Василий Арсеньев
Сотник Лонгин
Надежда, потерянная после смерти старика-иудея, вернулась к юноше и придала ему сил, которых хватило для последнего рывка. Теперь он уже мог отчетливо разглядеть сложенные из камня стены домов и стволы пальм, увенчанные раскидистыми ветвями. В лучах заходящего солнца отражался блеск водной глади, который радовал глаз. Сомнения не было – они добрались! Впереди – посреди бескрайнего моря желтых песков – лежал зеленый остров. Оазис.
Изнывающие от жажды люди бежали к пруду с чистой сладкой водою, – они радовались и плескались как дети. И жадно пили живительную влагу. В Пальмире наши путешественники запаслись водою и свежими финиками и, отдохнув несколько дней, продолжили путь, а на седьмой день благополучно достигли сирийского Дамаска.
***
В Птолемаиде (Акко) пути торгового каравана и вавилонских магов разошлись. Навьюченные верблюды двинулись далее в Египет по добротно вымощенной Приморской дороге. Персидские жрецы остановились в гостинице. В пути они лишились своего иудейского проводника, а потому пришлось искать нового. Кроме того, они нуждались в новом транспорте. Вскоре маги нашли подходящего перевозчика из иудеев, который за приемлемую плату согласился доставить их в град Ерушалаим. На другой день двинулись в путь, погрузив в крытую повозку, запряженную гнедой лошадкой, свои дорожные припасы и дары, предназначенные для Царя. Иудей, приняв троих незнакомцев за язычников, лишний раз рта не раскрывал и спокойно правил лошадью, которая бежала рысью по каменистой дороге. Они все дальше уезжали от моря, вглубь холмистой Галилеи. Азербад сидел в повозке, разглядывая окружающую местность, которая выгодно отличалась от Сирийской пустыни зарослями кустарников, покрывающими склоны невысоких холмов, и широкими дубравами, протянувшимися вдоль реки Кишон. Вдалеке поднимались горы Кармель, утопающие в зелени виноградников и оливковых рощ. Повозка, поскрипывая, катилась мимо возделанных полей и крохотных селений, насчитывавших порой всего несколько дворов.
Ехали весь день, а ближе к вечеру впереди показался холм, на вершине которого раскинулись городские строения.
– Как называется это место? – обратился Азербад к вознице. Иудей, – его звали Мойше, – долго молчал, а потом неохотно отозвался:
– Ципори, – и, не прибавив более ни слова, снова замолк. Но юношу на сей раз не удовлетворил односложный ответ возницы, и он полез к нему с расспросами:
– А что на вашем языке означает это слово?
Мойше немного помялся и, рассудив про себя, что нельзя оставить без ответа вопрос человека, с которого он еще не получил денег, проговорил:
– Ципори – это птица.
– А почему город так называется? – не унимался юноша, которому очень хотелось разговорить молчаливого еврея.
– Не знаю, – пожал плечами иудей Мойше. – Может, потому, что он сидит на холме подобно птице.
– Да, есть некоторое сходство, – согласился Азербад, разглядывая каменные стены и плоские кровли домов, взлетевших на вершину холма. – А чем знаменит этот город?
– Чем знаменит? – сморщил лоб Мойше. – Не знаю. Так. Обычный город, каких много в Галилее. Впрочем, Ципори населен больше остальных.
– Галилея? – переспросил Азербад. – Это что? Страна?
– Да нет, – говорил Мойше. – Галилея – это область, в которой живет много разных народов, но преобладают иудеи.
Азербад был доволен тем, что сумел-таки завязать разговор с иудеем, а тот продолжал:
– У меня тут сродник один живет. Он, можно сказать, знатный человек. Плотник. В наших краях труд плотника испокон веков в почете! Еще со времен строительства храма Соломона…
– О храме Соломона я слышал, – радостно подхватил Азербад. – Но, насколько я знаю, он был разрушен царем Навуходоносором.
