Валерий Владимирович Муллагалеев
След Бремера
Глава 6. Эпос
…Солнце светило непривычно ярко, даже сквозь белые облачка, быстро плывущие по высокому небу. Сочная трава поднималась до колен и пестрела разноцветными ароматными цветами, будто начало июня сменилось серединой лета. Тонкие ветвистые деревья, обступившие выход из пещеры, были Ноланду незнакомы. Чужим казалось все. Даже камень, на котором он, отдыхая, разлегся во весь рост, не был похож на холодные в любое время года угловатые глыбы, какие он привык видеть в окрестностях Хельдена. Камень казался гигантской галькой из первозданного эфирного океана, забытой здесь с начала времен. Ощущение было таким, будто река жизни Ноланда, городская и мутная, вынесла его в море, неведомое и бездонное.
Но куда двигаться дальше?
Ноланд не мог сказать наверняка, терял ли он сознание в поездке и сколько времени находился в пути. Григотропос остановился в темной и тесной каменной пещере с грубо обтесанными стенами. Зажигая спички, Ноланд нащупал холодные влажные перила чугунной лестницы, которая вывела наверх, снова в пещеру, но более просторную и сухую.
Там находился не то верстак, не то стол длиной во всю стену. В столешнице торчал кинжал, а вокруг него, сохранив контур бывшего листа бумаги, лежала мелкая труха. Кто съел записку, муравьи или еще какие-нибудь жучки, было не важно. Возможно, то была плесень. Важнее, что вредитель оказался привередлив: малюсенький клочок под острием кинжала остался нетронутым из-за капли смазочного масла, стекшего по лезвию. Сохранилось лишь одно слово – "Вереск". Симпатичное вечнозеленое растение с сиренево-розовыми цветками. Никаких плодотворных ассоциаций.
Больше ничего не найдя в пещере, Ноланд выкарабкался наружу по длинному узкому лазу, выход из которого настолько зарос кустарником, что за секретности пещеры можно было не беспокоиться. Он не знал, почему отец скрывал такую сенсацию, как григотропос, но чувствовал, что допускать к нему общественность совершенно недопустимо, как будто это чужое достояние, на которое люди права не имеют.
Сейчас Ноланд уже полчаса отдыхал на камне, наслаждаясь солнцем, и размышлял над показаниями компаса. Стена гор, из-под которой он выполз, расположилась на севере. Если григотропос отправил его строго на юго-запад, то, следовательно, это горы Вестмонд. Поразительно большое расстояние от дома, но куда весомее вывод, что раз Вестмонд на севере, то находится Ноланд уже не в родном Баргене, а в Луарции, стране, которую отец сравнивал со сладким спелым яблоком, изъеденным червями. Страна контрастов, где процветание соседствует с нищетой, высокое искусство – с пошлостью, доблесть – с подлостью, верность – с предательством. Насколько знал Ноланд, вереск в Луарции не растет, потому идей насчет направления не было.
В любом случае нужно найти людей. Как минимум – деревню или трактир, чтобы переночевать и купить провиант, но лучше отыскать город, где можно оформить денежный перевод для дяди. Теперь деньги не проблема. Да и, раз нет дальнейших указаний, можно вернуться ненадолго домой… Последняя мысль заставила Ноланда вскочить с теплого камня. Так просто плюнуть на все и захлопнуть дверь, которая перед ним открылась? Из-за чего? Из-за крохотного муравья, который съел бумажку?!
Ноланд вскинул на спину рюкзак и обвел взглядом место стоянки. Красиво, ничего не скажешь, но цветные карандаши остались дома, в походном наборе инструментов они лишние. Неведомые земли, которые он рисовал в уютном кабинете, теперь вокруг, будто шагнул в картину. И не такое предстоит увидеть, и не такие трудности ждут. Настал новый этап жизни. Возвращаясь из великих путешествий, люди меняются, это он знал из эпических сказаний. Но перемены начинаются уже на первом шаге. Это он узнал сейчас.
