Василий Боярков
Секретное логово смерти

Какого же было ее удивление, когда, сняв несложную блокировку, Кристина вдруг обнаружила, что связь с внешним миром отсутствует, причем по простой, вполне очевидной, причине, – сотовое устройство не ловит спутникового сигнала.

– Это что ещё за такое, за всякое? – озабоченная красотка впала в лёгкую панику, хотя и задалась логичным вопросом; не позабыла она разбавить нормальную речь и «скромненькой матерщиной». – Наверное, мы очутились в какой-то глубокой яме, где сотовая связь практически недоступна, а значит, надо подняться на вершину холма – возможно, нам оттуда получится дозвониться?

– Да, давай попробуем, – не задумываясь, согласился с правильным предложением Востриков, а дополнительно обозначился разумным предположением: – А то если я сейчас расслаблюсь, то подняться потом навряд ли смогу. Пошли уже…

Как бы не хорохорился подраненный недотёпа, становилось очевидно, что, постепенно теряя силы (хотя и не бурным потоком, но кровь его сильное тело всё-таки покидала), он очень устал, а двигаться продолжает исключительно на морально-волевых, подогреваемых ещё и обычной трусостью, качествах. Притомившийся парень хромал всё больше и больше, а его отдышка делалась тяжелее – он чаще падал, поднимался же, главным образом, с помощью верной подруги. Она со своей стороны пусть мысленно и допускала такую вероятность, как оставить утомлённого кавалера в лесу, а самой отправиться дальше, чтобы найти подмогу, а потом вернуться обратно. Но?! Несмелая дамочка страсть как не желала остаться одной на один с непроглядной темнотой, мрачным лесом и страшным преследователем. Руководствуясь объективной, в целом весомой, причиной, перетрусившая красотка, практически потерявшая от страха здравый рассудок, оставалась возле раненого партнера, чтобы находиться хоть в чьём-нибудь человеческом обществе, чтобы переждать до близкого рассвета и чтобы при дневном свете рассудительно поразмыслить, как именно поступить для общего блага. Неспешно и оставаясь в противоречивых раздумьях они, поднимаясь по пологому склону, проковыляли примерно с полкилометра, но сколько Кристина не старалась поймать спутниковый сигнал – «подлый мобильник» продолжал всё так же бездействовать.

Вдруг, неожиданно для них обоих, они оказались перед земляным углублением, похожим на естественный грот – и вот тут Востриков мгновенно прочувствовал все то крайнее изнеможение, что последовательно завладевало исстрадавшимся организмом.

– Всё, Кри, – сказал он, медленно опускаясь на оба колена и двигаясь дальше на четвереньках, – я больше идти не могу… мне нужно хотя бы немного передохнуть. Давай спрячемся здесь до утра́, а как только выйдет яркое солнце, ты двинешься искать оперативную помощь, я же дождусь тебя здесь, сидя в промозглой, зато безопасной пещере.

– По-видимому, Ил, ты сейчас прав, – согласилась Сулиева, внимательно вслушавшись в окружавшую обстановку и непрерывно трусливо моргая, – тем более что неотступного преследования – вроде? – больше не наблюдается, а значит, мы сможем позволить себе немного расслабится. Возьмусь предположить, мы от поганого выродка удачливо оторва́лись либо же он сам решил нас оставить в покое.

В очередной раз она помогла раненому спутнику слегка приподняться и, поддерживая, скрюченного, по́д руки, завела внутрь холмистого углубления. Подсвечивая себе телефонным фонариком, беглецы различили, что затхлое местечко, где они волею злосчастного случая теперь оказались, представляется каменистым коридором, уходящим вглубь, в далёкую неизвестность.

