Василий Васильевич Головачев Блуждающая Огневая Группа (БОГ). Метастазы

– Вы правы, – тряхнул массивной головой Гладышев, – я немножко преувеличил развитие наших наук.

– Подсчёты реалов, – сказал Иннокентий, – вещь относительная. Ваш реал, по моим заключениям, сто одиннадцатый.

– Неважно, я имел в виду, что научный прогресс год от года ускоряется, и если в двадцатом веке на решение проблем или прикладных задач требовались десятки лет, нынче это происходит за год. Я занимаюсь анализом Мультиверсума со школьной скамьи, но так и не добрался до… гм, кюар-трекинга.

– Мне повезло, – по-лобовски улыбнулся Иннокентий. – И я не простой блогер, торчащий в Сети как заноза в… мягком месте, а подготовленный к восприятию иных пространств математик и аналитик.

– То есть вы себя позиционируете как исключительно развитую личность? – проговорила Сабина Долгонец с тонкой насмешливой интонацией.

– Я не виноват, – начал Иннокентий с невольной досадой, что взял неверный тон.

– Он Лобов! – вдруг мрачно заступился за него Шалва. – Мы все пытались запомнить кюар-ключ, но не смогли, а его братец Тарас… э-э, копия из двадцать третьего реала, смог! И второй братец Итан тоже смог. Думаю, у всех Лобовых есть что-то, чего нет у таких вояк, как я.

Таллий не сдержался, фыркнул.

Соседи посмотрели на него, но «родич» Иннокентия зажал рот ладонью, показывая, что извиняется.

– Подтверждаю, – сказала Стефания.

И настроение Иннокентия резко подскочило. Вряд ли она оценила бы его так однозначно, будь он ей безразличен. Хотя, с другой стороны, пришла альтернативная мысль: может, разведчица тонко издевается?

Он встретил взгляд девушки, и снова душа воспарила в небо. Язык может обмануть, глаза нет. Улыбка в глазах Стефании читалась, но понимающая, тёплая.

– Что такое кюар-ключ? – спросил Дорогомил Шелонский рокочущим басом.

Иннокентий хотел было вытащить из кармашка пластиковую карточку с рисунком кюар-перехода, но услышал тихий возглас Стефании: «Не торопись!» – и передумал.

– Это настоящий алгоритм из двух тысяч пикселей, который я создал и запомнил. Он увеличивает количество связей в мозгу человека (биолог вскинул кустистые брови), что даёт ему возможность тоннельного просачивания сквозь мембрану перехода.

– Так это формула? – разочарованно протянул Шелонский.

– В какой-то мере да.

– Её можно воспроизвести на материальном носителе?

Иннокентий взглядом сообщил Стефании, не сводящей с него глаз, что он помнит её предупреждение.

– Конечно, иначе как бы я менял варианты кода? Но процесс это непростой и требует времени.

Тойон Наташкин посмотрел на Штопора с сомнением, покривил губы.

– Как же вы тренировались запоминать кюар-ключ, не имея аналога, уважаемый?

– Он рисовал, – флегматично ответил Шалва, что, в общем-то, не было чистым враньём.

– Я покажу, – пообещал Иннокентий. – Позже.

– Вы носите его в памяти? – поинтересовался Шелонский.

– Совершенно верно. Это своего рода фракар, как у товарища Мерлина из романа Толкина «Хроники Амбера». Не читали?

– Читать в наши времена?

– То есть у вас нет литературы?

– Почему, есть…

– В общем, это дополнительный орган информационного обеспечения.

– Ваши биотехнологии…

– Дошли до выращивания любых дополнительных биогаджетов и усовершенствований.

– Каких, если не секрет? – не снижал напора биолог.

Стефания засмеялась:

– Это допрос, товарищи универсалисты? Или пресс-конференция?

Сидевшие обменялись взглядами, в которых смешались любопытство и смущение. Но не у всех.

