Василий Боярков
Участковая, плутовка и девушка-генерал
В первую очередь он изучающе глянул под собственное сидение – пустое дело. Потихоньку передвинул с места на место разнообразные предметы, сваленные в кучу и предназначенные для обслуживания служебной машины – результат идентичный. Пришлось внимательно обследовать кресло уже пассажирское – ноль полный. Перебраться с осмотром на задний диванчик – и там совсем ничего. Переключиться к панели приборов, где добросовестно изучились захла́мленный бардачок, а дальше все нижние части, установленные как справа, так же и слева. Не найдя хоть чего-нубудь мал-мала подозрительного, прагматичный прапорщик пристально вслушался. И тут! Как и несравненная спутница, услышал необычные, если не странные звуки: «"Вщить"! "Щи-и-и-ть"… Шик, шик, шик».
– Послушай, Слава, – прокомментировал Евгений добытые сведения, вылезая наружу и помогая взволнованной девчушке спуститься на землю (убедившись, что тревожные опасения оказались напрасными, она торопилась восстановить всю бойкую репутацию, ненадолго, в критическое мгновение, ею утраченную), – а ты случайно не эту водичку видела? – он указал на маленькое, еле заметное, пятнышко (оно образовалось на резиновом коврике, предусмотрительно положенном напротив пассажирского кресла) – А звуки?.. – поднимая указательный палец, требовательный мужчина заставил прислушаться. – Не их ты, сидя в одиночестве, слышала?
– Вроде того, – согласилась с ним Владислава, исполнив пожелание критичного прапорщика и оценив пугавшие шумы, доносившиеся из салонного помещения; не отваживаясь протиснуться внутрь, она остановилась у водительской две́ри, а пользуясь сплошной тишиной, сгустившейся над мрачным, непроглядно дремучим, лесом, отчётливо различала всё то же самое (шевеление не шевеление, шипение не шипение, но нечто, уж точно, ей непонятное), – а что, постесняюсь спросить, оно, плохое и скверное, может сейчас означать?
– Всё представляется и просто, и совсем незатейливо, – Алексеев не удержался от лёгкой усмешки, выглядевшей, скорее, всё-таки дружелюбной, чем, скажем, уничижительной, – если не слишком вникать в устройство автомобильной техники, то, рассуждая в общих чертах, причина твоего, Слава, необоснованного испуга кроется в обыкновенной халатности…
– Какой?
– Короче, уже как пару недель я стал замечать, что резиновый шланг, установленный возле отопительной печки и подающий разогретую жидкость, имеет частичное повреждение – вот, правда, заменить его пока не берусь!
– Но почему?! – непритворно изумилась педантичная сослуживица (она категорично относилась ко всяким проявлениям служебной расхлябанности), к наступившему моменту сумевшая восстановить душевное равновесие. – Ты же вроде всегда являлся – таки-и-им! – исполнительным?.. Тем более когда напрямую затрагивается качественное обслуживание служебной машины.
– Неприятность не выглядит сильно опасной, – удовлетворяя безмерное любопытство, старший прапорщик (как и всякий другой человек, если затрагивается больная тема) пустился в подробные разъяснения, – а повреждение несущественное. Короче, охлаждающая жидкость уходит в незаметных объемах, да и то лишь когда немного остынет – при отсутствии внутреннего давления. Работы, опять же, срочной, у нас всегда предостаточно – больше чем можно себе представить! – поэтому я набрался смелости с надлежащим ремонтом покуда повременить. Передвигаюсь на собственный страх и риск – надеюсь на личное везение да пресловутый «русский авось», по совести ни разу не подводивший.
Оправдываясь перед юной соратницей, в обычной жизни принципиальной и пунктуальной, немолодой мужчина в качестве повинного извинения много чего ещё хотел привести; но… тут раздался телефонный звонок, доносившийся из форменной куртки, свободно облегавшей красивое женское тело. Звонила следователь, прибывшая на страшное происшествие; то есть отвечать ей требовалось при любых обстоятельствах, поскольку она могла сообщить о какой-нибудь значимой информации.