– Послушай, Кри, – высказался более рассудительный юноша, приведя справедливое замечание; одновременно он опустился на скалистую, местами выпуклую, поверхность, – выключи предательскую подсветку, не то она сможет нас выдать и привлечёт нежелательное внимание. Хотя ярого преследователя пока и не слышно, но существующее положение дел совершенно не означает, что он вот-вот не возникнет и откуда-нибудь, сволочной, не появится…

Не успел он закончить напутственной фразы, дающейся ему через мучительные страдания, как (вдруг!) откуда-то сверху, от са́мого края подземной пещеры, вниз, закрывая проход, упала сплошная задвижка, с внутренней стороны похожая на скалу, а с внешней – утыканная убедительным муляжом, передававшим естественное покрытие почвы.

– Что это?! – вскрикнула испуганная девушка, поддавшись нормальной реакции; она мгновенно покрылась холодным потом и заледенела от «морозного» ужаса.

– Даже не представляю, – вторил ей молодой повеса, смирившийся с печальной судьбой и готовый к любым, и самым плачевным, событиям.

Внезапно! Откуда-то с верхней части, из встроенных в гранит выпускных отверстий, под невысоким давлением стал пробиваться голубоватый дымок, на деле оказавшийся сильнодействующим, усыпляющим газом. И смятенная девушка, и ее неизменный поклонник тем же мигом почувствовали, как почва уходит у них из-под ног, как в глазах постепенно темнеет и как ясное сознание покидает их зачумлённые головы. Что случилось дальше – никто из них в точности так бы и не ответил.

Первой очнулась Сулиева, и то чудовищное видение, что невольно предстало её испуганными глазами, повергло девушку не просто в небывалый страх, а в какой-то сверхъестественный трепет. Что же представилось до крайности возбужденному взору? Она находилась в просторной комнате, будто бы само́й неблагоразумной природой выдолбленной в гранитном образовании; сверху, изготовленный под тип абажура (какие обычно демонстрируют в военных фильмах), бил тусклым светом, направленным вниз, невзрачный светильник, окаймленный ржавым железом, – он захватывал лишь строго определенную область, диаметром достигавшую не больше трёх метров. Непроизвольно напряжённый взгляд последовал вниз и, ужаснувшись, ошеломлённая красотка пронзительно вскрикнула: прямо перед ней, на невысоком и узком столе, уставившись лицом вверх и со стоячим мужским достоинством (перетянутым у основания тонкой резинкой) лежал её незадачливый кавалер, так и остававшийся пока без сознания, но оказавшийся (почему-то?) полностью голым. Ранившие его четырёхконечные звёзды были извлечены, но, странное дело, кровь не сочилась, хотя резанные отверстия наблюдались довольно широкими. «Наверное, ему ввели какую-нибудь сильную заморозку?» – сама не зная зачем, самопроизвольно поразмыслила сметливая девушка. Помимо прочего, она обратила внимание, что и руки и ноги бесчувственного поклонника крепятся кожаными ремнями и напрочь приковываются к алюминиевым ободкам, окаймляющим хирургическую кушетку. Далее, слегка подрагивавший свет, рассеивавшийся по сумеречной округе, выхватывал из сплошной темноты белые человеческие черепа, хотя и несколько отдалённые, но чётко определявшиеся. Они лежали плотным потоком и простирались практически в никуда, перемешанные с другими, крупными и мелкими, людскими костями; их представлялось так много, что и считать не возьмешься, и возвышались они на высоту, достигавшую полуметра. Свободным оставалось лишь крохотное пространство, выделенное специально для пленников и граничившее с освещаемым кругом.

Машинально дернувшись и разразившись душещипательным криком, Кристина вдруг поняла, что сама она оголёнными ляжками сидит в коленях бездвижного кавалера и что за хорошенькие ручки, цепными кандалами, намертво крепится к гранитному потолку. Пришла пора обратить внимание на себя. Почему-то она нисколько не удивилась, обнаружив, что, как и безвольный партнер, остаётся полностью без одежды.

– Что, «блин», такое здесь происходит?! – трясясь от жуткого страха, воскликнула трусливая девушка. – И какого, «на хер», рожна Вы вообще-то творите?!

