Валя Саар
Эхо в бутылке
Мы крались почти на ощупь по мрачному туннелю, вырубленному в скале. К счастью, охраны нам больше не встретилось. Где-то вдали мерцал свет.
Выйдя в просторный грот, я увидел Метсайзу. Он сиял, поочередно меняя цвета. Красный. Оранжевый. Желтый. Зеленый. Голубой. Синий. Фиолетовый. В противовес стражникам он был переполнен любовью ко всему живому. Величественный. И такой беспомощный. Он был заточен под стеклянным колпаком.
Дух леса, почувствовав наше присутствие, загорелся ярко-красным пламенем. Ощутив тревогу, я остановил Джека рукой. Подняв с пола камень, я бросил его вперед. Стена огня поднялась перед нами, лизнув жгучими языками свод скалы.
Немного поразмыслив, я бросил на землю быстро увеличивающуюся в размерах торбу, а сам отступил. Морская волна вырвалась из сумки, обрушившись на огненную стену. Разгорелась нешуточная борьба. Огонь не хотел сдаваться, вспыхивая снова и снова. Но в итоге наша взяла, ему было не пробиться через толщу воды, затопившую дно пещеры.
Метсайза засиял цветом сочной травы. И я понял, что путь свободен. Подобрав проплывающую мимо торбу, я попросил Джека оставаться на месте, а сам пошел вброд. Обойдя вокруг камеры, я не обнаружил ни одной возможной лазейки. Стекло было толстым.
«Что делать, если выхода нет? Правильно. Создать его», – я улыбнулся, заметив, что общение с Магнусом не прошло бесследно.
Торба тут же исполнила желание, и в моей руке засверкал здоровенный алмаз. Я совсем не разбирался в ювелирке, но на первый взгляд он весил не меньше пятисот каратов. Стекло заскрипело, не устояв под воздействием несокрушимого минерала, и вырезанная дверца упала на землю, разлетевшись на тысячи мелких осколков.
Метсайза озарил пещеру небесно-голубым сиянием. Он был свободен!
Радуга
цветастым коромыслом обнимала кроны деревьев, когда мы с Джеком вышли из пещеры. На месте, где раньше была пустошь, раскинулся зеленый луг, усеянный полевыми ромашками. В траве стрекотали кузнечики. Ветки деревьев танцевали, наклоняясь от порывов теплого ветра. Где-то в чаще заливисто пел соловей.
«Будильник?» – улыбнулся я…
Я лежал на песке, укрывшись пиджаком. Джек спал рядом. Над морем просыпалось солнце, озаряя сонный берег. Чайки кружили над водой в поисках завтрака. Пес широко зевнул, оголив белоснежную пасть.
«Неужели приснилось?» – недоумевал я, вспоминая столь реалистичные картинки последних дней.
«Приснилось», – отозвалось по привычке внутри меня.
Я заглянул в дорожную сумку, стоящую неподалеку: отсыревшее полотенце, пачка банкнот, кубик, одежда и перочинный нож – все было на месте, кроме желтой старинной бутылки.
Мне было по-настоящему жаль. Жизнь только-только стала обретать смысл, как он улетучился с наступлением утра.
– Пойдешь со мной? – спросил я у пса, потрепав его за ухом.
Джек завилял хвостом и побежал вперед, указывая мне дорогу.
– Где-то я это уже видел, – ухмыльнулся я и последовал за верным проводником.
Море с отливом ушло далеко, расширив береговую линию. Я поднял красивую перламутровую раковину и приложил ее к уху.
«Фыр-фыр-фыр», – шептали волны внутри ее.
Мне хотелось сохранить воспоминания о приключениях, пусть и произошедших во сне, и я засунул ракушку в карман, с удивлением обнаружив там что-то еще.
Я держал в руке крупный алмаз. Не ограненный, сияющий камень переливался на солнце, пуская радужных зайчиков.
