Василий Головачёв
Сага о джиннах: Спящий джинн. Кладбище джиннов. Война с джиннами (сборник)
Мне удалось пробраться к Сосновскому, бледному и возбужденному, и я жестом показал, что надо делать, когда по тебе стреляют, а ты без оружия.
Витольд, старательно вжимаясь в горячий бок скалы, пополз прочь от негостеприимной пещеры. Я пополз следом, ожидая новой очереди. Но все было тихо, словно и не было здесь никого, кроме нас двоих, словно не гремели только что выстрелы, выстрелы по человеку в начале двадцать третьего века! Выстрелы, не звучавшие на Земле более века!
– Хорош сюрприз! – пробормотал я, с сожалением разглядывая свой безнадежно исполосованный о камни костюм, когда мы взобрались на знакомый скалистый обрыв. – Но ты молодец, варяг, выдержка у тебя есть.
Сосновский, все еще возбужденный и довольный похвалой, молча протянул мне тяжелый, черный, косо срезанный цилиндрик величиной с палец.
Я подкинул цилиндр в руке: это была неразорвавшаяся ракетная пуля «дракона», так называемая «инфрапуля», способная прожигать сорокамиллиметровую броню.
– Вошла прямо под камень сзади меня, – гордо сказал Витольд.
«Значит, последние выстрелы были по нему!» – сообразил я и вдруг отчетливо осознал, как близко от гибели мы побывали. Холодный ручеек страха протек у меня по пищеводу. Мать Витольда никогда не простила бы мне этого, и Дениз, и отец… не отец юноши, а мой собственный отец, Филипп Ромашин, доверивший жизнь Витольда мне. Хотя сам я и не был ни в чем виноват…
– Надо было взять кое-что из снаряжения сразу, – сказал я, посмотрев на часы. – Бинокли, рации, пробойники… Учись, стажер, не делать ошибок. Пошли отсюда, ждать нечего. Нас не очень вежливо выдворили с занятой территории, и теперь необходимо подкрепление. Но едва ли мы обнаружим стрелка.
По-моему, стрелять мог только больной человек. Единственное, что оставалось по-настоящему загадочным, где стрелок достал карабин, снятый с вооружения полтора века назад. Вместе с остальным вооружением. И еще было непонятно, почему стрелок не сменил вид боя. Начни он с ракет более крупного калибра – остались бы от нас рожки да ножки!
– Значит, у него не было ракет, – резонно заметил Сосновский.
Я кивнул. Мыслил стажер логично. Достать боеприпасы к «дракону» сложнее, чем раздобыть сам карабин.
Настороженность, привычная в косморазведке, вернулась ко мне, и хотя ни глаз, ни интуиция ничего подозрительного не отмечали, я не позволил себе расслабиться.
Стрелок задал нам такую задачу своей стрельбой, что факт этот весил больше всех известных мне загадок по обстоятельствам гибели группы «Аида»…
За деревьями показался нос триера. Мы спустились в ущелье.
– Вызвать патруль? – спросил Витольд, залезая в кабину.
– Нет смысла. Придется повторить поход в полном боевом, хотя, думаю, оружие не понадобится.
Спецключом я вскрыл бронированный кубик сейфа под задним сиденьем триера и достал оттуда пистолет.
Через пять минут мы повторили поход, но пещера была пуста. Она уходила в глубь скального массива на многие десятки метров, вычищенная ассенизаторами до блеска, местами узкая, петлистая, переходящая в просторные залы.
Мы облазили только часть ее до первого зала, обнаружив три боковых ответвления, два из которых были погребены под обвалами. Дальнейшие поиски были бесполезны, здесь требовалась целая армия поискеров с соответствующей аппаратурой типа хомодетекторов, и мы решили не тратить времени зря.
Я постоял в том месте, где прятался стрелок, поддал ногой разорванный фруст-пакет – упаковку патронов к «дракону» – и опустил пистолет.
Позиция была выбрана удачно, склон осыпи, ведущей к пещере, просматривался отлично, и тот камень, за которым прятался я, не мог служить мне хорошим укрытием. Стрелок должен был снять меня первыми же выстрелами, стрелять он умел. Но… не сделал этого. Значит, просто отпугнул, и все. Потом спокойно сделал свое дело, ради которого явился, и ушел, даже не потрудившись уничтожить фруст-пакет…
– Мы ему чем-то помешали, – пробормотал я, измеряя на глаз расстояние до первых круглых каменных глыб. – Явись мы на полчаса позже – никого бы не встретили.