– Шарагина. Слушаю, – не затягивая с установлением сотовой связи, деловая брюнетка достала корейский мобильник «Samsung» и моментально ответила, применив стандартное, обычное для служивого люда, высказывание.
– На выезд приехал начальник отдела – лично! – послышался мелодичный, но и распорядительный голос, – и срочно требует вас обоих к себе. Хватит, говорит, заниматься пустой ерундой – он в курсе, что вы отправились обследовать предположительный участок новой делянки – а пора переходить к покойному леснику, или непосредственной отработке и последних связей, и давних знакомых. По его неоспоримому мнению, «убойные ноги» растут из кого-то, кто зачастую занимается «промысловым лесом», – привела она сленговый термин, означавший «незаконную рубку». – Как понимаете, мистическая версия, подкреплённая необъяснимым нападением ополоумевших гадин, – она теперь никого не устраивает.
– Принято, – неглупая участковая подтвердила полное понимание, а следом отключила мобильную связь (раз их почтил главный начальник районной полиции, значит, нужно поторопиться и выдвигаться немедленно). – Поехали, Палыч, нам первоочередную задачу «нарезали», – обращалась она к стоявшему рядом унылому сослуживцу (он прекрасно расслышал поступившее предложение и превосходно его осознал), – сейчас «до потери пульса» будем пытаться выяснить: а, с кем, интересно, покойный лесничий «в ходе делёжки российского леса» сумел «рассобачиться»? Ха! Да настолько непримиримо, что на него натравили целое ядовитое полчище. Те несговорчивого стражника леса нещадно изжалили и довели до страшной, словами неописуемой, смерти.
Глава III. Две похожие девушки
Тёмная, практически непроглядная, майская ночь. По одному из продолжительных коридоров Московского суворовского училища уверенной походкой следует суровая молодая особа; она облачена в форменное обмундирование генерал-лейтенанта спецслужб ФСБ. Дивное дело! На вид ей двадцать пять лет, хотя на самом деле недавно исполнилось тридцать один. Сопровождаемая молодцеватой сержантом-девушкой, военная направляется в расположение несовершеннолетних воспитанниц, после тяжёлого служебного дня спокойно почивающих на двухъярусных железных кроватях.
Возникает справедливый вопрос: что это за юная командир и как (в несоразмерные чину годы) она сумела достигнуть высокого звания? На описании её неоценимых заслуг необходимо остановиться немного подробнее…
В далёкие времена, когда ей готовилось исполниться двадцать шесть лет, капитан Московского уголовного розыска Оксана Беро́ева в течении некалендарного года сумела свершить целых три подвига: во-первых, выявить и обезвредить тайный заговор американского ЦРУ; во-вторых, возвратить в потустороннюю преисподнюю восставшую из ада призрачную покойницу; в-третьих, находясь в составе сборной штатовской группы, организованной на Аляске, вступить в неравное противоборство со зловещим инопланетным вторжением. После удачного завершения она удостоилась высокого генеральского звания, а специально для неё, для борьбы со всяческими необъяснимыми поползновениями и страшными сущностями, принялось волевое решение «организовать седьмой секретный отдел» – всем немногочисленным составом он поступил под полное её попечение. Далее, находясь уже в новой должности, высокопоставленная сотрудница напрямую участвовала в истреблении жестокого хана Джемуги, подмявшего под себя целый региональный город; он умудрился создать в нём современное «монгольское иго». За тот знаменательный подвиг на золотистых погонах добивалось по одной золочённой звездочке, заслуженно «упавшей» на каждый из них. Невероятных успехов отважная красавица добивалась, невзирая на невысокий рост, несильное, внешне не крепкое, телосложение; зато она выделялась непревзойдённой, просто великолепной, фигурой, подчёркнутой несравненными формами, словно бы списанными с древнегреческой или же с древнеримской богини. Ещё стоит выделить уверенную профессиональную хватку, простодушную, искренне прямую, натуру и вовсе неустрашимую смелость; заодно обратить внимание на острый, аналитически развитый, ум, мгновенную сообразительность и устойчивую моральную подготовку.
