Наутро следующего дня молодая участковая Шара́гина Владислава Васильевна, достигшая двадцатичетырёхлетнего возраста, как и обычно, прибыла на работу к половине девятого. Про неё необходимо сказать, что полицейскую деятельность неотразимой красавице довелось осуществлять в провинциальном посёлке Нежданово, что приписали её к крохотному пункту полиции и что занимаемую должность она замещала чуть менее полутора лет. Усердная и трудолюбивая, девушка успела отличиться в раскрытии и «козы́рных», и знаковых преступлений, то есть проявила себя как сотрудница целеустремленная, любознательная, дотошная, крайне напористая; из отличительных качеств особенно следует выделить несокрушимую волю, бойцовскую твёрдость характера, пытливые умственные способности. Как и всегда в последнее время, на службу эффектная брюнетка (окрас волнистых волос, спускающихся к нежным плечам, сравнивается со жгучей цыганкой) явилась в присвоенной форме, отмеченной лейтенантской символикой. Она соответствует летней одежде и включает тёмно-синюю ПШ (полушерстяную) куртку, однотонную юбку (нижним краем припо́днятую чуть выше колен), серо-голубую рубашку (увенчанную галстуком-бантом), чёрные нейлоновые колготки и привычные ботильоны (теперь, правда, демисезонные, отмеченные удобным каблуком, небольшим, а книзу немного зауженным); миловидную голову украшает форменная пилотка, по цвету сопоставимая с основным одеянием; в правой руке удерживается тонкая служебная папка. Следуя изящной походкой, где-то горделивой, а в чём-то неповторимой, она подходит к кирпичному зданию; снаружи оно окрашивается в желтоватый оттенок и передаёт квадратную, сугубо равностороннюю, форму. Бесподобная девушка, ода́ренная великолепной фигурой, останавливается перед прочной металлической дверью. По служебной привычке осматривает обшарпанную железную крышу и проверяет видимую целостность деревянных оконных рам, засте́кленных изнутри, а также снаружи. Убедившись, что всё в порядке, извлекает небольшую связку личинных ключей. Приближается к входному проёму и наработанным движением неторопливо начинает спокойненько отпирать. Пока она прокручивает два отпирающих оборота, в сравнении с двухметровой дверью, становится очевидно, что миленькая сотрудница не обладает высоким ростом, не обладает существенной силой, а представляется и хрупкой, и уязвимой, и вовсе не крепкой; зато она прекрасна, по-девичьи обаятельна и игриво поблескивает очаровательными очами, настолько карими, насколько со зрачками те кажутся едва ли ни идентичными.
На третьем повороте затрезвонил корейский смартфон, изготовленный небезызвестной фирмой «Samsung». Неприветливо чертыхнувшись (поскольку неожиданно нарушились первостепенные планы), ослепительная красавица наморщила остренький нос (он выдавал лисиную хитрость), нахмурила тонкие брови (как и длинные ресницы, и верхние веки, они украшались неброской косметикой), выпятила чувственные, чуть утолщённые, губы (они подкрашивались неяркой помадой), но, так или иначе, переложила чёрную папку в свободную руку и полезла за надрывавшимся телефоном. Звонил оперативный дежурный, нёсший службу в центральном отделе Райково (город районного значения, удалённый на расстояние тридцати километров).
– Шарагина. Слушаю, – ответила она размеренным голосом, хотя и предполагала нечто, совсем нехорошее.
– Послушай-ка, Слава, – к ней обращались запросто, по сокращенному имени, поскольку в равнозначном полицейском сообществе практиковалось панибратское отношение, – ты чем планируешь сегодня заняться? – последовал вкрадчивый говорок, осторожный, заранее немного интриговавший.
– Ха?! Разве мои намерения чего-то изменят? – неподдельно удивилась придирчивая брюнетка, непредумышленно легонько присвистнув. – Или ты, Серёжа, – пусть тот носил майорское звание, но должности их являлись полностью равноценными, поэтому молодая участковая, давно пустившая «прочные корни», использовала простецкое обращение, – узнав, что у меня и вовсе нет свободного времени, переложишь мои прямые обязанности на кого-то иного? Нет?! Так я думала: чудесных поблажек в полиции не бывает. Давай уже говори: чего там снова у «нас», неимоверного, приключилось?
– Опять на «вашей земле», – предполагая вверенное пространство, загадочным тоном промолвил ответственный офицер, – произошло необъяснимое, если и не мистическое событие.
