Атлантический океан,
район подводной горы Роккевей,
апрель 28—208
Не видимая глазу холодная масса воздуха диаметром около двух километров опускалась с неведомых высот к океану. Чем ниже она опускалась, тем интенсивнее охлаждался воздух, зона низких температур расширялась, закручивалась, выдавливая теплые слои воздуха к Американскому материку и порождая барометрические волны – инфразвук с частотой в доли герца.
Первые слабые толчки воздуха достигли автоматических датчиков синоптической сети и включили режим повышенной опасности. Дежурные геопатруля главного центра изменения погоды Северной Америки с любопытством приняли сообщения автоматов и взялись за проверку данных. Они еще не догадывались, в чем дело, да и не могли догадаться: программа погоды над Атлантикой не предусматривала глобальных изменений в течение ближайших суток, а так как, кроме людей, никто не мог вмешаться в программу, то, по мысли дежурных, сведения о зарождении тайфуна были просто интересным казусом, сбоем в цепи автоматической сети регистраторов.
Между тем область холодного воздуха все увеличивалась, скапливаясь над поверхностью океана и закручиваясь все сильнее в спираль. Ветры из-под ее основания устремились к берегам материка, поднимая зыбь на спокойной доселе глади воды. Первый смерч образовался спустя полчаса после падения «массы холода» – невероятно быстро по меркам метеорологов. Затем образовались еще два смерча. Захватив гигантские массы воды, они слились в один и устремились в сторону Африки, постепенно наращивая скорость.
Лишь через двадцать минут опомнившиеся дежурные метеоцентра выслали к восточной окраине Северо-Американской котловины истребители ураганов. Битва с тайфуном длилась пять часов, почти ночь, поэтому никто из пилотов-истребителей не заметил необычных эффектов, сопровождавших тайфун до его распада.
Причин возникновения необычайно холодной массы воздуха, которая и породила тайфун, отыскать не удалось. Загадка тайфуна «Роккевей» вошла в сводку происшествий климатологов Академии наук Земли и была похоронена под слоем других информационных сообщений, требующих дополнительного анализа.
Свысоты в четыреста метров Ховенвип выглядел иначе, чем с горизонтали земли. Я долго разглядывал хаос кроваво-красных, причудливо-чудовищных гребней, фестонов и шпилей, среди которых проглядывали иногда ровные столообразные участки, и меня все больше увлекала красота этого дикого уголка природы, не тронутого, хотя бы внешне, руками человека. Теперь нам предстояло разобраться в том, что же люди соорудили в глубинах этих гор и ради чего они когда-то посягнули на такую неповторимую ни в одном из районов Земли красоту.
– Не налюбовался? – подошел ко мне Игнат. С ним был невысокий, но плотный – этакий крепыш-боровичок – начальник летающей лаборатории БИИМ-3 по фамилии Юранов. У начальника были седые виски и совершенно ледяные глаза.
– Красиво, – сказал я, невольно краснея.
– Вид хорош. – Юранов бросил взгляд вниз, как прицелился.
Летающая лаборатория – шестиугольная платформа размером с треть поля зимнего стадиона, накрытая прозрачным изнутри куполом, медленно дрейфовала на юго-восток над заповедником Ховенвип. Десять человек ее команды готовились к пуску аппаратуры научно-исследовательского комплекса.
– Итак, что мне вводить в программу? – обратился к Игнату начальник БИИМа. – Какова сфинктура объекта?
– Сфинктура?
– Что, незнакомый термин? Ввели его около двухсот лет назад, и происходит он от слова «сфинкс». Обозначает степень загадочности объекта, качественные характеристики его таинственности.
– В таком случае сфинктура плато Ховенвип – искусственные сооружения в его недрах: туннели, машины, аппаратура, кабели связи, волноводы, энерговоды и тому подобное.