Сейчас она идёт по длинному коридору, протянувшемуся в одном из расположений суворовского училища, и выдерживает благородную, величаво уверенную, осанку. Во внешнем облике в первую очередь бросаются следующие особенности: чёрные, как смоль, волосы, ничем, в соответствии с высоким положением, пока не прикрытые, непринуждённо потряхиваются; своеобразная причёска, равномерно подрезанная по нижней части, простирается от левой части миловидного подбородка и доходит до стороны противоположной, опускаясь немного ниже; продолговатое лицо, отмеченное нежной и смуглой кожей, остаётся серьёзным; придирчивый взгляд, выраженный глазами карими, внешне неустрашимыми, периодически грозно постреливает (хотя в глубине остаётся и озорными, и лукавыми); неотразимое лицо пытается казаться строгим и выдавать непримиримую командующую, скорее всего проверяющую. Увидев по ходу движения пустовавшую, временно не заправленную, кровать, она недовольно наморщилась да неприветливо поводила и вздёрнутым носом, и изумительными губами, слегка подкрашенными одноцветной, похожей на коралловую окраску, помадой. Вторая военная, едва ли достигшая двадцатилетнего возраста, поспешила внести предельную ясность:
– Это постельное место дневальной, – на вытянутой физиономии, книзу сведенной в выразительный подбородок (он придавал ей некоторое сходство с мужчиной), она состроила виноватую мину и потупила голубые, немного напуганные глаза, – отлучившаяся курсантка заменила меня «на тумбочке», – характерным, чисто солдатским, термином дежурная обозвала постовое место, предусмотренное в каждой военной казарме (оно располагается, как правило, сразу при входе), – пока я вызвалась Вас проводить… Сами же, наверное, понимаете, оставлять расположение без надлежащего присмотра по «нашему» уставу нельзя, – хитроватая девушка немножечко привирала, поскольку спала аккурат она (за ней сбегала расторопная солдатка, когда во входную дверь казармы нежданно-негаданно постучали).
Взглянув на высокою блондинку, закрепившую волнистые пряди пышным «хвостом» (она прикрыла их обыкновенной солдатской пилоткой), Оксана (ну так, для приличия) наигранно строго оценила внешний сержантский вид (не вызывавший никаких значительных нареканий, за исключением одной расстёгнутой пуговицы, находившейся сверху), удовлетворённо кивнула и властно распорядилась:
– Я нахожусь здесь по поводу, совсем по иному… Проводите меня к спящей курсантке по фамилии Ли́сина.
– Есть, товарищ генерал-лейтенант! – чётко отрапортовала провожатая спутница, приписанная к воспитательному подразделению в должности «замкомвзвода»; она повела высокопоставленную гостью в глубину просторного спального помещения.
Двухъярусные кровати, отчасти железные, а частью новые, деревянные, устанавливались в шесть продолжительных, протянутых сбоку, рядов. Миновали четыре, остановились у пятого. Пришлось пройти немного вперёд. Двигаясь вдоль проходного порядка, оставили за плечами пару двухместных расположений, друг приставленных к другу. И генерал-лейтенант, и старшая солдатка остановились у третьего. Сопровождавшая сержантка направила указательный палец на мирно посапывавшую молодую красавицу. Поразительное дело, первое, что бросилось ей в глаза, – непостижимое сходство, имевшееся у двух разновозрастных девушек, как будто они являлись родными сёстрами. Впрочем, предположение представлялось ошибочным: ни та ни другая не считались вообще никакими родственниками.
– Всё, спасибо, – пока провожатая вытаращивала большие глаза, Оксана отправила её восвояси, – можете идти: дальше я справлюсь сама.
