Усталый, из последних сил, Я раз по улицам бродил. Глухая ночь и дождь ручьем. Не разглядеть ни зги кругом. Ни самый слабый звездный луч Мне не мерцал из черных туч. Тут встал и вырос предо мной Домино с вывеской большой. И изнывающий мой взор Узнал в нем постоялый дворе. Благодаренье же, Творец: Отдохновенье, наконец! Я постучался у ворот. Задвижка щёлкнула – и вот Сверкнули злобно два глазка: Меж них – носище старика! «Ишь, расшумелся карапуз! Чего тебе и кто ты, ну-с?» – «Отец родной!» Взмолился я, «Хоть на ночь приюти меня». Он странно так захохотал: «Да домовых ты не видал? Ведь, на смерть перетрусишь, чай?» – «Не струшу; уголок лишь дай.» – «Не струсишь? Так войди, дружок Тогда найдется уголок.» – Впустил. При свете ночника Я разглядел тут старика: Седой и худенький такой; Но, оказалося, не злой: И накормил, и напоил, О всем подробно расспросил: И лет каких, и как учусь. Потом повел в коморку: «Ну-с, Коль хочешь ты заснуть теперь, Так не заглядывай в ту дверь: Настал урочный час, духов. Прощай, сынок мой, будь здоров».
В постель улегся я, притих, Но глаз не смел сомкнуть своих. Густой, безмолвный мрак вокруг,