– Какое?
– Сегодняшней ночью, примерно в двенадцать часов, в один из домов деревни Мучино – где изволил селиться лесничий и где он проживал вместе со всей молодой семьей – невероятным, каким-то сверхъестественным, способом проникло неисчислимое полчище чешуйчатых тварей, ядовитых гадюк… тьфу ты, мерзость какая, даже представить себе не берусь! – говоривший человек неприветливо чертыхнулся. – Оказавшись внутри, они насмерть изжалили хозяина дома. Необъяснимое дело?! Ни одна из них не тронула ни маленькой дочери, ни спавшей супруги. Последнюю разбудила девятилетняя девочка, но, правда, не раньше, чем непрошенные создания от них удались. Невзирая на жуткое происшествие, весь остаток минувшей они чего-то раздумывали – наверное, страшно боялись, а может, и сотовой связи попросту не было? – к восьми часам «разродились» и отзвонились «02», попав прямиком на меня.
– Да-а… пожалуй, ситуация сложная, а в сущности неприятная, – озадаченная полицейская изменилась в лице, придав ему чуть глуповатое выражение, – как понимаю, ты комплектуешь выездную оперативную группу, мы с Палычем незамедлительно выезжаем и занимаемся сбором первичных материалов – правильно, да?
Здесь требуется сказать, что в поселковом отделении, удалённом от центрального райотдела, круглосуточную службу осуществляло всего-то навсего двое сотрудников, практически неразлучных, фактически неотлучных.
– Воистину, Слава, твоими устами глаголет неоспоримая истина. Давайте там занимайтесь, – дополнительно пожелав ей бесконечной удачи, дежурный то́тчас же отключился (вероятно, у него существовали надобности другие, более чем насущные?).
Наконец-то добросовестной участковой представилась возможность оказаться внутри добротного здания. Она совсем уж было вернулась к недавно прерванному занятию – приблизила маленькую ладошку к плоскому, слегка удлинённому, ключику, оставленному в замочной личине… Однако! В тот же момент вернула её обратно, потому что ненароком взглянула направо и заметила, как по проезжей части, проходящей мимо поселкового пункта полиции, на полном ходу продвигается служебная «Нива»; она обозначалась необходимой символикой (белым цветом, синей окружной полосой и однотонными проблесковыми маячками) и управлялась неизменным и преданным Палычем. Сорокадвухлетний мужчина подъехал едва не вплотную, затормозил на незначительном удалении и поставил автомобильное средство со строго определённым расчётом: неотразимой напарнице оставалось лишь сделать чуть меньше десятка шагов, протянуть вперёд неподражаемо миловидную руку, открыть пассажирскую дверцу, а следом… лёгким движением беспрепятственно очутиться внутри.
– Я уже осведомлён обо всех ужасных событиях, – сообщил он, что воспользовался многолетней привычкой, то есть, перед тем как выехать на работу, позвонил в дежурную часть и прояснил случившееся происшествие в детальных подробностях (ну, в тех, какие возможно), – поехали побыстрей – чего зря «в долгий ящик откладывать» и лишнее время натягивать? Ехать придётся километров эдак пятнадцать, причем по полному бездорожью, а на место желательно явиться заранее, до прибытия райковской следственной группы.
Разговаривая, немолодой уже человек, Алексеев Евгений Павлович, одетый в полицейскую форму, выдававшую старшего прапорщика, приоткрыл боковое окно и представил на обозрение внушительную фигуру; она передавала чрезмерное пристрастие к обильной и сытной пище и отличалась как избыточно накопленным весом, так и значительной физической силой. Принимая нехитрое приглашение, деловитая красавица вынула дверной ключ, убрала его в карман полицейской куртки и спешно поместилась в непросторном, зато давно уже привычном салоне. Оказавшись внутри, пытливая девушка первым делом посмотрела водителю в бездонно голубые глаза, сравнимые с бескрайностью безмерного океана. Не увидела никакого иного подвоха и перевела углублённый взгляд на широкую лицевую окружность. Убедилась, что она всё так же обладает пухлыми, лоснящимися влагой, щеками, скользнула по слегка приплюснутому носу, ненадолго остановилась на мясистых губах (где с правой стороны верхняя приподнималась немного повыше), заострилась на многочисленных веснушках, посмотрела на тонкие, едва заметные, брови и взглянула на рыжие волосы, остриженные под самую короткую стрижку (они не полностью прикрывались полицейской фуражкой). В отличии от прихотливой напарницы, он оделся в рубашку с укороченным рукавом и форменные полушерстяные брюки, мастерски отутюженные; на ступнях виднелись простые, строго служебные, туфли, имевшие прочную основу да чёрный, начищенный до блеска, окрас. По традиции Владислава положила письменную принадлежность, или обычную папку, на сногсшибательные колени, и, не успела рванувшая машина как следует тронуться, обратилась к опытному помощнику, и озадачила его наиболее волновавшим вопросом:
– Как думаешь, Палыч, чего это за странное проявление змеиной агрессии, случившееся на нашем участке, и сможет ли оно найти рациональное, разумно неоспоримое, объяснение?