Дождавшись, когда дежурная покинет видимое пространство, когда грубоватые шаги постепенно затихнут и когда они окажутся в начале казарменного пространства, Бероева осторожно потрогала за правое, кверху повёрнутое, плечо. Прежде чем юная воспитанница открыла заспанные глаза да хоть что-нибудь ей ответила, перекрыла миловидный роток – зажала его и прекрасной, и сильной ладонью. Как бы она не расстаралась, сквозь накрывшую пятерню прорвался приглушённый, но радостный окрик:
– Оксана?! Ты?.. Здесь?.. Как же я по тебе соскучилась…
– Тихо, Лиса, давай-ка чутка потише, – обращаясь по привычному прозвищу, высокопоставленная сотрудница разом погасила любые счастливые излияния (они естественно возникли у внезапно разбуженной девушки и сами по себе пытались прорваться наружу), – я всё тебе объясню потом. Сейчас по-тихому собирайся: для тебя имеется важное, невероятно секретное, дело. Поедешь со мной – с командованием я завтра договорюсь.
Являясь непослушной, лихой и дерзкой, особой, Лисина Юля (по протекции генерал-лейтенанта Бероевой) вне конкурса попала на полное попечение государства; она оказалась в военном училище, где привыкла к воинской дисциплине и где прекрасно усвоила первостепенные уставные правила. Сейчас, считаясь девушкой далеко не глупой, она мгновенно сообразила, что раз за ней приехала (лично!) начальница самого засекреченного отдела, значит, дело, и правда, серьёзное. Не издавая ни лишнего звука, сметливая воспитанница собралась ровно за сорок пять секунд (они предъявляются в армии в качестве стандартного норматива) и предстала перед влиятельной наставницей в чёрной курсанткой форме; она отличалась красными погонами да характерной надписью: «СВУ».
– Я готова, – простецки заключила деловая плутовка; она эффектно тряхнула каштановыми, внизу закруглёнными прядями (равномерной причёской они походили на стоявшую рядом черноволосую командиршу), и, словно она здесь главная, твёрдой походкой направилась к выходу.
Отлично зная непримиримый характер, в чём-то нагловатый, а где-то и вздорный, Оксана лишь по-сестрински улыбнулась, протяжно вздохнула, покачала изумительной головой, поводив то вправо, то влево, и не менее уверенной поступью направилась следом. У дежурившей девушки, стойко застывшей на выходе, появилась дополнительная возможность сопоставить необычайную схожесть, имевшуюся у обеих очаровательных спутниц: они шли по коридору ровно и ступая практически в ногу. Заодно она выделила несущественные отличия, имевшиеся у юной курсантки: во-первых, шестнадцатилетний возраст; во-вторых, чуть-чуть завышенный рост; в-третьих, озорной и лукавый взгляд (в отличии от влиятельной спутницы, ничем не прикрытый); в-четвёртых, нижнюю губу, немного оттопыренную, словно вечно обиженную (она ничуть не портила бесподобного внешнего вида, наоборот, придавала дополнительной, ни с чем не сравнимой, пикантности).
– Сержант! – обратилась Бероева к застывшей военнослужащей (та лишь сейчас поняла, что именно в прибывшей генеральше ей показалось знакомым). – Милой леди необходимо переодеться – сходите в курсантскую каптёрку и выдайте одежду, в которой она прибыла. Если несложное поручение понято, можете идти выполнять. «На тумбочке» – я! – пока постою, чуть-чуть подежурю, – не увидев дневальной, она саркастически улыбнулась (заодно опередила любое возражение, какое перво-наперво пришло бы ответственному лицу, поставленному на бдительную стражу, неусыпную и надёжную, по сути передовую).
