Василий Анатольевич Шарлаимов
Пятая правда
Я хоть и наскоро, но довольно-таки плотно перекусил и замаскировал мой маленький синячок маминой пудрой. Но на мой звонок к Ксюше снова ответила её вставшая с левой ноги тётя. И она раздражённо мне сообщила, что её племянница ушла со своим парнем на танцульки в центральную дискотеку.
– Но ведь это же я её парень! – воспринял я как неуместную шутку заявление взбалмошной тёти. – И насколько мне ведомо, я сейчас нахожусь у себя дома! И хочу заверить Вас, что ни Ксюши, ни дискотеки у меня нет!
– Ну, если у Вас раздвоение личности, то, пожалуйста, согласовывайте Ваши действия со своим вторым Я! – вонзила в меня своё осиное жало тётя и бросила трубку.
В этот самый момент в мою комнату вошёл старший брат и удивлённо на меня вытаращился:
– Куда это ты собрался на ночь глядя, братишка? Не иначе как с больничной койки да прямиком на блистательный бал?
– Иду искать пропавшую Ксюшу! – с решимостью благородного рыцаря провозгласил я. Однако у меня не было ни малейшего понятия, где она могла бы сейчас ошиваться. Легенду о дискотеке я отмёл как злостную выдумку прибабахнутой тёти.
– Не хотелось тебя огорчать, Миша, – сморщив лоб, засмущался мой старший брат – Но ходят упорные слухи, что Ксюша уже два дня гуляет по набережной с твоим лучшим другом Димоном. А всего лишь час назад я видел самолично, как они прогуливаются по Адмиральскому бульвару.
– Как это прогуливаются? – едва выдавил я из себя, не в силах проглотить возникший в горле комок.
– Как? А очень даже просто, – растолковал мне брат. – Фланируют, не спеша и беззаботно, иногда под ручку, а иногда и в обнимочку.
Я застыл словно Перуном поражённый, и потребовалось не менее четверти часа, чтобы я, наконец-то, обмяк и мало-мальски начал пошевеливаться. И тут меня охватила неудержимая, звериная ярость. Я готов был своими руками удавить и Ксюшу, и Димона, и его коварную маму. И хотя брат отчаянно цеплялся за меня, но я шутя ускользнул из его рук и рванул прямиком к дому Димона. К сожалению, мне удалось там застать лишь только его хитрозадую и злонамеренную родительницу.
Увидав меня на пороге, она слегка побледнела и маленькими шажочками попятилась назад.
– Мишенька! Мальчик! Ты даже не представляешь, насколько я рада, что ты уже на ногах! – принялась она заговаривать мне зубы. – Да это просто чудо, что ты так быстро оправился и исцелился! Как видно, моё лечение здорово тебе помогло!
– Так вот как Вы, уважаемая Светлана Сергеевна, держите своё слово! – заскрежетал я зубами. В слово «уважаемая» я вложил всю желчь и сарказм, на которые был только способен. – Ведь Вы мне пообещали, что неназойливо успокоите Ксюшу и отправите её назад домой! А как Вы можете объяснить, что всего полтора часа назад Вашего сына и мою невесту видели в обнимочку на Адмиральском бульваре?!
– Успокойся, Миша! – обиженно надула губы матушка Хряка. – Давай-ка лучше пройдем в мой кабинет и без излишних эмоций во всём разберёмся.
Она провела меня в кабинет, усадила в уютное кресло и принесла из кухни поднос с гранённым стаканом и тремя пол-литровыми бутылками «Буратино». Очевидно, в её глазах я был до сих пор тем прыщавым мальчиком, которого можно задобрить безградусной газировочкой.