Едва она закончила, зашевелился Илья: он наконец-то возвращался в сознание. Глубоким и продолжительным стоном очнувшийся парень выразил непосредственное отношение к образовавшейся обстановке, нет! Он практически не чувствовал боли (так как, и вправду, подвергся местной анестезии), но то чудовищное видение, с каким столкнулись его расширенные глаза (когда он чуть приподнялся), – оно считалось просто ужасным; а еще и эти… сковывающие всяческое движение кожаные браслеты – они тоже наложили определенный отпечаток в почти нечеловеческое стенание.

Вдруг! Метрах эдак в пятнадцати, с левого боку от них, зажегся второй абажур военного времени, обернутый похожей железной каймой и осветивший того странного, страшного незнакомца, что преследовал накануне. Теперь он сидел на огромном стуле, больше напоминавшим позолоченный трон. Сквозь истлевшие человеческие останки к нему тянулась полутораметровая тропка, продолжавшаяся за королевским седалищем и, как и костные останки, уходившая в незримую неизвестность. По-видимому насмотревшись ужастика «Крик», жутковатый тип приставил к безликой физиономии портативное устройство, изменявшее голосовые оттенки и наполнявшее их скрипевшими интонациями. Первый раз за всё время он соизволил выразить возникшие мысли, и извращённые, и преступные:

– Кристина!.. Не удивляйся, что я знаю твоё настоящее имя. Разузнать его было совсем нетрудно – из личных документов, нелепо оставленных тобой в момент поспешного бегства. Аха-ха-ха! – зловредно посмеялся, а следом продолжил: – Я возьму на себе труд задаться интересным вопросом: а не желаешь ли ты – после всех тех неостроумных шуток, каким ты подверглась от несмышленого, тупоумного друга и от каких ты испытала самое жуткое потрясение – ему отомстить и подвергнуть аналогичным душевным, а заодно и телесным пыткам?

– Нет! – продолжая трястись от неуёмного страха, громко прокричала Сулиева. – Ничто не может сравниться с тем, что случилось со мной в результате Вашего появления! Однако, – сообразительная брюнетка вдруг поняла, что неразумным поведением допускает непростительную ошибку, способную навредить не только ей самой, но и ее исстрадавшемуся поклоннику; она решила сменить непрактичную тактику и попробовать вымолить и себе, и любимому человеку милосердной пощады [хотя и маловероятно (принимая во внимание царившую вокруг атмосферу, словно бы сама смерть обитала в подземных мрачных трущобах), но… надежда всегда умирает последней]: – Мы совсем не держим на Вас зла и готовы навсегда забыть про Ваше «невинное развлечение» – только Вы нас помилуйте и, пожалуйста, отпустите. Я понимаю, Вы нас сюда заманили отнюдь не из сострадательных чувств, но, может, у Вас всё-таки осталась хоть капля человеческой жалости, и Вы ее к нам проявите. Мы со своей стороны всю оставшуюся жизнь будем Вам очень признательны. Если у Вас ощущается денежный недостаток, то наши родители очень богаты и, поверьте, заплатят любую сумму, даже и самую баснословную.

– Ты, правда, считаешь, что с помощью финансовых капиталов возможно решить все существующие проблемы? – прогремел таинственный незнакомец, говоря в зловещий приборчик. – Ты, и действительно, предполагаешь, что вы «приглашены» в моё секретное логово ради какого-то жалкого выкупа? Нет, милая деточка, ты крупно заблуждаешься: выйти отсюда вы сможете только при одном, причем неоспоримом, условии…

– Каком?! – перебив разговорившегося изверга, воскликнула неописуемая красавица, надёжно прикованная к потолку старинными кандалами.

– Очень простом, – словно и не заметив неосторожного выкрика, продолжал неумолимый мучитель «сотрясать» воздух мистическим говором, – ты ведь уже заметила, что ты сидишь немного в неестественном положении? По твоему виду вижу – заметила! Я очень надеюсь, что ты являешься девушкой умной и прекрасно осведомленной, а значит, понимаешь, с чем именно твоё неудобное состояние связано – так?