– Не поверишь, даже не представляю? – старослужащий прапорщик непонимающе пожал большими плечами и полез в нагрудный карман за неизменной пачкой «Alliance-а» (губительной для человеческого организма отравой); натренированным движением извлёк продолговатую сигарету, подкурил её с помощью газовой зажигалки, а затем продолжил, выделяясь немного неоднозначным ответом: – На моей памяти – а служу я не первый десяток лет – ничего похожего никогда ещё не было. Возьмусь предположить, либо лесные гадюки, очумевшие от длительной спячки, проснувшись, все разом посходили с ума, либо – но здесь не больно-то я и уверен? – они подверглись какому-то потустороннему заклинанию и, охваченные неведомой силой, устремились исполнять чертовские приказы всемогущего Сатаны – либо! – прибыли напрямую из страшной и дьявольской преисподней.
– Ага? – кивнула знойная брюнетка черноволосыми прядями, обозначилась задумчивым видом и непроизвольно застучала по неизменной папке, выбивая непонятную, до дрожи занудную, дробь. – Вот только – если, скажем, склоняться к сценарию второму и третьему – вышестоящее руководство – да и все мало-мальски нормальные граждане – они нас на́ смех по ходу дела поднимут. Хотя-а… лично для меня версия «вторжения потусторонних сил» представляется наиболее правильной.
– Почему?
– Как же тогда растолковать необъяснимую активность, какая нежданно-негаданно возникает у ползающих отвратительных гадин? Кстати, они ближе всех остальных имеют сношение со всем непостижимым, необычайным и сверхъестественным?
– Возможно, Слава, ты и права, – Алексеев виделся нисколько не менее удручённым; он давно уже выехал из посёлка, прогнал служебную технику по полевой грунтовой дороге (на протяжении примерно одного километра) и теперь уверенно въезжал в лесистую полосу, простиравшуюся покуда хватало бескрайнего горизонта, а заодно и людского взгляда, – только я одного не пойму да в толк никак не возьму: безмозглые гадюки что, настолько проинструктировались сатанинским хозяином, насколько вдруг стали чего-то соображать? Заметь, они умертвили только лесничего, отвечавшего за вырубку лесных насаждений, а выжившую семью – по непонятной причине? – оставили почему-то нетронутой. Так, что ли, прикажешь тебя понимать?
– Поэтому я и говорю, что мистические домыслы сразу же засмеют, а нас самих – чего доброго? – отправят прямым направлением в областную психушку, – задетая за «живое», прагматичная девушка выдвигала правдоподобные, наиболее верные, выводы; она задумчиво нахмурилась и ехала дальше откровенно насупившись, – а значит, непременно надо искать приемлемую легенду, логически обоснованную – и пусть она не содержит никакой магической подоплёки! Словом, прежде чем строить нелепые версии, надо перво-наперво приехать на место, внимательно осмотреться, а затем приводить неспешные доводы, как следует подкрепленные добы́тыми сведениями. И ещё! Насколько мне известно, в последние несколько лет незаконные порубки не являются чем-то уж исключительным и случаются до крайности редко. Оставшиеся лесные массивы давно уже поделились, а в лице всемогущего государства обрели и постоянного, и основного владельца.