Я застыл в оцепенении. Как будто в часовой механизм в моей голове попал винтик, остановив движение мыслей. Я пытался понять, осознать, осмыслить происходящее. Но пазл никак не соединялся в картину.
Джек успел убежать вперед за скалы и уже на кого-то лаял. Я поспешил на звук, отвлекшись от нескладных мыслей.
Толстый мужичок в тельняшке с удочкой в одной руке и ведерком улова в другой шикал на донимавшего его пса.
Я догадался, что причиной тявканья стал спиннинг, которого, видно, побаивался Джек, и позвал его к себе. Тот послушно побрел ко мне, с опаской оглядываясь на рыбака.
– Ну, что за милая собака! И как тебя ругать?
Его большие янтарные глаза извинялись, глядя на меня из-под смешной косматой челки.
– Ладно, пойдем, добудем себе что-нибудь на завтрак, – предложил я, услышав урчание в его животе.
Я обнаружил, что на месте киоска, где продавали в моем детстве сосиски в тесте, стоял жилой дом. Но. О, чудо! На первом этаже расположилась уютная кофейня. Несмотря на ранний час, было открыто.
Взяв с собой большой стаканчик латте, пару сэндвичей и круассанов, я вышел к ожидавшему меня на крыльце Джеку.
Запах свежей выпечки, доносящийся из крафтового пакета, вместе с ароматом свежесваренного кофе сводил меня с ума. Я был так голоден, казалось, что прикончу стадо мамонтов, попадись они мне на пути.
Но Джек почему-то не разделял моего интереса к еде. Внезапно он сорвался с места и побежал. Я помчался за ним. Спустя несколько кварталов он остановился у пятиэтажки и сел, дожидаясь меня.
– Слушай, приятель, я уже давно не мальчик, чтобы марафоны по району наматывать, – буркнул я, подойдя ближе.
И тут до меня дошло. Пес сидел напротив старого дома советской постройки. Моего дома. Я не был здесь много лет, но за время моего отсутствия ничего особо не изменилось. Серые обшарпанные стены, дикие груши, растущие под окнами, заброшенная голубятня на крыше.
Я постучался в знакомую дверь на первом этаже. Послышались шаркающие шаги, скрипучий поворот ключа.
– Тали? – брови отца приподнялись в изумлении. – Ну… проходи, коли пришел.
– Здравствуй, папа. Я не разбудил тебя?
– Уснешь тут…
Темные круги под глазами на исхудавшем лице обеспокоили меня. Он плохо выглядел.
Я запустил Джека в квартиру и запер за собой дверь. Получив аппетитный сандвич с ветчиной, тот улегся уплетать его на коврике в прихожей.
Я прошел в большую комнату. Пахло валерьянкой. Отец сидел за столом. Перед ним стояла нетронутая чашка с овсяной кашей.
– Чай будешь? – спросил он.
– Кофе, – я поставил стакан на стол, выложил выпечку на тарелку, и сел рядом. – Как ты живешь?
– Как видишь, живу, – задумчиво ответил отец, добавив, – пока еще.
– Ты болен? Почему не позвонил? Чем я могу тебе помочь? – вопросы так и сыпались из меня.
– Ой, сынок, чем тут поможешь. Хорошо, что пришел. И на том спасибо.
– Что с тобой?
– Душа болит, – глаза его стали влажными.
Я посмотрел по сторонам. Обветшавшая мебель была покрыта толстым слоем пыли. На стене висел портрет бабушки А, перевязанный черной лентой. Постель с несвежим бельем. Пожелтевшие газеты на подоконнике.
Время здесь как будто остановилось. Я не чувствовал жизни в этом доме. И мой отец, заточенный в собственной квартире, коротал свой век в одиночестве, погибая от тоски.
Наконец-то я все понял.
– Где наша не пропадала? – спросил я, положив руку ему на плечо.
– Везде пропадала, – отец едва заметно улыбнулся.