– Надо здесь все обыскать, – сказал Витольд, – причем с помощью больших исследовательских комплексов типа БИИМ, которыми оснащаются экспедиции Даль-разведки на другие планеты… Дай разок пальнуть, Игнат! – вдруг взмолился он.
Я поколебался, взвесил в руке «универсал», поставил планку на разряд-факел и протянул Витольду. Сосновский осторожно принял пистолет с благоговением юнца, никогда не державшего в руках оружия, прицелился и нажал на спуск. Ахнуло длинное кружево разряда, ближайшие камни разлетелись в пыль, дальние сдуло прямо к задымившимся конусам пыли. Когда пыль осела, на ставшей ровной, как стол, осыпи показались две блестящие нитки рельсов…
Информация к расследованию
Хьюстон, март 28—208
Хьюстонская энергостанция мощностью в две тысячи альбертов обслуживала сам Хьюстон с его полуторамиллионным населением, несколько заводов зонального масштаба по производству искусственного белка, пластмасс и органосинтеза, аграрно-промышленные комплексы, а также тайм-фаги, транспорт района и множество мелких потребителей в виде институтов, музеев, торговых центров и предприятий бытовых услуг. Располагалась она за городом, в двенадцати километрах от порта, в сосновом бору.
Утро двадцать восьмого марта не предвещало никаких неожиданностей, обычное рабочее утро середины недели. Было пасмурно, изредка накрапывал мелкий холодный дождь – не слишком веселая погода для конца марта.
В залах управления и машинных залах дежурные инженеры и диспетчеры готовились к смене, предвкушая отдых и личную жизнь. Станция на сорок процентов работала в режиме передачи мощности, то есть в хьюстонский район шло шестьдесят процентов вырабатываемой энергии, а остальные сорок передавались в другие районы материка, где уже кипела дневная жизнь.
Начальник смены Кен Кроуфорд привычно обежал глазами панели сигнализаторов состояния, отметил, что все параметры реакторной цепи в норме, перекинулся парой фраз с инженерами связи и защиты, терпеливо коротавшими дежурство в соседних креслах, и в это мгновение над окном оперативного виома загорелись три красных глаза и прозвенел приглушенный звонок.
Секунда, последовавшая за этим, ушла у всех троих на мгновенную проверку подконтрольных систем: натренированный мозг дежурных не требовал времени на переключение из состояния покоя в состояние готовности к действию. К выводу они пришли одновременно и действовали соответственно своим обязанностям; автоматика в подобных случаях не вмешивалась, счет шел на миллионные доли секунды.
– Второй резервный – пуск! – скомандовал начальник смены. – Утечка на базовых три и четыре. Третьему резервному – готовность!
– Центральная, Хьюстон в эфире, – сказал инженер связи. – Сигнал по зоне: будьте готовы к перебросу энергии по всем векторам отдачи, у нас утечка, причины пока неизвестны.
– Аварийной на выход! – сказал инженер защиты. – Третий и четвертый упали по мощности на ноль семь. Автоматика защиты в норме, компьютер рекомендаций не дает.
В течение последующих трех минут дежурные занимались анализом происшествия, после чего начальник смены вызвал центр управления энергосистемой южной зоны Северной Америки.
– Де-Риддер, на линии Хьюстон. Похоже, у нас нештатная ситуация. Третий и четвертый реакторы дают прогрессирующую утечку. Энерговыход в район прекратил. Отключаю оба.
– Отключайте, – отозвался Грегори Пенроуз, старший диспетчер центра. – Мы готовы. Аварийную пустили?
– На выходе, молчит. Что-то странное…
– Немедленно дай сигнал тревоги в УАСС!
Кроуфорд после двухсекундной заминки:
– Дал, будут минут через пять. Грег, третий и четвертый на нуле, но резервные тоже начинают снижать выход! Если через минуту ситуация не изменится, буду выключать станцию!
– И никаких догадок, в чем дело?
– Аварийная все еще молчит, координатор твердит о зоне поглощения энергии… дьявол! Что со связью?..