– Годится. Этот комплекс проходит последние полевые испытания перед дальней звездной заброской, ваш запрос решили удовлетворить в первую очередь. После Ховенвипа нам предстоит работать под водой – это уже заказ археологов.
Они направились по кольцевому коридору ко входу в центральный зал лаборатории, разговаривая на ходу. Я поплелся сзади, с одной стороны, захваченный потрясающей дикой красотой Ховенвипа, а с другой – осознающий свою ненужность на борту этого летучего агрегата.
Зал лаборатории был круглым, с прозрачным потолком и мерцающими стенами от работающего вхолостую панорамного виома. У пульта управления интеллекторными системами сидели операторы в черно-голубых комбинезонах с короткими рукавами. Напротив входа в зал в сплошном кольце виома выдавалась ниша, в глубине которой прятались еще один пульт и кресло. Юранов направился к нише и поманил нас за собой.
– Это пульт пилота и начальника исследовательской группы. На время испытаний командую парадом я. Садиться не предлагаю – некуда, так что придется потерпеть.
Начальник сел в кресло, привычно ткнул пальцем в квадрат сенсора общего включения.
– Внимание! Сфинктура третьего типа, класс подземный, степень опасности не определена, принимаем индекс «Ад-01». Готовность три минуты.
Я с любопытством выглянул из ниши в зал. Операторы лаборатории уже надели ежистые шлемы эмканов, по залу разбежались, словно рассыпанные горстью, странные звуки: попискивания, тоненькие звоночки, шелесты, басовитые тихие гудки.
– Людей внизу нет? – оглянулся начальник лаборатории. – Можем ли мы использовать жесткую компоненту в излучении интравизоров?
– Людей внизу быть не должно, – сказал Игнат, подумал и добавил: – Но полностью гарантировать не могу. Наши патрули, конечно, прочесали Ховенвип с утра, перед запуском БИИМа, но…
– Понятно.
Юранов не спеша натянул эмкан и вдавил красный грибок кнопки в углу пульта. Над лесами и горным хаосом Ховенвипа разнесся вопль сирены.
Прозрели стены ниши, исчез зал за спиной, мы оказались висящими в воздухе без опоры. За то время, пока длился наш разговор, лаборатория добралась до холмистой серой равнины, почти лишенной растительности.
– Откуда начнем? – обернулся Юранов к Игнату.
Тот нашел глазами участок плато, от которого мы успели удалиться на несколько километров, и кивком указал на него.
– Вернемся к уступу, видите? Оттуда можно пойти по разворачивающейся спирали. Местность там уже обследована, однако новые данные не помешают.
– Разве здесь уже работал БИИМ?
– Работали эксперты с обычной переносной аппаратурой и, как мне кажется, участок захватили недостаточный для всестороннего анализа.
Юранов повернул лабораторию назад, и через несколько минут мы снова очутились над стопятидесятиметровой стеной, испещренной узорами выбоин, трещин и пещер. С высоты было особенно заметно, что стена отделяет каменные джунгли от джунглей лесных.
– Ориентир – белый флаг слева, у двух пещер.
На пульте метнулись световые стрелы и сложились в красную надпись: «Пуск программы». Снова над скалами раздался грозный вой сирены.
В зале, отделенном от нас призрачной стеной светозавесы, звуковая обстановка не изменилась, но мне показалось, что воздух вокруг странно загустел и завибрировал на грани слышимости, и где-то внутри меня родилось ощущение тревожного напряжения гигантского копья, нацеленного в спину из зала и готового вот-вот сорваться и ударить…
Я поймал оценивающий взгляд Игната и криво улыбнулся, хотя обмануть его, конечно, не мог.
– Не пугайтесь, не оборачивайтесь, – произнес начальник БИИМа, в то время как руки его бегали по сенсорной клавиатуре пульта. – Включилась АРЗ. С непривычки ощущение не из приятных.
Я расшифровал аббревиатуру АРЗ как «антирадиационная защита» и успокоился.