– Да, это так, – вздохнул Мойше. – Мои предки побывали в неволе, а потом вернулись в родные края и отстроили храм заново, не такой величественный, правда…
– Это шах Кир освободил из плена иудеев и в благодарность был признан ими царем, – с воодушевлением проговорил Азербад. Мойше открыл рот от удивления:
– Откуда вы это знаете? Вы не похожи на иудея…
– Я родом из Вавилона, – объяснил Азербад. – Перс. Служитель храма Огня.
– Неужели? – приподнял брови еврей. – А что вас занесло в наши края?
Теперь от прежнего недоверия не осталось и следа. Азербад охотно поделился с иудеем своим открытием новой звезды, возвестившей рождение Царя. Заотар попытался вмешаться в этот разговор, но его одернул мудрый Хушедар. Мойше внимательно выслушал взволнованную, сбивчивую речь чужестранца.
– Царь? Неужели Мессия родился? – растерянно проговорил он.
– А что значит это слово – Машиах? – переспросил Азербад.– О каком-то Мессии говорил и начальник вавилонской синагоги, который вызвался сопровождать нас, но… умер в пути.
– Машиах – значит, помазанник Божий, – осторожно проговорил Мойше. – Царь, которому суждено править Израилем и всем миром.
– Царь… да, да, все сходится!– воскликнул Азербад. – Именно так. Звезда возвестила рождение Царя, Мессии. Быть может, вам что-нибудь известно об этом?
– Увы, мой юный друг, я давно не бывал в Иудее, – вздохнул Мойше. – В последний раз –два года назад на Песах туда ездил вот на этой же кляче. Да что говорить-то? Царь Ирод, покорный Кесарю, вот уж тридцать лет правит на этой земле.
– Это в его семье родился Мессия? – задал Азербад, как ему казалось, уместный вопрос, но Мойше тотчас высмеял его:
– В семье Ирода? Ха-ха-ха. Да он же полукровка, идумеянин! Как говорят наши мудрецы, Мессия должен прийти из рода Давидова. Но… я небольшой знаток пророков.
Повозка катилась по узким улочкам нижнего города и, подпрыгивая на неровной мостовой, въехала на постоялый двор, который был полон народа. Тотчас какой-то смуглый юнец в одной набедренной повязке подскочил к лошади и быстро что-то проговорил, – Азербад не расслышал. Но Мойше грубо прогнал его, замахав руками, и обратился к магам:
– До Ерушалаима еще много миль, а повозка нуждается в ремонте. Одно колесо меня беспокоит, – пояснил он. – Думаю, это займет пару дней. Вы можете пожить здесь, в гостинице. А через два дня мы продолжим путь…
Маги выгрузили из повозки свои вещи, растерянно глядя вослед уезжающему иудею Мойше. А тот отправился навестить гостеприимную семью своего дальнего родственника, которого звали Йосеф.
***
Повозка остановилась напротив высоких резных ворот дома, обнесенного каменною оградою. Ступив на широкий двор, Мойше крикнул:
– Шлам лэхон! (арам. ‘Мир вам!’).
Вскоре появился хозяин, вышедший посмотреть, кого, на ночь глядя, нелегкая принесла в его дом. Это был молодой мужчина, лет тридцати отроду, с черной бородкой и коротко стрижеными волосами, одетый в просторную распашную одежду вроде халата и препоясанный кушаком. Он тотчас признал гостя и с широкой улыбкой на лице выступил ему навстречу: «Мойше!»
Они обнялись.
– Давно ты не был в нашем доме! Когда в последний раз мы виделись? – Йосеф задумался, вспоминая события последних лет.
– Да, два года прошло со времени вашей с Мириам свадьбы, – подсказал Мойше. – С тех пор мы и не виделись. Как поживаешь, Йосеф? Что нового?
– С Божьей помощью, – вознеся руки к небу, проговорил Йосеф. – Много новостей, Мойше. Пройдем в дом. Там все расскажу. Ты поспел как раз вовремя – к вечере.
Над добротным каменным домом с деревянною крышей нависали раскидистые верхушки деревьев, – то был сад, в котором росли: и дуб, и сосна, и кипарис, и даже благородный высокоценный кедр. Некая женщина шла со стороны сада, неся в руках кувшин с водою. Она остановилась, пропуская господина в дом, и приветствовала Мойше. Тот мельком глянул на нее и, вежливо ответив на приветствие, подумал: «Кто она такая? Разве родственница?»