Как и полагается в армии, живописно откозыряв, наиболее юные девушки проследовали в святая-святых любой солдатской казармы; вещевая кладовка располагалась в пяти метрах от основного входа и пряталась за неприступной, сугубо железной, дверью. Генерал-лейтенант осталась стоять на надлежащей охране. Вернулись исполнительные посланницы ни много ни мало, а ровно через четыре минуты. Лисина Юлия Игоревна кардинально преобразилась! Теперь на ней красовались предметы обычной гражданской одежды: простенькая болоньевая куртка, отличавшаяся коричневым цветом и большим количеством всяческих молний; прочные синие джинсы, как принято среди молодежи, вытертые на бёдрах да в голенной области; новомодные кроссовки, по окрасу сочетавшиеся с верхней одеждой и украшенные четырьмя разноцветными полосами; чёрная водолазка, использованная когда-то для спасения пленённой Оксаны. По нестандартному внешнему виду можно с уверенностью судить, что влиятельная наставница готовит её для какой-то уличной деятельности, скорее всего, разведывательной, а возможно, необычайно таинственной (если принимать во внимание секретный отдел, к какому та напрямую приписана).
– Вот, – знойная брюнетка, облечённая в генеральское звание, удовлетворённо кивнула, а следом осветилась добросердечной улыбкой, – теперь я узнаю несравненную плутовку Лису, способную к активному погружению в обыкновенное провинциальное общество. Так случилось, сейчас её прежние умения окажутся кстати, – добавила она намного тише, слегка удручённо, предназначая последние слова, единственное, только лишь для себя, – время нынче такое… военное, неспокойное. Пошли! – отдала она непререкаемую команду и твёрдой походкой, наработанной за долгие служебные годы, направилась к выходу.
– Оксана! – окликнула кареглазая бестия и… сразу же осеклась: – Простите, товарищ генерал-лейтенант, – она вдруг отчётливо поняла, что о существующей между ними чувственной дружбе посторонним знать, ну! просто необязательно, – но как же мои личные документы?.. Они находятся в кабинете у ротного командира, а туда, в его отсутствие – при всём огромном желании! – попасть никак не получится.
– Поверь, Юла, – непонятно почему (по какой-то неизвестной причине?) Бероевой вспомнилось и второе прозвище, некогда прилипшее к непревзойдённой ловкачке; она остановилась, не дойдя до дверного проёма, на секунду обернулась назад, а дальше договаривала уже на ходу: – Они тебе пока не понадобятся… и будет даже лучше, что ты оказалась без них.
***
Часом позднее.
– Куда мы едем? – поинтересовалась Юлия, беспечно расположившись в пассажирском переднем кресле (передвигались на первоклассной «Шевроле-Ниве», принадлежавшей высокопоставленной российской оперативнице); она придала себе нисколько не скромную позу (несмотря на несопоставимое положение, в присутствии друг друга они чувствовали себя и спокойно, и свободно, и очень вольготно).
– В один отдалённый, захолустно провинциальный, посёлок, – не поворачивая чёрненькой головы, разъясняла вторая девушка предстоявшую впереди рабочую перспективу (правда, основную сущность передала невнятно, очень расплывчато); она давно уже вывела транспортное средство на окружную дорогу и уверенно правила, устремлялась на выезд из столичного мегаполиса, – но об основной задаче ты узнаешь немного позднее.
– Опять, «лять», какие-то страшные, едва ли не чудны́е секреты,сплошные «страсти-мордасти»?! – недолюбливая армейскую исполнительность да суровую дисциплину, проворная проныра наконец-то немного расслабилась; соответственно, она позволила себе применить излюбленные непутные вставки, освоенные в недалёком, точнее прошлогоднем, бродяжничестве. – Ну, и «по фигу»! – обозначившись немного обиженным видом, на пару минут замолчала.
Как и всякая непоседливая натура, юная девчушка не смогла усидеть в горделивом молчании, в занудном затишье. Не выдержав, она озарилась необычайно заинтересованным видом и продолжила настойчиво любопытствовать:
– Оксана, а вспоминаешь ли ты моего прежнего воспитателя, Павла Аронова? Хорошо ли ты помнишь день его преждевременной гибели? – озорная плутовка печально нахмурилась, а глаза её, карие, заблестели, наполнившись солёной, неприятно обжигавшей их, влагой.
