Василий Боярков
Потусторонняя одиссея
Получив понятные указания, Павел отправился в дежурную часть, забрал несостоявшегося бандита и повёл его в кабинет; он наметил пообщаться в привычной, для откровенных бесед, обстановке. Они остались вдвоём; внутренняя и наружная двери поплотнее прикрылись, образовав промеж себя коротенький коридорчик. Предосторожность отнюдь не лишняя, не позволяющая подслушать. Первым делом подследственный был пристёгнут подручным наручником – тот намертво крепился к кирпичной стене. Получив немалое преимущество, расторопный оперативник уселся за письменный стол, открыл протокол допроса (покамест свидетеля) и приня́лся за аккуратные записи.
Прикованный злодей сидел неподвижно, безвольным взглядом смотря себе по́д ноги; он дрожал как тот осиновый лист и съёжился, как будто стояло не жаркое лето, а поздняя, холодная осень. Размашистым, неаккуратно неровным, почерком внеслись анкетные данные, а после состоялось знакомство более близкое. Для его осуществления районный сыщик привстал с рабочего места. Не зная детальных подробностей, полицейский зада́лся нормальной целью: разузнать всё из первых уст. Чтобы расположить к правдивому разговору, маститый оперативник (поскольку телесные повреждения уже наблюдались), с помощью внушительной силы и дополнительных болезненных ощущений, решил заручиться (у бывшего заключённого) полным, едва ли не беспрекословным доверием. Намотав на обе ладони шерстяные шарфы, при́нялся предполагаемого убийцу систематично постукивать. Пришлось нанести не менее тридцати ударов, прежде чем Кентюрин болезненно застонал и прежде чем не напомнил, что ничто человеческое ему не чуждо. Он заявил, что всё осознал и что готов сотрудничать с правоохранительными структурами самым активным образом.
Павел, нанеся (для верности) пару несильных затрещин, закончил первичную пытку и, довольный, заметил, что не образовал ни свежего синяка, ни дополнительной ссадины. Освободившись от лишних одёжных предметов, оперативный сотрудник проследовал за письменный стол, удобно уселся и приготовился сосредоточенно слушать. Испытуемый оппонент уже не дрожал, но продолжал сидеть неуклюже, трусливо вжавшись, словно боялся (нет!) не полицейского произвола, а опасности какой-то иной, более серьёзной, неотвратимо смертельной. Весь вид его, зашуганный, говорил, что пришлось ему столкнуться с чем-то неизвестным, неведомым нормальному восприятию; глубокий, задумчивый взгляд не выражал ничего, помимо закоренелого суеверия. Взглянув в остекленевшие преступные зенки, Павел непроизвольно вздрогнул: он распознал ту страшную сущность, что привиделась тому невзрачному человеку. Она как будто б застыла внутри, в далёкой нейронной бездне. Не отдавая разумный отчёт, встревоженный сыщик недоумённо заёрзал. Попутно охватился мучительной тягой: побыстрее закончить то странное дело.
– Задавайте Ваши вопросы, – промолвил задержанный негодяй.
– Что ж, раз ты готов, – непроизвольно вздрогнув, сказал полицейский, – давай рассказывай: как ты сегодняшней ночью истреблял целую, уважаемую в районе, семью?
– Не «гони», начальник, тупую пургу, – возразил бывалый преступник, – никого я не убивал, и, кстати, даже не собирался. Да, соглашусь, я шёл с братками в элитный дом, чтобы взять в заложники богатую дочку. Скажу честно, я так её и не видел, а сам шальные ноги еле-еле успел унести. Там – ТАКОЕ! – стало твориться, что, не приведи Господи, ещё бы разок увидеть.
– Не понял? – искренне признался озадаченный сыщик, скривившись в презрительной мине. – То есть ты хочешь «прогнать», что пришёл свершать злодейское дело, но ничего не успел, что кто-то, вместо тебя, уничтожил всех беззащитных жильцов и что ты сам чуть не сделался объектом ужасного посягательства. Так, что ли, следует понимать твои утверждения?