Отбросив необъяснимые темы, неразлучные напарники продолжали небыстрый путь (проселочная дорога изобиловала то ямами, то канавами, и двигаться приходилось на второй, как максимум третьей, изрядно пониженной, передаче), разрешая лишь жизненные вопросы, например: «Чем вчера, после работы, изволила заниматься?» – «Продолжила косметический ремонт мне выделенной халупы: надоело ютиться в непривлекательной "сраче"». – «И как успехи – уже закончила?» – «Куда там, я только ещё начала. Если ты помнишь, у меня невзрачная кухня, неприглядная комната и ма́лое присутствие мебели; на память приходят непритязательная кровать, пара-тройка простеньких табуреток, старенький холодильник, приготовительный стол да пара шкафов, платяной и посудный. Хотя-а… оно и не хуже: не приходиться лишний раз напрягаться и чего-то тяжёлое двигать». – «Позвала бы на помощь?» – «Справлюсь сама: у тебя жена до дури ревнивая!» Вот так, неторопливо, за шутками, прибаутками, они приблизились к деревне Мучино и тем же мигом направились к респектабельному строению, принадлежавшему окружному лесничему, ныне уже покойному.
***
– Пойдём, что ли, посмотрим, чего же там всамделишно приключилось? – чуть только они остановились, Владислава засобиралась сама, а заодно заторопила возрастного помощника («всамделишно» – употребила она его излюбленное словечко): – Полагаю, Палыч, обладая намётанным взглядом, тебе необходимо идти со мной, всё внимательно внутри осмотреть, а на основании увиденных признаков сделать первоначальный вывод; не то чего мы нелепо додумываем да понапрасну гадаем?
Поправив форменную фуражку (немного ушедшую набок), старший прапорщик неторопливо выкарабкался наружу и последовал грузной, точь-в-точь медвежьей, походкой; он направился вслед за пытливой напарницей, оказавшейся на улице первой. Их не встречали, поблизости никого не присутствовало. Двухметровая калитка, сконструированная из профильного железа, оказалась незаперто́й, и бесстрашные сослуживцы смело вошли в придомовое пространство и очутились на просторной приусадебной территории. Первое, что бросилось им в глаза, – исключительный порядок, царивший и на искусно возделанных грядках, и в двух высоких да длинных теплицах, и в трёх протянутых хозпостройках, равномерно поставленных по левому боку, и в импровизированном навесе, установленном тут же. Кое-где отмечались всходившие сельскохозяйственные культуры, подтверждавшими излишнее хозяйское трудолюбие; но при́бывшим полицейским не было до них вообще никакого дела – они явились для проведения неотложного сыскного мероприятия. Не задерживаясь на обихоженном огороде, а проведя лишь беглое, пока предварительное, обследование, выделили очевидный способ проникновения. Едва они поняли, как ползучее войско вползало, и несравненная участковая, и неотступный помощник бравой походкой, следуя едва ли не в ногу, отважно двинулись внутрь.
Вначале неразлучным сотрудникам пришлось миновать пристроенную веранду, затем приблизиться к прочной двери́, установленной в самом конце, потом очутиться в непродолжительном коридоре, дальним окончанием переходящим в широкий холл, и, наконец, приблизиться к витиеватой лестнице, выполненной в цилиндрической форме (она извивалась вокруг центрального столбика и поднималась ввысь, словно та деревянная змейка). Из верхних покоев слышался тихий плач, принадлежавший и взрослой женщине, и маленькой девочке. Не задерживаясь надолго внизу, а только окинув ровный паркетный пол, перепачканный отхожими нечистотами (они излучали противный, едва ли не тошнотворный запах), немолодой мужчина да юная девушка (попеременно морщась и стараясь ступать аккуратно) стали уверенно подниматься. Выступавшая возвышенность представляла собой протянутый коридор; с одной стороны он ограничивался лакированной балюстрадой, с другой – разделительной стенкой (в которой предусматривались две одинаковые двери, ведшие в ванное и туалетное помещение), с третьей и с четвертой – родительской и, соответственно, детской комнатами.
Уже здесь, прямо перед последней ступенькой, им попались умерщвленные ночью ядовитые гадины. Чем ближе пытливый взор проникал и к спальному, и к игровому пространству (оно располагалось по левую руку), их виделось всё больше и больше. У всех у них отмечались раздавленные плоские головы, изрядно помятые скользкие туловища, и все они занимали самые неприглядные позы, принятые ими, после того как, в спешке убитые, вольно или невольно вылетали из основного сражения (сразу понимаешь, какая тут в ночное время развернулась ожесточённая битва, окончившаяся ужасной трагедией).
Негромкие всхлипывания слышались из отделения, расположенного диаметрально правее. Не желая до экспертного исследования затоптать немногочисленные улики и лишний раз походить по дохлым да гадким тушкам, полицейские сотрудники намеренно отправились к двум выжившим домочадцам.