– Конечно, я помню случившуюся трагедию и не переставая ругаю себя за непростительную оплошность, какую допустила в той сложной, воистину непредсказуемой, спецоперации, – являясь непревзойдённой оперативницей и чувствуя завуалированный подвох, Бероева слегка напряглась; но, не подавая виду, она всё так же уверенно правила, к Лисиной не поворачивалась, а только искоса её изучала (окидывала напряжённо сосредоточенным взглядом), – Одного не пойму: к чему ты поднимаешь серьёзную тему, насколько я понимаю, неприятную для нас – для обеих? Ну-ка хитрющая проказница давай-ка «колись»: чего за очередные черти завелись в твоей и без-то них бесноватой головушке?
– Да так… – ответила Юла вначале расплывчато; она выждала необходимую паузу, резко переместила не по-детски развитый стан вперёд, атлетически изогнулась, чтобы глаза смотрели в глаза, а наполняясь горючей влагой, участливо всхлипнула да задалась непривлекательным, наиболее (с её точки зрения) насущным, вопросом: – Просто я вот всё думаю: что было бы, если бы мы тогда предательски его не покинули, не бросили на произвол зловещей судьбы, а? Наверное, он бы со стопроцентной гарантией выжил – ты так не думаешь?
– Нет, – привыкнув выдерживать взгляды и гораздо похлеще, и значимо посерьёзнее, Оксана стойко выдержала словесный укор, отчасти надуманный, а частью вполне справедливый; не отводя спокойного взора, она и простодушно, и чётко ответила, единственным разом поставив все точки над литерой «И»: – Тогда бы погибли мы – все!
– Ага! – эмоциональная девчушка неприветливо фыркнула и отодвинулась на прежнее место; дальнейшую беседу она вела угрюмо насупившись: – Мне почему-то представляется, что тебе важнее было вывести проклятого хана Джемугу, чем оказать действительную помощь отважному соратнику по оружию. Э-э-эх!.. Если бы ты меня, доверчивую, не «вырубила»?.. Я бы ни за что – ни за какие коврижки! – не оставила Борисыча в полной, смертельно безвылазной, «Ж!». Вдвоём мы бы непременно чего-то придумали. Эх, Оксана, и зачем ты меня в тот жуткий день «отключила»?! – Первый раз, на ту волнительную тему, они разговаривали полностью откровенно, поэтому скорбящая воспитанница старалась высказать всё, что, так или иначе, давно уже накипело.
– Он сам меня попросил, – почувствовав несмываемую вину, Бероева (что было на неё ничуть не похоже) даже немножечко прослезилась; она не успела превратиться в «железную леди» и простые человеческие чувства (сочувственные, участливые) пока ещё не утратила, – Павел не мог и мысли себе допустить, чтобы с любимой воспитанницей случилось хоть что-то плохое либо же скверное… он не оставил никакого иного выбора.
– И принял на себя геройскую смерть, и спас от ненавистного «монгольского ига» целый огромный город! – высокопарно промолвила молодая плутовка, выпятив великолепно сложённую гордую грудь; в лице она наполнилась чуть красноватой окраской. – Мы же как трусливые зайчики спасли лишь личные задницы и оставили верного друга на злую погибель, несправедливую, страшную. Оксана, ты помнишь: сколько в его мужественном теле, зверски расстрелянном самым жестким образом, при вскрытии обнаружено пуль?
– Не менее сотни, – справившись с несвойственной слабостью, генерал-лейтенант смахнула непрошенную слезу; с озабоченным видом она посмотрела на юную спутницу, устроившую невыносимую словесную пытку, – на нём не осталось живого места. Мне очень жаль, Павел тоже считался мне… пускай и не слишком близким, но, точно уж, не чужим.
– Ладно, «проехали», – не научившись подолгу зацикливаться на текущих проблемах, то есть всецело поддаваться меланхолическим настроениям, наиболее молодая особа решила поменять основную тему проистекавшего разговора, – ты лучше признайся: куда ты намереваешься меня в действительности «засунуть» – в какую очередную «Ж!»? Сразу скажу, я согласна на всё, даже на шпионскую поездку во враждебную нам Америку, по существу вероломную, а по сути и поганую, и вчистую прогнившую.
