bannerbannerbanner
Та, кто задает вопросы

Варвара Еналь
Та, кто задает вопросы

Полная версия

2

Здание под красной крышей с несколькими печными трубами казалось внушительным и серьезным. Три этажа, третий – мансардный, со скошенными окошками. Темные окна, длинная веранда с правой стороны и высоченное дерево возле нее.

Со стороны главного входа к деревянной, покрытой резьбой двери вело несколько ступенек, на самой первой торчал глиняный гном в красном колпаке. Но мы там входить не стали: свернули, обогнули лужайку и прошли через веранду. Матвей открыл ключом белую дверь и включил свет. Это была кухня, просторная, с плиткой на полу и большим холодильником. На стене – портрет лохматого рыжего кота, под ним – кухонный стол с клетчатой скатертью, на окнах – клетчатые занавески.

– Прикольно у тебя, – выдохнула я. – И никаких взрослых.

– Я сам уже взрослый, – напомнил Матвей.

– Да, ты, кажется, оставался на второй год.

– Два раза.

Я обернулась, посмотрела в его странные разные глаза и вздохнула.

– А это что?

Пальцы мои потянулись к странному браслету из сушеной рябины и каких-то темных бусин, но Матвей проявил невероятное проворство. Схватив браслет со стола, он сунул его в карман и заверил, что это ерунда. Ничего такого.

– Душ тут, на первом этаже в коридоре. А я сделаю кофе. Тебе с молоком и сахаром?

– Мне без молока и без сахара. Маленькую чашечку. И никаких конфет, я их не ем, – ответила я, кинув взгляд на вазочку с шоколадками, стоявшую на столе.

Матвей приволок здоровенную чистую футболку, которая доставала мне почти до колен, мягкий плед и сказал, чтобы я устраивалась как дома. Мы разместились в гостиной, но меня почему-то настораживала эта большая темная комната с высокими шкафами и плюшевыми диванами. Все время казалось, что кто-то прячется в тени длинных штор или за креслом и подглядывает за мной. Наблюдает пристально и недобро.

На журнальном столике у камина – этакий старинный столик с единственной резной ножкой – я увидела фотографию в рамочке. Четыре мальчика стояли в ряд. Высокий, почти взрослый мальчик смотрел в кадр пристально, слегка прищурившись, и выглядел очень симпатичным. Второй – в старинной матроске – держал его за руку, и было ему, может, лет семь. Двое младших казались почти близнецами, длинные кудряшки придавали им ангельский вид.

Черно-белой фотке было, наверное, не меньше ста лет. Время, когда здесь еще была Польша, бегали старые трамвайчики и фотографии делали с помощью громоздких фотокамер.

– Кто это на фото? – спросила я Матвея.

– Мой прадед, который умер недавно. Он тут самый старший.

– А остальные мальчики кто?

– Его братья.

– Они жили в этом городе?

– Когда-то они все жили в этом городе. Сейчас все мертвы…

От этих слов я поежилась и попросила не болтать о смерти.

– Так ведь это ты спрашивала.

– Выходит, что все в твоем доме умерли… – буркнула я и тут же пожалела о сказанном. – Извини. – Я поморщилась от боли в разбитой губе.

– Ладно, это факт. Все так и есть. Старый дом проклят, потому я и не люблю сюда никого приглашать.

В этот момент меня осенило. Словно молния блеснула в мозгу, и я кинулась к джинсам, которые лежали на стуле, брошенные как попало. Проверила карманы, после – маленький рюкзачок и потрясенно уставилась на Матвея.

– Я, кажется, потеряла телефон. Он остался там, представляешь? Мне надо вернуться, я должна его найти…

– Ты никуда не пойдешь. – Матвей кинулся ко мне и схватил за руку.

Его глаза оказались совсем близко, я уставилась в эти разные радужки, обрамленные длинными ресницами, и слегка обалдела.

– Ты никуда не пойдешь, потому что этой ночью лучше не ходить по улицам. Плохое время. Полнолуние. Всякое может случиться.

– Да что тут такого? – сказала я, но уже слабо, неуверенно.