Здесь болтливый изувер замолчал и замер в терпеливом ожидании, что же ему ответит пленённая девушка, значительно уже измученная и начинавшая желать разве единственного – побыстрее выбраться из жуткого подземелья, готовая практически на любые условия. Однако она ещё не знала, что ей в действительности уготовано извращённым мерзавцем, поэтому выказала само собой проявившийся интерес:

– Мне непонятно: чем моя ненатуральная поза сможет облегчить ужасную ситуацию?

Кристина замолчала, ожидая ответа; она тряслась нервной, панической дрожью и предавалась животному страху, примерно предполагая, что конкретно ей предложит беспощадный мучитель. Он не заставил себя долго ждать и гробовым голосом рыкнул, наполняясь леденящим, скрипучим оттенком:

– Давай, богатенькая «сучка», «трахайся» с ним! Пусть он поплатится за то унизительное состояние, какому по его необдуманной, злой воле ты на самом деле подверглась! Давай, «развратная шалава», садись на его поставленный «самотык» и ёрзай, чтобы он верещал и обливался слезами, пока его переполненные семенные яички напрочь не лопнут, – клянусь, я вас обоих тогда отпущу!

– Нет! Ни за что! – возмущаясь естественным и самым искренним образом, крикнула молодая красавица, совсем не задумываясь о невыразимых последствиях, ожидающих ее вслед за критичным решением. – Это же неправильно! И потом, я никогда ничем подобным не занималась; скажем, я согласна, если половой акт будет естественным, без стягивающей резинки. Но так! Извини, я попросту не смогу…

– Спорим, что, возможно, ты ошибаешься! – громовым голосом прогремел диковинный незнакомец, беря в свободную руку маленький пульт-управления и направляя его на верх скалистого потолка, откуда спускались железные кандалы, сковавшие нежные руки очаровательной жертвы. – И уже через пару минут ты будешь насиловать тупого дружка, как «заправская шлюшка», набравшаяся огромного опыта и поднаторевшая за многочисленную, долгую практику! Однако ничего уже не изменится: предложенный шанс ты сейчас «просрала́», а потому и рассчитывать на милосердное снисхождение больше не смей! Но что-то я говорю сегодня чересчур слишком много – пора наконец приступать к реальному действию и показать, как же, глупая, ты глубоко заблуждалась.

В тот же самый момент он надавливал, большим пальцем, на одну из четырёх кнопок прямоугольного, вытянутого и узенького, устройства. Почти сразу несравненное тело юной красотки затрепыхалось от электрических импульсов; они пропускались через неё один за другим и отражались мучительной болью. Прогнав через бесподобное туловище с десяток сильных разрядов, сумасшедший садист (появились все основания полагать, что обезличенный человек обличён неисправимой маниакальной зависимостью и страдает неизлечимыми психическими недугами) прекратил подачу допустимого напряжения и грубым тоном потребовал:

– «Трахайся» с ним, «маленькая стервоза»! Иначе я буду бить тебя током, пока, «тварь паскудная», ты не сдохнешь! Я вижу, ты уже поняла, что шутить я нисколько не намереваюсь! Садись, «русская шаболда», жирным вазелином он уже смазан – не сомневайся, войдёт без тугого препятствия.

– Хорошо, хорошо! – в безвольной истерике прокричала Сулиева, громко рыдая и обливаясь слезами. – Я сделаю так, как ты требуешь, только не надо больше пропускать через меня противное электричество.

Ей было страшно, совестно и мучительно – как душевно, так, в сущности, и физически; но, в силу общей слабости дамского характера, противостоять жестокому незнакомцу она уже ничем не могла и послушно исполнила жесткое приказание. Пока она туда-сюда-обратно поднималась и опускалась, Востриков стонал, кричал и бился в паническом трепете. Однако он так никак и не облегчил прискорбного положения, потому что был не в силах сдвинуться с места (для того чтобы хоть немного отстраниться в сторонку и избежать неоправданного насилия, способного удовлетворить лишь извращенный, маниакально взбудораженный, разум), – он оставался надёжно прикрепленным к предсмертному ложу.