Лаборатория прошла над стеной. Из зала за спиной донеслись оживленные голоса операторов. Я из любопытства высунул голову из-за светозавесы и удивился: зал тонул в темноте, лишь напротив каждого пульта, слабо освещенного призрачной иллюминацией индикаторов, светились экраны дисплеев, не рассеивая мрака уже на расстоянии ладони.
Внезапно лаборатория замедлила движение.
– Девятый, Левченко! – резко окликнул начальник лаборатории. – Ваш канал выпал из резонанса, извольте не зевать!
– Автомат отрабатывает повышение радиационного фона, – отозвался невидимый Левченко обиженным тоном. – Прошу две минуты на топосъемку.
– Следите внимательней за изменением рельефа. Даю две минуты. Всем остальным – повтор серий.
Юранов жестом поманил Игната. Я тоже придвинулся ближе.
– Посмотрите-ка, это вам знакомо?
На черной, доселе непрозрачной панели справа от пульта проявился странный светлый узор, похожий на рисунок червяка-древоточца на коре дерева.
– Штреки?
– Система пещер, в которой некоторые естественные ходы соединены искусственными туннелями. Глубина самой нижней пещеры около ста шестидесяти метров.
Игнат некоторое время рассматривал изображение, потом покачал головой в сомнении:
– Никак не сориентируюсь…
– Это флаг, – ткнул пальцем в панель Юранов.
Игнат кивнул. Судя по всему, ему было интересно, а мне становилось скучно.
Словно почувствовав перемену в моем настроении, Игнат посоветовал мне пройти в зал, а Юранов, откровенный и лаконичный, как скальпель хирурга, добавил:
– Там у входа есть кресло наблюдателя, подключитесь к машине, отвечающей за синтез полученных сведений и отмечающей к тому же все выявленные элементы искусственности вашего объекта. Если же не хотите терять время – берите машину и летите по своим делам. Работы у нас часа на три-четыре, плюс обработка результатов поиска. Закончим – сообщим.
Игнат поразмышлял, посматривая на мою удрученно-ждущую физиономию, и принял последнее предложение.
– Не очень романтическая профессия, – сказал он в пинассе, глядя на уплывающую от нас лабораторию, похожую на отломившийся снежный купол одной из гор. – Да, стажер?
– Не очень, – пробормотал я, чувствуя угрызения совести. Думал я в это время о своей профессии и о том, что доминантой спасателя во все времена было терпение. То есть именно то, чего мне не хватает. Игнат, конечно, об этом не скажет, но подумает, ушел-то он из лаборатории из-за меня. Хотя, с другой стороны, дел у нас достаточно, а начальнику БИИМа мы были не нужны.
– Вот это уж точно! – сказал вдруг Игнат одобрительно.
Я не особенно удивился. Видимо, снова утратил контроль над лицом, врагом моим.
Мы сделали круг над голубоватыми холмами пыли, и вдруг взгляд Игната остановился. Что он там увидел, внизу?
– Черт побери! – раздельно сказал Игнат. – Как это я с первого раза не заметил?
Я не успел ничего спросить, как мы уже пикировали вниз и через минуту головокружительной карусели приземлились на обрыве возле букового леса. И только выйдя из кабины пинасса, я понял, в чем дело.
Деревья в лесу неестественным образом были искривлены, наклонены в сторону обрыва. Вернее, не искривлены, а как бы расплавлены и раскатаны – других терминов не подберешь – в плоские языки, доскообразные стены, изогнутые лопасти, усеянные наплывами и утолщениями. Ветви деревьев тоже изменились, превратились в канделябры и фестоны, а листья вытянулись в длину и походили на зеленые перья с жемчужным отливом.
Игнат обошел несколько буков, дотрагиваясь до них рукой, присвистнул и присел на корточки. У ног его начиналась россыпь каких-то мелких зеленых пузырей, густо усеявших взгорбок обрыва.
