Когда Барбара выехала, небо на востоке уже светлело. Путь до Клеорне был не близок – около двухсот миль туда да столько же обратно, а ведь ей надо было ещё встретиться с господином Фредериком Расмуссенем, давним добрым другом их семьи. Да ещё и убедить его в том, что необходимо его срочное вмешательство в тот беспредел, который, похоже, творился в Гуддене.
В городе ее чуть ли не каждые пятнадцать минут останавливали полицейские патрули, заставляя каждый раз выходить из машины и открывать багажник. Барбара стоически, с видимым спокойствием, сносила все это, хотя ей была дорога каждая минута. Миновав последний пост за городом, она наконец-то выехала на загородную трассу и развила максимальную скорость.
Водителем Барбара была так себе, в основном ездила по городу, а опыта дальних поездок у неё не было. К тому же сказывалось напряжение бессонной ночи и опасных событий. Неудивительно, что от однообразного движения у нее стали слипаться глаза. Ловя себя на этом, Барбара мотала головой, таращила глаза, но останавливаться для отдыха не собиралась.
Дождавшись, когда часы показали начало рабочего дня, она достала телефон и позвонила господину Фредерику, извинившись за ранний звонок и объяснив вкратце, что едет к нему по неотложному делу.
– Конечно, милая девочка, приезжай, – ответил тот.
Воодушевившись, Барбара включила музыку и даже стала напевать, не подозревая, что все её планы рухнут в следующую минуту, что их полностью перечеркнет большегрузная фура, двигающаяся навстречу.
Женщина лишь на секунду отвела глаза от дороги, убирая телефон в бардачок, а когда взглянула вперед – было уже поздно. Она лишь беспомощно смотрела на встречную фуру, которую стало заносить на дороге, разворачивая поперек движения… Последнее, что увидела Барбара, был огромный бок фуры. А потом последовал страшный удар, и всё исчезло.
Ульрих Бётгер сидел за столом в своем кабинете, раскачиваясь и подвывая от досады. Это же надо было так опростоволоситься! Мало того, что упустил подходящего донора, мало того, что упустил его сообщницу, да ещё и сам оказался в подвале, в шкуре заключенного!.. И как он не упрашивал полицейских ничего не сообщать помощнику начальника полиции об этом, те не вняли его просьбам и доложили-таки заклятому родственничку о произошедшем!
И вот он сидит в кабинете и ждет, раскачиваясь и подвывая. Что может его спасти? Только чудо!.. Господи, яви чудо! Ведь Петерсен пообещал не просто выбить кресло из-под его задницы, а ещё и навешать какую-то уголовщину, связанную и с наркотиками, и с сомнительными смертями в больнице…
А что он может выставить в свое оправдание? Обвинить помощника начальника полиции? В чем? В том, что тот однажды дал ему срочный заказ на забор материала для каких-то высокопоставленных лиц? За хорошие деньги, разумеется…
Так ведь не Петерсен же отключал систему жизнеобеспечения у тех двух коматозников!.. Он просто переложив это на него, Бётгера… Я-то, дурак, был уверен, что родственник прикроет меня, чтобы комар носа не подточил. А он, оказывается, в это время собирал на меня компромат, чтобы шантажировать в дальнейшем! Вот и верь после этого людям…
Он опять принялся раскачиваться. Черт, черт!.. Впрочем, разве в этом виноват черт?.. Разве не я сам?.. Думал ли я, что грань между спасением жизни пациентов и коммерцией окажется такой зыбкой?.. А ведь чем дальше, тем будет хуже, коготок увяз – всей птичке пропасть…
Что же теперь делать, что делать? Уж теперь-то Петерсен точно от меня не отстанет, когда найдет сбежавшего пациента, заставит в очередной раз преступить закон, а что, компромат на меня у него есть… И зачем я только сказал ему, что этот пациент – идеальный донор?..
Зазвонивший внезапно телефон прервал его горестные метания. Какое-то время Бётгер смотрел на трезвонивший аппарат как на врага. Нет. Дальше без меня. Я выхожу из твоей игры. Я врач, а не преступник. Я так и скажу тебе сейчас. Можешь доставать свой компромат, ничего, я отвечу. Ещё не все потеряно, я найду хорошего адвоката…
Он решительно снял трубку. Но, как оказалось, это звонил вовсе не Петерсен.