Как и предполагалось, оба они находились в родительской комнате. Она имела площадь в шестнадцать «квадратов»; посередине, придвинутое высокой спинкой к правой стене, находилось двуспальное семейное ложе. На нём-то и сидела горевавшая женщина, крепко обнимавшая хныкавшую девятилетнюю девочку. Страдавшая хозяйка очень походила на милого отпрыска, очаровательное создание: являлась белокурой, голубоглазой, немного курносой; выделялась продолговатой формой лица, бархатистой и нежной кожей; обладала изящно очерченными губами. Из различий можно отметить следующие: двадцатидевятилетний возраст; более осмысленный взгляд, передающий и уверенную натуру, и наличие рационального здравомыслия (что в сложившейся ситуации крайне необходимо); невысокую, но стройную фигуру, отличающуюся роскошными формами, то есть сложённую, ну! просто отлично. Едва увидев ответственных посетителей, она попыталась резко привстать. Одновременно попробовала отстранить плакавшую малютку, облачённую в лёгкое платьице, в основном голубенькое, но и украшенное цветастым орнаментом. Но! Не тут-то и было: та крепче обхватила мамину шею, да и вцепилась намного сильнее. Поправляя серый мохнатый свитер, почтительной хозяйке пришлось подняться, не отпуская всхлипывающую дочурку (та страшно напугалась необъяснимым вторжением и беспрестанно оплакивала скоропалительную кончину второго родителя); сгруженные джинсы на взрослой женщине так и остались помятыми, предъявляя на обозрение голые стопы, не укрытые ни колготками, ни носками, а, единственное, прикрытые узорчатыми домашними тапками.
– Ковшова Ирина Игнатьевна, – не отпуская хнычущую малютку, учтивая хозяйка протянула хорошенькую ладошку и, представляясь, поочередно пожала длань и той и другому, – а на руках у меня находится единственная доченька Маша. Вы нас извините, – становилось очевидно, что горевавшая женщина старается найти в себе силы и пытается казаться спокойной, – но после всего, что сегодняшней ночью случилось, мы никак не очухаемся и находимся во власти невыразимых кошмаров, чудовищных наваждений; их нельзя передать никакими людскими словами. Отвечая на Ваш вопрос, – она уловила еле видимую волну, промелькнувшую по сосредоточенному лицу любознательной полицейской, – мы и в полицию-то не сразу смогли обратиться, а испуганно дрожа и удручающе плача, сидели в нашей с супругом комнате и боялись хоть как-то пошевелиться. Как понимаете, очухались мы не раньше светлого у́тра, кое-как, на скорую руку, оделись, осмотрелись по сторонам, убедились в преждевременной смерти мужа – я дипломированный фельдшер, а соответственно, в постановлении медицинских диагнозов кое-чего понимаю – но всё равно первым делом позвонили в «скорую помощь» – они, кстати, ещё не приезжали, и вы явились намного быстрее – а затем, как принято, отзвонились «02» и сообщили о жутких событиях уже правоохранительным органам.
Словно бы подтверждая её слова, вслед за женским возгласом: «Эй! Хозяева, есть ли кто-нибудь дома?» – в нижних помещениях послышались настороженные шаги, приближавшиеся к фигурчатой лестнице. Опережая владелицу жилых помещений и желая поприсутствовать при осмотре мёртвого тела, Шарагина вышла в межкомнатный коридорчик и окликнула прибывшую сотрудницу, представлявшую первостепенную лечебную сферу:
– Поднимайтесь на второй этаж: мы находимся здесь!
Предусмотрительно, чтобы не натоптать, не загубить оставленные следы, способные привести к разгадке загадочной тайны, Алексеев вместе с Ковшовыми остался в родительской комнате; он предоставил пытливой спутнице единолично отправиться на полноценную констатацию. «Странно, почему жалящие гадины напали именно на человека, обязанного следить за сохранностью лесных насаждений, – он что, «узенькую тропиночку» им где-нибудь перешёл?» – употребляя иносказательное высказывание, рассудила деятельная сотрудница, перед тем как встретить молодую особу, одетую в синюю спецодежду, по кругу отмеченную светоотражающей лентой. На груди у той крепился служебный «бейджик», представлявший Лаврентьеву Елену Ивановну.