– Знаешь, что это такое? Догадайся.
Я подошел, неосторожно наступил на один из пузырей, и тот превратился в мокрое пятно.
– Тише, медведь! Это трава, понял? Жди меня здесь, попробую вызвать бригаду экспертов-биологов. Такого, брат, мы еще не видали.
Я кивнул, ошеломленный настолько, что был в настоящий момент только зрителем, а не помощником инспектора безопасности.
Остров Сан-Мигел,
Азорские острова, май 12-208
Сан-Мигел ничем не выделяется из островов Азорской гряды. Гористый, с обилием термальных источников, он суров и не слишком приветлив и требует постоянного внимания со стороны Атлантического сектора УАСС Земли, потому что входит в сейсмически активную зону земного шара.
Три сейсмостанции, установленные на острове, контролируют малейший шорох в его недрах, и уже больше века в районе Азор не случается мощных землетрясений и вулканических взрывов: аварийные бригады геопатруля вовремя предотвращают попытки бунта земных недр.
Известно, что активность недр не проявляется внезапно. Прежде чем родиться землетрясению или вулкану, идет долгая подготовка в глубинах астеносферы и мантии Земли, на границах континентальных глыб и срединных океанических хребтов – в местах разломов земной коры. Земля уже давно была окутана глобальной сетью автоматических сейсмостанций и вычислительных геокомплексов, выдающих долговременные прогнозы поведения недр во всех точках планеты; машины, как правило, ошибались редко. Но то, что случилось двенадцатого мая на острове Сан-Мигел, ни автоматы, ни люди предусмотреть не могли.
В полдень сейсмостанции острова зарегистрировали необычные электрические явления в районе кальдеры вулкана Фурнаш, расположенного в его восточной части. Пока озадаченные диспетчеры геопатруля сверяли сводки по Атлантике с поступившим сигналом, в недрах Сан-Мигела зародились странные звуки, сопровождаемые вибрацией, с амплитудой в десятые доли миллиметра. По всем признакам вот-вот должно было начаться извержение вулкана, в то время как карты прогнозов выдавали на ближайшие сутки и вообще на год вперед полнейший штиль в районе Азор.
Спустя полчаса скрипы и участившиеся подрагивания почвы на всех островах Азорской дуги показали, что давление лавы ближайшего к поверхности океана магматического очага превысило допустимую норму и лава начинает пробиваться из глубин по древнему жерлу вулкана Фурнаш. Еще через пять минут последовал первый громовой удар неожиданно проснувшегося вулкана.
Когда к Азорским островам прибыли модули геопатруля, остров Сан-Мигел был окутан тучей пепла, дыма и пара, сквозь которую проглядывали факелы пламени и языки лавы, сползавшие в океан.
После двухчасовой схватки стихия покорилась людям, вулкан успокоился, дым рассеялся, и взорам спасателей предстал удивительный новый ландшафт острова: из свежего поля лавы торчали изъязвленные порами каменные клыки – все, что осталось от конуса вулкана Фурнаш. В радиусе километра поле лавы тоже было пористым и покрытым зеленоватым налетом. Такой след оставляет ТФ-космолет, стартующий с поверхности Земли в рейсовом режиме. А из центра лавового поля торчал странный предмет: не то искореженная ферма какого-то моста, не то скелет апокалиптического зверя длиной в километр!
Из двухсот жителей и отдыхающих на острове удалось спасти сто семьдесят девять человек. Трое из них умерли по пути в клинику на Азорах от внезапной остановки сердца, остальные твердили о жутком холоде, предшествовавшем извержению, о «чудовище, пляшущем над вулканом», о необычном беспричинном страхе, охватившем их перед извержением, и о прочих странных вещах…
Результаты разведки, проведенной над Ховенвипом с помощью киберкомплекса БИИМ, которыми оснащали дальние звездные экспедиции, стали известны только к вечеру.