– Господин Бётгер, – послышался взволнованный голос дежурной медсестры, – тут доставили пострадавшую в дорожной аварии, требуется немедленный осмотр!
Но разве он мог в таком состоянии заниматься работой? Ведь у него все мысли были только о предстоящей схватке с заклятым родственничком!
– Вызывайте срочно из отпуска доктора Барбару Грейс! – рявкнул главврач и хотел было бросить трубку, но услышанное далее остановило его руку и мгновенно привело в чувство.
– Это доктор Барбара пострадала в дорожной аварии! Это её доставили только что! – взволнованно объясняла ему медсестра.
– Кого доставили?.. Барбару?.. – опешил Бётгер, поднимаясь. От этой новости его мелочные метания мгновенно улетучились, уступив место корпоративной этике и профессиональному долгу.
Он торопливо вышел из кабинета и направился к больной.
Подойдя к каталке, Бётгер взглянул на лежавшую женщину. Да, это была доктор Барбара, та самая, которая последние несколько лет была его правой рукой, его палочкой-выручалочкой. Та, которая вместо него проводила самые сложные операции, теперь сама с посеревшим лицом и закрытыми глазами неподвижно лежала на каталке.
– Вот, возьмите, – медсестра подала ему экспресс-анализы. – Мы уже сделали все необходимое. У больной тяжелейшие травмы…
Он машинально стал просматривать результаты. И опять опешил! Вот так сюрприз… Быть этого не может!.. Сухие медицинские строчки поведали ему, что перед ним – идеальный донор для Йенса Петерсена! Второй за несколько дней! И такой же одинокий, как и тот, предыдущий, которого все ищут…
Что это – подарок судьбы?.. Или очередное дьявольское искушение?.. Как быть?.. Делать сложнейшую операцию коллеге, находящейся между жизнью и смертью? С неизвестным исходом, с тяжелейшим реабилитационным периодом? Или… Или просто доложить о ней родственничку, и тем самым мгновенно зачеркнуть её жизнь?.. За деньгами тот не постоит, ведь это вопрос его жизни и смерти… Кстати, теперь можно будет и на счет компромата с ним поторговаться, навсегда закрыть этот вопрос…
Медсестра вопросительно посматривала на него, но главврач все еще медлил. Как быть? Не далее чем минуту назад он сам молил о чуде, но мог ли он предположить, что чудо явится незамедлительно – в лице коллеги, тяжело пострадавшей в дорожной аварии?
А как поступила бы Барбара, окажись он на её месте?.. Что за вопрос, для неё не существовало сомнений, чувство долга у этой неприметной женщины было превыше суеты, превыше личной жизни. Видимо, именно поэтому она до сих пор была одинокой…
Где, когда он, Бётгер, растерял своё чувство врачебного долга?.. А ведь прежде он был ведущим хирургом. И вовсе не за родственные связи он получил должность главного врача, пусть Петерсен не врет!
Да пошёл к черту этот Петерсен, хватит с меня! Больше никаких сомнительных сделок! И пусть будет то, что должно быть!
– Господин Бётгер?– подала голос медсестра.
– Да, да. Везите больную в операционную, срочно!
Мужчина проснулся, когда было уже совсем светло. Он долго лежал без сна. Разные мысли лезли ему в голову и не давали покоя. Они зовут меня Эдди, но это не так, это не моё имя. Я вырезал свое имя на тем бревне, свое и той девочки… Точнее, начальные буквы имен. Куда же она делась, та надпись?..
Слава Господу, Тереза в безопасности, это хорошо, но я здесь не поэтому… Что-то привело меня сюда, в этот город, где почему-то никто не знает меня… И это что-то связано с детством. Девочка, скрипка… Он долго ворочался с боку на бок, затем не выдержал и поднялся.
В большом доме, несмотря на полдень, было тихо – видимо, Тереза спала. Он спустился на первый этаж, подошёл к аквариуму с рыбками и долго наблюдал за их бесшумными грациозными движениями. Вот и Барку я такой увидел – гибкой и грациозной, как русалка, и стремительной, как барракуда. Да! Когда мы ругались, я так и обзывал ее барракудой!..
А мы что – ругались?..