– Кригер, я знаю – это ты! – предполагал он в громогласных страданиях, как будто его утверждение могло хоть что-нибудь изменить. – Чего тебе от нас надо?! Мы тебе ничего плохого не сделали!.. Будь ты проклят!..

– Аха-ха-ха! – стало ему зловещим ответом.

Глава I. Два истерзанных трупа

Один день спустя. Провинциальный городок районного значения, расположенный в Калининградской области, – условно назовем его Икс. Уличный правопорядок обеспечивается в нём силами полицейского отделения, где несёт правоохранительную службу всего-навсего тридцать один сотрудник; из них: трое дежурных, три помощника, четверо участковых, двое оперуполномоченных, две девушки по делам несовершеннолетних, пятеро «пэпээсников», они же водители, два гаишника, главный начальник, пара заместителей, два следователя, двое росгвардейцев и три представителя вспомогательных служб, в том числе и криминальный эксперт. Нетрудно догадаться, оперативная группа осуществляла суточную вахту, находясь на дому, с периодическим выходом на связь и докладом основному дежурному.

В тот злополучный день, второго мая, ответственной от уголовного розыска была назначена Юлиева Анастасия Арнольдовна, двадцатисемилетняя девушка, состоявшая в должности оперуполномоченной и имевшая звание капитана полиции. По ее необычному отчеству становится ясно, что она урождённая, хотя и давно обрусевшая, немка (чья семья селилась в Восточной Пруссии еще со времен, когда она контролировалась фашистской Германией); постепенно роднясь с представителями славянских национальностей, ее изначальный род давно утратил истинно арийские очертания, то есть по внешнему виду темноволосой красавицы нельзя уже с достоверностью утверждать, кем именно являлись древние предки. Как и все истинные германцы, Настя считалась и практичной, и пунктуальной, и целенаправленной; однако через российские корни ей передались и такие неплохие качества, как непомерная смелость, граничившая с неуёмной отвагой, непревзойденная смекалка, больше похожая на лисиную хитрость, умеренная правдивость, соседствовавшая с изворотливым маневрированием, а заодно и ра́звитая, просто невероятная, интуиция. Сверх всего прочего, постоянными тренировками оперативница добилась завидных и силы и ловкости, свободно владела приемами рукопашного боя и легко справлялась с противником, вдвое превышавшим в весовой категории. Дальше следует остановиться на отличительных признаках: фигура представлялась попросту безупречной и выделялась великолепной грудью, в меру зауженной талией и расширенной ягодичной областью, плавно переходившей в длинные, стройные ноги (что, вкупе со среднем ростом, смотрелось очень эффектно); лицо, как и все остальное туловище, являлось необычайно красивым (да что там?), неотразимым и бесподобным, и имело продолговатую форму; светло-голубые глаза, сравнимые с глубоким, бескрайним небом, передавали живую натуру, въедливый ум и удивительную способность к логическим заключениям; маленький нос смотрелся прямым, на окончании похожим на изящную вишенку; чувственные губы складывались эффектным бантиком, где верхняя чуть вздёргивалась, а нижняя, пухленькая, выглядела больше обычного; овальные уши отображались плотно прижатыми и прикрывались длинными волосами, тёмно-русыми и волнистыми, роскошными прядями спускавшимися за дивные плечи. Оделась она, как и обычно, в полюбившиеся одежды: чёрную кожаную куртку (под которой виднелась красочная футболка); плотно облегавшие синие джинсы; высокие туфельки (их цвет зависел от дамской сумочки, неизменно находившейся как неотъёмный аксессуар, и различался яркими оттенками красного, зеленого, редко розового, а ещё реже голубого либо коричневого).