При входе в дом гость, вслед за хозяином, коснулся рукою дверного косяка, в котором была спрятана мезуза, и громко сказал: «Шлам лэхон!» Вскоре появилась молодая женщина с длинными, заплетенными в косы темными волосами и прекрасными, черными, похожими на угольки, глазами, в которых тотчас, при виде гостя, сверкнули добрые радостные огоньки.
– Рамша таба (арам. ‘Добрый вечер’), Мириам, – приветствовал хозяйку дома Мойше.
– Добро пожаловать, – улыбнулась Мириам. – Я вас помню – вы были на нашей свадьбе. Очень рада видеть вас в нашем доме. Проходите, Мойше, располагайтесь. Скоро будем вечерять.
Йосеф провел гостя в столовую, где находились три обеденных ложа, расставленных вокруг низенького, но широкого стола. Мойше оглядел обстановку комнаты: шкафы, сундуки, стулья, – все было сделано из ценной породы древесины. Отметив это про себя, он сказал вслух:
– Славный дом! Да будет в нем всегда достаток. Да пошлет тебе Господь много детей, Йосеф.
Хозяин дома просиял улыбкой:
– Это уже свершилось, Мойше. Господь милостив к моей семье.
В этот миг из соседней комнаты донесся плач младенца. Мойше изменился в лице и радостно воскликнул:
– Поздравляю, Йосеф. У тебя сын родился?
Йосеф, затаив улыбку в уголках губ, покачал головой. Мойше насторожился: «Дочь?» Йосеф засмеялся и сказал:
– Пойдем.
Они осторожно вошли в комнату. Та женщина, которую они повстречали во дворе, теперь сидела на кровати, держа на руках младенца, прильнувшего к ее обнаженной груди. Возле стены висела прикрепленная к потолку колыбель, – такая, каких еще не доводилось видеть Мойше, – большая и просторная, как и сам этот дом. По другую сторону комнаты была другая колыбель, меньших размеров.
– Это Иегуда, – тихо сказал Йосеф, улыбаясь и кивая на младенца, которого держала на руках кормилица. Осторожно ступая по деревянным половицам, он прошел к большой колыбели и наклонился над нею, затем оглянулся в сторону, где стоял Мойше, и кивком подозвал его. Мойше заглянул в колыбель, в которой было два отделения с перегородкой посередине. Слева отделение пустовало, а справа – лежал младенец в пеленах. Он не спал. Его темные глазенки излучали свет, а на щечках сияла улыбка.
– Это Иешуа, – сказал Йосеф. И когда они вышли из детской комнаты, добавил:
– Хвала небесам, Мириам родила двойню! Оба мальчики. Похожи как две капли воды, но при этом такие разные. Иегуда горазд плакать, Иешуа – спокойный. Лежит себе в колыбельке, а как увидит кого-нибудь – улыбается. Раз только он заплакал – при рождении. С тех пор его неслышно.
– Поздравляю, Йосеф, – проговорил Мойше. – Извини, что без подарков к тебе приехал – не знал, что двойное счастье в твой дом пришло. Слава Богу!
Хозяин и гость возлегли за обеденным столом, а Мириам служила им. Глядя на нее, Мойше проговорил:
– Позволь, Йосеф, выпить за здоровье матери твоих сыновей.
Услышав его слова, Мириам просияла улыбкой, а гость продолжал:
– Будьте счастливы. С меня подарки. Я сейчас путь держу в Ерушалаим, а там много всякого добра на рынках продается…
Йосеф усмехнулся:
– Ладно, Мойше. Мы рады тебе и без подарков. Кстати, а что это ты в Ерушалаим едешь?
– Да… так везу я чужестранцев, которые пришли из самого Вавилона. Пустыню пересекли. И такие чудные они… эти персы.
– Почему «чудные»? – осведомился Йосеф.
– Да говорят, будто родился Мессия, – засмеялся Мойше, которому вино явно уже ударило в голову. – И знаете, как они вычислили это? – он взглянул на Мириам, которая присела рядом с лежащим мужем и слушала их разговор, сгорая от любопытства. – Говорят, будто звезда явилась на небе и сказала им об этом…
Мойше снова засмеялся, а Йосеф поставил на стол кубок с вином, к которому даже не притронулся, и задумчиво проговорил:
– А знают ли они, что Мессия должен прийти из рода царя Давида?