Выйдя из рощи и изучив горизонт, Ноланд приметил далекий дымок столбом. С помощью подзорной трубы удалось разглядеть придорожную гостиницу. До тракта оказалось меньше пяти километров. После пропитанного смогом города, пыльного особняка и холодного душного подземелья прогулка на свежем воздухе показалась наслаждением. Вот только дико захотелось есть, да и ночные события напомнили о себе неподъемной усталостью.
Однако в большей мере устало не тело, а голова. Новые впечатления за последние сутки навалились друг на друга, образовав тяжкую многоцветную массу. Ноланд почувствовал, что уже не в состоянии осмысливать каждое новое событие, как делал это всегда. "Если посмотреть правде в глаза, – думал Ноланд, приближаясь к зданию гостиницы, – я не гожусь в путешественники. Я отшельник, а не странник. Это другим необходимы новые знакомства, встречи, поездки. Они довольствуются поверхностными впечатлениями так же, как несмышленые дети съедают с конфеты глазурь, выплевывают начинку и тянутся за следующей конфетой. Мне же подавай начинку. Сколь многое можно увидеть в малом, даже не выходя из дома. Глубокая книга, тонкость чаепития, многозначительный взгляд… – в этих вещах можно разглядеть целый мир, если смотреть вглубь. Теперь же события валятся на меня одно за другим, и смотреть вглубь я не успеваю. Продолжая метафору, я уже объелся глазури. Как хорошо было бы сесть в своем кабинете и хорошенько, без спешки все обдумать".
Гостиница, или трактир, если говорить словами старинными, радовала глаз веселыми красками. Внушительное двухэтажное здание из красноватых бревен сплошь покрывали окна с голубыми рамами. На втором этаже оконца теснились друг к другу, словно пассажиры бесплатного вагона. Каждая комната отличалась от другой цветом занавесок, и оттого казалось, что трактир усеян разноцветными бабочками.
Нижние окна поражали шириной и высотой – в обеденный зал мог бы забраться целый бык, если бы не диагональные рамы. От стекол хозяин предусмотрительно отказался, оставив только ставни, выкрашенные в тот же ярко-голубой цвет. В зале среди табачного дыма мелькали силуэты посетителей, наружу текли аппетитные запахи жареного мяса, словно пена из переполненной пивом кружки. В непрерывном людском гомоне изредка звучали аккорды неумелого или пьяного гитариста.
Двустворчатые двери трактира оказались закрыты и даже заперты изнутри. На дверях висела табличка, но каракули на ней прочтению не поддавались. Ноланд несколько раз поднимал и впечатывал в дверь тяжелое бронзовое кольцо, однако с таким же успехом мог бы стучать бродяга в ворота графского замка. Но кто откажется приютить путника с золотыми монетами в кармане? Ноланд уверенно постучал еще раз и вздрогнул, когда на втором этаже распахнулось окно и раздался окрик.
– Читать умеющий? А?
Ноланд посмотрел наверх и увидел, как через подоконник перегнулся долговязый человек. Он был смугл, на полуденном солнце блестела кирпичного цвета лысина. Человек театрально жестикулировал. Справедливо полагая, что в Северном Сандаруме все хоть немного понимают иктонский язык, тем более служащие гостиниц, Ноланд по-иктонски осведомился насчет ночлега.
– Нет! – крикнул человек. Даже в этом коротком слове слышался акцент.
– Но почему? Луарские гостиницы славятся гостеприимством!
Человек засмеялся и хлопнул в ладоши.
– В таком случае, парень, отправляйся в Луарцию и гости там сколько влезет!
– В таком случае, где я? – спросил Ноланд.
– Ты что, с Морозной Лапы приплыл?
– Нет, я гражданин Баргена.
– Это примерно одно и то же! В своих манерах все северяне одинаковы! Не важно, фрак на вас или медвежья шкура. – Человек посмотрел по сторонам, брови взметнулись вверх. – Но как ты тут очутился, парень? Ни кареты, ни коня. Ты как будто на прогулке, а до ближайшего вокзала сотни километров!
Ноланд вздохнул. Горло пересохло, ноги гудят, а этот старик, похоже, не отличается эмпатией. Нельзя позволить ему утолить свое любопытство раньше времени.
– Неудобное место для беседы, не находите? – сказал Ноланд.
Старик немного подумал и цокнул языком.
– Обойди-ка с торца – сейчас спущусь.