Было ранее утро, и в столь нежный час Анастасия, оставаясь в полном одиночестве, ещё отдыхала – спала в уютной двухкомнатной квартирке, приобретённой в долгую ипотеку. Неожиданно, около половины шестого, неприятным звуком затрезвонил ее служебный мобильник, предупреждая, что она сильно-сильно кому-то понадобилась. Настя проснулась практически сразу и, к удивлению, неприятно вздрогнула, словно предчувствуя какую-то неведомую опасность, угрожающую как лично ей, так и всему провинциальному городу в целом. Красивая сыщица тут же включила приём и, стараясь казаться бодрой, ответила, по входившему сигналу определив, что с ней пытается связаться оперативный дежурный:

– Да, Юлиева… внимательно слушаю.

Как оказалось (и невзирая на необычное время), говорил с ней (лично!) начальник местного отделения подполковник полиции Бунько Евгений Захарович. По его укороченной фамилии можно догадаться, что человек тот относится к украи́нской национальности (предположение, в принципе, верное). Он давно достиг пятидесятипятилетнего возраста и, в сущности, мог отправляться на заслуженный отдых; однако, не имея более перспективного места, деспотичный руководитель предпочитал оставаться на государственной службе, тем более что в малонаселённой местности она не отличалась чересчур отягощённым напрягом. Помимо перечисленных качеств, самодостаточный мужчина отличался честолюбивой властностью, сумасбродной принципиальностью и чрезмерно развитыми амбициями. Выглядел он соответственно прожитых лет и обладал полноватым, если и не тучным телосложением, делавшим его представительным и внушительным. Насупленная физиономия когда-то (возможно, давно?) была привлекательной, сейчас же выделялась следующими отличительными чертами: морщинистой кожей, казавшейся больше чем бледной; каре-оливковыми глазами, излучавшими волевой, уверенный взгляд; чуть вдернутым носом, имевшим небольшую горбинку; узкими синеватыми губами, всегда плотно сжатыми и прикрытыми поседевшими густыми усами; пепельными волосами, коротко остриженными и совсем не скрывавшими заострённых ушей (они образовывали незначительную, но неприятную лопоухость). Повседневная одежда соответствовала, сообразно званию, присвоенной форме.

Бунько оказался первым, кого подня́л дежурный по отделению, и (поскольку он жил в двух минутах ходьбы) полномочный начальник незамедлительно явился на пост, а дальше уже самолично руководил сбором вверенных ему подчиненных сотрудников. Очевидно, случилось что-то серьёзное, раз он решил привлечь ответственную оперуполномоченную.

– Давай, Настасья, – именно так, и никак по-другому, старший офицер обращался к сотруднице уголовного розыска (он не считал молоденькую девушку профессиональной и взрослой, поэтому совмещал полное имя с уменьшительно-ласкательной вариацией), – поднимайся и быстренько собирайся: ровно через десять минут я за тобой заеду – ты мне будешь нужна. Мы отправимся на место происшествия – какое? – расскажу по дороге.

– Есть, – только и успела ответить исполнительная сыщица, как сотовый сигнал оборвался.

«Что такого могло случиться у нас, в глухом захолустье, что с несусветного «ранья» поднимают сотрудницу УР? – размышляла любознательная красавица, в силу ограниченного времени пренебрёгшая утренним душем, а сразу начавшая одеваться в обычное одеяние. – После окончания высшей школы полиции я служу на оперативной должности добрых шесть лет, но на всей моей практике спешная суматоха была всего несколько раз – когда совершались убийства. Неужели и сейчас случилось нечто подобное? Ну, хоть какое-то разнообразие, а то я так совсем разучусь нормально работать…» Анастасия рассуждала бездумно, как будто не отдавая себе отчет, что если чья-то ужасная смерть для неё – познавательный тренинг, то для кого-то другого – самая большая трагедия. Она уже полностью собралась и находилась в прихожей, чтобы обуться и выйти на улицу, однако встала и в нерешимости призадумалась: «В прошлый, аналогичный случай мы бродили по полному бездорожью, где красивым туфелькам совершенно не место. Надену-ка я, пожалуй, обувь поудобнее, чтобы потом на себя же не сетовать. Итак, какая у нас сегодня на очереди дамская сумочка?..» Ещё с вечера все предметы личного туалета, косметические принадлежности, а также табельное оружие находились в носимом аксессуаре зелёного цвета, поэтому и выбор её пал на однотонные ей кроссовки.