– Да, какой там! – махнул рукой Мойше. – Я ж говорю, чужестранцы они, персы… Да я им на это указывал. Они, должно быть, едут к Ироду по какому-нибудь делу, а звезда эта – россказни лишь для вида. Хитрый народ – эти персы…
– Наверное, ты прав, – согласился Йосеф. – Никто не знает, когда придет Спаситель мира. Говорят, что он будет из рода Давида, но что осталось от этого рода? – он вздохнул и оглянулся на комнату, где были младенцы. – Отец, – хвала памяти его! – рассказывал, будто прадед мой бежал когда-то из Бейт-Лехема, спасая свою семью от гонений Иоанна Гиркана. Вроде был он из рода Давидова, и Хасмонеи, захватив власть над Иудеей, пытались истребить всякого, в ком видели угрозу для себя. Бежал мой прадед в Галилею языческую, стал здесь плотником и, думая о своих потомках, положил начало саду, который теперь разросся и дарит ценную древесину, столь необходимую в моем ремесле.
– Кстати, о ремесле, – подхватил Мойше. – Ты меня так хорошо встретил, что я чуть, было, не забыл сказать тебе: заменить колесо надо в моей телеге. Путь мне предстоит долгий: не хочу где-нибудь застрять…
***
Два дня спустя повозка с новым колесом ехала по Изреельской долине, минуя невысокие холмы Галилейские, среди которых особняком стояла лесистая гора Табор, возвышающаяся над окрестностью. Маги любовались живописной местностью: зелеными лугами, где паслись большие стада, полями, что радовали глаз золотыми колосьями, пальмовыми рощами. Мойше не разделял восторга чужестранцев, восхищавшихся красотами края, по которому теперь катилась повозка: он был угрюм и не глядел по сторонам. Впереди вырастали очертания колоннады величественного храма, который стоял на вершине холма. Вскоре повозка въехала в эллинский город Скифополь, где наши путешественники остановились на ночлег.
С первыми лучами солнца они снова двинулись в путь, а затем, по прошествии нескольких часов, повозка въехала в пустынную долину, по которой несет свои мутные воды Иордан. Навстречу путешественникам двигался большой караван. Верблюды, навьюченные тюками с благовониями, неспешно переходили реку вброд. На переправе в окрестностях Сокхофа стало тесно от столкновения людских потоков, которые направлялись в обе стороны. Маги вышли из повозки. Мойше распряг и повел свою лошадку к водопою. Пропуская караван, стояли добрую половину дня и лишь под вечер двинулись по узкому мелководью.
Мойше вел под уздцы лошадку, которая тянула за собой повозку. Маги шли рядом, держась за нее. Вода доходила им до пояса. Течение реки сильно замедляло продвижение. И переправа заняла более часа. На ночлег остановились на восточном берегу реки. Со всей округи собрали сухого древесного кустарника и разожгли костер. В ту ночь звезда, которая сияла до сих пор на востоке перед самым рассветом, не появилась, что весьма огорчило Азербада…
Наутро началось путешествие вдоль восточного берега реки, поросшего скудною травою и колючими кустарниками. Местность была глинистой и каменистой. Слева вдалеке высились отроги Галаада, справа за рекою поднимались горы Самарии. Солнце нещадно иссушало эту землю. На всем протяжении долины встречались пересохшие русла рек. Сам Иордан, переполняемый дождевою водою, зимою разливался широко, случалось, даже выходил из берегов, но уже к началу лета мелел наполовину.
Впрочем, в тени повозки было вполне уютно нашим путешественникам. Маги разговаривали между собой на языке древней Авесты, который был непонятен иудею Мойше. Тот всю дорогу помалкивал и лишь однажды, показывая на противоположный берег реки, воскликнул:
– Смотрите. Какая красота!