За гостиницей располагался обширный двор с хозяйственными постройками. Длинная конюшня была полна лошадьми, загорелые конюхи в соломенных шляпах сновали туда-сюда, в руках мелькали мешки с зерном, вилы, щетки, упряжь. Из хлева с ветхой крышей доносилось непрестанное кудахтанье и редкое, но весомое мычание, в загоне толпились похожие на тучки овцы. Правее виднелась кузница с редкими столбами вместо стен, горн сейчас был холодный, но у вдавленной в землю остроносой наковальни сидел кузнец и что-то мастерил. Рядом с гостиницей стояла широкая баня, из трубы шел дым, мелькнул обнаженный по пояс банщик с ведрами. Поодаль зеленел огород, вдоль которого уходила вдаль аллея каких-то фруктовых деревьев.
Скрипнула задняя дверь гостиницы, показался хозяин и жестом пригласил войти. Они миновали жаркую кухню, где угрюмый повар помешивал суп, и поднялись наверх. Человек, так и не назвавший своего имени, привел Ноланда в комнатушку, из которой недавно выглядывал, и предложил сесть. Со стены смотрела голова льва – охотничий трофей. Ноланд скинул рюкзак и с удовольствием погрузился в мягкое кресло. Хозяин налил ему высокий стакан тоника и уселся в кресло напротив.
– Комнату не дам и в зал не пущу. Написано же – арендовано, – сказал он.
Ноланд сделал большой глоток прохладного напитка и отметил, что в этих краях в тоник добавляют лимон, и нашел это дополнение прекрасным.
– Что значит арендовано? Это общественная гостиница, не так ли?
– В моем случае арендовано значит оккупировано! – сжал трактирщик кулаки. Крепкие и с выпирающими костяшками, они казались на фоне его худобы шипастыми палицами. – Ко мне пожаловал отряд рыцарей Ордена Совершенства. Их приор всучил мне мешок денег и решил, что теперь распоряжается моей гостиницей. Напыщенный, высокомерный… Они заняли все номера и гулеванят уже неделю. А что я скажу против сотни шпаг? Но давай-ка по порядку. Меня зовут Ферапонт. Теперь покажи мне свой паспорт, парень. Я с бродягами дел не имею.
Ноланд без вопросов протянул старику документы. Ферапонт хмыкнул и вернул паспорт.
– Бремер. Любопытно. Рыцари спрашивали о некоем Теодоре Бремере, ищут его.
– Он был здесь? – Ноланд чуть не пролил тоник и поставил стакан на стол. Оттого, что отца разыскивает вооруженный отряд, стало не по себе. Полуденные лучи солнца как будто померкли.
– Значит, не совпадение, – усмехнулся трактирщик. – Был. Но года три назад. Хороший клиент, но больше ничего о нем не знаю.
– Совсем ничего? Теодор Бремер великий ученый.
– Великий? Вот это да. И в чем же его величие? Что он совершил?
Встретив насмешливый взгляд трактирщика, Ноланд решил ответить на провокацию снисходительным разъяснением.
– Его исследования внесли огромный вклад в понимание исторической картины мира. Он археолог… один из тех людей, благодаря которым в учебниках истории появляются точные даты и достоверные факты. Понимаете?
Ферапонт пожал плечами.
– Тогда я – великий трактирщик и великий охотник. Почему нет?
– Вы читали его труд "Лик истории"?
– Наверное, полезная книга, но, скажи мне, разве она изменила мир? Теодор Бремер изменил мир, чтобы зваться великим?
Ноланд нахмурился и потер переносицу. Болтовня трактирщика оказалась не лишенной смысла.
– А что вы имеете в виду под изменением мира?
– Да уж точно не обновление учебников по истории! Мир – это люди. Исследования Бремера изменили жизнь людей? Эта его книга превратила хоть одного человека из плохого в хорошего?
– Извините, но в своих рассуждениях вы уподобились клеттскому философу.
– Через мою гостиницу прошли тысячи людей, станешь тут философом! И кстати, я действительно на четвертинку клетт – отсюда мой умище. – Ферапонт засмеялся и хлопнул Ноланда по плечу. – Я не хотел обидеть тебя, парень. Ни тебя, ни твоего родственника. Пойми… Здесь, на юге, мы больше привыкли смотреть на душу человека, а не на голову. По-настоящему великий тот, кто меняет дух людей.
