Ваня Кирпичиков
Пир королей
– Там кто-то есть…Что-то со мной происходит в последнее время – то я детский плач слышу, то шаги. Что со мной, Онуша?
Они оба встали, не допив напиток, и проследовали в соседнюю комнату. Иосиф помрачнел и вымолвил:
– Никого…Но я четко слышал движение! Онуфрий, ты же врешь! Ты тоже должен слышать это. Сознайся.
– Иося…Иося…все тихо было… – слегка испуганно пролепетал Онуфрий.
– Ладно…пойдем махнем рябины, она спасет!
Они вернулись к столу и принялись угнетать себя едой, радуясь своему брюшку. Но все же Нежный нервничал. Он поймал себя на мысли, что хочет врезать по морде слащавому Онуфрию, как и Философову, но рябиновая настойка его расслабила и не позволила разбить лоснящееся рыльце Онуши.
Поняв, что дальнейшая беседа невозможна, Онуфрий удалился, напоследок всунув в свой ротик кусок кровяной колбасы. Оставшись наедине с собой, Нежный стал себя бичевать вопросами: “Почему мне слышатся эти странные звуки? Что со мной?” Не решив эти мудрости, Иося внедрил в себя лошадиную дозу настойки и погрузился в сон. Ему снились жареные гуси, фаршированные поросята, селедка и…что-то еще…а может кто-то…тот, который ходил и плакал. Издавал звуки плача. Детского. Нежный во сне пытался вычислить хозяина плача, но удалось увидеть только тени. Неясные и блуждающие.
Наутро протрезвев, Иосиф вновь стал прислушиваться к окружающему пространству. Оно молчало. “Может прошло?” – подумал он и двинулся на кухню. Разогревая бараний бок с гречневой кашей, Иосиф вздрогнул – он услышал голос и плач одновременно. Звуки шли из…него. Нежный стал панически ощупывать себя и трогать живот, как будто там кто-то был. Пытался узнать голос. Чтобы никто ему не мешал, Иося закрыл все окна и создал у себя в жилье максимальную тишину, дабы уловить и понять голос, исходящий из него. Из недр собственного я, так знакомого, но теперь уже загадочного. Доносившиеся неразборчивые фразы, детский плач по-прежнему транслировались из Иоси. Кому-то и зачем-то.
“Несомненно! Это голос биологички. Той. Которая много лет назад рассказывала про деторождение на уроке. Это она. Явно! А плач?…Это плач новорожденного!” – ошарашенно выстрелил мыслью в себя и в окружение Иосиф. Застыл в пространстве. Когда выбрался оттуда, то увидел в коридоре незнакомого человека, стоящего возле стены и смотрящего в прекрасное свое. Чуть поодаль находился другой человек. Его взгляд назывался мутью. Той, которая понятна избранным. Но Иося не входил в эту касту. Он был просто Нежный. Третьего человека Иосиф обнаружил у себя в опочивальне. Глаза пришельца были тускло зажжены огнем неизвестности. Эти фигуры молчаливо располагались в дворце Нежного и своим существованием как будто насмехались над окружающими идеями.
Иося не мог в себе удержать увиденное и услышанное. Ему хотелось выплеснуть все наружу. Он мечтал замереть, чтобы оцепенение его сковало и превратило в безжизненный истукан. Он думал спрятаться в каком-нибудь подвале, запереться и слиться с окружающей материей. Иося замышлял превратиться в ничто, дабы о нем все забыли и никогда не вспоминали. Все эти желания обуревали Иосей. Стремились им завладеть, чтобы избавить Нежного от загадок в себе, от небылиц в его зачарованном жилье, пропитанном жратвой. “Это сумасшествие! Это ад!” – верещал Иосиф, бегая по квартире. Ему казалось, что три фигуры небытия за ним проницательно наблюдают, а биологичка постоянно ржет, неся на руках новорожденного ублюдка.
Иося хоть и бился в истерике, но при этом не забывал опрокидывать в себя чудные алкогольные мгновения. Ему это нравилось. Это наполняло свежестью. Придавало мудрости. Вот и теперь, несмотря на окружающие голографические тела и синтезированные из ниоткуда звуки, Иосиф плюхнулся на свой нежный диван и фатально произнес: “Мир так тесен и неуютен! Мир беспомощен и горек, а тут еще эти твари да вездесущая полуидиотская биологичка со своим выкидышем. Уйдите прочь к своим демонам, томите их, а не мое разумение да медовое тельце! Неситесь в свои ады и райские трущобы! Я в своем кабаке безмерно счастлив! Да здравствует чревоугодие и вечное пьянство!” С этими ура-выкриками Нежный уплыл на корабле под названием “Сон”. Ему явились пиры и винные бары, разные вкусности и мягкие диваны. Там не было фигур с проклятой биологичкой. То ли им трудно было дышать в том мире, то ли рожей не вышли.