Маги, прервав свою оживленную беседу, с любопытством выглянули из повозки. Их взорам открылась длинная каменная стена, за которой далеко простирались раскидистые ветви бесчисленных пальмовых деревьев. Это были рощи Иерихона, которые некогда Марк Антоний подарил царице Клеопатре.
Ту ночь наши путешественники провели в оазисе среди благоухающих садов, искупались в пруду с чистою водою, насытились свежими лепешками и вкусными финиками. На рассвете Мойше запряг свою лошадь. Повозка выехала с постоялого двора и устремилась в Ерушалаим, мимо Зимнего дворца Ирода, по добротной хорошо вымощенной дороге, которая нырнула в ущелье, продолжилась посреди отвесных скал вдоль шумного потока. Взошедшее солнце залило ущелье светом, сверкало в водах горной реки, проникало вглубь пещер, вырубленных в скалах. Азербад озирался по сторонам и засыпал иудея вопросами, на которые тот неохотно отвечал:
– Далеко до Ерушалаима?
– До полудня будем в городе.
– Здесь много пещер. В них кто-то живет?
– Может быть. Отшельники. Они называют себя ессеями.
– Так, где нам искать Мессию, если не в царском дворце?
– Не знаю. Вам надо обратиться к иудейским мудрецам.
– А где их найти?
– В Храме. Где ж еще?
Дорога уходила все дальше в горы. На склонах каменистых холмов раскинулись оливковые рощи, росли смоковницы, кое-где встречались финиковые пальмы. В низинах вдоль ручьев простирались крохотные селения, поля и пастбища.
Взглянув на солнце, которое приближалось к своей наивысшей точке, Азербад спросил с тревогою в голосе:
– Где же Ерушалаим?
Мойше улыбнулся:
– За этой горою, которая называется Елеонской (или Скопус), – проговорил он,показывая рукою.
Вскоре повозка въехала на возвышенность, и Мойше, потянув поводья на себя, заставил лошадь остановиться у края дороги. Он был прав – отсюда, и в самом деле, город был виден как на ладони. И этот город не был похож ни на один из тех, которые доводилось лицезреть персидским магам. Азербад на мгновенье потерял дар речи, созерцая незабываемое зрелище.
Впереди, – за широкою долиною потока Кедрон, который в это время года обмелел и тянулся ниточкою ручья, бегущего навстречу Мертвому морю, – из горной гряды вырастала цепочка каменных глыб, словно крепость великанов, о которых повествуют древние сказания. Ерушалаим был окружен мощными стенами с высокими четырехугольными башнями, лежал на высоких холмах, спускающихся в глубокую долину Тиропион, красовался пышными дворцами, превращенными в неприступные цитадели и утопающими в зелени садов.
Склоны Сиона пестрели плоскими кровлями множества каменных домов, стенами римского театра, ступени которого, вырубленные в скале по приказу Ирода, спускались в оживленную долину Тиропион, знаменитую своими бесчисленными лавками, караван-сараями и базарами, где торговали всеми дарами Востока и даже невольниками. Шум городских рынков перелетал через Кедронскую долину и достигал слуха персидских магов.
Город, высеченный из камня, поражал воображение чужестранцев. Но поистине завораживала красота холма, который возвышался над всей окрестностью, примыкая к мрачным зубчатым башням крепости Антония. Издали он казался покрытым снегом, словно далекая гора Ермон. Пространство этого холма было вымощено отполированным до блеска белым камнем, украшено фонтанами и окаймлено со всех сторон мраморными крытыми колоннадами, окруженными могучими стенами. Эта гора была сердцем Ерушалаима и душою Иудеи, священным местом, к которому с трепетом обращали свои мысленные взоры евреи со всего света. Там, под крышею здания из белого и зеленого мрамора, за массивными дверями из ценной коринфской меди, за двойною завесою не было ничего… кроме Божественного присутствия, по-еврейски – Шехина. Дом Божий, покрытый со всех сторон тяжелыми золотыми листами, сверкал на утреннем солнце ярким огненным блеском. Персидские маги любовались им, зажмуривая глаза и прикрываясь руками.
– Так, это и есть прославленный Храм Ерушалаима? – проговорил Азербад с нескрываемым восхищением.
– Он самый! – не без гордости отозвался Мойше. – Не правда ли, он великолепен?