– Если хотите – да, допрос, – проговорила белокурая псиконтрразведчица неожиданно мужским баритоном. Иннокентий даже мимолётно подумал, не трансвестит ли перед ним.

– Идёт война, – продолжала Бек-Трусова, откинув со лба прядь волос. – К нам то и дело проникают зомбированные шпионы, используются даже дети. А вы внезапно появляетесь на загаженной территории. Естественно, у нас возникают вопросы, и не все они будут нравиться.

– Мы не зомбированные и не дети, – издал смешок Шалва.

– Не обижайтесь, – сказал Григор Веров. – Обстановка напряжённая, в нашей реальности Китай не друг агломерациям России, Хабаровская даже подверглась нападению, так что мы вынуждены реагировать на все попытки диверсий и проникновений на наши территории. У всех есть вопросы, давайте задавать их по очереди. Доктор?

– Меня особо интересуют все эти… дополнения, – сказал Шелонский. – Насколько широко они используются в ваших реальностях.

– Довольно широко, но мы не киборги, – ответила Стефания. – У вас должно быть больше, если учесть мнение вашего коллеги Леонтия о зависимости интеллектуального развития цивилизации от времени. Ведь вы на двенадцать лет старше нас?

– Я не это имел в виду, – запротестовал физик.

– А я это, поскольку товарищ доктор волнуется, киборги мы или нет.

– Простите, если мои слова обидели вас, – церемонно опустил голову Шелонский. – Ещё один любопытный аспект – контакты линии Лобовых. Может это быть случайным явлением или нет?

– Сами удивляемся, – признался Иннокентий. – Хотя, с другой стороны, родовая линия Лобовых легко прослеживается в цепочке реалов как результат их ветвления из-за военных действий. Мы просто сидим в одном кусте.

– Хорошо бы побеседовать на эту тему отдельно. Вас бы просканировать…

– Побеседуем. А просканировать – увольте, на это нет времени.

– Для вас это больная тема? – осведомилась эксперт в области айти-технологий Сабина Долгонец. – Вы нормал и поэтому не любите искусственников?

– У нас они называются иначе – эскомберы, но лично я отношусь к ним спокойно. Да и не слышал, чтобы случались конфликты с эскомберами. Другое дело большие ИИ-системы.

– А с ними что?

– И это тема отдельного разговора, – с улыбкой ответил Иннокентий. – На протяжении сотни реалов искусственные интеллекты показали себя как прекрасные помощники человека, но…

Стефания кашлянула, предупреждая, чтобы он не наговорил лишнего, и аналитик изменил концовку речи:

– Но не везде их деятельность одобряется социумом.

– Почему?

– Давайте действительно поговорим на эту тему в другой раз, – мягко сказал Гладышев.

Сабина нахмурилась, но перевела разговор в иную плоскость, проявив интерес к словам докладчика.

– А какова система управления у вас?

– Думаю, вряд ли она отлична от вашей. Существует политическое руководство, финансово-экономический блок, производство… или вы имеете в виду интеллектуально-машинную структуру?

– Вы правильно меня поняли.

– Считается, что государством и агломерациями управляют президент и парламент.

– Считается?

Иннокентий понял, что углубляться в дебри социальных отношений не стоит.

– Я оговорился. Наш президент опирается на кластер советников и экспертов, которые, в свою очередь, используют во благо машинный интеллект. Кстати, у вас ведь тоже такая вертикаль власти?

– У нас нет президента и парламента, Россией как Федерацией управляет ЦАРД – Русский Царский Дом.

– В народе его зовут Царь, – усмехнулся Гладышев.

Сабина недовольно посмотрела на физика.

– Это нечто вроде родового общинного образования, заменившего двенадцать лет назад во время гражданской Смуты Имперский президентский Совет.

– У вас была… Смута?

– Восстание ЧВК «Чайковский».

– Обалдеть! – вытаращил глаза Шалва. – И у вас существуют ЧВК?!

Стефания покачала головой, и лейтенант смутился.