– Выпей водички и послушай, что я тебе скажу. В нашем городе не найдётся ни единого человека, который имел бы наглость утверждать, что я не держу моего слова. И мне было очень больно и обидно услышать это голословное обвинение именно от тебя. Как я и обещала в двадцать ноль-ноль мы с Димой стояли у колоннады Комсомольского парка. Твоей подружки всё ещё не было, и мы прождали там около получаса прежде чем она, наконец-то, соизволила появиться. У меня не было ни времени, ни желания распекать её за опоздание, поэтому я сразу же перешла к делу. Когда я подошла и представилась, Ксения не на шутку испугалась и чуть было не дала дёру. Пришлось её успокоить, а затем без утайки рассказать о твоём падении с мотоцикла. Само собой разумеется, что из-за полученных травм, ты не в состоянии прийти на свидание. Я даже предложила отвезти её прямо к тебе, чтобы она удостоверилась в моей искренности. Но твоя невеста испуганно заявила, что от вида твоих ран она может запросто грохнуться в обморок. Но и домой возвращаться ей боязно, так как по дороге сюда к ней трижды цеплялись нетрезвые малолетки. Тут она пристально посмотрела на Диму и высказала своё вполне разумное предложение:
– Этот молодой человек на вид физически крепок и вполне в состоянии за себя постоять. А не мог бы он провести меня домой, чтобы при надобности оградить от распоясавшихся хулиганов?
– Так что же Вы просто не отвезли её на служебной машине домой?! – вскипел я, как перегретый тульский самовар.
– Да мы и так потеряли массу драгоценного времени на ожидание Ксении и на бессмысленные разговоры! – резко отреагировала Светлана Сергеевна. – А у меня дома лежал без сознания травмированный пациент, состояние которого могло ухудшиться в любую минуту. Я ведь давала клятву Гиппократа и в первую очередь должна была позаботиться о больном, а не о совершенно здоровых молодых людях. Дима – здравомыслящий и ответственный молодой человек и мог без проблем отвести твою девушку к месту её обитания.
– Так как же Вы тогда объясните, что прошло больше двух суток, а он до сих пор её туда не довёл?! – бурно вознегодовал я. – А не пора ли Вам позвонить в милицию и поинтересоваться, куда же подевался Ваш блудный сын?!
Тут послышался звук открываемой входной двери и радостный голосочек моего бывшего друга:
– Милая мамочка! Я уже вернулся! Ты даже не представляешь, что я тебе сейчас расскажу!
– Какая удача! – возрадовался я, вскакивая с кресла и разминая мои кулаки. – Как говориться, на ловца и зверь бежит! Сейчас мы узнаем истину прямо из первоисточника!
С ловкостью Тарзана я выпрыгнул в прихожую и увидел Димона, неуклюже стряхивающего со ступней новенькие замшевые штиблеты. Попервоначалу я его даже не распознал. Хряк был непривычно коротко подстрижен и разодет как после приёма у английской королевы. Узрев меня, он стал намного-намного белей, чем больничный халат его миленькой, родненькой мамочки. И хотя Димон был на голову выше меня и на пуд тяжелей, он ссутулился и скукожился, как нашкодивший сорванец. Наверное, я выглядел пострашнее Отелло, заставшего в спальне молодую супругу с любовником.
– Ух ты! Кого я вижу?! Да неужто это ты, мой истинный, преданный друг! – взревел я и этому рёву позавидовал бы доисторический пещерный медведь. – Вот теперь я и уяснил вразумительно, кто он такой – настоящий и преданный друг! Это та сволочь, которая, ради своих шкурнических интересов, предаст тебя при первом же удобном случае! Ты почто, змей подколодный, у своего лучшего друга невесту увёл?!
Но пока я раздумывал, долбануть ли Димона в рыло, или засандалить ногой в яйца, благоприятная возможность была навеки упущена.
– Теперь это не твоя невеста, теперь это невеста моего сына, – услышал я за спиной бесстрастный, холодный голос Светланы Сергеевны. И эти ледяные, убийственные слова, казалось, в одно мгновение отобрали все мои силы. Мои руки безвольно обвисли словно обрубленные лианы, а мускулы стали обмякшими и неуправляемыми. Однако я знал точно, что через минуту-другую неодолимая ярость вскипит во мне с новой неистовой силой.
Я медленно обернулся и увидел решительно настроенную матушку Хряка с зажатой бутылкой «Буратино» в руке. У меня не было ни малейшего сомнения, что если б я полез в драку, то она тут же огрела б меня этой бутылкой по «котелку». А я предпочёл бы иметь дело с деревянным Буратино, а не с его жидким аналогом в толстостенной стеклянной бутылке.