– Именно! – выпучивая ополоумевшие глаза и пытаясь согнать остекленевшее выражение, выпятил Кентюрин нижнюю челюсть да подался немного вперёд. – Как вы меня не поймёте?! В городе происходит что-то жутковатое, сверхъестественно странное, а вы пытаетесь навесить мне чужую вину! – проголосил убедительно, громко, а понизившись до сиплого полушёпота, чуть слышно продолжил: – Да я, если честно, и сам готов просить упрятать меня за металлическую решётку, и увезти куда подальше, и спрятать от неизвестного существа. Оно, заметь, свободно летает по воздуху и умеет останавливать смертельные пули.
– Что за глупости несусветные ты несёшь? – встрепенулся бывалый оперативник, недоверчиво глядя на плутоватого собеседника. – У тебя чего, от страха, пред праведным наказанием, совсем, что ли, в тупоголовой башке помутилось? Понимаю, сознаваться не очень-то хочется, но чтобы придумать откровенную ересь – это я встречаю впервые, хотя повидал, поверь-ка, немало. Возвращаясь к началу! Ты будешь мне говорить или опять поупражняться с шарфами? Не сомневайся, от «ненапряжных» упражнений я вовсе не устаю и могу «мутузить» без передыху, пока ты чётко не осознаешь, что отпираться бесполезно, неразумно бессмысленно. Тебя взяли в одежде, перепачканной невысохшей кровью, застигли в непосредственной близости от страшного преступления, а сейчас найдут прямые улики. Так что, пока я не перешёл к «откровенным методикам», хорошенько подумай, поразмысли о недвусмысленном положении да искренней беседой подтверди готовность сотрудничать – раскаяться в совершённом деянии. Может, и срок заключения сумеешь скостить?
– Ладно, – выказывая нервозное напряжение, выдвинул логичную версию несостоявшийся горе-бандит, – а «своих» тоже я замочил?
– Чего? – не понял Горячев насмешливого подвоха.
– А-а… – растянуто промолвил отпетый негодник, презрительно улыбаясь, – тебя не потрудились поставить в известность об истинных обстоятельствах. Так вот, «дорогой» мой, послушай… Когда я проник в коттеджные помещения, успел лишь приковать обоих родителей к отопительной батарее. Я совсем уж хотел отправиться в детскую комнатушку, как увидел – НЕЧТО! – странное, неподвластное нормальному осознанью, явленье. Нисколько не рассуждал – что, зачем, откуда, куда? – а сиганул в оконный проём. Упав на твёрдую землю, подвернул хорошенько правую ногу, – убедительный рассказчик заголил изрядную опухоль, – хромая, поспешил быстрее убраться. Пока тащился, по пути наткнулся на мёртвых товарищей, сложенных вместе с охранниками в одну кровавую кучу. Я неудачно упал, и знаешь, что рассмотрел?
– Нет, – не скрывая удивлённого выражения, полюбопытствовал задумчивый сыщик, – и что конкретно?
– Их черепа оказались вскрытыми, – обоих собеседников передёрнуло, – а мозг, начисто вычищенным. Ты как думаешь: обыкновенному человеку – тако-о-ое! – под силу?
– Даже не знаю? – выразил оперативный сотрудник критичное недоверие; он одарил лукавого прохвоста пронзительным взглядом и сморщился от представленной жути.
– Я же видел собственными глазами, а попутно основательно перепачкался. Так что те кровавые пятна – что ты наблюдаешь на забрызганных шмотках – принадлежат, скорее, моим несчастным подельникам, но никак не убитым хозяевам, а тем более их маленькой дочке; её я, короче, и мельком не видел. И потом, я бы мог от вас улизнуть, но – нет же! – сам выбежал на дорогу и сдался ко времени подоспевшим гаишникам; они, кстати, тоже видели парившее чудище и так же, как и я, потеряли дар речи, способность рационально оценивать ситуацию.