Это было последнее, что услышал старший диспетчер центра в Де-Риддере. Виом связи с Хьюстоном померк…
Спустя четверть часа от бригады спасателей, прибывшей в Хьюстон, поступило короткое сообщение:
– Станция выключена. По неизвестной причине произошел спонтанный разряд запасов активного вещества. Зал управления разрушен, есть жертвы среди персонала станции. Из здания реакторного кольца вырос «мыльный пузырь» диаметром около трехсот метров. Он колышется под ветром, внутри нечто вроде зернистой икры, каждая икринка размером с арбуз. Приступаем к изучению и ликвидации аварии…
Витольд Сосновский
Уже второй раз меня вызывали в кабинет начальника отдела вместе с Игнатом, разумеется, но привыкнуть к манере разговора Лапарры за такое короткое время я, естественно, не успел.
– Крайне любопытно! – сказал он, рассматривая нас по очереди своими прозрачными, почти не мигающими глазами. – Каким образом «дракон» мог оказаться у стрелявшего? В наше время проще достать лучевой пистолет, чем ракетный карабин.
Игнат пожал плечами. Было видно, что его занимает какая-то мысль, однако я не настолько опытный физиономист, чтобы разбираться в выражении его лица. Да и разбираться, по сути, было не в чем: лицо Игната постоянно спокойно, внимательно и серьезно, и лишь иногда в глазах мелькают иронические или насмешливые огоньки, говорящие о наличии у него чувства юмора и сбивающие, кстати, меня с толку.
– Ну хорошо. – Лапарра включил окна кабинета. – Еще одна загадка к сонму прежних, причем тревожная. Давно мы не работали по социально опасным.
– Утечка исключается? – быстро спросил Игнат.
Лапарра исподлобья взглянул на него.
– Маловероятна. «Драконы» на Земле имеются только в трех местах: в сейфах нашего отдела, у погранслужбы Даль-разведки и в Военно-историческом музее. Из наших хранилищ утечка исключена, что касается пограничников и музея… выясните. Теперь о ваших дальнейших планах. Насколько я понял, вы не нашли ничего нового по делу группы Шерстова…
– У нас было мало времени на тщательное расследование, – сухо сказал Игнат. – В ближайшее время планируем провести на Ховенвипе поиск с помощью больших комплексов. Кроме того, выявлены любопытные детали по конфигуранту Зо Ли.
Лапарра поднял брови.
– Поиск на БИИМах? На каком основании?
– Во-первых, потому, что Ховенвип – это около шести тысяч квадратных километров горного хаоса и обнаружить точное место базирования «Суперхомо» иным способом невозможно. Во-вторых, мы со стажером обнаружили старую железную дорогу недалеко от места гибели чистильщиков, о которой в отчете экспертов не сказано ни слова, и это по меньшей мере странно, дорогу обнаружить они были обязаны.
Игнат сидел так же неподвижно, как и Лапарра, и я подумал, что они здорово похожи, не внешне – внутренне.
– Зо Ли сбежал из Симуширского медцентра еще в середине февраля, и с тех пор его никто не видел… кроме свидетелей необычных аварий и катастроф вроде взрыва сааремааского орбитального лифта. Не появлялся он ни на работе, ни дома. Эксперты, работавшие по этому делу в январе, с Зо Ли не встречались, потому что подозревалось «бактериологическое» заражение группы Шерстова. Зо Ли как свидетель оказался не нужен. Странно, что медики после его побега не передали дело нам. И сами, по-моему, не искали. Во всяком случае, информации об этом в их статистическом отделе нет.
– Не ходите по старым следам, – нахмурился Лапарра. – Информация о Зо Ли была закрыта, поэтому медики молчат. О побеге малайца они сообщили своевременно.
Я растерянно посмотрел на Игната, тот, прищурясь, рассматривал Лапарру, словно не узнавая. Я его понимал: мы проделали работу, которую уже кто-то проделал до нас. Почему же начальник отдела не поставил нас в известность?
– Не удивляйтесь, – хмуро усмехнулся Лапарра, понимая значение наших взглядов и молчания. – Вы не спрашивали, хотя были обязаны. Учитесь мыслить самостоятельно. Вернемся к Зо Ли. Известно ли вам, как он вел себя в клинике?
– В общих чертах. Он пролежал всего пять дней и сбежал; давай, стажер, покороче, самое главное.
Я кашлянул, вспоминая памятный мне визит в Симуширский центр нервных заболеваний…
– Понятно, – сказал главврач, рассматривая мой сертификат – серебряный дискос с изображением Земли в ладонях и выбитым на обратной стороне именем. – Зо Ли, кажется, ваш сотрудник?