– Из-за этой дурацкой истории, что началась с твоего падения с мотоцикла, пострадали и ты, и мой сын, и я за компанию, – невозмутимо продолжала увещевать меня Светлана Сергеевна. – И не сочти мои слова за насмешку, но ты даже не представляешь насколько дёшево тебе подфартило отделаться. Давай всё же вернёмся в мой кабинет и расставим всё по своим местам в этом нелепом, абсурдном недоразумении.
И она потащила меня за собой в кабинет, не выпуская из рук миротворческую бутылочку газировочки. А наложивший в штаны Димон на безопасном расстоянии уморительно засеменил за нами. Мы уселись в уютные кресла, и Светлана Сергеевна кивнула своему побледневшему будто вершина Эльбруса чаду:
– Изложи нам, Дмитрий, в общих чертах, что с тобою в тот злополучный вечер случилось.
Димон заегозил так, будто каялся директору школы о своих детских проделках и дебильных проказах:
– Поверь мне, Миша, я здесь абсолютно не причём! Меня силком втянули в эту грязную и предательскую историю! Мы ведь дружим с тобой уже более девяти лет, и я разве хоть раз тебя подводил?!
– Я как-нибудь на досуге составлю список всех эпизодов, омрачивших наши дружеские взаимоотношения, – зловеще проурчал я.
– Мы шли с Ксюшей по затемнённым улицам, и она пугливо прижималась ко мне, как только нам попадались случайные прохожие, – проигнорировал поганец моё злопамятное обещание. – Но в Колхозном переулке за нами увязалась шайка развязанных, подвыпивших малолеток. После побоища на дискотеки они бузили по всей Феодосии и лишь сегодня милиция выловила последних зачинщиков беспорядков. Сначала они паскудно подшучивали над нами, а потом стали откровенно придираться с явным намерением затеять драку. Тогда я выломал из забора штакетину и угрожающе замахнулся на их главаря. И хотя сопляков было не менее десятка, они не раздумывая бросились уносить свои ноги.
– Подожди, дружок! – не смог я сдержать моего подозрения. – А какого дьявола вы попёрлись через Колхозный переулок, который был вовсе не на пути к дому Ксюши?!
– А мне-то откуда знать? – полошливо захлопал ресницами мой бывший приятель. – Я ведь понятия не имел, где она проживает. Твоя подружка более часа водила меня зигзагами по всей Феодосии. А когда мы, наконец-то, подошли к её дому, она вскрикнула так, будто узрела рогатого чёрта в своих не задёрнутых шторами окнах:
– Там кто-то есть! Я видела чей-то силуэт в окне моей спальни!
Мне пришлось войти с ней в особняк, включить внутренний свет и тщательно осмотреть все комнаты и подсобные помещения. Но так как там никого не оказалось, то я заодно и обследовал прилегающий к дому фруктовый садик. Скажу тебе честно, Миша, что хоромы её батюшки произвели на меня неизгладимое впечатление. Но когда я пожелал откланяться, Ксюха напористо потребовала, чтобы я с нею остался. Она слышала какие-то подозрительные шаги то в саду, то на чердаке, то где-то в подвале. Девушка просила меня не уходить, пока не вернётся её ушедшая на поминки какой-то бабушки тётя. Тогда я пожаловался, что у меня даже маковой росинки с утра во рту не было.
Ксюха тут же накрыла стол и угостила меня первоклассным массандровским мускателем. Эх! Каких только деликатесов не было в холодильнике её шикарной кухни! И хотя я отведал от каждого кушанья лишь по чуть-чуть, но, в конечном счёте, налопался до отвала. Потом Ксюха пошла в свою опочивальню, а я пристроился на уютном диванчике в роскошной гостиной. Но не прошло и двадцати минут, как в спальне раздался истошный, испуганный девичий вопль. Я ворвался в её комнату и заметил лежащую на кровати Ксюху, указывающую пальчиком в приоткрытое кем-то окно:
– Только что кто-то в окошко заглядывал!
Мне понадобилось всего лишь пару секунд, чтобы подпрыгнуть к окну и резко распахнуть его створки настежь. И хотя я весьма пристально всматривался в затемнённый сад, однако ничего подозрительного там так и не заметил. И тут меня сзади охватили крепкие руки, и я почувствовал, что к моей спине прижимается довольно упругая девичья грудь.