– Ладно, допустим, – помрачнев, словно безжизненный камень, допытывался сомнительный полицейский, – тогда объясни мне не очень понятную вещь: как ты умудрился споткнуться о сваленные в кучу убитые трупы? Их-то ты как не заметил?
– Я уже пояснял, – вздрогнул похолодевший рассказчик, вспоминая ужасные события канувшей ночи, – что не вовремя повредился, а учитывая невиданную способность жуткого существа «парить над землёй», я ковылял и постоянно оглядывался назад – вот и не заметил непредвиденное препятствие. Чего там зря говорить, тебя бы на моё место – я поглядел бы, как повел себя ты? – Несмотря на нервное напряжение и сверхъестественный ужас, Кентюрин лихорадочно рассмеялся (он представил дотошного сыщика в одинаковой ситуации).
Время приближалось к обеду. С жуткого осмотра вернулась оперативная группа; она посвятила фиксации доказательной базы едва ли не восемь часов. К их возвращению закончили расспрашивать сотрудников ДПС, которые и задержали ночного преступника, и доставили в районное отделение. Их несвязные показания мало чем отличались от редкой небывальщины, что поведал лихой уголовник. Ни тот ни другой никак не находили рационального объяснения: почему они не стреляли по удалявшемуся злодею?
Собирая воедино представленные улики, непривлекательно выходило, что либо завёлся некий маниакальный убийца, изобретательный и жестокий, либо какой-никакой Потусторонний Демон поднялся из Дьявольской Преисподней и забирает души бедовых грешников. Павел, получив настойчивое задание «представить от Кентюрина более-менее разумное объяснение», понял, что занимается им вплотную и с работы никуда не уходит. Возвращались забытые времена начала «двухтысячных». Застать их молодому оперативнику, в силу незрелого возраста, так и не посчастливилось, зато выдалась уникальная возможность испытать их невиданную нагрузку сейчас.
Витя в тот день, едва повстречав хороших друзей, моментально забыл о полуночном кошмаре и провёл свободное время в наивной беспечности, спортивных играх и всяческих детских забавах. Домой он вернулся, как было назначено, ровно в двадцать два вечера и очень удивился, застав, вместо рачительного отца, нелюбимую соседку Агрипину Евлампиевну. Она потребовала от бойкого мальчугана, чтобы он отправлялся спать; а тот, между прочим, собирался проделать всё то же самое, но без ненужных напоминаний. Понятное дело, он очень намаялся и, наигравшись с озорными товарищами, валился с ног от непомерной, хотя и приятной усталости. Как только детская голова коснулась мягкой подушки, Горячев-младший уснул крепким мальчишеским сном.
Глава IV. Нападение на полицейский участок
Весь день Павлу пришлось общаться с Кентю́риным, но ничего нового тот так и не сообщил. Кем жуткий ирод являлся, где именно проживал и откуда в провинциальном городе взялся, оставалось неразрешимой загадкой. Часовые стрелки давно перевалили ночную отметку «двенадцать», а добросовестный сыщик все ещё находился в рабочем пространстве, беседуя с несостоявшимся вымогателем. Он и сам уж не понимал, что бы дополнительно выведать у убеждённого человека, но вышестоящее руководство настаивало на продолжении проникновенной, вовсе не задушевной, беседы.
В то же время вернулась с ночного выезда очередная оперативная группа. В районном отделе, за исключением любознательного оперативника и подопечного выродка (он был совсем не против оказаться под защитой вооружённых людей) оставалось семь человек дежурившей смены. Если остановиться на конструктивных особенностях, кирпичное здание представлялось старенькой двухэтажной постройкой; оно имело железную крышу, сведённую под правильный конус. По зауженному фасаду справа, слева и далее, по окружности, примыкавшая территория огораживалась забором, частично металлическим, а частью дощатым. Входная дверь являла пуленепробива́емую защиту и обладала установленным на человеческом росте стеклянным глазком; на тёмное время суток она закрывалась на внутреннюю задвижку. Само строение продолговатое, включает подвальные помещения; в них содержаться административно-задержанные правонарушители и заключённые под стражу преступники.