– Извините…

– Разумеется, частные компании существуют, как гражданские, так и военные. Но такая структура нуждается в информационной базе, – продолжила Сабина, – которую ей и предоставляет «ИИмперия» – искусственный интеллект со своими филиалами в агломерациях.

– У вас есть «ИИмперия»?!

– Вы плохо слышите?

Шалва порозовел, шевеля губами, но становиться в позу обиженного ребёнка не стал.

– Прошу прощения, уважаемые, – пришёл ему на помощь Иннокентий, – просто удивительно, как всё совпадает! У нас примерно то же самое. Разве что нет общерусского Совета, но президент есть, мощный ИИ тоже и с тем же именем «ИИмперия». Но военные действия ведёт другая машинная система – «Баталер».

Стефания снова кашлянула, и Иннокентий успокоил её взглядом.

– А у вас кто командует парадом?

– Парадом? – не поняла айти-эксперт.

– Я имею в виду оборону и фронт.

– Наверху кос-маршал, командующий космическими оборонными интерфейсами, как оператор единой боевой ИИ-системы «Фронтир».

Иннокентий с любопытством посмотрел на заёрзавшего Верова.

– Я первый оператор «Фронтира», – сказал тот сухо. – И кроме того, гейм-адъютант маршала Рос-Окоёмова.

Шалва прыснул при слове «гейм-адъютант», сконфузился, и Иннокентий понял, о чём подумал лейтенант Тараса Лобова.

– Что значит гейм? При чём тут игра?

– «Фронтир» использует в своей работе теорию игр, – ещё суше ответил Веров.

– Понятно, – кивнул Иннокентий, хотя у него появилась масса вопросов в связи с признанием оператора «Фронтира».

– Этот ваш… «Фронтир», – проговорила Стефания, – знает о нашей встрече?

– Не только знает, но и присутствует, – сказала Сабина как о чём-то само собой разумеющемся. – Расскажите, какова сейчас обстановка в вашей реальности?

– Воюем третий год, – опередила аналитика Стефания. – Взяли Киев, но президент успел эвакуироваться во Львов, в Карпаты вошли войска Польши и прибалтийских стран, их напрямую поддержали Великобритания и Германия, после чего на континенте война была заморожена. От Украины осталась треть, которая уже не способна развиваться как государственная система.

– Украину в любом варианте должен ждать распад! – пробурчал Шалва.

Сабина посмотрела на него с любопытством, но тему не поменяла.

– Боевые действия ведутся как большая игра, что устраивает всех. По сути, мы воюем на три фронта, если считать ещё и конфликтную ситуацию на восточных рубежах Российской агломерации.

– Удивительно, – пробормотала Зинаида Бек-Трусова, – насколько мы близки и в то же время различны.

– Потому что ваш реал венчает разные цепочки реалов, одна – от нашего восемьдесят восьмого, другая от какого-то ещё, возможно от того, где произошла, по вашим словам, гражданская война.

– Смута.

– Без разницы.

Григор Веров посмотрел на Гладышева.

– Вы хотите задать вопрос, Леонтий?

– Если честно, у меня много вопросов, – признался синеглазый физик. – Но задам я только один, чтобы долго не мучить гостей. Им требуется отдых. Не буду повторяться, хотя подчеркну, что я последователь эвереттовской парадигмы Мультиверсума. Но мне непонятно, каким образом вы ведёте счёт этим реалам. Откуда вам известно, что вы живёте в восемьдесят восьмом, а мы в сто одиннадцатом?

Иннокентий задумался, стоит ли отвечать откровенно.

– Если я скажу – интуитивно, вы поверите?

– Нет.

– Но это почти правда. В отличие от вас, я шёл к физике Мультиверсума от математики и психики. Поэтому подхожу к проблеме с двух разных сторон. Расчёты ведёт математика, а выводы делает психолог.

– Удобная позиция.

– Может быть, действительно перенесём встречу? – сказала Стефания, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Иннокентий тоже получал сигналы от своих защитных дополнений, фиксирующих псидавление на мозг, но следовало закончить мысль.