– Иди же ко мне, мой бесстрашный рыцарь, – на самое моё ухо зашептали горячие губки. – И я сторицей вознагражу тебя за решительность, преданность и отвагу.
Димон запнулся и с ужасом взглянул на меня, услышав, как заскрежетали мои зубы.
– Я всячески отнекиваться и изворачивался, памятуя, что это невеста моего лучшего друга. Но тогда Ксюха обозвала меня немощным импотентом и пообещала всем рассказать, что я ни на что стоящее не способен. Мне стало до соплей обидно и волей-неволей пришлось ей доказывать, что я всё-таки настоящий мужчина.
Ты даже не представляешь, Миша, какие угрызения совести терзали меня, после того как всё это закончилось! У меня было так скверно и мерзостно на душе, что просто-напросто жить не хотелось!
И Димон чуть было искренне не разрыдался, а я чуть было искренне ему не поверил.
3. «Ява» в обмен на красавицу.
Мне захотелось съехидствовать по этому поводу, но последующая фраза дамского обольстителя вышибла меня из седла.
– Но самое ужасающее началось потом. Не минуло и четверти часа, как Ксюха всерьёз вознамерилась ещё разок меня по достоинству наградить! Я начал бурно протестовать и заметил, что моя матушка меня заждалась и уже, наверное, жутко волнуется. Но эта нахалка только распущенно расхохоталась:
– Ты уже большой мальчик и уже дорос до того, чтобы самому стать папочкой ребятёнка! У тебя там что, мужское достоинство или слизняк бесхребетный?! Докажи, что и ты – настоящий мачо-хахлячо! А не то завтра все сплетницы Феодосии будут знать, как позорно ты здесь облажался! Ну, разве я не сексапильная?! Миша, со своим напрочь отбитым «хозяйством», и то ни за чтобы не осрамился!
– Стоп! – буквально взвился я в ярости над моим креслом. – А кто это Ксюше нажужжал, будто бы мне отбили «хозяйство»?!
Глаза Димона в страхе заметались по кабинету, однако его мама тут же пришла ему на помощь:
– Ксения, несомненно, имела в виду Мишу Кацмана, который пять лет назад уехал с родителями в Израиль. Насколько я помню, семья Кацманов жила в районе Егоровки.
– Да-да! – возрадовался Димон своевременной подсказке. – Перед отъездом он обрюхатил старшую сестру Дианы, но ни жениться, ни брать её с сбой в Израиль не пожелал. Наши пацаны выловили его в укромном местечке и напинали тяжёлыми башмаками его «ваньку-встаньку». По-моему, после этого ему уже нечем было жениться.
– Да-да! – печально закивала Светлана Сергеевна. – Мишу и мне приводили на консультацию, но медицина в данном случае оказалась бессильна. Но ты, Дима, кажется, немного отвлёкся.
– Я дико извиняюсь, – покаялся Хряк, прижимая руки к груди. – А мне, по требованию Ксюхи, пришлось доказывать, что я не только настоящий мужик и мачо, но и опытный оператор отбойного молотка. И хотя я не считаю себя ни слабаком, ни слизняком, но доказательства эти были просто изматывающими. Я взопрел в пять раз больше чем, когда мы откачивали недавно утопшего киевского прокурора.
– И на старуху бывает проруха, – горько усмехнулся я.
– Ты на что это намекаешь?! – залилась краской Светлана Сергеевна.
– Да я это вовсе не о Вас, а иносказательно, в адрес Вашего гулящего сынули, – не очень чистосердечно повинился я. – По-видимому, надо было бы сказать: «Не всегда коту Масленица»,
– Это уж точно! – поддержал меня мой неверный товарищ. – Праздником романтичной любви тут и близко не благоухало! Эта бестия из меня все соки к утру высосала!
– А вы хоть презервативами пользовались? – со слабой надеждой в голосе вопросил я.
– Ну, знаешь, Миша! – сорвался на недовольный визг Димон. – Я ведь с мамой шёл на деловую встречу, а не на кроличье перепихивание с подозрительной девицей! Разумеется, и гандонами я заранее не запасся!