Из подъезда пятиэтажного дома, отмеченного советской конструкцией, она выходила, когда возле него остановился автомобиль «Лада-гранда». За рулём находился полицейский ППС, он же сменный водитель, Аминян Амаяк Артурович, или попросту Ара, что в армянской интерпретации предполагает – друг, дружище, братан. Про него можно сказать, что он являлся зрелым прапорщиком, достигшим сорокатрёхлетнего возраста, но не предвидевшим никаких продвижений по службе (он являлся профессионалом именно «на подхвате»). Полицейский выглядел худощавым, при среднем росте казался высоким, а имея жилистое телосложение, и достаточно сильным; лицо его виделось вытянутым и обладало карими глазами, с едва заметным зеленоватым оттенком, орлиным носом, искривленным немного в сторону (очевидно, свернутым в драке), пухлыми губами, где верхняя прикрывалась пышными, разросшимися усами (подобно коротким волосам, они отдавали иссиня-чёрным оттенком). Помятое обмундирование представлялось форменной одеждой, соответствовавшей присвоенному званию и содержавшей отличительные знаки, специальные средства и табельное оружие. Рядом с ним сидел руководитель подразделения, который пригласил садиться в машину:

– «Кидай», Настасья, тощие «булки» назад и сильно там не скучай: сейчас заберём эксперта и сразу поедем на место.

Да, в бестактных выражениях Бунько никогда и нисколько не церемонился. Юлиеву беспардонное поведение поначалу, само собой, раздражало; но, как и любой другой человек, оказавшийся в безвыходной ситуации, она постепенно смирилась и давно уже, на вздорный характер неучтивого начальника, не обращала существенного внимания. Не задерживаясь, она прыгнула на предложенное кресло и стала дожидаться, когда её посвятят в курс происходящих событий. Бывалый подполковник угадал беспокойные мысли и не замедлил откликнуться:

– Я не намерен по десять раз переливать из пустого в порожнее – соберемся все вместе, тогда и узнаешь.

Евгений Захарович служил не первый десяток лет и неплохо разбирался в моментах, заботивших молодых сотрудников, неожиданно выезжавших в тревожную неизвестность. Имея прескверный характер, старослужащий офицер умилялся, когда подогревал повышенный интерес и когда по возможности дольше оставлял подчиненных сотрудников в наивном неведении. На счастье пытливой сыщицы, возжелавшей побыстрее узнать, что же конкретно случилось, ровно через пять минут они подхватывали профессионального специалиста-исследователя. Не выказывая никакой заинтересованности, он занял свободное место, находившееся возле нее, рядом поставил чудодейственный чемоданчик, а сам, обладая неповторимым талантом, мгновенно заснул, набираясь побольше сил и подготавливаясь к предстоящей сложной работе.

Кабанов Андрей Назарович (именно такое имя он носил от рождения) считался отличным специалистом, до глубины души преданным выбранному призванию (а являясь в районе единственным экспертом, он отлично умел совмещать трудовые будни, длящиеся у него круглосуточно, с временем необходимого отдыха, уделяя ему каждую, вдруг появляющуюся, минутку). Неторопливый, всегда подтянутый, он достиг сорокалетнего возраста, звания майора полиции, выслуги, дававшей право на пенсию, а потому мог позволить себе любое, даже самое необычное, поведение (поручаемую работу он делал, а в выбранной профессии исполнительность – это главный, определяющий значение, фактор). Про него можно ещё сказать, что он выделялся приятной наружностью, увлекался спортивной охотой, имел стройное, крепкое телосложение, обладал курносым, широкоскулым лицом и отличался карими глазами, живыми и умными, передававшими общую дружелюбность и покладистую натуру. Верхняя одежда ограничивалась тёмно-синей формой майора полиции.

Таким образом, изо всей следственной группы в гражданское одеяние облачилась лишь сотрудница уголовного розыска.