– Поверь мне, лучше сейчас не ходить никуда. Придумаем что-нибудь утром. Устраивайся в кресле, в нем безопасно.

– Ты думаешь, что этой ночью все сходят с ума и накидываются друг на друга? Как у Стивена Кинга в его ужастиках?

– Не скажу тебе, что я думаю. Просто сиди тут. Может, эти трое караулят тебя на дороге: схватили твой телефон и ждут, когда ты за ним вернешься. Забыла, как они накинулись все втроем на тебя?

– А ты их знаешь?

– Знаю, – хмуро проговорил Матвей.

– И кто они?

– Тебе лучше не знать.

Мы устроились у камина, я – на диване, Матвей – в кресле. Немного поговорили о какой-то ерунде, я повздыхала, понимая, что не видать мне телефона как своих ушей, а работать на новый гаджет придется долго. Несколько месяцев точно.

Матвей не казался расстроенным или унылым, но какое-то напряжение временами проскальзывало по его лицу. Я заметила небольшой шрам у глаза, тонко изогнутую линию его рта и даже привычку проводить ладонью по коротко стриженным темным волосам.

Он симпатичный, этот Матвей, очень симпатичный.

– И как ты умудряешься выглядеть совершенным лохом? – спросила я его.

– Что? – не понял Матвей.

– Обычно ты немного другой. Незаметный, что ли.

– Это дедов оберег. – Матвей вдруг глянул пристально и серьезно и продолжил: – Когда я надеваю его, он меняет мою внешность для других. Вот, смотри.

Он коротко улыбнулся – одними уголками губ – и ловко натянул на запястье тот самый браслет, что я видела на кухонном столе. Миг – и передо мной появился невзрачный неудачник. Худая шея, торчащие уши и угловатый кадык. Все смазано, все ненастоящее, непонятное и неинтересное.

– Ого, – тихо проговорила я. – Говоришь, что это дедов оберег?

– Вернее, прадедов. Я своего прадеда называл дедом. Это он мне сделал. Браслет, скрывающий мою внешность.

– А зачем?

– Что – зачем?

– Зачем тебе скрывать свою внешность?

– Потому что мой дед – ведьмак и у него хранится особенная вещь, которой больше ни у кого нет.

3

Фразу «Мой дед – ведьмак» Матвей произнес совершенно спокойно. Таким голосом обычно говорят «Мой отец – программист» или «Мой отец – учитель истории в школе». Ничего необычного и странного. Ведьмак и ведьмак – мало ли кто чем занимается.

– Что, серьезно? – спросила я, наблюдая, как мой новый друг стягивает с руки браслет и засовывает в карман штанов.

– Странно, да? – тихо проговорил Матвей. – А ты не чувствуешь тут запах подвала? Тебе не пахнет паутиной и плесенью?

Его голос прозвучал так тихо и торжественно, что я вздрогнула и перестала улыбаться. Почему-то вспомнилось, как щипали меня за талию эти подонки сегодня ночью и как тянули молнию моих джинсов, пытаясь меня раздеть.

– Нет, не пахнет. – Я откинулась поглубже на диване и прикинула, что бы такое схватить, чтобы двинуть Матвея по башке, если начнет приставать.

– Это хорошо, это очень хорошо. Я, знаешь, что… Я схожу принесу крекеры. Хочешь крекер с сыром? С настоящим плавленым сыром, чтобы намазывать его сверху. Вкусно получится…

Мой новый друг поднялся и быстро вышел, а я осталась одна в большой комнате. В пустом камине царила гулкая темнота, за окнами почему-то зашумел ветер, хотя до этого ночь была совершенно спокойной. Тяжелые занавеси слегка качнулись, и мне почудилось, что за бархатной темно-зеленой тканью кто-то стоит. Кто-то наблюдает за мной, готовясь выскочить и напасть.

Я поднялась, подошла к окну и заглянула за штору. Конечно же за ней никого не было, но в тот момент, когда я повернулась, чтобы усесться на диван, в черном зеве камина сверкнула пара желтых глаз, словно там пряталось какое-то животное.