– Не перепихивание, а совокупление! И не гандонами, а кондомами! – резко осадила Светлана Сергеевна своё неотёсанное дитятко.
– Ой! Извини, мамочка! – стыдливо потупил взор невоспитанный недоросль. – Это всё издержки злотворного влияния улицы.
И он как-то странно покосился на меня, будто я и был этими самыми злотворными издержками. Однако встретив мой издевательский взгляд, Димон тут же продолжил свою головоломную повесть:
– Как бы там ни было, но эта шельма настолько вымотала меня, что я даже не почувствовал, как полностью отключился. Когда же я очухался, то заметил, как чрез мои закрытые веки пробивается не то лунный, не то солнечный свет. Мне с трудом удалось растворить мои слипшиеся ресницы и… В тот миг я не скопытился только потому, что уже лежал на полу на жестковатом матрасе. Мы с Ксюхою «пилились» там вовсе не для того, чтобы назвать «это» половой жизни, а, чтобы не развалить деревянную скрипучую кровать.
Надо мной склонился солнцеподобный лик пышнотелой, но уже выходящей в тираж брюнетки. И выражение на этом солнцеобразном лике не сулило мне ни приятного разговора, ни душещипательного общения.
– Ах ты развратный стервец! Ах ты похотливый распутник! – завизжала она как старая, изношенная бензопила. – Ты что делаешь, гад ползучий, в постели моей племянницы?!!
– Ой, тётя досрочно вернулась, – не очень-то и испуганно оповестила меня Ксюха. Она как-то неловко встала с постели и набросила на тело шифоновый халатик. Без особой спешки и излишних слов она выскользнула из своей спальни в предбанник. А тётя тигрицей прыгнула на моё тело и со сноровкой бывалого борца распластала меня на матрасе. Её мощный тухис и арбузные титьки прямо-таки «припечатали» меня к полу! Да так основательно и плотно, что я и самую малость пошевелиться не мог! У меня буквально дух захватило от такого брутального и яростного наскока!
– Эх! Какая жалость, но после Ксюхи я её ненасытную тётю уже не осилю, – огорчённо подумал я. Судя по запахам, которые источали тётины телеса, поминки у неё этой ночью были изрядно буйными и весьма продолжительными. Вообще-то, если б перед тем, как меня оседлать, она приняла освежающий душ, то быть может у нас с ней, в конце концов, что-нибудь получилось. Но вместо того, чтоб решить эту пикантную коллизию полюбовно, тётя с воплем индейского война вцепилась в мои волосы.
– Как ты только посмел, бесстыжий нечестивец, изнасиловать чистую, невинную девушку?!!
– Ну, это ещё надо разобраться, кто кого изнасиловал, да ещё и теперь продолжает насиловать, – проблеял я из-под вибрирующего живого пресса. – А самой чистой и невинной в этой спальне является простыня, которая не запятнана ни единым пятнышком крови.
– А ты разве не знаешь, олух Царя Небесного, что 28% женщин лишается целомудрия без кровотечения?! – зарычала мне на ухо тётя и укусила его за мочку. – А моя племянница принадлежит именно к этой категории девственниц!
– Ну, это ещё нужно доказать! – прохрипел я, тщетно пытаясь стряхнуть с моего тела настырную пышечку. – Тем более, что Ксюха вовсе не жаловалась на болезненные или неприятные ощущения!
– Запомни раз и навсегда, идиот! – забрызгала мне крупной слюной в лицо агрессивная как бесовка насильница. – Мою племянницу зовут Оксаной, а не какой-то там вульгарной Ксюхой! А за доказательствами дело не станет! Моя подопечная под присягой подтвердит, что ты её нахраписто изнасиловал! Начальник бюро судебно-медицинской экспертизы – наш кум, так что он напишет всё так, как нам будет надобно! Тебе ещё крупно повезло, что сейчас нет дома отца Оксаны! А то бы он тебя без слов линчевал, подвесив на яблоне за срамное место! Оксана, вызывай милицию!
