего сама центральная звезда системы с поверхности «бублика» в районе полюсной дыры превращалась в расплывчатое пятно, окружённое более яркими перьями гало. И это было исключительно красиво! Но ещё более захватывающим было зрелище заката, когда Свеча уходила за горизонт, и шесть его перистых обручей гасли один за другим, изменяя цветовую гамму бесшумного небесного фейерверка от изумрудного до вишнёвого цвета, пламенеющего огненным в местах пересечений всех световых перьев.