Впустив выездную бригаду, оперативный дежурный вернулся в коронное кресло. Майор полиции Ве́рестов Сергей Александрович разменял сорок семь лет и мог уходить на целиком заслуженный отдых. Сотрудником он слыл ответственным, отзывчивым, вследствие чего и удостоился самостоятельной должности; на ней сверх твёрдой решимости, необходимо обладать и человеческим состраданием, и многолетним действительным опытом. Говоря о худощавом телосложении, выделяются следующие особенности: высокий рост, привлекательная наружность, чуть вытянутое лицо, всё время сосредоточенное, серо-карие очи, костлявый нос да впалые щёки.
Основным помощником ему при́дан совсем молодой сержант, едва достигший двадцатилетнего возраста. Буре́ев Дмитрий Иванович начал служебную деятельность патрульно-постовым полицейским; он был зачислен сразу после срочной военной службы. За быструю сообразительность, природную смекалку и неуёмную тягу к практическим знаниям его перевели на участок нелёгкий, требовавший немалой внимательности; вместе с основным дежурным он держал под контролем оперативную районную обстановку. Не выделяясь высоким ростом, коренастый парень имел подтянутую фигуру и приятное, овальной формы, лицо; оно отличалось неестественно бледной кожей, голубыми глазами, задорными и игривыми, ястребиным носом, улыбчивыми губами. В настоящее время он заканчивал высшее юридическое образование и готовился стать кадровым офицером.
Недолгое уединение нарушил придирчивый следователь, прибывший с очередного деятельного осмотра. Тридцатисемилетний Ма́ркин Игорь Сергеевич достигнул звание майора юстиции, являлся опытным крючкотвором и заканчивал второй десятилетний период. Представлял он мужчину среднего роста, казался излишне полным, непривлекательно несуразным; круглая физиономия выделялось пухлыми щеками, румяными и масляными, да аккуратно подстриженными усами; серые глаза светились практичным разумом, пытливыми мыслительными процессами и немаленьким жизненным опытом. Вошедший сотрудник стал разъяснять, какие основные мероприятия посчастливилось провести.
– Приехали мы на место, – говорил он, слегка подбочениваясь, – заходим в тот злачный дом, а там всё залито свежей кровью. Проворные медики прибыли немногим пораньше и стояли поблизости: по понятным причинам внутрь зайти они не решались. Я их спрашиваю, что, мол, случилось, а они, типа, сам отправляйся и посмотри. На однозначный ответ возразить оказалось нечего, и я – ну, ты же меня знаешь, я парень не промах – не выясняя особых подробностей – но не забыв оголить заряженный пистолет – направился напрямую в убогие помещения. Захожу в жилую избу, а там все внутренние предметы – стены, мебель и бытовая техника – запачканы багряной кровищей, как будто происходила ужасная бойня. С участием, как минимум, десяти человек! На самом деле случилось совсем по-иному. Я сразу же понял несостоятельную ошибочность, как только увидел полупьяного, дико обезумевшего, хозяина. Сжимая кухонный нож, он ухватил несчастную супругу за дранные космы и, безумно орущую, таскал по липкому, кровавому полу. Прокля́тый ублюдок успел уже нанести несколько колото-резаных ран, непроникающих, неглубоких, но всё же кровоточи́вших. Зрелище представлялось словами неописуемое.
– И как вы его усмирили? – поинтересовался Сергей Александрович. – Как я понимаю, он находился в глубоком «неадеквате» и в любую секунду мог просто-напросто кого-то зарезать?
– Так же подумал и я, – продолжал предусмотрительный следователь, – поэтому не замедлил направить на него взведённую «пушку» и взять его на ствольный прицел.
– И он, естественно, испугался и сразу же подчинился? – ухмыльнулся недоверчивый Верестов.