– В данный момент он свидетель, – веско проговорил я, – по очень важному делу.
Главврач удивился: получилось это у него отлично.
– Разве вам не сообщили?
К его удивлению прибавилась тревога.
– О чем?
– О том, что пациент Зо Ли сбежал из медцентра полгода назад? Он пробыл у нас на излечении всего пять дней.
Такого оборота событий я не ожидал и даже грешным делом нехорошо подумал об Игнате: он-то должен был меня предупредить. Я попытался сохранить достоинство, но по улыбке в глазах главного врача понял, что мне это удается плохо.
– Ах да, – пришел он на помощь. – Зо Ли был, кажется, из другого отдела, у него был такой же диск, но с другой эмблемой: в черном круге маленький золотой чертик.
Зо Ли действительно работал в другом ведомстве, золотой чертик в черном круге – эмблема «Аида», но я же не мог признаться главному врачу, что сам пока не состою ни в каком отделе, и мой сертификат – документ стажера, а не безопасника-официала, как бы ни хотелось.
– Зо Ли – работник «Аида», – сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Где же он сейчас?
Главный врач медцентра развел руками.
– Извините, вопрос не по адресу. Мы в тот же день сообщили в ваше управление об исчезновении пациента. Если хотите, поговорите с лечащим врачом Зо Ли, это все, чем я могу быть полезен.
Я вздохнул.
– Да, пожалуй. Как мне его найти?
Главврач ткнул пальцем в замерцавшее индикаторное окошко на панели селектора.
– Шоллак на приеме, – отозвался слегка картавый мужской голос.
– Вацек, прими гостя. Комната двести шесть, – повернулся ко мне главврач. – Удачи вам.
Врач, лечивший Зо Ли, казался с виду моим ровесником. Глаза у него были дерзкие и веселые.
– Зо Ли поступил к нам из клиники «Скорой помощи», – сказал он, усаживая меня в кресло перед прозрачным окном-стеной, сквозь которое открывался вид на бухту Броутона. – Ему нужен был депрограммист, то есть психиатр, лечащий от навязчивых, внушенных идей. За пять дней, что он у нас находился, причин его болезни установить не удалось, хотя у пациента был целый комплекс маний.
– Чего? – переспросил я, озадаченный новым обстоятельством.
– Мания – это состояние болезненно-повышенного возбуждения при некоторых видах психоза или травмах мозга. Во-первых, он бредил каким-то сверхчеловеком по имени Джинн, которого нельзя выпускать на волю. Во-вторых, ему казалось, что за ним следят, – так называемая мания преследования. В-третьих, всем доказывал, что он ни в чем не виноват, – это комплекс несуществующей вины. Ну и тому подобное.
– Как же ему удалось уйти в таком состоянии?
Шоллак смутился.
– Понимаете, невероятно, но факт – он каким-то образом изменил параметры регистраторов, следящих за здоровьем, и автоматы открыли дверь палаты. До сих пор не знаю, как это ему удалось!
Я попросил у Шоллака информацию о Зо Ли, которая имелась в медцентре, получил кристаллы и регистрокарту после пятиминутных дебатов Шоллака с главврачом и покинул медцентр…
– Ум-гум… – неопределенно промычал Лапарра, выслушав меня, и посмотрел на Игната. – Зо Ли бредил сверхчеловеком… это не наш ли «Суперхомо»?
Игнат промолчал. Он всегда молчит, если ему нечего сказать. А вот у меня, увы, такого качества нет.
– Это все?
– Все.
Я виновато опустил голову.
– Мало! Неоперативно работаете. Есть древняя – ей около двух десятков веков – пословица: «Делай все не спеша, словно тебе еще жить тысячу лет, но так основательно, будто завтра умрешь». Итак, ваши отправные точки: Зо Ли, «дракон», лаборатория «Суперхомо». Вопросы?
– Нет, – сказал Игнат, который, как и я, не видел особых причин недовольства начальника отдела.
В своем кабинете мы сели на диван и стали не торопясь потягивать тоник, думая каждый о своем.
– Ничего я что-то не соображаю, – признался наконец Игнат. – Стадия накопления тумана продолжается.
Он встал и вернул бару пустые бокалы.
– Сегодня снова будешь заниматься Зо Ли. Попробуй узнать, где он в настоящее время, что с ним, почему удрал из лечебницы, не закончив курса лечения.