– О, да, – улыбнулся Азербад.
– Разве могли бы эллины или другие какие народы выстроить что-нибудь подобное? – с вызовом бросил Мойше.
Маги промолчали, хотя им и было что сказать. Они знали, что в Парфии множество храмов, тогда как в Иудее одно-единственное святилище. Они подумали, что не так важно, из чего сделаны стены и потолки, и, тем более, не имеет значения, сколько золота, серебра и меди ушло на облицовку ворот, главное – это искреннее служение Богу и соблюдение духовной чистоты. Впрочем, они не могли отрицать того, что Храм Ерушалаима, и в самом деле, великолепен…
Однако близость Дома Божьего не помешала еврею заняться мирским делом и потребовать оплаты. В тридцать серебряных шекелей обошлось персам путешествие из Птолемаиды в Ерушалаим, которое растянулось на целую неделю, а все странствие из далекого Вавилона заняло полных два месяца. Мойше перевез своих клиентов через поток Кедрон и высадил их у подножия Храмовой горы напротив Шушанских ворот, а сам поехал в сторону купели Шилоах.
Персы теперь вблизи видели высокую городскую стену, местами поросшую мхом. Они остановились возле широкой каменной лестницы, по которой наверх, разувшись, поднимался одинокий паломник.
– Мы вдали от Родины, в незнакомом краю, – сухо заметил Заотар, исподлобья поглядывая на Азербада. – Звезда погасла. И что теперь?
– Мудрецы из Храма подскажут нам дальнейший путь, – уверенно сказал Азербад.
– И как долго еще нам придется пройти? – повысил голос Заотар. – А если они укажут на Рим, в поисках царя ты и туда отправишься?
– Заотар, – прикрикнул на него Хушедар. – Мы проделали долгий путь, – это ты верно говоришь. И вот теперь мы у цели. Имей же терпение и мудрость, чтобы довести до конца начатое. Вместо того чтобы в чем-то укорять Азербада, лучше помоги ему нести вещи.
Азербад, взвалив на плечи тяжелую поклажу, первым взошел на площадку перед воротами и дождался старика Хушедара, который поднимался медленно, опираясь на посох, и наверху еще долго стоял, пытаясь отдышаться. «Вот, кому действительно тяжело сейчас», – подумал юноша. Они вместе вошли в город через Шушанские ворота, на которых был изображен персидский город Сузы и написано изречение, выражающее благодарность царю Киру за освобождение из вавилонского плена.
Персидские маги вступили под крытую колоннаду, которую поддерживали три ряда массивных столбов из белого мрамора, увенчанных золотыми капителями.
В этот час на Храмовой горе было немноголюдно. Огромная площадь, вымощенная белым камнем, пустовала. На пути к Храму персы неожиданно натолкнулись на препятствие: ограду высотою в три локтя со столбами, на которых греческими и латинскими письменами было вырезано грозное предупреждение: «Ни один иноземец не смеет войти за решетку и ограду Святилища. Кто будет схвачен, тот сам станет виновником собственной смерти».
Азербад стоял как громом пораженный, он не предвидел такого поворота событий. Неужели столь долгий путь был пройден ими напрасно, и теперь остается лишь одно – вернуться ни с чем обратно? Отчаяние накатило волною, из глаз юноши хлынули горькие слезы…
Персы стояли возле мраморного бассейна с бьющим фонтаном и оглядывались по сторонам. Справа вырастала мраморная глыба Храма, – белая как снег, с пылающей на солнце золотою кровлей, – она была обнесена высокою стеною с башнями.
– И что теперь? – с вызовом бросил Заотар. Азербад ничего не ответил, тяжело вздохнув.
– В этом городе стены повсюду, – мрачно усмехнулся Хушедар. – А что там? За той колоннадой? Слышите? Шум словно с торга…
Персы прислушались. И, правда, с левой стороны доносились оживленные голоса. Они направились туда. Азербад шел, повесив голову. Шум нарастал, и вскоре догадка Хушедара подтвердилась – под крытою колоннадою, в галерее, протянувшейся на целый стадий и спускающейся в долину Тиропион, шла бойкая торговля редкими и дорогими товарами. Здесь можно было купить даже южноаравийские благовония: ладан и смирну. Персы прошли мимо лавок, оставив без внимания призывы торгашей, расхваливающих свои товары, на некоторое время задержались возле помоста, где один из начальников народа иудейского разбирал гражданские тяжбы, и вскоре вернулись в притвор Соломонов, – восточную колоннаду, через которую они зашли на Храмовый двор.