– Напротив, – не согласился прямой очевидец, – он закрылся окровавленным телом и наставил острое лезвие прямо ей в глаз. «Только попробуй двинуться с места! – заорал он как бешенный, относя последнюю реплику лично ко мне. – И ты увидишь, как позорная шлюха умрёт. Она, блудливая «сучка», мне отвратительно изменила – и это наше семейное дело. Если вы все сейчас спокойно уйдёте, я её чуть-чуть проучу – да в общем и только. Убивать покамест не собираюсь». Нетрудно понять, положение дел, предложенное зловредным пропойцем, меня не устроило, и я решился на кардинально другие условия. Дескать, если отпустишь несчастную девушку, то – возмо-о-ожно! – останешься на свободе. В противном случае я ничегошеньки не сумею поделать. Так что, пожалуйста, не очень усугубляй, а отпусти бедовую жёнушку да начинай-ка по-быстрому успокаиваться. «Несчастную девушку?! – заорал тот словно бы резанный. – Значит, шалава паскудная таскается по всем мужикам, и она же несчастная?! За изменнические проделки убить её мало!» Я вроде бы согласился, продолжая оттягивать критичное время, и заверил его – сказал, дескать, преступление её столь великое, что она непременно должна умереть. Попутно предложил подумать про себя самого: мол, понравиться ли тебе сидеть за неё, скажем, лет эдак десять? Пока я его заговаривал, пронырливый опер расквасил оконные стёкла; озверевший придурок нечаянно обернулся… В ту же секунду я крикнул: «Садись!» Окровавленная супруга, глядевшая на меня с безумной надеждой, моментально с успехом исполнила. Всё прошло, как и планировалось, рьяный дебошир инстинктивно направил ножевое лезвие прямо в женино око, но там была воздушная пустота. Она нисколько не воспрепятствовала дальнейшему продвижению, пока широкий клинок не вонзился – по ньюто́новским постулатам – в бычью шею жестокого мстителя. Будь низкорослая жёнушка немного повыше – ему бы удалось избежать непоправимых последствий; но – так получилось – зрительный орган находился как раз напротив сонной артерии. И без того обагрённое помещение забрызгалось свежей кровью, фонтаном бившей из повреждённого места. Хорошо я стоял далеко, находясь у кухонного порога, и в мгновение ока успел покинуть ту жуткую комнату. Дальше всё просто: супругу, изрядно порезанную, погрузили на «скорую помощь» и отправили полечиться; мужика убиенного упаковали в трупный мешок и отправили в морг; мы спокойно завершили всё следственное мероприятие. Женщина оказалась спасённой, преступник рьяный наказал себя сам – оставалось всё правильно дооформить.
Закончив «задушевный» рассказ, Маркин передал дежурному весь собранный материал; сам он отправился в кабинет, чтобы составить подробный отчёт. Сергей Александрович открыл первичные документы и, как только служебное помещение окончательно опустело, погрузился в детальное изучение.
Он читал последние десять минут, как (вдруг!) его привлёк необычный звук, раздававшийся то ли сверху, то ли сбоку от полицейского здания; так бывает, когда ненавязчиво постукивают либо по внешним стенам, либо по верхней крыше. Оторвавшись от увлечённого чтения, дежурный невольно похолодел и пристально вслушался в происходившую обстановку. Посмотрев на экранное обозрение (видеокамеры, окружавшие по периметру), ничего необычного (вроде бы?) не увидел. На прилегавшей территории не наблюдалось ни постороннего движения, не виделось ни малого колыхания. Однако не покидало некое ощущение, что должно случиться чего-то жуткое, воистину страшное. Чтобы хоть как-то себя успокоить, настороженный мужчина привстал с удобного кресла и туда-сюда-обратно прошёлся вдоль неширокого помещения; он надеялся разогнать застылую кровь и легонько отвлечься. Он вышел в смежное отделение, где неизменный помощник исследовал материалы административного производства и фиксировал их в многочисленных журналах служебного производства; не забывался и персональный компьютер.
– Ты ничего не слышал? – спросил его Верестов, отрывая от кропотливой работы. – Как будто к нам кто-то стучится?
– Посмотри по видеокамерам, – лаконично заметил молодцеватый сотрудник, проявляя лёгкое недовольство (что отвлекают от основного занятия), – и сразу всё прояснится: пришёл ли к нам кто или же нет?