Являясь двадцатисемилетней девушкой, обладающей великолепной фигурой, прибывшая медичка легко взбежала по закруглённой лестнице. Но! Увидев многочисленных дохлых гадюк, она ненадолго остановилась, перекосила испуганную физиономию, худощавую, миловидную, а книзу слегка треугольную, и панически расширила зеленоглазые очи; каштановые волосы, отмеченные недлинной, но равномерной причёской, вдруг встали дыбом и, казалось бы, еле-еле зашевелились. При виде небывалого ужаса, раньше никем не виданного, опешившая медработница отпрянула на пару шагов назад, но, остановленная негромким окриком: «Не бойтесь, все змеи являются мёртвыми!», вернулась назад и продолжила подниматься, нерешительно преодолевая оставшиеся четыре ступеньки. Выражая обуявшие мысли, она состроила непривлекательную гримасу, передававшую несообразное отвращение, наморщила чуть вздёрнутый нос и прочно сомкнула алые губы, накрашенные яркой помадой.
– Что тут случилось? – первое, о чём спросила Лаврентьева, осторожно переступая через раздавленных змеек. – Нам позвонили и сообщили, что кого-то покусала ядовитая гадина. Фактически же, созерцая представленную картину, напрашивается естественный вывод, что во внутренних помещениях происходила настоящая ужасная бойня. Простите, а что здесь за странный, до жути противный, запах?..
– Как будто пахнет человеческими фекалиями, – договорила Шарагина само собой просившийся вывод; как и более старшая спутница, она оберегала новомодные ботильоны и старалась ступать по чистым поверхностям, не загрязнённым неприглядными нечистотами (они отслоились от скользких туловищ, частично расплющенных, а частью попросту умерщвлённых), – наверное – поскольку жилище является неприступным – они всем скопом заползали через отхожее место, то бишь проникали вначале в отстойник, а затем, перемещаясь по сливному трубопрово́ду, перебирались в унитазную ёмкость и запросто выбирались наружу. Для пронырливых «шнурочков», юрких и тоненьких, – это проделка простая, совсем незатейливая. Поправьте, если я не права?!
Спорить никому не хотелось, да было и некому. Когда неглупая брюнетка договорила незадачливые попутчицы как раз приблизились к жестоко умерщвлённому человеку; по всему выходило, что смертью он скончался ужасной, а предварительно подвергся неописуемым, дьявольски чудовищным, мукам. Мысленно перекрестившись, начали скрупулёзно работать. Каждый из подошедших сотрудников занялся собственным делом: одна осмотрела ужаленные раны; вторая поискала завуалированные ответы, способные разъяснить таинственную загадку, а если повезёт, привести их к жутковатому, зато прямому убийце. «Только бы не пришлось иметь дело с потусторонними силами, – меж делом подумала Владислава, машинально считая раздавленные чёрные тушки; она насчитала никак не меньше восьмидесяти, – эк сколько кто-то их понагнал?.. А, мужик ничего – молодец! – похвальное высказывание она относила к отважному защитнику дома, подвергнутому неимоверному нападению. – Стольких омерзительных гадин перед смертью успел, отчаянный, уложить. Да-а, по-видимому, он очень любил обеих красавиц: и маленькую дочку, и молодую жену – похожих мужей ещё поискать!» Отвлечённые размышления прервались практическим заключением, сделанным фельдшерицей, закончившей с подробным осмотром; она поднялась от посиневшего туловища и делилась добы́тыми результатами:
– На нём не менее сотни змеиных укусов – такой концентрации яда, проникшего в кровь, никто бы не выдержал. Изжаленный мужчина вначале невероятно намучился, затем, парализованный, рухнул на пол, ну, а дальше, невыносимо страдая, покорился жестокой судьбе, то есть, вконец обессиленный, взял и представился.
Ничего иного, приближавшего к подлинной истине, в детской комнате найдено не было. «"Ни хера" я, бестолковая, так и не поняла – может, у маститого эксперта чего получится?» – рассудила самокритичная участковая и правдиво, и справедливо. Обе девушки (и полицейская, и медичка) решили ничего лишний раз не испортить, а, поникшие, удручённые, поспешили из кошмарного помещения, двигаясь к выходу. Очутившись в коридорном пространстве, и та и другая облегчённо вздохнули. При расставании остановились возле витиеватой лестницы, к удивлению не загаженной умерщвлёнными трупиками, вежливо попрощались, а следом отправились каждая по собственной надобности: одна – обслуживать следующий срочный вызов; вторая – пытаться разобраться в этом, нежданно возникшем.