Опять – миг воспоминания, и опять он тут же оборвался, как струна скрипки. Мужчина потер лоб. Скрипка, скрипка… Что-то было связано с этим инструментом, но что?.. Не думаю, что я был скрипачом, ведь я учился в школе-пансионате для глухонемых детей. Кажется. А та девочка, видимо, нет…
Я должен вернуться в парк! Не зря же ноги сами привели меня туда. Теперь, когда Тереза находится в безопасности, мне нужно разобраться в остальном.
Не колеблясь больше ни минуты и не задумываясь о последствиях, он вышел из дома. Я знаю и этот город, и этот квартал, и квартал, где живет Тереза… Я знаю другую, незаметную дорогу в парк – через проходные дворы. Мне здесь все знакомо, ничего не изменилось! Только я стал другим – взрослым…
Он стремительно шёл по городу, пересекая дворы и улицы. Мимо проезжали машины, в том числе и патрульные – они для него не существовали; похоже, именно поэтому они тоже не удостаивали его своим вниманием. Он шел вроде бы неосознанно, но стремительно – так идут к явной цели.
Вот и вход в городской парк. Мужчина свернул в него, и, пройдя с десяток метров, остановился. Здесь тенистую парковую аллею пересекала широкая тропа. Он долго смотрел на тропу, пытаясь вспомнить: что именно было с ней связано? Вспомнил только то, что вела она к пансионату, если свернуть по ней направо. Он так и сделал: повернул с аллеи направо и пошёл по тропе, которая вскоре сузилась до почти неприметной тропки.
Вокруг было сумрачно: высокие деревья пропускали мало света. Впрочем, день уже заканчивался, и стало смеркаться. Мужчина шел все быстрее, его подгоняло чувство тревоги. Навстречу попались двое полицейских, он спокойно прошёл мимо. Возле старой раскидистой липы он остановился. Здесь. Что – здесь?.. Он огляделся – всё было тихо и спокойно. Мужчина прислушался к себе, к своим ощущениям – в нём нарастала тревога. Там!.. Над обрывом!..
Он быстро направился по вчерашнему, а точнее, по знакомому много лет маршруту: к пансионату для глухонемых детей. Когда он пересекал дорогу, рядом с ним внезапно резко затормозил автомобиль. Мужчина отпрянул и взглянул на неожиданное препятствие. В окошке автомобиля показалась улыбающаяся физиономия Люка.
– Ты снова здесь, чувак? Вот почему тебя все время тянет сюда? Ты не вспомнил ещё свое имя?
– Еще нет, но мне кажется… Я кое-что вспомнил о себе… Но ещё нужно проверить – это здесь, неподалеку.
– Смотри, будь осторожен, – предупредил его молчавший до тех пор Каспер. – Тебя все ищут. А с Барбарой пока нет связи.
Мужчина кивнул. Машина рванула с места и исчезла в темноте. Он быстрым шагом проследовал дальше: вдоль забора пансионата, завернул за угол, затем между высокорослыми дикими травами – к штабу.
И вот в сгустившихся сумерках он наконец-то увидел его! Это был мальчишка лет семи. Он старательно вырезал что-то на бревне перочинным ножиком. Мальчишка так увлекся, что не услышал приближения мужчины, впрочем, звук его шагов заглушала трава.
У мужчины гулко застучало сердце. Да это же я, я сам! А точнее – мой детский двойник… Это я вырезаю надпись на бревне, начальные буквы наших имен: моё и той девочки… Выходит, я вернулся в свое прошлое?.. Ну да, Барка так и сказала: вернись и исправь свое прошлое, раз такой умный… Значит, это она вернула меня в мое детство? Что же я должен здесь исправлять?.. Но прежде я должен узнать свое имя, свое и той девочки…
Мужчина приблизился к мальчишке почти вплотную, и только тогда тот поднял голову. От неожиданности он сделал неверное движение, и перочинный ножик сорвался, глубоко поранив ему ладонь возле большого пальца. Мальчишка, опустив голову, взирал как завороженный на текущую из раны кровь.
Мужчина взволновано смотрел на своего двойника. Теперь ему не нужно было читать, что именно тот вырезал на бревне, потому что он вспомнил! Он вспомнил нацарапанную им лично надпись: N – сердечко – I. Ингрид, девочка со скрипкой!.. N – это я, Нильс, я вовсе не Эдди!