– Полагаешь, я не проделывал то же самое, – раздражённо буркнул маститый сотрудник, – и не догадался их внимательно просмотреть? К тебе же я обратился, потому как у меня возникли не очень хорошее подозрение. Вот опять…
Служивый майор поднял указательный палец, приглашая внимательно слушать. Оба они напряглись. И тут до них донеслось легонькое постукиванье.
– Что это может быть? – не в силах сдержать суеверного страха, перекосился неприятной гримасой оторопелый сержант.
Дежурный ничего не успел ответить, так как отвлёкся непродолжительным, но настойчивым стуком, прозвучавшим в железную дверь. Верестов вернулся на личное место и вгляделся в экран видеокамеры, установленной с переднего входа. Снаружи спокойно постаивал мужской силуэт, облачённый в потрёпанный плащ, чёрный и кожаный, да и широкополую шляпу. Нажав на кнопку селекторной связи, оперативный дежурный поинтересовался об истинных целях, приведших к ним позднего посетителя:
– Уважаемый, Вам чего? И… пожалуйста, назовитесь.
В ответ не последовало ни кроткого звука: Таинственный Незнакомец предпочёл по-тихому отмолчаться. Он стоял, и не двигаясь, и не мо́лвя ни малого слова. Непроизвольно пробежала лёгкая дрожь, заколотившая сильное туловище; оторопелый майор чуть стушевался, не представляя, что следует делать. Ежели пришедший мужчина ничего ему не ответил, ещё не означает, как будто замыслилось чего-то недоброе. Он мог оказаться немым, а нелепые предчувствия никак не способствовали исполнению основных дежурных обязанностей; они, между прочим, направлены на скорую, непременно корректную, помощь. Так или иначе, но исполнительный офицер обязан был выяснить, что хочет ночной посетитель.
– Дима, – обратился он к загруженному помощнику, заполнявшему неисчислимые документы, – пойдём посмотрим?.. К нам кто-то странный пришёл.
Тот состроил сердитую мину; но, делать нечего, он находился в непосредственном подчинении и должен действовать, сообразно начальственным указаниям. Нехотя встав, молодой человек постарался казаться непринуждённым и любезно согласился сопровождать прямого руководителя:
– Пошли… куда нам теперь деваться?
Вдвоём, двигаясь друг за другом (один напряжённой, какой-то лисьей, походкой, второй, скорее, разочарованно), они приблизились к входному проёму. Верестов примкнул зоркий глаз к стеклянному окуляру, намереваясь разглядеть загадочное лицо, истинное обличье. Уличного освещения у фасадной части (почему-то?) не предусматривалось. Справа и слева фонари осветительные висели, но они направлялись на проезжую часть, а у входа их не было. Поэтому всегда сохранялся существенный полумрак, скрывавший подошедшие личности. Он не считался значимым, когда задействовалась уличная видеокамера, снабжённая ночным, истинно тёмным, видением; но сейчас всё выглядело полностью по-иному. Итак, приблизив настороженный взор к округленькому отверстию, озадаченный майор сам лично увидел, что перед железной дверью никто уже не стоит. Крохотный глазок охватывал лишь недалёкое расстояние – в непосредственной близости никого не увиделось. Облегченно вздохнув, предполагая, что избавился от злополучного наваждения, Сергей Александрович машинально промолвил:
– Неужели ушёл? Лучше бы так, а то мне что-то вид его, мрачный, не сильно понравился.
– Что? – не понял второй сотрудник, державший основную руку на поясной кобуре; он готовился в любую секунду выхватить табельное оружие.
– Посетитель жутковатый вроде ушёл?.. – сделал робкое предположение старослужащий офицер; он медленно подвинул прочный запор, чтобы открыть железную дверь. – Всё равно надо выйти и осмотреться, заодно пройтись по кругу и точно установить, что доносились за странные звуки.