Я вздрогнула, подошла к камину, заглянула внутрь. Холодно и пусто. Оставалось только обозвать себя балдой и забраться с ногами на диван.

Матвей возился внизу так долго, как будто собственноручно пек эти самые крекеры, а когда поднялся с небольшой миской в руках, то оказалось, что он забыл про сыр.

– Сейчас сбегаю, – заверил он.

– Да оставь уже этот сыр, а то снова пропадешь на полчаса, – буркнула я. – У тебя такой дом, что можно прямо фильмы снимать о привидениях. И как ты только тут живешь.

– Ты что-то чувствуешь? – насторожился Матвей.

– Да ничего я не чувствую. Давай уже сюда крекеры. Ты выглядишь таким напряженным, словно это с тебя едва не стянули штаны прямо на улице.

Парень осторожно повел плечом, мол, ерунду ты какую-то говоришь. Уселся в кресле, вздохнул, почесал голову. Он хотел что-то сказать, но мялся и никак не мог решиться. Но это явно не было признание в любви. Так что?

– Хочешь рассказать о своем деде-ведьмаке? – догадалась я.

– Ты не удивилась?

– А чему удивляться? Колдовством тут многие занимаются. Что, твой дед на рождественские святки предсказывал будущее?

– Мой дед много чего умел.

– Колдовские обереги делать всякие, да? Небось заговоры делал за деньги. У нас тут водится такой народ, я знаю. Моя мать рассказывала, что соседке кто-то под дверь землю кидал, должно быть с кладбища, а после у нее муж погиб на работе. Он был строителем и неожиданно упал с третьего этажа, с лесов, на которых работал.

– Ты в такое веришь? – Матвей поморщился, будто я рассказала ему сказочку о черной руке, выбирающейся из-под кровати.

– Не знаю. Я таким не занимаюсь. Но люди говорят, что действует.

– У нас в городе есть колдуньи, которые колдуют по-настоящему. Могут забраться к тебе ночью и заставить слушаться. Прикажут что-то сделать, и ты выполнишь.

– Ну да, рассказывай. – Я недоверчиво усмехнулась. – И дед твой таким был?

– Мой дед… Он мог быть страшным, если хотел, но я его таким не видел никогда. Его боялись. Знаешь девушку Надю, чья мать недавно умерла? Ее сбила машина на шоссе, причем так ужасно сбила, что хоронили в закрытом гробу.

– Да, знаю. Надя приходит к нам в кафе.

– Вот ее мать занималась черной ворожбой. Помогала избавиться от нежелательной беременности, ну, чтобы в больницу не ходить. Привороты делала, могла черное проклятие наложить. Вот ее и убили. Такие люди, как те парни, что на тебя напали.

 

– То есть машина ее не случайно переехала?

– Машина ее переехала уже мертвую. Ее убили до этого. За ворожбу.

– А деда твоего, может, тоже убили?

– Может. Не знаю. Вот потому я и не зову к себе никого. Потому что… Могут и меня убить.

– Ничего себе… – потрясенно выдохнула я. Стало вдруг понятно и напряжение Матвея, и его желание скрыть свою внешность. – Если они вдруг сюда заявятся, мы с тобой будем сражаться вместе. У тебя есть вторая палка?

Матвей усмехнулся, и его разные и такие диковинные глаза весело заблестели.

– Не думал, что ты такая храбрая. Думал, что услышишь эти страсти и кинешься к выходу.

– Уж лучше ведьмаки, чем моя мать, – хмуро ответила я. – Вот кто настоящая ведьма.

– А что с ней не так, с твоей матерью?

– Считает меня потомком разбойников. Порченой кровью. Отродьем дьявола.

– Почему?

– Много причин.

– Знаешь… – Матвей замялся. – Я хотел тебя кое о чем попросить. Не откажешь?

– Проси.

– Мне надо завтра поздно вечером, часов в одиннадцать, сходить в старый дом моего деда и кое-что забрать – ну там документы. Пойдешь со мной? Просто за компанию? Это не далеко и не опасно. Просто зайти, забрать и уйти. Там никого нет, в старом доме. Пусто.