Но в ванной довольно-таки шумно плескалась вода, и Ксюха, как видно, ничего не услышала. Поэтому я воспользовался случаем, чтобы попытаться избегнуть мрачных застенков гестапо.
– Но я ведь до слёз люблю Вашу прекрасную племянницу и готов жениться на ней по первому же Вашему требованию! – торжественно провозгласил я, насколько это было возможно под сидящей на мне тушей.
Тётя отпустила мои волосы, по-девичьи выпрямилась и всерьез призадумалась. Вся тяжесть её веса перенеслась на мой таз, и я почувствовал, как захрустели мои суставы.
– Ради Бога, тётя, привстаньте, если не хотите моей немедленной смерти! – заблеял я, корчась от ужасающей иезуитской пытки.
Тётя удивлённо взглянула на меня и, осознав причину моих мук, пружинисто приподняла свой тухис.
– Только не вздумай попытаться удрать, а то стальной капкан снова мгновенно захлопнется! – предупредила она, изучая моё полиловевшее личико. – Мне почему-то кажется, что совсем недавно я где-то уже видела твою наглую рожу. А ты, случайно, вчера из госпиталя с многоуважаемой Светланой Сергеевной не выходил?
– Выходил. Светлана Сергеевна, совершенно случайно, является моей родной мамочкой, которая, кстати, меня очень любит, – на свою голову пошутил я.
Лицо пышечки вытянулось, глаза выпучились, и она всем своим семипудовым телом плюхнулась на мои чресла. Мой вопль услышали в генуэзской крепости, и тётушка подпрыгнула будто уселась на ржавый гвоздь.
– Ой! Прошу пардону! Так значит ты сынок нашего местного медицинского светила! Это совершенно меняет дело! Оксана! Ты долго будешь там головастиков вылавливать?!
Вода перестала журчать и до нас донёсся меланхолический отклик Ксюхи:
– Если хоть одного пропущу, то последствия могут быть крайне печальными.
– Зайди в папину спальню и принеси оттуда большую икону, – повелела тётя и принялась как бы сама с собой разговаривать: – А породниться с таким именитым врачом было бы весьма и весьма кстати. Что-то у меня в последнее время печень пошаливает, да и брат жалуется на острые боли в кишечнике.
В дверях появилась Ксюха в расхристанном халате, вытирающая полотенцем всколоченные волосы.
– Ну что там опять стряслось, тётя Люба? – недовольно проворчала она. – Начался очередной Конец Света или Антихрист объявился в Феодосии?
– А где же икона?! Вот тютя! – осерчала тётя. – Ну, ничего тебе поручить нельзя! Бедный твой будущий супруг! Чувствую, намается он с тобой! Ладно, сама схожу. А ты пригляди за этим живчиком. Если вздумает слинять, хватай его за аппендикс и не отпускай до моего возвращения. Впрочем, а куда он денется? Мы ведь теперь его и испод земли достанем.
Тётя Люба отправилась на поиски святых, а я бросился собирать мою разбросанную по спальне одежду. Ксюха же с вялым безразличием наблюдала за моей уморительной, издёрганной мельтешней.
– А ты действительно подтвердила бы, что я тебя изнасиловал? – коснулся я тревожащего меня вопроса, натягивая по ходу треснувшие по шву брюки.
– А куда б я делась? – с равнодушным спокойствием пожала плечами Ксюха. – Родители ведь так не любят, когда я им по пустякам перечу.
Поспешно вернулась пышка, неся в руках внушительную по весу икону.
– Становись на колени, искуситель непорочных созданий, и клянись на образе Казанской Божьей Матери, что женишься на Оксане по первому же её требованию! – сурово потребовала она, приподняв над собой икону. Казалось, в случае неподчинения, она без зазрения совести треснет меня этим образом по башке. А так как у меня не было никакого желания получить сотрясение мозга, то я безропотно присягнул на иконе.
– А ты чего стоишь, дура?! – строго зыкнула на племянницу деспотичная тётя. – Преклонись рядышком с этим балбесом и слушай нерушимую Волю Небесную! Вы ведь знаете, что я работаю в городском ЗАГСе и наделена особыми полномочиями. Так вот! Властью, данной мне Господом Богом и советским народом, объявляю вас женихом и невестой! (И она трижды перекрестила нас иконой) С этого самого дня вы гуляете в городе только в неразлучной паре и все развлечения для вас общие. Ты понял, растлитель целомудренных созданий?! Шаг вправо, шаг влево – и кастрация без наркоза на месте! Целуй икону в знак нерушимой клятвы, что выполнишь своё сегодняшнее обещание! А когда возвратятся из отпуска родители Оксаны, мы обдумаем дату предстоящего бракосочетания.
– Теперь ты понимаешь, Миша, от какого кошмара уберегло тебя провидение? – многозначительно молвила Светлана Сергеевна. – И я далеко не в восторге, что в капкан, приготовленный для тебя лично, угодил мой родимый сын.
– Всё равно это было моё приключение! – озлобленно забрюзжал я. – И это мне нужно было решать, как выкручиваться из этого положения! А благодаря идиотской выходке Вашего сына, я остался при пиковом интересе! Прямо как в той старой одесской песне: «Я лежу в больнице, а сука Рабинович с Сарою гуляет без меня!»
– Да ты хотя соображаешь, о чем говоришь?! – взорвалась мамуля Димона. – Ну, женили бы тебя на Оксане, а через месяц-другой отправили в армию! Ты представляешь, что бы набедокурила эта красавица за время твоего отсутствия?! За ней же глаз да глаз нужен! Я бы даже сказала, всеобщий, неусыпный и круглосуточный надзор!
– Ты же сам видел, что даже у семи нянек дитя без целки! – подпел маме сынок, но поймав на себе её острый взор тут же поправился: – То есть я хотел сказать, без глаза.
– Дима от службы освобождён и у него есть хоть какой-то шанс уберечь Ксюшу от «левых» поползновений, – не очень уверено выразилась Светлана Сергеевна и неожиданно захлюпала носом: – Да неужто ты думаешь, что я вне себя от счастья, что мне попалась такая гулящая, ветреная невестка?! Да я проклинаю тот миг, когда послала моего сына провожать Оксану!
– Но ведь никто не в состоянии заставить его жениться на Ксюше! – в сердцах возроптал я. – При Ваших-то блатных связях в верхах, Вы без особого труда оградите Димона от судебного разбирательства!
– Но он же поклялся пред ликом Святой Божьей Матери! – смахнула слезинки платочком с ресниц безутешная мама развратника.
– Но ведь вы же убеждённые атеисты, а клятва давалась под угрозой насилия! – удивился я неуместной щепетильности хозяев дома. – Так что можете без всяческих церемоний послать наглых сватов к чёртовой матери!
– А кто тебе сказал, что мы бесстыжие безбожники? – с обидой провозгласила врач, уставившись на меня заплаканными глазищами. – Да! Я никогда не афишировала своих убеждений, так как являюсь членом компартии! Но сына я воспитывала с верой во Всемогущего Всевышнего, да и от Природы мой Дима пристойный и богобоязненный мальчик.
Мне вспомнилось, как грязно матерился Димон, вплетая в своё словоблудие также и Божью Мать, но всё же воздержался от язвительных замечаний.
А Светлана Сергеевна величаво встала и, обернувшись на восток, трижды перекрестилась с профессионализмом опытной попадьи. Димон так же вскочил на ноги и довольно неуклюже осенил себе крестом, но как мне показалось, на польский манер.
– Так что теперь Диме тянуть этот хомут до самой своей смерти, – печально вздохнула Светлана Сергеевна и, спохватившись, немного облагородила своё выражение: – Я имела ввиду, нести свой семейный крест. К тому же он до умопомрачения любит Оксану.
Мой бывший приятель надрывно закашлялся и залился насыщенным чахоточным румянцем.
– Что?! – потрясённо вылупил я мои очи на бывшего друга. – Ты любишь Ксюшу?!
И тут Димон так искренне разрыдался, что я ему и действительно поверил:
– Я не в силах ничего с собой сделать! Мне жизнь не мила без этой смазливой маленькой стерляди!
– Ты же лучший друг Димы и должен его понять, – продолжала увещевать меня Светлана Сергеевна. – Как пелось в песне моей молодости:
«Если случиться, что он влюблён,
А я на его пути.