Недовольный помощник, спешивший вернуться к документальному заполнению, не предъявил озвученных возражений, стараясь быстрее закончить ненужную процедуру. «Сам, что ли, не мог посмотреть?» – строил недовольные гримасы позади прямого руководителя. Пока он паясничал, стальная преграда освободилась от мощной задвижки, и появилась хорошая возможность выйти наружу. Верестов не замедлил ею воспользоваться, увлекая и негодующего «помдежа». Он уже сделал уверенный шаг, уже одной ногой очутился под установленным сверху внушительным козырьком, уже посмотрел направо, уже направился успокоенный налево, как (вдруг!) откуда-то сверху спустился Таинственный Незнакомец; он завис на расстоянии сорока сантиметров, на небольшом возвышении, примерно в метре от полицейского. На какое-то время оба замерли в немом ожидании, друг оставаясь напротив другого. Молодой человек, шедший немного сзади, не ожидал тревожной заминки и не замедлил неспешной походки; естественно, он столкнулся с застывшим майором, не специально придав стоячей фигуре колебательное движение, подавшее послушное туловище строго вперед. Входная дверь открылась пошире, а Странный Тип извлёк наружу тощую руку, вооружённую изрядно заржавевшим серпом. Мощным ударом, произведённым справа налево, отделил верхнюю макушку от костного основания – одним движением серое вещество отсоединилось от жизненно-важных органов, прекратив импульсную подачу нейронных сигналов.
Как следовало из внешнего состояния убийственного орудия, оно давно не точилось и столько же не использовалось. Невзрачные вроде качества? Они не помешали прочной стали и уверенному замаху сделали поганое дело: ровным разрезом черепная коробка разделилась на две неравные части. Отсечённая маковка сразу не покатилась, а продолжала несколько секунд держаться в положенном месте. Постепенно, под действием кровяного напора, верхняя половинка медленно съехала на левую руку: разрез здесь располагался несколько ниже, чем верхнее окончание. Оголённые жилы разбрызгали вокруг багровую жидкость, находившуюся под сильным давлением. Зрелый полицейский майор, так и не осознав, что с ним действительно приключилось, плавно опустился на оба колена и, продолжая бить кровавым фонтаном, завалился на асфальтированную поверхность.
Плащ Страшного Существа оказался уж весь окровавлен, когда внезапно возник другой, следовавший за первым, сотрудник. Едва он лично улицезрел, что случилось со старшим товарищем (продолжая удерживать правую руку на пистолетном хранилище), в одно мгновение извлёк наружу табельное оружие и наставил на Одинокого Странника.
– Стой, проклятая мразь! – крикнул он неизвестному, для большего убеждения передернув закрытый затвор. – И подними-ка ручонки «шелудивые» выше, чтобы непременно их видеть!
Таинственный Незнакомец не спешил исполнить понятное приказание, застыв нечеловеческим призраком. Сержанту полиции видеть (подобное!) ни разу не приходилось, и никто его не инструктировал, как следует поступать. Видя, как умирает недавний руководитель, убитый жестоко, и на его же глазах, Буреев наполнился паническим ужасом; он приготовился вот-вот лишиться сознания. Последнее, что промелькнуло во взбудораженной голове, – безликий злодей не собирается подчиняться. Поэтому он беспорядочно, раз за разом, стрельнул, в упор расстреливая то злобное существо.