В притворе Соломона персидские жрецы увидели толпу, которая слушала проповедь одного из своих народных учителей. Некий почтенный старец с седою бородою и посохом в руке что-то громко, часто вознося взор к небу, восклицал на еврейском языке, который несколько отличается от привычного персам арамейского, а потому им трудно было разобрать смысл его слов. Но они поняли главное – что этот человек наверняка знает иудейские Писания и может быть полезен. Внезапно, как гром среди ясного неба, весьма отчетливо прозвучало слово: «Машиах», – и Азербад, словно опомнившись от долгого забытья, прокричал по-арамейски:
– Где он? Где родился Царь Иудейский?
Мгновенно в притворе Соломоновом повисла тишина. Люди переглянулись. Старец прервал свою пылкую речь и гневно оглядел толпу, чтобы понять, кто осмелился на такую дерзость, и вскоре его взор уперся в смуглого юношу, одетого в белую длинную рубаху, который протиснулся вперед и низко поклонился ему:
– Отец, прости, что помешал твоей проповеди, но выслушай меня. Мы, жрецы Господа Мудрого, прибыли из далекого Вавилона. Звезда, которая семьдесят дней подряд сияла на востоке, заставила нас отправиться в долгое путешествие и привела нас сюда, в Ерушалаим. Это та самая звезда, которая явилась год спустя после соединения планет Ормазда и Кейвана, предвосхитившего рождение нового Царя, который подобно Киру Великому будет править миром. И теперь наш путь окончен. Скажи нам, где родившийся Царь Иудейский, дабы мы могли поклониться ему.
– Царь? Машиах? Царь Иудейский? – послышались взволнованные голоса в толпе. Старец, до сих пор долго и красиво говоривший, на сей раз не нашел, что ответить, и поспешно, стуча своим посохом, покинул колоннаду, поднялся по ступенькам и скрылся во внутреннем дворе Храма. Когда он вернулся назад в сопровождении нескольких священников и толпы левитов, в притворе Соломоновом было пусто…
***
Вскоре после ухода старика внезапно появились люди, опоясанные мечами, и толпа, обступившая персидских магов, в страхе разбежалась. Вперед выступил командир воинского отряда, который сказал по-арамейски:
– Царь желает вас видеть. Прошу пройти с нами.
Персы были напуганы появлением вооруженных людей и, взяв свои вещи, молча повиновались. Под конвоем они пересекли всю белокаменную площадь, минуя стены Храма, и через западную обнесенную колоннами галерею вышли к арочному мосту, перекинутому через долину Тиропион. Внизу шумела кривая торговая улица, сплошь испещренная лавками и базарами. Воины шли скорым шагом, и старик Хушедарбыл вынужден идти им под стать, но на мосту он остановился, чтобы перевести дух, и стоял, держась за каменные перила.
– Пошевеливайся, – гневно прикрикнул на него воин из конвоя, потрясая своим копьем.
– Этот человек достоин уважения, – выступил вперед Азербад. – Дайте ему отдышаться и замедлите ход, иначе мы не пойдем с вами.
Командир воинского отряда криво усмехнулся:
– Хорошо. Мы пойдем достаточно медленно.
– Все в порядке, – бледно улыбнулся Хушедар и зашагал дальше, стараясь не отставать. Вскоре они перешли на соседний холм, где располагался Верхний город Ерушалаима. Впереди возвышались три высокие красивые башни, построенные Иродом в память о самых близких ему людях: брате Фазаэле, друге Гиппике и любимой жене Мариамне, казненной по его приказу…
Повсюду у подозрительного царя были свои люди, которые доносили ему обо всем, что происходит в городе. Шпион Ирода затесался и в толпе, которая слушала проповедь в притворе Соломоновом, а потому весть о появлении иноземцев, расспрашивающих о новом царе Иудейском, вскоре долетела до царского дворца.