По своему личному каналу я получил кассету, разобрался в сопроводительном послании. Всего в кассете было пять кристаллов. Три из них содержали записи физико-геологических свойств плато Ховенвип, в четвертом были витайры – цветные объемные снимки подземного мира Ховенвипа, выполненные в различных диапазонах электромагнитного спектра, в пятом – обнаруженные объекты искусственного происхождения, вернее, их изображения.
Отработав обязательную дневную норму физподготовки: час – разминка и тренировка гибкости и подвижности мышц, час – доведение до автоматизма приемов тайбо, – я позвонил домой, сказал, что задержусь, создал в кабинете вечернее освещение и сел в кресло, смакуя возникшее чувство соприкосновения с тайной.
Первый витайр отображал всю сложную систему подземелий Ховенвипа. Я сравнил новый снимок с имеющимся в архиве и сразу заметил отростки туннелей, неизвестные ранее. Но не это привлекло мое внимание: на схеме пересекающихся извилистых ходов горели огоньки найденных искусственных объектов. В основном – прямые туннели, одетые в бетонно-броневой каркас, но были и другие находки: бункера, трубопроводы, камеры, какие-то агрегаты и машины. Кое-что из этого было уже исследовано в процессе следствия по делу погибших чистильщиков – ряд пустых камер вокруг бункера с бактериологическим оружием, стены и военные машины, однако я нашел и совершенно новые объекты, о которых ни документы архива, ни материалы следствия ничего не упоминали. Например, странная полость в форме идеального шара, рядом бункер, соединенный с полостью металлической трубой, сложный агрегат в узком каменном мешке – скорее всего старинный термоядерный реактор, станция с электропоездом – недалеко от того места, где мы с Витольдом нашли в ущелье рельсы. Все эти находки группировались примерно в четырех километрах от места гибели чистильщиков, немудрено, что эксперты не смогли полностью разгадать тайну Ховенвипа, скрытую скальной толщей в полтораста метров. Больше всего меня заинтересовала шаровидная пустая полость, к которой подходили пучки труб разного диаметра и десятки кабелей. Эвакуированный центр управления всем подземным хозяйством лаборатории? Стендовый зал? Полигон?
– Отлично! – сказал я вслух, встал и, разминаясь, заказал в баре горячее молоко. Ян будет доволен. Сначала дикая биологическая аномалия с буковым лесом на плато, теперь подземная лаборатория. Интересно, что скажут ученые мужи о причинах лесных изменений? Мутации? Генетический дрейф? Так быстро лес не мутирует. Ну и задачка! А «Суперхомо» гораздо более мощная организация, чем мы думали. Восемь квадратных километров площади, около двадцати шести километров подземных выработок! И все это ради… ради чего? Какой такой «сверхчеловек» создавался в лаборатории? Какими путями? «Био», «физико» или «психо»? И почему даже в архивах Пентагона и «Сенткома-2000» о лаборатории – ни слова? Почему только в одном-единственном документе из тысяч других сверхсекретных есть указание на отчисление «Суперхомо» ста восьмидесяти миллионов долларов? За что? За какую «научную» деятельность?..
– Так, – сказал я и с удовольствием отпил несколько глотков горячего молока. – Умели предки держать тайны в секрете.
Просмотрев остальные снимки, я вернулся к шаровидной пещере. Этот подземный зал занимал меня все больше, но, как известно, на песке догадок не построишь фундамента факта, а отправных пунктов для цепи логических умозаключений я пока не нашел. Стадия накопления тумана в деле «Аид-117» продолжалась.
Я прикинул в себе степень несоответствия желаний и возможностей для дальнейших плодотворных размышлений, как вдруг почувствовал чей-то мгновенный взгляд. Ощущение тут же прошло, но я уже знал, что в кабинете я не один. Кто-то абсолютно бесшумно вошел в комнату и остановился у двери, настороженный и опасный, как боль в сердце. Он был достаточно опытен – взглянул на меня лишь раз, зная, что прямой взгляд тут же выдаст наблюдателя, и все же он не учел моего опыта.