– Но, может быть, это уже известно? – рискнул я возразить. – Шеф только что врезал мне…
– Во-первых, не тебе, а мне, во-вторых, выяснение местонахождения Зо Ли – наша прямая обязанность. Кроме всего прочего, разузнай о Зо Ли все, что можно, у сотрудников по отряду. Для розыска нужен его физический и психологический идентификат, а мне почему-то кажется, что придется объявлять по малайцу всеземной розыск. Задание понятно?
– Неужели информация уцелевшего свидетеля катастрофы так ценна? Его же нашли без сознания, что он может знать? Да если бы он хоть что-нибудь знал, давно рассказал бы. И вообще странно, что этим делом занялись лишь полгода спустя.
– Вот именно! – поднял палец Игнат. – Вот именно, варяг, неспроста начальство заинтересовалось этим делом повторно. Надо нам поторопиться. Я постараюсь договориться с Даль-разведкой о предоставлении нам исследовательского киберкомплекса БИИМ, завтра же прочешем всю территорию Ховенвипа. Не дает мне покоя найденная нами железная дорога.
Я нехотя встал, показалось, что Игнат поручил мне самую неответственную часть задания, но высказывать свои сомнения вслух не решился.
– Тебе привет от Дениз, – сказал я через плечо уже на пороге. – Зашел бы как-нибудь, она там ждет твоих звонков каждый день…
Я оглянулся и впервые увидел на лице Игната нечто вроде растерянности. Но я говорил правду: Дениз каждый день спрашивала меня об Игнате.
По дороге в архив я прикинул, сколько времени понадобится мне на выполнение задания, и вспомнил эту прикидку к вечеру, когда дальнейшие события показали, что свободного времени у стажера отдела безопасности УАСС в общем-то меньше, чем ему хотелось бы иметь.
Информация к расследованию
Тампа, апрель 12-208
Двенадцатого апреля, в День космонавтики, тампинский стадион «Грин фиал» был заполнен с утра: спортивный праздник, посвященный началу проникновения человека в космос, собрал триста тысяч жителей города и многочисленных гостей центра туризма Флориды.
К шестнадцати часам над городом установилась прекрасная «летняя» погода. Синоптики превзошли самих себя: солнце сияло вовсю, ветер стих, воздух прогрелся до двадцати градусов. Стадион пел и смеялся, ждал основного события – футбольного матча между сборной города «Тампа» и испанской «Барселоной».
Матч начался в шестнадцать десять под нарастающий гул голосов и музыкальные аккорды: болельщики всех времен и народов мало чем отличаются друг от друга.
На двадцатой минуте защитники «Барселоны» остановили нападающего «Тампы» недозволенным приемом в пределах вратарской площадки. Стадион взорвался бешеным свистом и криками, судья остановил игру, но вместо того, чтобы наказать виновных, дал свисток в пользу «Барселоны», усмотрев нарушение со стороны защитников команды хозяев поля. Часы над стадионом показывали половину пятого.
Стадион, недовольный решением судьи, ревел. И в этот момент все триста пятьдесят тысяч болельщиков ощутили волну холода, странное будоражащее волнение, нетерпение, гнев и десятки других негативных эмоций. Стадион превратился в ад!
Тысячи зрителей ринулись на поле, давя друг друга, набросились на судей и игроков. Тысячи других кинулись защищать этих последних, свалка росла, грозя перерасти в невиданное по масштабам побоище. Работники стадиона, отвечающие за общественный порядок, попытались вмешаться в события, но были сметены в первую же минуту. Над стадионом повис многоголосый рев разъяренной толпы – явление, чрезвычайно редкое для начала третьего справедливого века.
И почти никто из болельщиков, присутствующих на трибунах, не заметил странных световых эффектов над чашей стадиона, на высоте шестисот метров…
Когда к стадиону примчались машины «Скорой помощи» и городского линейного отдела УАСС, волна холода, а с ней и волна отрицательных эмоций пошли на убыль. Опомнившиеся болельщики с недоумением начали оглядываться, приводить себя в порядок, искать виновника переполоха. К счастью, судья остался жив…
А над стадионом таяла полупрозрачная фигура – нечто вроде гигантской когтистой лапы – не то облако, не то след капсулы метеоконтроля…
Игнат Ромашин
В три часа дня я вспомнил о своем предположении, нуждающемся в проверке, и, внутренне его отвергая, все же решил перестраховаться.