– Где Ингрид?.. – требовательно спросил он у мальчишки.
Тот крепко сжал кулак, пытаясь остановить кровь, и глянул исподлобья на незнакомца.
– А тебе какое дело? – грубовато спросил он.
Мужчина крепко ухватил его за руку, чтобы остановить кровотечение. Для этого ему было достаточно мысленно обратиться к крови, поскольку именно эта первичная субстанция хранит в себе глубинную память. Он так и поступил: успокоил кровь и остановил её течение, после чего ослабил свой захват. Мальчишка немедленно воспользовался этим – он резко выдернул руку и отпрыгнул в сторону.
И тут Нильс вспомнил, что именно должно было вот-вот произойти! Нельзя было терять ни минуты!
– Беги к Ингрид! – крикнул он своему двойнику. – Скорее!..
Я вспомнил всё…
Мой двойник хмуро смотрел на меня исподлобья. Часа два назад он, то есть, я, в пух и прах разругался с Ингрид. Я тогда очень разозлился на Ингрид, потому что незадолго до этого увидел её с Ричи Петерсеном. Ричи был чуть ли не вдвое старше меня и гораздо выше ростом, он частенько подкарауливал меня возле дома Ингрид и нещадно лупил. А мама Ингрид ругала её за дружбу со мной, мальчишкой с окраины, хотя они так же, как и мы, жили небогато. Маме Ингрид нравился Ричи, потому что он был из обеспеченной семьи и потому что был сынком Йенса Петерсена, какого-то важного полицейского начальника.
Мой двойник недовольно пыхтел, но я-то знал, чем должен был окончиться этот страшный день! Вернись и исправь – так сказала мне Барка, и я сделаю это, чего бы это мне не стоило!
– Беги к Ингрид! Немедленно!
– Я ей не нужен, – сердито выдавил мальчишка, ковыряя ногой в траве.
Я вспомнил даже свои мысли в то время: Ингрид была старше меня на два года, и поэтому ей интересен не я, а Ричи…
– Она идёт к тебе через парк. Если ты не успеешь, её встретит он!.. Там, под вашей липой…
– Кто? – быстро спросил меня двойник, почему-то не сомневаясь в правдивости моих слов – может, из-за моей искренней горячности?..
– Ричи!
Мальчишка понял все мгновенно. Зажав в окровавленном кулаке ножик, он помчался по тропе. Я тоже побежал следом, но гораздо медленнее. Адаптация будет проходить несколько дней, так сказала Барка, так оно и было.
В этой части парка было темно, лишь кое-где на большом расстоянии друг от друга тускло светили фонари. В их скупом свете я и увидел девичью фигурку, когда подбежал к старой липе. Ингрид находилась в полном ступоре. Она стояла, прижавшись спиной к стволу дерева и прикрывая футляром скрипки разорванное на груди платье, а в её огромных глазах застыл ужас.
А на земле лежал тот самый мальчишка, мой двойник, и его изо всех сил пинал долговязый подросток. Я подбежал в ту минуту, когда Ричи, оседлав мальчишку и выхватив у него нож, взмахнул им, намереваясь нанести тому удар в грудь – всё, как произошло тогда со мной…
Но только не сейчас, нет!.. Я пришел сюда, чтобы исправить прошлое, так сказала Барка, и я сделаю это! Я ухватил Ричи за руку, и, крутанув за неё, оттащил его от мальчишки. Удерживая негодяя, я крикнул мальчику и девочке:
– Убирайтесь отсюда!..
Мальчишка с трудом поднялся.
– Я не уйду! А как же вы?
– Уводи Ингрид! Немедленно, пока она жива!..
Я не видел, в какой момент они убежали, но теперь, по крайней мере, у меня были развязаны руки. Я не знал, как теперь будут развиваться события, но то, что девочка со скрипкой осталась сейчас жива, придавало мне силы. Значит, кое-что я уже исправил!..
Ричи был достаточно силен, видимо, от выпитого алкоголя – от него вовсю несло. Он рванулся изо всей силы и, отскочив, стал кружить вокруг меня, выбирая удачный момент для броска. Теперь у него был новый враг – я.
Мой противник был подростком, но очень агрессивным и невероятно увертливым. Я же все ещё был сильно заторможенным из-за чертовой адаптации, и поэтому достаточно проигрывал ему в силе и ловкости. Мы кружили друг напротив друга, выжидая удобного момента.