Пока я допивал молоко, нарочито медленно, ощущая на губах не вкус молока – вкус тревоги и прикидывая, что лучше: прыгнуть к стене с сейфом или упасть на пол, – вошедший приблизился и остановился за спиной.
В следующий миг мягко мурлыкнул вызов интеркома. Одновременно с ним я нанес удар ногой в пространство за спиной, попал, получил ответный удар в шею, ослабленный наклоном, отскочил и оглянулся. У двери мелькнул человеческий силуэт, дверь бесшумно пропустила его и сомкнулась. Я потрогал гудящую шею, удар был нанесен по всем правилам тайбо – прием «косой флинт», и если бы я не уклонился с ответным ударом – лежал бы сейчас без сознания у стола, а таинственный незнакомец не торопясь сделал бы свое дело.
Я швырнул стакан на пол, запоздало кинулся к двери.
В конце коридора успел заметить мелькнувшую тень – человек нырнул в лифт и был таков, догонять его не имело смысла.
Я постоял в коридоре, унимая дыхание, вытер лицо ладонью и усмехнулся. С ума сойти можно! На Земле, в самом надежном и спокойном месте, в Управлении аварийно-спасательной службы, застрахованном от всех и всяческих случайностей, подвергнуться нападению! Расскажи кому – не поверит!.. Или это чья-то неудачная шутка?
Сквозь открытую дверь снова послышался сигнал вызова: автомат знал, что я из здания не выходил, и был настойчив. Я закрыл дверь, прошел к столу. Звонила Люция.
– Извините ради бога. – Я развел руками. – Я не смог вернуться к восьми, был на Ховенвипе. Вы знаете, что там обнаружена, говоря словами экспертов, аномальная интуссусцепция букового леса?
– Знаю. – Люция сдержанно улыбнулась. – Вы сможете меня принять сейчас?
«Уже поздно», – хотел было сказать я и тут же мысленно обругал себя устрицей.
– Конечно. И простите, пожалуйста, больше не повторится.
Звонила она, по-моему, из спортзала: из-за зеленой стены декоративного домашнего кустарника слышались удары по мячу, возгласы, смех и плеск воды.
– Бывает. – Люция снова улыбнулась. – Вы чем-то расстроены?
– Скорее озадачен. – Я невольно оглянулся на дверь. – Тут у меня побывал странный посетитель… Сколько вам нужно времени, чтобы добраться до управления?
Она поняла подтекст моего вопроса: одета она была в пушистую полупрозрачную кофточку и отливающие металлом брюки – костюм для прогулки, а не для работы; я снова мог оценить красоту Люции, красоту зрелую, сильную, властную и тревожную, – и ответила: «Десять минут».
– Жду, – сказал я, взглянув на часы. – Комната номер двадцать один.
Я выключил работающий проектор, собрал рассыпавшиеся кристаллы информсообщений и положил в сейф. Поднимая стакан с пола, неожиданно обнаружил под креслом маленький значок: в черном круге золотой чертик. Эмблема бригады «Аид»!
Хмыкнув, я подкинул значок на ладони и спрятал в карман. Интересно, как прореагирует на мое заявление Лапарра? Шеф, скажу я, на меня кто-то покушался, но, увидев, как мощно я пью молоко, перепугался и скрылся в неизвестном направлении. А для отвода глаз подкинул значок «Аида». Иди, отдохни день-другой, скажет в ответ затравленный моим юмором Лапарра, и я пойду, вдохновленный… Может, все-таки кто-то просто пошутил?
Я вспомнил удар в шею и покачал головой. Такими вещами не шутят. И все же не верится, что это всерьез. Цель? Какая цель этого дурацкого нападения?..
Я сел на диван и расслабился. Десяти минут вполне достаточно для возвращения спокойствия и рабочего тонуса.