– Нет, – Бероева загадочно улыбнулась; они давно уже выехали на загородную дорогу, и она посчитала, что пришла пора немного открыться: – Тебе не придётся никуда десантироваться да разворачивать диверсантскую деятельность. Через пару часов ты окажешься в обычной российской глубинке, где в последние сутки творятся необычайные, до ужаса странные, вещи.
– Какие?
– Узнаешь прямо на месте. Твоя основная задача, Лиса, не выглядеть экстраординарной, тебе непривычной. Словом, потребуется: во-первых, встать на бродяжный путь, на прежнюю жизнь; во-вторых, поплотнее втереться в доверие к местному криминалу; в-третьих, попытаться выявить подозрительных лиц, появляющихся с недавнего времени и вынашивающих нехорошие, если не отвратительные намерения; в-четвертых и, наконец, в-последних, ни в коем случае себя не выдать и, разумеется, при всех обстоятельствах остаться в живых! Теперь немного поспи: ехать осталась не больше чем пару часов, а на месте желательно оказаться полной человеческих сил, и физических, и нравственных, и духовных. И запомни: в последующем, как и обычно, при любых условиях тебе придётся крутиться самой.
– То есть ты хочешь, Оксана, сказать, что ты никак не будешь меня контролировать? – Юла настолько выпучила и без того большие глаза, насколько, казалось, они сейчас лопнут (ну, или по крайнем мере, высвобождающиеся, покатятся изо обеих орбит). – И даже ни разу не выйдешь на связь?!
– Нет! На этот раз… нет. Дело слишком серьёзное – я появлюсь в последний момент.
Через два с половиной часа генерал-лейтенант наиболее засекреченных служб остановила полюбившуюся машину на западной окраине посёлка Нежданова, прямо у дорожного указателя, и ласковым движением разбудила не менее дорогую плутовку:
– Лиса, мы приехали – пора подниматься и отправляться на вольную волю, – подразумевала она свободную деятельность, – на вот, – девушка, облечённая в генеральское звание, передала проворной воспитаннице небольшую железную связку и маленький баллончик со сжиженным веществом, – возьми свои старые ключики, изъятые у тебя при зачислении в СВУ – я взяла на себя обязанность их сохранить – а вкупе с ними и средство индивидуальной защиты: что-то мне подсказывает, в недалеком будущем они обязательно тебе пригодятся.
– Да, мои остренькие отмычки не раз уж спасали мне жизнь, а заодно и де́вичью честь, – отвечала юная бестия, смачно потягиваясь и водя из стороны в сторону расслабленным телом. – Мы что, уже приехали? – Вопрос считался вполне естественным; вместе с ним она принимала передаваемые ближайшей подругой защитительные предметы.
– Правильно, мы на искомом месте, – глубоко вздохнув, отвечала и суровая наставница, и ласковая приятельница, – дальше ты начинаешь «шилокрутить» сама.
– Тогда я пошла, – не тратя времени на долгие расставания и неприятные обеим сюсюканья, молодая проказница не стала особенно церемониться, а, напротив, ловко распахнула пассажирскую дверцу и через долю секунды оказалась снаружи.
– Лиса! – окликнула Бероева напоследок. – Пожалуйста, береги себя и без особой надобности особенно не рискуй.
– Справлюсь! – лишь только ответила та и скрылась в кромешную темноту.
***
Утром тех же текущих суток.