– Я, кажется, забыл выключить дома утюг, – обратился я к соседям по комнате, с утра занятым расчетами и моделированием какой-то аварийной ситуации. – Если шеф начнет искать, буду через полчаса как штык.
– Нам и так надоело отвечать, что тебя нет, – поднял голову от панели драйвера один из инспекторов, Дайнис Пурниекс, флегматичный, белобрысый, в распахнутой на груди рубашке. – Кстати, час назад он тебя искал весьма настойчиво.
– Зачем? – поинтересовался я.
– Очевидно, затем, чтобы еще раз дать втык за оперативность, – сказал суровый Аристарх Видов, снимая с головы эмкан.
– Ну у вас и осведомленность! – Я с любопытством посмотрел на Видова. – Прямая связь с бункером начальника отдела?
– Стараемся, – отозвался Аристарх.
– Если серьезно, то тебе в помощь придается военный историк из СЭКОНа[2]. – Дайнис аккуратно закатал рукава рубашки. – Очень красивая женщина, зовут Люция.
Я озадаченно пожал плечами: новость была из разряда неожиданных и не совсем приятных.
В это время мягко прозуммерил координатор связи комнаты, и динамик интеркома проговорил голосом Лапарры:
– Игнат, спустись в холл к седьмому информу.
– О! – выпрямился Дайнис. – Сейчас и получишь.
– Да ну вас! – Мне было не до шуток.
В громадном холле, отделанном под инму – китайское «дерево с туманными картинами» и крипп – искристый лунный базальт, я подошел к стойке седьмого информа, еще издали увидев Лапарру. Рядом с ним стояла поразительной красоты женщина в летнем костюме, который во все времена назывался сафари. Смуглая, с фигурой и грацией богини, с волосами, схваченными у затылка рубиновым обручем и свободно падающими за спину. Глаза дерзкие и предостерегающие одновременно, черные, как пространство, губы крупные, четкого рисунка и без малейших признаков косметики. Вкус недурен. И, по всему видно, шутить не любит.
– Знакомьтесь, – буркнул Лапарра. – Ромашин-младший.
– Игнат, – слегка поклонился я.
– Люция, – подала руку незнакомка. Я не решился поцеловать ей пальцы, почувствовав, что выйдет не слишком по-светски.
– Люция Чикобава – военный историк, – продолжил Ян. – Будет работать в твоей группе по делу «Демон». Я введу ее в курс дела, ты сообщишь подробности.
Приказ есть приказ, оспаривать его бессмысленно, да я и не стал бы. С женщинами в одной связке я не работал, да еще с такими.
– С инструкцией отдела вы хорошо знакомы? – спросил я, невольно глядя на ее губы, и получил в ответ короткий изучающий взгляд.
– Достаточно. – Голос у нее был гортанный, бархатистого тембра, глубокое контральто. – Я вижу, вы не рады. Но это решение директора вашего управления. Если не возражаете, встретимся вечером. В восемь вас устроит?
– Вполне.
– Тогда до встречи. А у вас, Ян, я буду в шесть.
Люция повернулась и пошла по залу к одному из выходов, а мы молча смотрели ей вслед.
– Она пять лет работала в погранслужбе, – сказал Лапарра через минуту. – Имеет степень историка-универсалиста, хорошая спортсменка.
– Похожа на индонезийку. Больше вы с отцом ничего не могли придумать? Я же завалю задание.
Лапарра фыркнул.
– Шутишь, значит, все в норме. Ну, будь, встретимся в девять.
Он подошел к лифту, а я, размышляя о высших законах, соединяющих людские судьбы, поднялся на седьмой горизонт управления, в зал тайм-фага.
Станция тайм-фага занимала весь седьмой горизонт южного крыла здания. Так как работникам управления приходится переноситься во все точки земного шара и за его пределы на планеты Солнечной системы и других звезд, то и станция пассажирского ТФ-сообщения была самой крупной для официальных организаций: зал тайм-фага занимал площадь в тридцать тысяч квадратных метров, и располагалось в нем полторы тысячи кабин.
Я нашел свободную кабину, набрал код Москвы и через секунду вышел из тайм-фага Басова, на площади Славы. От площади до моего стодвадцатиэтажного дома идти всего полчаса, но я все же взял такси – в сердце закопошилась тоскливая, как ненастье, тревога.
Дома оказался отец – разговаривал в гостиной по виому, переодетый в домашний халат. Рано он сегодня.