– В общем, так, – начал начальник местного отделения, видя незаинтересованное отношение, возникшее у вновь прибывшего человека (отлично зная его повадки, он нисколько не удивился), – из полицейских мы все находимся в сборе. Следователь комитета? Он личность благородная, и наше скромное общество ему в душевную тягость, поэтому «их величество» приедет прямо на место. Теперь перехожу к основному делу. Так вот, у «нас», – так у полицейских определяется подведомственное пространство, – совершено двойное убийство, хотя-а… возможно, и большее? Мёртвые трупы нашёл какой-то ранний – «маму его нехорошо»! – путешественник – не сидится им дома? – и, не представляясь, «отзвонился» в дежурную часть. Он посчитал, что – просто обязан! – сообщить о страшной находке напрямую туда.

– Далеко? – озадачилась Анастасия разумным вопросом.

– Что? – как бы не понимая, переспросил спесивый руководитель, обращаясь к ней с надменными интонациями.

Не дожидаясь ответа, он слегка повернулся назад, а глядя недовольным взглядом, тут же и разъяснил:

– Для особо любопытных, не умеющих слушать и держать язык за зубами, скажу: умерщвлённые тела находятся между пятнадцатым и семнадцатым километрами и лежат у придоро́жной обочины, в глубокой канаве. Непонятно как, но их обнаружили. Хотя, насколько мне известно, участок там ровный и все нормальные водители предпочитают сохранять приличную скорость. Что, почем и где конкретно – пока неизвестно, и обо всём подробно узнаем, когда доберёмся. Если, конечно, поведанная история не окажется чьим-то шутливым, необдуманным розыгрышем? У меня пока всё.

– С этим понятно, – перешла неглупая сыщица к деловым рассуждениям (она непременно желала получить побольше значимой информации), – теперь касательно таинственной личности звонившего человека – установить её не пытались, скажем, по телефонному номеру?

– Пытались, да чересчур расстарались, – невзирая на то что говорит с представительницей прекрасного пола, грубовато ответил несносный начальник (он считал, что каждый человек, одевший полицейскую форму, становится бесполым сотрудником), – тебя забыли дождаться! Ты лучше, «слишком умная» подруга, ответь: кто, по-твоему, должен был заниматься основной работой сотрудника уголовного розыска – полусонный дежурный или, может быть, я, старослужащий офицер? Увольте, нет! – слуга покорный. Насколько я правильно себе представляю, установление точных данных – это твоя, Настасья, прямая обязанность, а потому именно ты её и исполнишь. Но, опять же! После того как появится свободное время… чего-то мне подсказывает, что, если известия, переданные в сообщении, – голая правда, оно у нас случится очень и очень нескоро.

У любого другого (человека обычного и к наглости непривычного) от предвзятого отношения давно бы пропала всяческая охота (как к раскрытию преступлений, так и к само́й полицейской службе в целом) – но только не у Анастасии Юлиевой! Молодая сыщица настолько прикипела к нелегкой работе душой, насколько ее полюбила и не представляла себя где-нибудь в ином поприще, скажем (как любит выражаться Евгений Захарович), к примеру, «в сельском хозяйстве». Единственной ее адекватной реакцией стало едва слышное, произнесенное исключительно для себя, замечание: «Опять «Ебунько», – так его прозвали между собою остальные сотрудники, – в каждодневном репертуаре – ну, ничего не меняется!» Она ещё немного посетовала, что не обладает тем удивительным даром, какой достался дрыхнувшему эксперту Кабанову; а уже через пять минут, пользуясь не менее необыкновенным свойством, помимо прочего доставшимся от благодатной природы, необидчивая оперативница благополучно забыла обо всём неприятном. Вместе с тем дальше она ехала молча, напряжённо обдумывая: что же невероятного, если и не кошмарного покажется пытливому взору? В разыгравшемся воображении она рисовала многочисленные картинки, казавшиеся и страшными, и неприятными, и ужасными; однако ни одна из них не соответствовала жуткому зрелищу, что им представилось возможным лично улицезреть…