– Ну пошли, конечно.

– Так просто? – Матвей нахмурил брови и так странно взглянул на меня, словно я только что решила для него сразу две контрольные по алгебре.

– А что тут сложного? Ты спас меня сегодня вечером, между прочим. Я твой должник, так что, предложи ты хоть наведаться в гости к одной из здешних ведьм, все равно бы пошла. – И я улыбнулась.

– Тогда решено. Завтра приходи ко мне домой в десять вечера, и отправимся.

4

Я верила Матвею. Конечно, не во всю эту ерунду с приворотом и колдовством на кладбищенской земле – это, безусловно, глупости. Но в то, что его прадед обладал какими-то своими секретами, – да. Что-то было и в самом Матвее странное и непривычное.

Он не походил на тех обычных парней, с которыми я училась в школе. И дело даже не в разных зрачках, а в том, каким голосом говорил Матвей, как серьезно и четко выговаривал слова, как напряженно замирал, вслушиваясь во что-то, доступное только ему одному.

Он появился внезапно, возник, как джинн из бутылки или как черт из табакерки. Еще пару дней назад я и думать не думала о своем однокласснике, считала его серой мышкой, лохом и рохлей. Я не замечала его. А теперь Матвей казался чуть ли не волшебником, знающим секреты города. Конечно, ему известно гораздо больше, чем мне, и если помочь ему, то вполне может быть, он тоже поможет найти мою бабушку пани Святославу.

Такие мысли крутились в моей голове, и они казались очень здравыми.

И еще меня впечатлил браслет. Я просила Матвея надеть его несколько раз и все никак не могла понять, в чем фокус. Вроде бы лицо моего нового друга и не меняется, когда рябиновые ягоды и черные бусины оказываются у него на запястье, но словно сама реальность подергивается дымкой и перестает быть четкой. Словно я перестаю воспринимать ту реальность, в которой Матвей является самим собой.

Уходя от нового приятеля рано утром, я думала, что мне уже нравится этот правнук ведьмака, что я хочу еще и еще раз попасть в его странный дом, где потустороннее присутствие ощущается так сильно.

5

Мать не спала всю ночь. Я поняла это сразу, едва открыла дверь нашей квартиры (было шесть часов утра) и шагнула в коридор. Она вышла из своей комнаты, ее глаза были красными, а на виске, у самой кромки волос, слишком явственно билась выпуклая жилка.

– Где ты была? – спросила мать очень тихо, но в ее голосе слышалась такая злость, что язык на время отнялся.

Я молчала, точно нерадивая школьница, замазавшая двойки в своем дневнике корректором.

– Где ты шлялась всю ночь? Ты можешь сказать что-то внятное?

Не могла. Стояла, как дура, и хлопала ресницами. Вся моя бойкость пропала, растворилась, исчезла под напором стоявшей передо мной взбешенной женщины.

Мать отвесила мне звонкую пощечину, от которой голова моя мотнулась, а разбитая губа снова вспыхнула маленьким огоньком боли.

– Шляешься по ночам и даже не позвонишь матери! Где была? – гремел материнский гнев.

– У Богдана. Работала допоздна и побоялась идти так далеко домой. Заночевала у него. – Такое объяснение мне показалось очень логичным, тем более что дом моего парня находился совсем недалеко от «Старой Праги».

– Не ври! Я звонила Богдану, он понятия не имеет, где ты! Обзвонился тебе, написал десяток сообщений! Мы уже звонили в больницы и морги!

И тут меня прорвало. Мой ступор наконец прошел, и я, вздернув голову, нагло заявила:

– Спала с мальчиками. Прямо в парке, на скамье. И телефон там же забыла. Пойду в обед и поищу. Что еще тебе сказать?

Хлоп! Это была вторая пощечина.

– Не смей меня бить, – очень тихо проговорила я, когда мать сделала небольшую паузу, чтобы набрать воздуха. – Иначе уйду и не приду. Найду свою бабушку пани Святославу и буду жить у нее.