– Ты откуда здесь взялся, старая вонючка? – визгливо оскорблял меня Рич. – Тоже девку захотел, что ли? Не выйдет! Она все равно будет моей! А ты сейчас сдохнешь, прямо здесь и сейчас! Мой папа вас всех в порошок сотрет!
Я не отвечал. Мне было известно больше, чем знал этот прыщавый малолетний негодяй. В той, моей прошлой жизни, он вырос, стал маньяком и убивал неповинных детей, и всегда уходил от наказания благодаря своему папаше. Да таких, как он, уничтожать надо! Злость туманила мне голову, я был вне себя от ярости! Я пришёл, чтобы исправить свое страшное прошлое, так приказала Барка, и я сделаю это, чего бы мне это не стоило!
И вдруг я остановился и рассмеялся. Как же я глуп! Пытаюсь сделать свою злость сильнее его злобы. А ведь надо просто поставить отражающий экран, и тогда злоба уничтожает своего носителя сама…
Сейчас я именно так и сделаю! Хорошо, что в этом мире, где процветают людские пороки, способности человека скрыты в его глубинной памяти, ведь страшно даже представить что может произойти, если вдруг люди научатся управлять этой своей возможностью организма…
От неожиданности Ричи остановился тоже. Мой смех взбесил его! Дальнейшее я видел очень замедленно. Ричи сделал резкий бросок вперед, налетел на мой защитный экран, с удвоенной силой отлетел обратно, сделал при этом боковой кульбит, и неловко хряпнулся вниз. При этом его тонкая шея попала точно на камень – на тот самый, которым он в той, прошлой жизни, нанёс смертельный удар Ингрид…
Раздался противный хруст. Все было кончено. Я смотрел на лежавшее у моих ног неподвижное тело с неестественно вывернутой головой. Вдали послышались голоса его друзей:
– Ричи! Ты где?..
Я отступил в тень, а затем заторопился обратно – к обрыву.
Нильс и Ингрид сидели на бревне. Мой двойник робко обнимал девочку за худенькие плечи, а она, все время всхлипывая, объясняла ему:
– Я шла к тебе! А он заступил мне дорогу! Потом полез целоваться… Я уворачивалась… А он разорвал на мне платье! Если бы не ты…
– Я убью его! – хмуро заявил мальчишка.
Я подошел и сел рядом с ними. Дети замолчали.
– Закурить дай, – хрипло выдавил я, обратившись к своему двойнику.
– Не курю, – буркнул тот.
– Не ври. Знаю, что куришь. Возьми вон там, в дупле. Ты сам положил туда пачку.
Мальчишка покосился на меня, затем, сопя, вытащил из дупла требуемое. Мы с ним достали из пачки по сигарете и с наслаждением закурили. Ингрид протянула руку.
– И мне дайте.
Мой двойник стукнул ее по ладошке и произнес со взрослыми нотками в голосе:
– Не лезь, девчонка!
Ингрид не стала спорить. Я и мой двойник курили молча, пока не догорели сигареты. После этого мы одновременно затоптали окурки.
– Это твоя последняя сигарета, понял? – обратился я к мальчишке.
Тот промолчал. Я взял у него из рук пачку, смял ее и, размахнувшись, бросил вниз.
– Вот так. А теперь идите домой, вон по той тропке, ближе к обрыву – местные там не ходят, боятся летающих русалок, так что никто вам там не встретится.
– А если там будет этот?.. – испуганным голосом прошептала Ингрид.
– Он больше вас не тронет. Никогда. – Отрезал я.
Мальчик и девочка переглянулись.
– Ну, чего ждете? Дуйте по домам!
Те поднялись и стояли, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
– Вы кто? – задал мне мальчишка мучивший его вопрос.
Я взъерошил своему двойнику волосы. Так странно было прикасаться к себе самому…
– Уходите и забудьте обо всем, – приказал я, избегая ответа. – Вас здесь не было. И в парке – тоже не было, ясно?..
Дети послушно закивали.
– Там, в парке, ваш обидчик шмякнулся головой об камень, – продолжал я. – Насмерть. Запомните: вас там не было, ясно?
Те ещё интенсивнее закивали.
– И меня вы никогда не видели.