– Спасибо, запомню. Но предлагаю поговорить о вещах приземленных. Где же я нахожусь?
– Гостиница "Эпос", северное пограничье Эпимахии клеттов.
Ноланд потрясенно выдохнул. Выходит, то, что он принял за горы Вестмонд, было хребтом Левьесаж. Григотропос пронес его сквозь всю Луарцию и выплюнул намного южнее, чем ожидалось: в землях, принадлежащих клеттам. Все их города-государства находились на другом краю страны, у побережья, а эти земли относились к бескрайним и полудиким заповедникам – так клетты называли свои территории, до которых им не было дела. Здесь могло произойти все что угодно.
– Да уж, – сказал Ноланд, – никогда так далеко не путешествовал. Господин Ферапонт, мне необходима комната и провизия. Оплата гульденами!
– Говорю же, все номера заняты. Что до золота – по твоему, рыцари мне мешок орехов отвесили? Зачем рисковать из-за одной лишней монеты? Не знаю, не устроят ли мне рыцари взбучку за то, что впустил тебя.
– Они на каком-то секретном задании? – спросил Ноланд.
– Явно не на прогулке. Рыцари не снимают нагрудники даже за столом… хотя, эти их расписные скорлупки больше похожи на парадный доспех, а не на броню. Но ответь, парень, как ты сюда попал?
В дверь постучали. Взгляд Ферапонта заметался от двери к Ноланду. Помедлив, трактирщик откликнулся на стук, но вошел всего лишь угрюмый повар с первого этажа.
– Господин Ферапонт, извините, что отвлекаю. Сэр Арчибальд снова дебоширит.
– Что на этот раз?
– Просит пирог с олениной, а она кончилась. Я ему так и сказал, а он говорит, мол, иди к хозяину, он знатный охотник, пусть добудет…
– Счас! – гаркнул Ферапонт, – уже бегу! Стреляю по оленям! Скажи сэру Арчибальду, что его благородная особа сама может отправиться в ближайший лес и настрелять себе хоть слонов.
Повар вздохнул и удалился. Хозяин не только не решил проблему, но и ответ для рыцаря придется придумывать самому.
– Видишь, как они наглеют? А пострелять я и правда люблю. Большой зал – весь в моих трофеях, а здесь мой первый лев. – Трактирщик широким жестом указал на чучело на стене. – Но патроны у нас в большом дефиците – Эпимахия нынче пресекает ввоз любых боеприпасов. Охота для меня теперь праздник, а не промысел…
– Этот Арчибальд и есть приор? – спросил Ноланд.
– О, нет. Арчибальд его заместитель. Он командует одним из взводов. Тот еще нахал. И обжора, что в другой ситуации меня бы порадовало. И все же проблем от него поменьше, чем от приора.
Снова зашел повар. На этот раз сэр Арчибальд требовал подать пирожные с миндалем. Ферапонт отправил повара с очередной отговоркой.
– Тут есть нюанс, – сказал он Ноланду, – к обеду Арчибальд порядком напивается и начинает выдумывать всякие капризы. Но скоро он угомонится: либо уснет, либо погонит взвод на тренировку. И так изо дня в день.
– Славный рыцарь, – поморщился Ноланд. – Но у меня к вам новое предложение, господин Ферапонт.
– Все, что угодно, кроме крова над головой.
Ноланд достал из рюкзака коробочку с патронами и выложил на стол.
– Не знаю, подойдут ли? – с сомнением сказал он.
Глаза трактирщика заблестели. Он схватил упаковку и нетерпеливо стал разглядывать этикетку. Разгладив морщины у рта, появилась довольная улыбка, отчего Ферапонт помолодел на десяток лет. Он стал покачивать картонную коробочку в руке и мечтательно прищурился, словно подсчитывая, сколько походов на охоту сможет устроить. В это время снова раздался стук в дверь, но на пороге появился не повар, а удивительнейшая персона, какую только видывал Ноланд за свою жизнь. Ферапонт выругался, но так невнятно, что ругательство можно было принять за пожелание доброго дня.