Это я со злости сболтнула, конечно, но мать вытаращилась на меня и не сразу нашла, что ответить на такую наглость.

– Откуда ты знаешь? – проговорила она, отступая от меня, словно от смертельно больной и заразной. – Откуда ты это знаешь?

– Думаешь, я не знаю о своих родных? Дай мне пройти. Я жива и здорова, можешь не переживать. А если бы и подохла, тебе же меньше проблем. Не могу понять вообще, с чего ты так разволновалась.

Я решительно двинулась вперед по коридору, и мать, озадаченная моими словами, подвинулась, пропуская меня.

– Иди, иди, поганое отродье, – нашлась она наконец. – Действительно, и волноваться не стоит.

Зато Снежана кинулась ко мне, обхватила за шею – вроде как обняла – и зашептала в ухо, что страшно боялась за меня.

– Тут всякое происходит в последнее время. Пропадают люди, сама знаешь. Я подумала, вдруг ты тоже пропала, как Леська, – торопливо бормотала Снежанка.

– Не пропаду, не переживай. – Быстрым движением я высвободилась из сестринских объятий и бухнулась на диван, чувствуя, как болит разбитая губа и горят щеки от пощечин. – Я могу за себя постоять.

– Все равно. Сейчас лучше не ходить одной по ночам. И почему у тебя разбита губа?

– Подралась. Пришлось подраться.

– С кем? – охнула Снежанка.

Лохматая, в розовой пижамке, она уселась на диван и принялась торопливо расплетать волосы, убранные на ночь в косу.

– Сама не знаю. Накинулись на меня, когда я возвращалась с ночной смены. Телефон украли вот. Но меня спас мой новый знакомый, прикольный такой парень. У него я и заночевала.

– Почему домой не пришла? Мама тут с ума сходила…

– Потому что темно было, страшно идти одной до дома. Да и не хотела заявляться грязной, растрепанной, с разбитым лицом. Мать бы пилила два дня подряд, что так мне и надо. У Матвея постирала одежду, у него машина с сушилкой, сразу все высохло. Сполоснулась, поела печенек, поспала у него в гостиной на диване. Это мой одноклассник.

– Какой это? – тут же полюбопытствовала Снежанка.

И тут я поняла, что если назову Матвея, то сестренка и не поймет, о ком речь. Ведь все вокруг видели человека, прикрытого особыми силами дедова оберега. И только я теперь знала настоящего Матвея.

– Не скажу, – ехидно улыбнулась я.

– Матвей… Что-то не припомню Матвеев в вашем классе…

– Ты его и не вспомнишь. Он невзрачный, никакущий. Но мне помог. Ладно, посплю еще хоть полчасика и – в школу…

Глава седьмая. Матвей

1

Мирослава оказалась не из пугливых. Конечно, своей девушки у Матвея никогда не было, но он знал, как визгливы и трусливы бывают представительницы женского пола, он ведь учился в самом обычном классе самой обычной школы. Достаточно положить на парту маленького паука, и громкий визг на десять минут обеспечен. Мирослава была не из таких. Другая на ее месте рыдала бы до икоты и дурела на глазах от того, что ее чуть не раздели среди ночи трое неизвестных бандитов. А эта вскочила и тут же ринулась в бой, стукнула каменюкой по башке Ореста, предводителя банды ночных грабителей.

Семейство Луш стало слишком много себе позволять в последнее время. Конечно, у них выросли сыновья, пятеро сыновей – это сила. И Жнец происходил из их семьи, вот они и считали, что никто им не может противостоять. Дед немного сдерживал их напор, но сейчас, когда его не стало, парни из семейства Луш решили забрать себе всю власть на улицах их маленького городка.

Матвей их знал, дед показывал фотографии всех членов большого и влиятельного семейства. Но они-то его не знали, поэтому понятия не имели, кто накостылял им прошлым вечером. Вот и славненько, пусть гадают, кто же осмелился поднять руку на золотых мальчиков семьи Луш.