Уйду с дороги, такой закон,
Третий должен уйти».
Она пела так красиво и вдохновенно, что я был воистину ошарашен. С такими талантами наш лучший в городе врач мог бы запросто сделать карьеру эстрадной певицы!
– Но, может быть, это как раз он должен был уйти с моего пути, – уже не так напористо возразил я.
– Тем не менее, Судьба распорядилась без нашего желания и всё расставила по должным местам, – с унылой обреченностью проронила Димина мама. – Мне понятно твоё огорчение. Несмотря на то, что Фортуна избавила тебя от трагического лиха, ты по молодости своей считаешь себя обделённым. Мы тут с Димой посовещались и решили хоть в какой-то мере возместить твои высосанные из пальца «потери». Тот мотоцикл, который стал источником всех наших невзгод, мы решили отдать в твоё личное владение. Теперь он по праву принадлежит тебе.
Краешком глаза я заметил, как Димон нервически дёрнулся и даже немного привстал со своего стула. Но пронзительный взгляд черных маминых глаз в мгновения ока его полностью обездвижил.
– Я думаю «Ява» не настолько пострадала, чтобы её нельзя было бы отреставрировать, – настойчиво гнула свою линию Светлана Сергеевна. Она достала из ящичка письменного стола стодолларовую купюру и положила её передо мной. – Мне кажется, что этого хватит, чтобы восстановить мотоцикл.
– Да Славка Слюсарь тебе и за двадцать долларов его отрихтует и «вылижет» так, что он будет ездить и выглядеть будто бы новенький! – затявкал со своего места Димон, жадно пожирая глазами новенькую банкноту. Но он крайне быстро совладал с собой и, подойдя ко мне, протянул свою крепкую загорелую руку:
– Ну что, Михей! Остаемся друзьями?! И никакая шикарная тёлка не омрачит нашей подлинной мужской дружбы?!
Я хотел было чуть-чуть повыпендриваться, но, немного подумав, решил всё-таки сдаться. Перспектива иметь свой собственный мотоцикл помутнила мой взбудораженный разум. Не знаю, насколько это было искренне с обоих сторон, но мы всё же с Хряком пожали друг другу руки.
– Вы даже не представляете, насколько мне радостно, что ваша дружба не только восстановилась, но и окрепла, – прослезилась Светлана Сергеевна. – Ты, Миша, самый верный и преданный Димин друг. А для истинного товарища ничего не жалко.
– Послушай, Хряк! Но как же ты теперь будешь без своего мотоцикла?! – стыдливо засмущался я.
– Я уже заказала Диме другую «Яву» и через неделю он будет с новеньким мотоциклом, – успокоила меня Светлана Сергеевна. – И вообще ему уже пора остепениться и сесть за руль собственного автомобиля. Но вполне может статься, что годик-другой придётся с этим повременить.
Мы с Хряком откатили его старую «Яву» в мастерскую Славика Слюсаря и тот пообещал отремонтировать её в кратчайшие сроки. И уже через неделю и я, и Димон катались на собственных новеньких мотоциклах. Ремонт обошёлся мне в сорок долларов, и моя «Ява» действительно смотрелась так, будто только что сошедшая с заводского конвейера.
Но меня донимали угрызения совести, что я продал мою невесту за загубленную Хряком «Яву» и сотню грёбанных долларов.
– Да не убивайся ты так! – со смехом успокаивал меня мой брат. – Верный и надёжный мотоцикл лучше, чем слабая на передок невеста! Найдёшь себе бабу и получше!
И впрямь я вскоре познакомился с не закомплексованной девицей, которая, без всяких посул и обязательств с моей стороны, сделала меня настоящим мужчиной. Это окончательно усмирило меня, и я уже без излишней душевной тоски смотрел на Хряка, фланирующего с Ксюшей по набережной. И лишь изредка я ловил на себе её странные взгляды, в которых ощущались и душенная боль, и смятение, и страдание.
– Постой-ка, дружище! – встрял терновой колючкой в Мишину повесть развеселившийся Рома. – Если разобраться толком, то фингал избавил тебя вовсе не о благосклонности твоей невесты, а от роскошных и ветвистых оленьих рогов!