Глава 7. Рыцарь
Повар в коридоре переминался с ноги на ногу.
В комнату уверенно шагнул молодой мужчина, коренастый и с мощными, как у матроса, предплечьями. Русые волосы туго собраны в косу, отчего верхняя часть головы выглядит уже, чем есть, а нижняя челюсть и подбородок, наоборот, настолько массивные и мясистые, что форма лица напоминает грушу. Область от щек до шеи гладко выбрита и серая, как сырой бетон. Широкую грудь закрывает начищенная кавалерийская кираса, ниже нее выпирает оголенный круглый живот. Чуть не скребя об пол, на поясе висит шпага, на ладонь длиннее, чем ей положено быть. С плеч свисает короткий рыцарский плащ с узором из красных и зеленых ромбов. Когда Ноланд заметил на левой руке перстни с камнями разных цветов, сомнений не осталось: перед ним рыцарь Ордена Совершенства.
– Нет, я не понимаю, достопочтенный Ферапонт! Почему вы отвергаете мое приглашение поохотиться на зубров? – раздался громкий бас, раскрашенный эмоциями, как театральная тирада.
– Потому что они здесь не водятся, сэр Арчибальд, – вздохнул трактирщик.
– Как же? – Рыцарь надул губы. Непонятно было, серьезен он или кривляется. – Я слыхал, в этих благословенных землях водятся все звери мира! Прозой говорю: раз уж судьба забросила меня в сей край, я хотел бы вкусить все его блага. Да и сколько можно сидеть в трактире?
На последний вопрос Ферапонт явно собирался дать весьма короткий и экспрессивный ответ, но сдержался. Встреча Ноланда с рыцарем заставила трактирщика беспокоиться, и он пробормотал:
– Увы, зубров здесь нет. Напоминаю, здесь все-таки заповедные территории, а не охотничьи угодья.
– Полно вам, я имел удовольствие лицезреть ваши трофеи в зале. Они не дают мне покоя – кровь кипит во мне, как глинтвейн. Я хочу задавить льва голыми руками! – Арчибальд раскраснелся и утер нос шелковым платком. – И только стряпня вашего кулинара удерживает меня.
– Я передам комплимент. Возможно, он снова готов чем-нибудь вас порадовать… – Ферапонт выразительно глянул на повара, в нерешительности стоявшего в коридоре.
– Не сегодня. Во всем надо знать меру. Красота, знаете ли, требует жертв, – сказал Арчибальд и шагнул в сторону Ноланда. Напахнуло сладкими духами, вином и потом. – Что я вижу! Вы никак взяли постояльца? Это грубое нарушение договора, уважаемый. Мы опасаемся лазутчиков. Последствия…
– Это не постоялец и не гость, – сказал Ферапонт, вертя в руках упаковку патронов.
– А кто же? Сальрадский мираж?
– Это Олмстед, он здесь живет, – буднично сказал Ферапонт. – Помните ту комнату, которую я при всем желании не смог предоставить? Это его резиденция.
Арчибальд хмыкнул и протянул Ноланду руку.
– Сэр Арчибальд Монро, посвященный рыцарь Ордена Совершенства, обладатель четырех перстней, рад знакомству. Мир вам.
Ноланд привстал в кресле и ответил на рукопожатие. Ладонь рыцаря была сильной и горячей.
– И вам мир, сэр Арчибальд, – сказал Ноланд.
– Не желаете распить со мной бутылочку доброго луарского вина и рассказать о своих странствиях, уважаемый Олмстед?
– Вынужден отказаться. Я соблюдаю заповедь учения о Пути и не пью спиртное.
– Как любопытно! – воскликнул Арчибальд. – Я тоже иногда ее соблюдаю! Однако удовольствие – один из пяти баалов свободного человека, и отказываться от него неестественно. Но рыцарство, конечно, уважает веру путников: я готов взять на себя ваш бокал вина, покуда вы пьете родниковую воду.
– Сожалею. Дальняя дорога утомила меня, и мне нужен сон.
– Понимаю, – сказал Арчибальд, – завтра утром я жду вас в зале без всяких отговорок. Уверен, вы можете рассказать много интересного, а я очень люблю истории.