Мальчик и девочка переглянулись, кивнули и двинулись по тропинке. Я опустился на бревно, прислонился спиной к дубу.
Вот и всё. Некуда спешить. Исправленное мной прошлое теперь пойдет здесь по-другому варианту, не так, как случилось после той страшной ночи. Теперь я вспомнил все, позабытое прежде…
…Я очнулся в темноте парка. Страшно болело в груди, я не мог вдохнуть, не мог пошевелиться. Немного поодаль лежало неподвижное тело Ингрид, навзничь, белея наготой. Два силуэта склонились над ней. Послышались их сдавленные голоса:
– Я же говорю, па, мы с ней немного позабавились, а потом она споткнулась и об камень… Насмерть.
– Насмерть – твоя работа? – прорычал Петерсен-старший.
– Па, это не я! Ну, то есть… Я не виноват! Она сама хотела!…
–Ясно. А пацан?
– Пацан это… Ну, нарывался, так я его того… ножичком…
– Идиот!..
–Па, что мне теперь делать?..
– Бери пацана и иди за мной…
Ричи взвалил меня на плечо, Петерсен-старший проделал то же с телом Ингрид. Они куда-то понесли нас, и я опять потерял сознание. Пришёл в себя я от удара об землю – Ричи сбросил меня с плеч. Помню, я застонал, этим напугав его.
– Па, он, кажется, живой!
– Заткнись! Сейчас будут мертвы оба…
Помню, я мысленно распрощался с жизнью и опять потерял сознание…
…Сквозь ветки дуба надо мной сияло ясное небо. Я лежал прямо на траве, смотрел в небо и не понимал, почему я здесь лежу. Потом поднялся, огляделся. Одежда на мне была мокрой, изодранной и окровавленной. Я что – подрался с кем-то? Так ничего и не поняв, я направился домой через парк.
Подходя к липе, я издали увидел несколько человек полицейских. Помню, у меня отчего-то сильно застучало сердце в груди. Что здесь происходит? Что они здесь ищут?..
Полицейские молча расступились, почему-то никто из них не препятствовал мне. Я прошёл мимо них к чьей-то скрипке – она валялась в траве, отдельно от футляра. Я наклонился и взял инструмент в руки. Скрипка представляла собой жалкое зрелище: струны её были безжалостно порваны, на грифе виднелись следы крови и чьих-то пальцев.
Подняв взгляд, я увидел прямо перед собой полицейского. Я знал его: это был отец Ричи Петерсена, парня постарше, который лупил меня при каждом удобном случае. Петерсен-старший неподвижно стоял напротив, и в его глазах отчего-то плескался суеверный страх и ужас, словно бы он увидел перед собой привидение.
Почему?.. Что здесь случилось?.. Ничего не понимая, я переводил взгляд с одного полицейского на другого. У Петерсена-старшего в руках вдруг оказался прозрачный пакет, в котором лежал чей-то окровавленный перочинный нож. Он принялся тыкать этим пакетом в меня, при этом его рот беззвучно открывался. По артикуляции его рта я понял, что он кричит: это ты, это всё ты, это твой нож, твоя работа!
Кто-то из полицейских забрал пакет у него из рук. Кажется, меня все о чем-то спрашивали. Я поворачивался вокруг и видел беззвучно раскрывающиеся рты. Я ничего не понимал и ничего не мог ответить. А потом всё вокруг исчезло в белой пелене…
Очнулся я в больничной палате. Первое время я ничего не понимал, никого не слышал и ничего не мог спросить, но со временем стал приходить в себя и даже кое-что вспомнил. Точнее, я вспомнил о себе все, но только до той страшной ночи – вот эти воспоминания полностью стерлись из моей детской памяти, оборвались, как струны скрипки Ингрид… До сегодняшнего дня.
А тогда я вспомнил девочку Ингрид, и то, что она мне нравилась, но она отчего-то ни разу не пришла ко мне. Впрочем, ко мне приходила только мать, да и то лишь изредка. А вот Петерсен-старший стал приходить чуть ли не ежедневно. Он о чем-то постоянно и настойчиво спрашивал меня, и даже писал что-то на листиках бумаги и давал мне прочесть, но я в то время и читать-то ещё не умел. А слух и голос я потерял полностью.