Средний брат, Григорий, преподавал польский язык в школе и даже был классным руководителем их класса, об этом уж позаботился его отец, пошуршал, попросил кого следует, чтобы его сыну во всем давали зеленый свет. Вроде бы Григорий не был похож на своих забияк-братьев, и в ночных разборках его ни разу не замечали. Может, пошел в материнскую линию, где все более спокойные и уравновешенные.

Матвей впервые вмешался в клановые дела и теперь все думал – может, зря? Но кинуть в беде Мирославу он не мог, это точно. В девчонке текла кровь Новицких, а эта семья всегда славилась своим боевым духом. Когда-то она была большой и сильной, а теперь от нее только и осталась малышка Мирослава.

Матвей улыбнулся, вспомнив, как девчонка вышла из душа, завернутая в длинное махровое полотенце. Мокрые черные волосы торчали смешными перьями, крошечная сережка в носу таинственно поблескивала, а глаза, темно-карие, с длиннющими ресницами, без черной широкой подводки показались мягкими и беззащитными.

Нравилась ли ему Мирослава? Конечно нравилась. Но от потомка Новицких следовало держаться подальше. Хоть их семьи и входили в один клан, все равно лучше не связываться с теми, кто имеет такую длинную и страшную историю.

Потому что семьи из другого клана Варты наверняка будут мстить. Не случайно Мирослава выросла, не зная своей фамилии. Не случайно ее прятали в обычной семье, и эта малышка понятия не имела, что два отеля в городе и сеть канцелярских магазинов принадлежат ее бабке, пани Святославе. Что огромный старинный особняк посреди великолепного сада тоже принадлежит ее семье, и отец Мирославы рос в этом особняке как маленький принц, окруженный всем, чего только пожелает.

Но Скарбник – тот, что приносит сокровища, – был только у семьи Матвея, и об этом никто не догадывался. Скарбник дал о себе знать сразу, едва Мирослава переступила порог дома.

2

Матвей очень сильно чувствовал запахи, и иногда это выводило из себя. Это зудело внутри, вызывая тревогу и плохое настроение.

Запах плесени и старых кирпичей стал таким сильным, что Матвей буквально задыхался, сидя напротив Мирославы в большой гостиной. Что, если и девчонка улавливает сигнал из подвала? Вдруг и ей в ноздри бьет жуткая вонь?

Но Мирослава ничего не чувствовала. Она рассматривала фотографию прадеда и его братьев – схватила сразу, едва зашла в комнату. Спрашивала, кто они такие, и стояла со снимком минут пять, наверное, не в силах поставить обратно на столик.

Знала бы она, что является дальней родственницей его прадеда! Конечно, двоюродный плетень нашему тыну, но все-таки. А кровь родная – не водица, так всегда учил прадед.

«Сила крови значит все», – говорил он.

Ты тот, кем являешься по праву рождения, и от этого никуда не деться. Потому Матвей и не пробовал избежать своей участи.

Когда запах буквально забил все пространство в гостиной, в голове блеснула догадка и Матвей кинулся на кухню. Так и есть: на запотевшем окне послание. «Завтра вечером Мирослава должна отправиться за Желанной», – гласила надпись. Ну конечно, Скарбник уже все решил, умный какой.

Вот так прямо надо встать и сказать – пошли завтра в старый дом прадеда, ночью, при полной луне, и заберем там книгу, которая исполняет желания. Ведь Желанная книга исполняла желания, – об этом Матвей узнал сам, порывшись в церковной библиотеке. Вот почему она была так ценна. Любые четыре желания. Стоит их записать на странице книги, как они непременно исполнятся. Правда, после придется заплатить за их исполнение, но об этом мало кто догадывается. Ведь в книге об этом не написано.

Матвей вздохнул, потрогал оберег в кармане джинсов и вернулся в гостиную. Надо ей все рассказать. Ну, не полностью, конечно, но хотя бы то, что его дед – ведьмак, и попросить помочь. Дело Матвея – предложить. А если Мирослава откажется, то он не виноват. Правильно?

 

Но Мирослава не отказалась.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru