Vantablack
Табула Бибабо
‒ Мнэ-э-э… ‒ просипело устройство, ‒ Пен? Это ты? Алло!?
‒ Да, ‒ небрежно бросил в ответ Пен.
‒ Только ради бога – никаких имен! Пен, ты меня слышишь?
Пен подумал на мгновение, что все еще спит и, на всякий случай, резко выпрямившись, сел на краешек кресла.
‒ Га…, ‒ начал было он, но осекся и пробормотал нечто бессвязное, ‒ Да! Я! Прибыл. Прошлым днем. Это ты? Действительно – ты?
‒ Я это! Я! ‒ Просипело из портативной централи, ‒ ты можешь со мной встретиться?
‒ Да, конечно, ‒ ответил Пен, окончательно приходя в себя.
‒ Вторая линия первого яруса, номер 14, через час, ‒ голос на том конце завибрировал и пропал.
Пен отключил устройство и взъерошил волосы, пытаясь хоть в чем-нибудь разобраться. Это был Гарри. Его друг, которого «переместили» два года тому назад в звездную систему Капкана. Ни при каких условиях он не мог оказаться в Ближних мирах, если только… Если только это не самостоятельное его решение в обход многих серьезных законов. Гарри – нелегал. Это не очень укладывалось в голове, но приходилось мириться с действительностью. Наскоро одевшись, Пен вышел на улицу. Понемногу он осваивался в городе. Разобравшись с транспортными потоками, Пен легко отыскал остановку. Первый аэровагон шел по внешнему кольцу, но пассажиры подсказали нужный ему номер. По второй линии шел шикарный двухэтажный «джап». Пен встал на подъемник и через секунду оказался в комфортабельном салоне. «Джап» был почти пуст. Сделав вираж на самой верхней точке потока, аэровагон с легкостью обрушился в городские дебри. Мелькнули плотные световые линии второго яруса, затем неосвещенные производственные площади: Пен успел заметить какие-то странные движущиеся фигуры, похожие на гротескное подобие человека. Удержать их в поле зрения не удалось, как Пен не выворачивал шею. «Джап» мягко затормозил и вошел в зону первого яруса. Здесь разрешенная скорость движения была самой минимальной в городе. Несколько поворотов, и на табло зажглось оповещение: «Вторая линия». Рядом неспешно поползла нумерация. На цифре «четырнадцать» Пен вышел. Вышел и оказался прямо перед фигурной «атмосферной» дверью уютного бара. Плотный воздух в проеме то и дело подкрашивался разноцветными струйками, от чего образовывались красивые завихрения, скрывающие посетителей заведения от взглядов случайных прохожих. Пен шагнул в проем. В баре народу было немного: парочка в углу, человек с информационной табулой за стойкой и компания молодежи перед экраном телевизора. Пристально оглядев человека у стойки, Пен выбрал столик и сел. Заработал многоканальный «аудиатор». Кресло, в которое Пен опустился, со всех сторон окутал мелодичный ретро-стайл. Впрочем, звук дальше не распространялся, так что Пен оказался единственным слушателем. Какой-то модный местный исполнитель этого стиля старательно выводил:
Не бросай меня, мама, на спутники,
Астероидам не подставляй.
Все мы в этой галактике путники,
Ходим, бедные, с края на край.
Белым шлейфом укрою разгонную,
Как на пашне земной, борозду.
Поведу свою милку стотонную,
Среди звезд в силовом поводу…
Пен взял в руки меню и, касаясь выбранных блюд, сделал заказ. Есть он не хотел, а вот «Марсианский шомпол» с Лямбдами из созвездия Капкана себе позволил. Через минуту за стойкой бара прозвучал хлопок. Пен знал, что так происходит всегда, когда заканчивают готовить «Шомпол» профессионалы. По звуку хлопка многие могут определить не только ‒ все ли правильно смешано при составлении коктейля, но даже наличие тех или иных ингредиентов. Пен знал только одно. Это был звук хлопка, который ему нравился. «Марсианский шомпол» здесь готовили отменно. Обслужила его приятная молодая девушка с застенчивой улыбкой. Еще одно старомодное, но приятное дополнение к сервису. Пен не любил все эти «летающие блюда» и «скользящие супницы». Роботизация в сфере услуг всегда вызывала у него глухое раздражение. Сделав первый глоток, почувствовав небом легкое щекотание, Пен откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Через пару минут Пен почувствовал присутствие гостя. Сквозь ресницы он увидел темный силу-эт, возникший у стола со стороны прохода, а затем, знакомый голос:
‒ Ну, вот и ты, старый бродяга! – Пен подался вперед, открыл глаза и увидел своего друга Гарри, которого переместили два года назад в дальние миры, и голос которого он услышал в «централи» не больше часа назад. – И тебя, бедолагу, списали по зрелости?