Я долго лежал в той клинике, меня там все жалели и любили. Не знаю, почему, но я отчего-то часто беспричинно плакал, словно девчонка – как ни странно, но впоследствии это я напрочь забыл.
Вскоре ко мне стала приходить учительница, обучавшая языку жестов и грамоте. С её помощью Петерсен-старший с новой силой принялся расспрашивать меня: почему на моем перочинном ноже и скрипке Ингрид оказались следы моих пальцев и крови, и что я сделал с девочкой. Я же ничего не мог объяснить – повторяю, мои воспоминания о той ночи оборвались, как струны скрипки Ингрид.
Уже гораздо позже мать отдала меня в пансионат для глухонемых детей, там я проучился пять лет. А затем речь и слух вернулись ко мне, вот просто взяли и вернулись, словно по щелчку пальцев. Мои друзья из пансионата дружно завидовали мне и просили их не забывать, когда я уходил оттуда, чтобы вернуться в обычную школу.
Девочку Ингрид, которая мне нравилась, я так больше и не увидел – она бесследно исчезла.
А вот сейчас я вспомнил, и не только это! Я вспомнил всё, напрочь забытое прежде. События сегодняшней ночи, сохранившие сейчас жизнь мальчику и девочке, восстановили абсолютно все мои воспоминания, которые прежде были оборваны, словно струны скрипки Ингрид. Ингрид, девочки, которая мне так нравилась, и которую я сегодня увидел снова…
…Внизу раздался всплеск от падающего тела Ингрид, а затем настал и мой черед: вслед за ней Петерсены швырнули и меня. Я полетел с обрыва вниз, в вот это самое озеро, которое сейчас тихо плещется внизу. Сейчас я вспомнил даже его название – Бездонное. Местные жители обходили его десятой дорогой, утверждая, что в нем нет дна, и что в нем водятся русалки.
Вода, приняв меня, сомкнулась над моей головой. Я погружался в полнейшей темноте и прощался с жизнью. Не думаю, что я был ближе к ней, чем Ингрид, просто мне было отпущено, по всему, ещё несколько мгновений. Все же вода придала мне силы, и я принялся беспомощно барахтаться, но к моим ногам было привязано что-то тяжелое, и оно меня в глубину.
А потом произошло нечто необъяснимое. Внезапно вокруг меня вода осветилась и словно бы вскипела мельчайшими пузырьками, изменив обычный аквамариновый цвет на молочный. Тяжесть перестала тянуть меня вниз. Я завис в воде. Странное дело: я не испытывал больше потребности дышать!
Так продолжалось какое-то время, а затем пузырьки в воде исчезли, но не свет – он остался, и светил он откуда-то снизу. Я взглянул туда и в очередной раз был поражён! Потому что там, в глубине, я вдруг увидел остров из моих мечтаний! Он сиял переливами, как грани драгоценного кристалла.
А из глубины, от этого острова, ко мне поднималась большая рыба – так я подумал вначале, пока не увидел, что у нее вместо хвоста – две ноги! Да, это существо оказалась не рыбой, а рыжеволосой девочкой! Она была даже одета в нечто вроде комбинезона из тонкой ткани.
Девочка принялась кружить вокруг, рассматривая меня и прикасаясь ко мне легкими движениями тонких пальцев. От этих касаний я ощущал небольшую щекотку и тихонько смеялся, позабыв о своих ранах. Мне стало легко и беззаботно, и я решил опуститься вниз, чтобы попасть на чудесный остров, сияющий внизу. Но девочка остановила меня, ухватив за руку.
В это же время рядом с нами внезапно появилась женщина, похоже, её знакомая. Женщина тоже несколько раз покружила вокруг, разглядывая меня. Потом поднырнула снизу, так, что я оказался на её спине, и увлекла меня наверх. Мало того, она каким-то образом сделала огромный прыжок из воды – прямо сюда, к нашему штабу.
Здесь она ловко ссадила меня со спины и уложила на траву. После этого она опустилась на колени и стала прикасаться к моей ране легкими и быстрыми движениями пальцев, а затем – к шее и ушам. Я рассматривал ее ноги и понимал, что никакие они не русалки, эти женщина и девочка. А потом я уснул.
Вот это все тогда абсолютно стерлось из моей памяти.
Наутро я пришел в себя, пошёл в парк и увидел там полицейских, ну об этом я уже рассказывал.