Как и всегда, высокопоставленная руководительница седьмого секретного отдела, она же непревзойдённая оперативница Московского уголовного розыска, приехала на основную службу к половине девятого. Первым делом изучила накопленные отчёты, поступившие за истекшую ночь от подчинённых сотрудников; всем немногочисленным составом они находились по дальним командировкам и ежедневно, к восьми утра, присылали срочные свежие сведения. Работа представлялась привычной, и проделалась за каких-нибудь полчаса. Дальше потянулось размеренное, по части унылое, течение служебного дня; оно не ознаменовывалось ни великими подвигами, направленными на отражение инопланетных вторжений, ни отчаянной борьбой с чертовски ошалевшей мистической силой, ни, в крайнем случае, максимальным искоренением до беспредела обнаглевшей преступности. Словно просчитав её разочарованное, тоскливо угнетённое, настроение, около четырёх часов пополудни на письменном столе затрезвонил ярко-красный соединительный аппарат; он отличался старинной конструкцией и имел телефонный провод, исходивший из одной, единственной, точки.
Здесь стоит немного отвлечься и вкратце поведать, что, являясь девушкой скромной, особо непритязательной, вновь назначенная начальница выбрала в служебные помещения кабинет неброский, не представлявшийся слишком большими; также он не кричал напропалую изысканной мебелью. Останавливаясь на внутреннем убранстве немного подробнее, на непросторном периметре (не превысившим шестнадцати метров в квадрате) можно выделить стандартную, ещё советскую, мебель: т-образный стол, десяток железных стульев, обтянутых чёрной рельефной материей, пару офисных шкафчиков, битком забитых первостепенной документацией, да тройку оконных проёмов, пускай и узеньких, но в целом высоких.
Итак, сообразив, что обозначилась прямая президентская связь, влиятельная особа (от нескончаемой скуки чуть было не задремавшая) резким движением схватилась за красную, едва ли не раскалённую трубку; она быстро приблизила её к миловидному уху, немного сдвинув чёрные волосы:
– Бероева. Слушаю…
– Могла бы не представляться: я знаю, кому звоню, – с той стороны секретной связи послышался спокойный, всегда размеренный, голос; правда, сейчас он показался чуточку вкрадчивым. – Ты случайно не занята́? – последняя фраза произносилась и с сочувственной, и с иронической интонацией.
– Нет, – прекрасно понимая, что позвонили ей вовсе не из праздного любопытства, начальница засекреченного отдела в нетерпении напряглась, – точнее, несильно, – понимая, что её не видят (хотя кто его знает?), она усмехнулась, – занимаюсь составлением каждодневных отчётов – работа нудная, но, как мне разъяснили, крайне необходимая.
– Совершенно верно заметили: без статистических данных мы быстро погрязнем в неуправляемом хаосе да беспросветной рутине, – послышался лёгкий намёк на нескрываемое злорадство, – но я сейчас совсем не за этим…
– Понимаю… – проговорила Оксана после весьма затянувшейся паузы (излюбленная привычка «ходить вокруг да около» не давала молодой сотруднице относительного покоя). – Что мне следует сделать, куда надлежит отправиться?
– Пока ко мне, – язвительное ехидство закончилось, а звучавший голос сделался на редкость серьёзным, – а дальше посмотрим! – И значимое соединение то́тчас же прекратилось, потому как на том конце повесили телефонную трубку (наверное, хорошо понимали, что опровергнуть услышанные слова никто не отважится?).
Получив неоспоримое приказание, влиятельная особа, облечённая в генеральское звание, направилась на Красную Площадь и проследовала к величественному Кремлю; на неизменной «Шевроле-Ниве» она подъехала напрямую к центральным воротам. Её ожидали. Увесистые створки оказались распахнутыми. Перед ними молчаливо скучали двое сотрудников ФСО, одетые в гражданскую форму одежды. «Вот и опять та пара из ларца, что одинакова с лица», – отметила придирчивая брюнетка, произнеся про себя привычную безобидную прибаутку. И действительно, дожидавшиеся мужчины виделись полностью идентичными. В их случае можно выделить лишь основные характеристики: и одинаковый средний возраст, и обоюдный высокий рост, и немыслимо широкие плечи, и суровые, по чести непроницаемые, лица (едва-едва не квадратные), и чёрные дорогие костюмы, свободно облегающие мускулистые туловища, и спрятанное от постороннего взгляда (выделялось под левой мышкой) табельное оружие.