Он истратил все восемь патронов, а безликий противник даже не шелохнулся. И вот! Затворная задержка заклинилась, возвещая, что обороняться-то, в сущности, нечем. Помощнику дежурного представился уникальный шанс воочию увидеть бесцельный результат недавнего нападения; тот мистический ужас, что возник перед опешившим взором, заставил волосы короткие все дружно зашевелиться, а спинная кожа покрылась мириадами холодных мурашек. Что же ему не посчастливилось лично улицезреть? Выпущенные пули застыли на некотором расстоянии от верхнего одеяния и, не падая вниз, вращались по некому жуткому, не поддававшемуся пониманию, кругу; они словно оказались в невидимом барабане, группируясь всё ближе и ближе, пока не слились в один, единый, заряд. «Боть»! Очевидно, Таинственный Незнакомец изменил первоначальные планы, так как страшное орудие разом свалилось на бренную землю. Тяжёлая кожаная пола заколыхалась от резкого взмаха худощавой руки, и точно в полицейскую голову полетело сельскохозяйственное орудие, вдруг ставшее смертоносным. Недаром Буреев много свободного времени уделял физической подготовке и рукопашному бою: он заметил резкое телодвижение, ма́стерски среагировал и наклонить натренированный корпус назад, избежав опасного столкновения. Резко вернувшись в исходное положение, отработанным манером сделал пару шагов вперёд, по ходу сжал правый кулак и посильнее двинул в солнечное сплетение. Дмитрий удивился (нет!), попросту очумел, когда наткнулся на непробиваемую, хотя и невидимую преграду. Нестерпимая боль пронзила закалённого, подготовленного во многих схватках, сотрудника…
Казако́в Пётр Васильевич служил в райковском отделении и состоял на должности участкового. Молодой лейтенант, он едва окончил высшее учебное заведение и приступил к исполнению нелёгких, но нужных обязанностей. Обладая высоким ростом да накачанным торсом, полицейский пользовался уважением не только у сослуживцев, но и у лиц криминального образа жизни (мало кому хотелось вступать с ним в личную схватку); вытянутое большое лицо, уверенный взгляд каре-зеленоватых глаз, всегда нахмуренный лоб – все они лишний раз подтверждали, что иметь с ним дело стоит исключительно в дружественной манере; особенно отмечались повышенная выносливость, аналитический склад ума и убедительная способность (одним лишь взглядом «охлаждались» любые проказники) . В тот злополучный день он заступил на суточное дежурство. Молодой человек находился в кабинет №1 и, склонившись над собранными материалами, предавался легонькой дрёме; он и не знал, каким жестоким неприятностям подвергается их полицейское отделение.
Из сладкого забытья вывели пистолетные выстрелы, прозвучавшие в шаговой близости. Участковое помещение располагалось напротив дежурной части, в паре с половиной метров от главного входа. Встрепенувшись, словно облитый холодной водой, он выхватил табельное оружие и, снаряжённый, помчался наружу. Кабинетное пространство он покидал, как раз когда Одинокий Странник запускал метательное орудие, намереваясь снести у расторопного помощника полголовы. Как известно, он промахнулся и брошенный «снаряд» проследовал мимо, обнаружив другую жертву; оно воткнулось Казакову в правую руку, сжимавшую заряженный пистолет. Онемевшие пальцы мгновенно разжались, выпуская защитительное оружие; оно шлёпнулось на гладкий, ровно забетонированный, пол, издав характерный, гулко металлический, звук. Полицейский, вскрикнув от нестерпимой боли, попытался избавиться от опасного, ржавевшего годами предмета. Едва он извлёк его из поражённой руки, как тем же мигом и понял, что поступил до крайности опрометчиво. Почему? Кровавый фонтан возвестил о повреждённой артерии.
В тот же самый момент Таинственный Незнакомец впивался худыми пальцами в сержанта полиции, протыкая глазные впадины и хватаясь за верхнюю челюсть; он вырвал лицевую основу, освобождая серое вещество. Погрузив в черепную коробку костлявую длань, за несколько раз он начисто вычистил присутствие мозга, разбросав его по окружному асфальту. Пока он зловеще орудовал, участковый пытался пережать хлеставшую рану, надеясь уберечься от полной потери живительной жидкости. Благодаря практичным попыткам, кровяное давление существенно ослабело, но продолжало струиться обильным потоком – участковый оказался полностью непригодным для отражения нападения. А зря! Странный Тип, продолжая свободно парить, неспешно плыл в его «предсмертную» сторону и не выказывал ни внешнего волнения, ни милосердного сострадания. Поравнявшись с упавшим орудием, поднял его с бетонной поверхности и приблизился к полицейскому на расстояние, равное полуметру. Мрачное Существо на несколько секунд замерло́, склонив широкополую шляпу, и не давая увидеть лицо.
