Ваня Кирпичиков
Елей для крыс
Второй квант времени
Женька как-то внезапно, беспричинно перестал понимать, для чего он принимает пищу, для чего надо есть. Он с тревогой и даже со смехом наблюдал за собой, когда поглощал куски еды. “Зачем я в себя что-то заталкиваю? Кто определил мне, что и как я должен в себя помещать? Почему я в себя какие-то посторонние объекты заливаю?” – с недоумением и тупым выражением лица рассуждал Женька. Он подолгу рассматривал так называемую еду, копался в ней, пытаясь найти разгадку тайной субстанции, но ответы не появлялись. Женька понимал, что вмешивается в законы, установленные гением и что его вопросы полны хулы, но совладать с собой никак не мог – все также продолжал маяться и терзать себя вопросами. Редкие знакомые объясняли ему, что еда нужна для жизнедеятельности организма, для его работы. Но Женька им и себе устойчиво сопротивлялся. Ему непонятна была эта логическая связка. Она запредельна для понимания.
Положение дел с течением временем стало усугубляться. Простое стало сложным, непостижимым. Все явное превратилось в череду загадок и небылиц. Все обыденное трансформировалось в шараду и логический кавардак. Женька стал скептически относиться к окружающим предметам. Ему неясна была причина их нахождения в жилье. Он томился вопросами. Женьке объясняли назначение предметов, доказывали, но переубедить никак не могли – по его мнению, все предметы никчемны и бесполезны. ”Все нелепо. Тупо. Кругом вещи-объекты и все бессмысленно. А может …может и предметов нет! Откуда все? Почему все это существует? И чем я отличен от этих вещей-предметов? В чем разница?” – твердил он.
Понятие цвета предметов еще более раздражало Женьку. “Почему желтый цвет мне кажется желтым? Почему красный мне дан таким, каков он есть, а не иначе? Почему вообще существуют цвета предметов?” – сверлил себя он. Он трогал вещи-призраки, крутил их в руках. Надеялся, что таким образом проникнет в суть вещей. Но не рождалось ни одного ответа на простые вопросы. ”А кто-нибудь знает ответ?! И вообще…что такое ответ? Обладает ли он истиной? Никто ничего не знает. Никто!” – наотмашь лупил себя Женька философской плеткой.