Тем временем, персы прошли через площадь Ксиста, – огромную крытую колоннаду, где по замыслу Ирода, как в греческом гимнасии, должны были упражняться обнаженные иудейские юноши, – миновали пустующий дворец Хасмонеев и здание иудейского Совета и достигли крепостной стены, за которой укрылся от народа доживающий свои последние дни гниющий изнутри царь.
Гостей из Парфии Ирод принимал в одном из многочисленных залов своего дворца, – в крытой колоннаде, увенчанной куполом из прозрачного стекла и окруженной восхитительным садом, в котором было множество арыков, где по камешкам текли ручейки. Ирод возлежал на золотом ложе, будучи в белоснежном виссоне, который закрывал изъеденное язвами обрюзгшее тело старого царя. Рядом с ним сидела молодая женщина, одетая в платье из полупрозрачной египетской материи, – одна из наложниц Ирода, которая играла на позолоченной арфе. Он слушал ее сладкоголосое пение и, казалось, не замечал присутствия посторонних людей. Четверть часа персидские маги стояли в нерешительности, не зная, как повести себя, чтобы не навлечь гнева одного из сильных мира сего. Наконец, Азербад не выдержал и первым подал голос:
– Марэ (арам. ‘Господин’), – сказал он. – Мы пришли издалека. Среди нас есть старец, он устал. Скажи, зачем ты позвал нас?
Музыка затихла. Царь поднял свой взор, в котором блеснул огонек ярости, но вдруг его лицо скривилось в притворной улыбке.
– Добро пожаловать в Ерушалаим, – сказал он, разглядывая гостей острыми глазками. – Я слышал, вы пришли из Парфии. Как здоровье у царя царей?
– Господин, – заговорил Заотар, – я главный жрец храма Огня, что находится в Вавилоне. И сюда нас привели не какие-нибудь мирские дела, а только знамение, которое было свыше.
– Какое знамение? – безучастно осведомился Ирод, переведя свой взор на полуобнаженную наложницу.
– Звезда, которая однажды появилась на востоке, возвестив о рождении нового царя, – вмешался в разговор Азербад.
– Когда это случилось? – спокойным голосом проговорил Ирод, не глядя на него.
– Звезда, – покосился на Азербада Заотар, – появилась накануне первого дня нового года по нашему календарю. С тех пор прошло три месяца.
В этот миг в колоннаду вошел царский слуга, который с поклоном передал Ироду какой-то свиток. Тот, развернув его, прочел написанное, улыбнулся и проговорил уже веселым голосом:
– Персидские маги, значит. Гостям в моей стране завсегда рады. Прошу вас – проходите к столу и убедитесь в моем гостеприимстве.
Персы переглянулись. Азербад отважно проговорил:
– Господин, не прогневайся на мои слова, но…нет времени у нас на пиры. Нам бы найти Царя, который родился в Иудейской земле, дабы поклониться ему, и тотчас без промедления вернуться в свои родные края.
Ирод рассмеялся:
– Да, вижу, вы сыты. Ну что ж, на нет и суда нет… Что ж вы сразу ко мне не пришли? Зачем смущали мой народ в Храме?
Хушедар сдержанно молчал, не ожидая ничего хорошего. Заотар задрожал как осиновый лист, подумав: «Ежели прикажет казнить нас?» Один Азербад смело глядел в глаза царю.
– Господин, – сказал он. – Ты знаешь, где найти нам Царя новорожденного?
– Знаю, – изменился в лице Ирод и на иврите процитировал пророка Михея: «И ты, Бейт Лехем, Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне тот, который должен быть Владыкою в Израиле и чье происхождение из начала, от дней вечных».
– Поясни, Государь, что это значит? – спросил Азербад.
– Мессия, – по-арамейски сказал Ирод, – Которого ждет мой народ, должен прийти из Бейт-Лехема, селения в семи милях к югу от Ерушалаима. Как ожидается, Он будет отпрыском древнего царя Давида, а потому пророки называют Его Отраслью или даже ветвью – Н(о)еЦеР на иврите.