Я прошел в свою комнату, открыл стенной шкаф и хмыкнул. Потом переложил из угла в угол виброласты, флайтинг для глубоководной охоты, пакет надувной лодки с баллончиком газа, пакет со значками и орденами, который я так и не удосужился отдать однокашнику, тихо присвистнул и уставился в пустую нишу: «дракона» в шкафу не было.
– Пришел? – весьма оригинально отреагировал отец, появляясь на пороге. – Что ищешь?
Я оглянулся.
– Па, ты из моего шкафа ничего не брал?
– Нет, конечно, это же твой шкаф.
– Понимаешь… – Я почесал переносицу. – Домой из полета я привез кое-какие трофеи, думал удивить друзей… ну, и до сих пор не сдал облачение. Короче, пропал мой карабин.
Отец с интересом посмотрел на меня и заглянул в нишу.
– Пропал «дракон»? Ты хоть представляешь, что говоришь? Везде искал? Может быть, оставил в тире?
– Я не ходил с ним в тир, не успел. Он был здесь.
– А если мать переложила?
– Зачем? – Я снова принялся перекладывать вещи, уже зная, что карабина в шкафу не найду. Предчувствие не обмануло меня. Еще на Ховенвипе у меня мелькнула мысль, что по мне вели огонь из моего собственного карабина, но тогда я лишь посмеялся над собой. Вот, значит, где стрелок его достал!
Отец, прищурясь, ждал объяснений, и я вкратце пересказал ему события на Ховенвипе, опустив кое-какие подробности нашего с Витольдом отступления. Он слушал молча, с непроницаемым лицом, но я-то знал его хорошо, почти как себя.
– А патроны? – спросил он, когда я закончил. – У тебя же их не осталось.
– Патроны он мог достать в другом месте… тем более что не перевелись на свете безголовые разини вроде меня. Никогда не думал, что такое может случиться.
Не произнеся ни слова, отец вышел из комнаты.
– Ты явно не представляешь, что произошло, – донесся из кухни его голос. – Звони немедленно Лапарре, иначе рискуешь вылететь из отдела.
От неожиданности я выронил рубашку и, переодеваясь на ходу, зашел на кухню, изумленно уставился на отца, набиравшего программу ужина на домашнем комбайне «Комфорт-8».
– Ты серьезно?
Отец, не оборачиваясь, повел лопатками.
– Вполне может быть, что ты вооружил какого-то маньяка из тех, которых все-таки иногда рождает человечество. В таком случае ты подверг риску ни в чем не повинных людей.
Я медленно вернулся в комнату, размышляя над словами отца, вдруг подумал: а ведь для того, чтобы взять карабин у меня, сотрудника отдела безопасности, надо быть очень информированным человеком! Сверхинформированным! Надо знать, что я был в экспедиции под кодовым названием «Погоня», что вернулся и привез карабин и что не сдал его вовремя в сектор учета… Кто мог знать такие подробности? Только Умник – главный оперативный компьютер отдела…
Я выдвинул из стены пульт домашнего координатора и набрал телекс отдела. К счастью, Ян был на месте. Я рассказал ему то же, что и отцу.
– У меня даже мысли подобной не возникало! – угрюмо проговорил Лапарра. – На кой ляд тебе карабин? Ты же не коллекционер. Да и куда смотрел сектор учета, хотел бы я знать?! Будто у меня забот не хватает…
– Кто же мог предполагать…
– Ты мог, обязан был предполагать, не опускайся до оправданий. За то, что не сообщил о карабине учетчикам, ты свое получишь, как и они, что не потребовали. Давай в отдел, будем думать, как выходить из положения.
Я вспомнил скалы Ховенвипа, мерзкий посвист пуль, влипавших в камень рядом с телом, и понял отца. И Лапарру. Карабин «дракон» в руках маньяка – это пострашнее стихийного бедствия!
– Бежишь? – окликнул меня отец, продолжая колдовать на кухне. Вмешиваться в разговор с Яном он не стал.
– Извини, ты, кажется, прав, па, я в отдел.
– А что я матери скажу?
– Ты же видишь, в какое положение я попал. Придумай что-нибудь, скажи – пошел в спортзал.
Я вздохнул, представив, как огорчится мать – в последнее время мы почти не разговаривали по вечерам, и шагнул за порог. Вечер я себе испортил окончательно. И не только себе…