‒ Гарри! – воскликнул Пен, поднимаясь навстречу другу. – Вот приятный день за последние два года! Ты-то, как здесь?
Они обнялись. Отстранившись, Пен поймал взгляд Гарри украдкой по сторонам, что подтвердило его недавние размышления. Пен сел. Гарри устроился напротив. Немного увеличив громкость «аудиатора», он склонился над столом поближе к Пену. На секунду Гарри замер. Толи собирался с мыслями, толи с удивлением дослушал звезду ретро-стайла, которая распевно закончила:
– …Пропаду не за унцию осмия,
Эх, гидравлика, не подведи!
Автоботы – машины трехосные,
К моей цели прошли полпути.
Мне бы пробу снять, и распрощаемся,
Но природе я – пришлый чужак.
Затонул автобот, лишь качается,
На волнах его красный маяк…
Сейчас почти полночь по местному времени. Я сижу в своем обиталище и не могу сложить в голове события прошедших суток. Зовут меня Пен Йовыч Чепурыхин. Недавно мне исполнилось сорок пять лет, и я был подвергнут законному «перемещению» в Ближние Миры созвездия Сердца. Двадцать пять лет я преподавал «теорию полета» в специализированном интернате на Земле. Мечта моя под именем «Флагман» улетела в мое двадцатилетие без меня, и я разучился верить в чудеса. Разучился давно, но, кажется, чудеса все это время продолжали верить в меня. Гарри, мой старый друг Гарри, который всю жизнь уныло проработал на распределении промышленных отходов, который за все время заработал шесть «проколов» в личную карту жителя Земли, действительно был «нелегалом», хуже того – контрабандистом, заговорщиком и мятежником. Весь этот букет стойко ароматизировал театральным реквизитом и доисторическими романами. Все это было бы ничего, но Гарри хрипло нашептал мне в баре за столиком о том, что в Доках Дальних Миров уже больше года стоит на ремонте поисковый корабль дальнего проникновения «Флагман». Оказалось, что заведует ремонтными работами их общий друг Джордж, а по совместительству – один из руководителей «космического подполья». Джордж и на Земле то не был законопослушным гражданином. В свое время Общественной Комиссией ставился вопрос о его досрочном «перемещении». Ах, как же они ошиблись! Джорджа нужно было купить регистрационной бронью. Его нужно было заточить со всеми удобствами на каком-нибудь острове в Атлантике. Ему нужно было построить теннисный корт – пожизненная страсть несостоявшегося чемпиона, и играть с ним пока ноги его не перестали бы ходить, а руки – держать ракетку. Как же они просчитались! Впрочем, это удел всех закрытых систем. Ограниченное благоденствие перестает ощущать пульс жизни. Сознание мутнеет от перманентного счастья. Идеальный часовой механизм рано или поздно собьется с неровной ритмики реальности. В конце разговора Гарри сказал, что план созрел на следующий день, после того, как в Доки пригнали «Флагман», а Джордж, гениальный стратег, проработавший всю жизнь в порту третьей ремонтной категории, вспомнил мою историю. Теперь выбор был за мной. Спустя двадцать пять лет мне предлагалось подняться на мостик «Флагмана», подняться на борт моей улетевшей мечты в качестве капитана. Правда, подниматься с большой долей вероятности придется с боем, но об этом сейчас как-то не думалось. Общая же картина со слов Гарри выглядела так: Земля уже долгое время была, что называется, элитным курортом для служащих Общественной Комиссии. Многие из них сколотили приличное состояние на продаже регистрационной брони. Некоторые состоятельные дельцы умудрялись тайно возвращаться на Землю и, при помощи нехитрых манипуляций со своими сбережениями, легализоваться на закрытых территориях. По приблизительным подсчетам Аналитического «подпольного» Бюро на Земле четверть всего населения намного превышало дозволенную возрастную границу. Остальная радостная молодая и кипучая жизнь была лишь прикрытием, театральным фарсом. Три четверти доходов, поступавших на Землю с Ближних и Дальних миров, распределялись среди тех, кто был наглухо отделен от остального мира темными стеклами правительственных «рефренов». Всему этому противостояло «космическое подполье», партия «Y». Эта буква символизировала одно основание у двух обитаемых звездных систем и в основании этом была Земля. Земля потерянная и Земля обретенная. Обретенная, потому что двадцать пять лет я жил дома, как в гостях. Жил по соизволению тех, кому было выгодно, чтобы я так жил. Преданное и безупречное служение «во имя общества и человека» оказалось фикцией, банальной бесталанной выдумкой престарелых толстосумов. Я испытывал теперь не гордость за идеальный послужной список, а что-то вроде стыда. Словно я весь день рубил дрова и оказался на праздничном балу, так и не успев помыться и переодеться. «Централь» отозвалась на мои невеселые мысли осторожным вопросительным сигналом. Я включил связь.