Ноланд замедленно кивнул. Арчибальд пафосно раскланялся и вышел, громко топая и позвякивая шпорами. Со спины было видно, что русая коса рыцаря украшена роскошным атласным бантом. Трактирщик шлепнул себя по лысине и сказал:
– Принес ты сюда проблем, парень! У тебя еще патроны есть?
– Есть, но я не могу отдать все – места здесь опасные, – сказал Ноланд, подумывая о том, что за всю жизнь стрелял из револьвера всего раза два или три.
– Тогда комната Олмстеда твоя только до утра. Лучше тебе здесь не задерживаться.
– Да уж, для беседы с сэром Арчибальдом у меня не хватит фантазии.
– Это совершенно исключено, – сказал трактирщик. – Он тебя раскусит, и мне несдобровать. Да и тебе. Потому завтра с утра пораньше тебе нужно отбыть.
– Хорошо. Но кто такой Олмстед?
– Запомни, что для рыцарей Олмстед – это ты. А насчет него я сказал как есть. У Олмстеда в гостинице постоянная комната, он путешественник. Бывает здесь не чаще раза в месяц. Надеюсь, сегодня он не заявится.
Как и большинство номеров гостиницы, комната Олмстеда представляла собой скромную каморку с единственным окном и простым убранством. Оштукатуренные стены, скрипучие половицы, кровать с матрасом, набитым душистым сеном – ничего особого.
Главным отличием был внушительный шкаф, забитый книгами, но абсолютно не похожий ни на библиотечный шкаф с бездушной классификацией, ни на стеллаж книжного магазина, где корешок к корешку стоят свеженапечатанные томики сходного размера и, что особенно безотрадно, сходного содержания. Здесь же царил хаос, и ни одна книга на полке не походила на другую. Как будто библиотеки разных стран и времен решили провести ревизию и исключить из своих каталогов все книги, которые выбиваются из общей массы габаритом, толщиной и обложкой, а затем выкинули их на задворки мира, чтобы забыть навсегда. Но кто-то искал их и нашел. Только в этом шкафу огромный том со слипшимися за сотни лет страницами мог соседствовать с современным карманным изданием. Здесь собрались изгои и бунтовщики книжного мира, о содержании которых можно было лишь догадываться.
Стол Олмстеда сплошь покрывали географические карты. На самой крупной раскинулся Южный Сандарум, весь исчерканный линиями маршрутов. На региональных картах контуры местности скрылись под многочисленными закорючками пометок с указанием широты и долготы, на полях не осталось свободного места от записей мелким почерком. Рядом громоздилась стопка атласов, придавленная тройным канделябром.
– Ничего здесь не испорти, – сказал Ферапонт, вручая Ноланду ключ от комнаты, – я распоряжусь, чтобы с кухни тебе принесли обед и провизию в дорогу. Постель не выдам – одну ночь поспишь и без белья. В бане всегда есть горячая вода. В зал попрошу не спускаться – чревато.
– Спасибо. Разбудите меня утром пораньше.
– Да, с рассветом будь готов отправиться. И еще одно, – сказал трактирщик, понизив голос, – справа от тебя через два номера находится комната приора. Не попадайся ему на глаза, даже близко туда не подходи – он параноик.
Хоть Ноланд ни разу не встречался с приором ордена, по спине пробежал холодок плохого предчувствия.
– Он сейчас там? – спросил Ноланд шепотом.
– Скорее всего. Приор не проводит время с младшими офицерами в зале. Он предпочитает приглашать их в свои апартаменты и орать, – сказал трактирщик и ссутулившись ушел, что-то бормоча под нос.
Превозмогая желание тут же повалиться на сенник, Ноланд решил освежить географические познания и отыскал на столе карту северной Эпимахии клеттов. Он с величайшей аккуратностью извлек ее из общего вороха и расстелил на поверхности стола. Гостиница "Эпос" нашлась без проблем – на ней пересекалось больше половины маршрутов.