– Если принять во внимание расчёты самого Хью Эверетта, то ветвление Мультиверсума происходит каждое мгновение, причём ветвятся и отделившиеся копии.

– Не могу представить, – скривил губы Шелонский.

– Это невозможно представить никому, даже Создателю Большой Вселенной. Истинно Большие Числа, даже не бесконечности, не подвластны человеческому воображению. Так вот, с момента первого разветвления, матричного, базового, послевоенного для нашего куста реалов, до моего восемьдесят восьмого произошло по меньшей мере десять в пятидесятой степени ветвлений. Однако в десяти в сорок девятой степени происходит мгновенная декогеренция…

– Локальное схлопывание волновой функции! – кивнул Гладышев.

– Верно. Поэтому остаются редкие реалы, продолжающие жить и ветвиться, но снова выживают лишь единичные, в то время как большинство схлопывается.

– И как же вы определили…

– Мне удалось вычислить шаг, с каким рождаются уцелевшие от декогеренции! – Иннокентий поймал себя на том, что говорит с оттенком превосходства и хвастовства, рассмеялся (по-лобовски же, двумя уголками губ). – А вот тут уже мне помогла психика.

– И каков же этот… гм, шаг?

Можно было не смотреть на Стефанию, чтобы определить её реакцию, но Иннокентий посмотрел… и удержался от прямого ответа:

– Всё зависит от состояния кюар-драйвера. Шаг может быть равен и доле секунды, и нескольким секундам. Поэтому я изредка промахиваюсь, вот как с нынешним переходом: я не хотел попасть именно в ваш сто одиннадцатый реал. Однако попал.

Присутствующие молча дивились на него, молчали, в глазах Сабины читалось недоверие, но она тоже не стала задавать дополнительные вопросы.

– Предлагаю дать гостям отдохнуть, а вечером продолжим, – сказал Григор Веров.

Иннокентий с облегчением выдохнул, чувствуя себя выжатым лимоном. Это был результат сопротивления внешнему телепатическому давлению. Кто-то из хозяев владел технологией внушения. Оставалось только надеяться, что защита брейнпериметра аналитика выдержала тихую атаку. Он встретил взгляд Снежаны и понял, что она думает о том же. Ничего не заметил лишь Шалва. Его нервная система была проста и устойчива ко всем воздействиям.

Слушатели встали и разошлись, обмениваясь репликами.

Гостей довели до аэротакси, отвезли в гостиницу, оставили одних, объяснив, как вызвать обслуживание и где можно побаловаться напитками.

Шалва скрылся в своём номере на первом этаже, заявив, что будет отсыпаться.

Иннокентий довёл задумавшуюся разведчицу до двери с табличкой «106».

– Хочешь поговорить?

Девушка очнулась:

– Ты зачем вообще затеял эту экскурсию? Мы могли бы сразу перескочить в наш реал. Или в другой, где нет грязи.

– Мы и сейчас можем сделать это в любой момент.

– Я бы так и сделала.

– Хочется узнать, как здесь живёт народ, – признался смущённый Иннокентий. – После ядерного удара.

– Такое впечатление, что жители то ли привыкли, то ли тоже воспринимают ситуацию как игру.

– Я давно думаю об этом.

– Я тебя предупреждала…

– Видел. Думаешь, эти ребята… неоткровенны?

Стефания кинула взгляд на торец коридора, где светился плафон осветителя, шевельнула бровью.

– Видишь?

– Вижу.

– Надо бы прогуляться…

– Пожалуй, я тоже хочу посмотреть на город.

– Давай через полчаса.

– Заходи.

Стефания удалилась по коридору к своему номеру.

Иннокентий проводил девушку заторможенным взглядом и очнулся только после того, как щёлкнул замок двери. Не сходи с ума, буркнул он мысленно самому себе. Потом улыбнулся, потому что ему очень захотелось это сделать – сойти с ума. На ходу распаковывая свой «хамелеон», он прошёл в бытблок.