Ноланд достал из рюкзака собственную карту и отметил координаты гостиницы. Четкое понимание своего местонахождения придало уверенности, несмотря на временность стоянки и опасное соседство с рыцарями. С начала Пятой эпохи орден стал орудием Культа баалов и подчинялся, помимо своего Великого магистра, понтифику Луарции. Все рыцари – убежденные баалисты, и ничего хорошего ожидать от них не следует. Зачем они разыскивают его отца?
Официант принес обед и корзину с дорожной провизией. Ферапонт не поскупился, и рюкзак Ноланда потяжелел вдвое, превратившись в мечту путешественника: полный еды и вещей на все случаи жизни. Ноланд с аппетитом съел густую похлебку с горячими булочками и продолжил разглядывать карту. Вокруг гостиницы в радиусе полусотни километров таинственный Олмстед отметил несколько десятков мест. Нужно было определиться, к какому из них отправиться утром.
Гостиница стояла на крупном тракте, соединяющим государства. Следуя по тракту на северо-запад, любой мог через горную дорогу попасть в Луарцию, а если отправишься на восток и пересечешь лес Ружфур, то ты уже на перепутье между Нааром на юго-востоке и Эббой на северо-востоке. Но казалось очевидным, что экспедиционную команду отца следует искать не на центральном тракте.
Местность вокруг гостиницы оказалась вовсе не такой безлюдной, как ожидалось от заповедных земель Эпимахии клеттов, – сказывалось наличие рядом торговых путей и близость к границам других стран – попадались хутора, крепости и маленькие деревушки. Ноланд стал водить пальцем от гостиницы по спирали, вчитываясь в названия мест: Колодец, Хутор Никанора, Овраг, Разрушенный дом, Лагерь геологов (отмечен карандашом), Залежи белой глины, Деревня Прасина, Оливы, Руины храма № 11 (что бы это могло значить?), Кроличьи норы, Вереск, Мельница, Пшеничные поля, Хутор Леандра, Лесопилка… Ноланд почувствовал, как после всех событий и сытного обеда начали слипаться глаза. Но что-то из прочитанного засвербило в сознании, словно перчинка, попавшая в нос. Ноланд вернулся по карте назад и торжествующе хмыкнул. Вереск! Единственное сохранившееся слово из отцовской записки в пещере. Никаких комментариев к этому обозначению Олмстед не оставил, но большего и не требовалось.
Ноланд решил расспросить о вереске Ферапонта – старик не может не знать, что творится в паре десятков километров от гостиницы. Прежде чем он покинул комнату, на этаже хлопнула дверь и послышались тяжелые шаги, заставившие половицы взвизгивать. Некто быстрой походкой прошел по коридору и спустился вниз. Ноланд осторожно выглянул и увидел, что дверь в комнату приора – штаб отряда – приоткрыта.
В уборную ли пошел приор или навестить подчиненных, но несколько минут комната будет пуста. Второго шанса разузнать что-нибудь о миссии рыцарей могло не представиться, и Ноланд решился, хотя сердце застучало паровозом.
Он прошел по коридору на цыпочках и заглянул в апартаменты приора. Внутри никого не оказалось. Мебель здесь передвинули на манер кабинета, и стол располагался напротив окна. Рядом с роскошной пепельницей из обсидиана Ноланд обнаружил словно награду за риск походный журнал. Последняя запись сообщала, что отряд "Громада" встал на постой в гостинице "Эпос" до получения разведданных.
Ноланд пролистал первые страницы. Девятого октября прошлого года Орден Совершенства по распоряжению понтифика Луарции сформировал и отправил отряд "Громада" на поиски реликвии Четвертой эпохи под названием Сфера Тидира. Решено воспользоваться наработками баргенского ученого Теодора Бремера, занятого исследованием Великой загадки Эпохи рока. След его экспедиции должен привести к местонахождению сферы. Нельзя допустить, чтобы она стала достоянием общественности. Ради всеобщего блага и во имя человечества отряд "Громада" призван Сферу Тидира уничтожить.
Увлекшись чтением, Ноланд не расслышал шаги по лестнице. Лишь когда рыцари ступили на скрипучие коридорные половицы, он понял, что бежать поздно. Поспешно раскрыв журнал на последней записи, Ноланд, чувствуя себя последним олухом, залез в платяной шкаф.
В комнату вошли двое.
