Валерий Столыпин
В лучах мерцающего счастья
В лучах мерцающего счастья
На кораблике бумажном
Наша юность вдаль умчалась.
Что казалось нам неважным –
Самым главным оказалось.
Всё так близко, всё так тонко,
Только это вспомнить мне бы,
Как смеялись нам вдогонку
Две звезды в высоком небе.
Вадим Хавин
Глава 1
Сегодня Сергей решил, во что бы то ни стало побороть неуверенность, познакомиться, наконец, хоть с какой-нибудь девушкой. Не важно, как она будет выглядеть, главное решиться подойти и предложить… пусть дружбу, не имеет значения, как назвать начало общения. Главное – решиться заговорить, добиться ответной реакции и не стушеваться.
Юноше восемнадцать, а у него до сих пор не было ни одного романтического свидания. Скоро в техникуме выпуск, наверняка вручат повестку в военкомат, далее служба в армии. У всех ровесников есть подружки, только он не может похвастать, что общается с девушками.
Всё от непомерной робости, природу которой Сергей никак не мог осмыслить. Застенчивость в общении вынуждала юношу вести замкнутый образ жизни, несмотря на то, что в других сферах жизнедеятельности он был решителен и смел.
В фантазиях он запросто знакомился, легко и непринуждённо общался с кем угодно, с наслаждением погружаясь в ослепительно яркий мир мечты, инициировал тот или иной сценарий сближения.
События в воображаемых романтических свиданиях развивались, диалоги и сюжеты становились сложнее, увлекательнее, насыщеннее. Потребность создавать иллюзорные миры, выстраивать стратегии взаимоотношений, хитроумные сюжетные повороты, затейливые комбинации, способствующие созданию романтической обстановки, была огромной.
Сергей сочинял в уме романы с продолжением, конструировал эмоциональные реакции героев, ощущения, запахи, вкусы. Возбуждённое интригующими событиями воображение легко отправлялось в творческий полёт. Любую сцену Сергей мог представить в деталях, информацию для которых черпал из многочисленных книг, которые читал запоем.
Если накануне ключевым персонажем был Айвенго, то декорации фантазий были соответствующими: замки, турниры, доспехи и прочие атрибуты эпохи накладывались сами собой на романтическую эпопею с его участием.
Представлять развёрнутый ход событий он мог часами и днями. Иногда особенно приглянувшаяся девушка вызывала у Сергея настолько яркую эйфорию, что он мечтал о ней месяцами, млея от одного её вида.
Погружение в мир иллюзий настолько реалистичным, что решиться на настоящий контакт было немыслимо. Тело и сознание сковывал липкий страх – вдруг не получится!
Сергей был удивительно раним, пережить реальное унижение от девушки, которая в воображаемом мире давно и прочно была любимой, он не мог. Неуверенность и стыд заставляли его страдать, не позволяли действовать.
Юноша обманывал сам себя, создавая нелепые сценарии, в которых у подружки появлялись резко отрицательные черты или иные причины, по которым от знакомства с ней следует отказаться.
Сергей накручивал себя, детально представляя, теперь уже причину ссоры, душевную боль. Сюжеты для драматических сцен и переживаний с не меньшим интересом и упорством юный мечтатель добывал в тех же романах, где черпал вдохновение для сентиментальных приключений.
Роковые сюжеты могли занимать его мысли столь же долго, как и увлечённое создание вымышленной любви, сочинённой, прочувствованной и пережитой накануне. Выстраивая воображаемые монологи и диалоги, полемизируя с собеседницей, объясняясь с ней по воображаемым с небывалым энтузиазмом поводам, умоляя и обвиняя, Сергей жил, а в реальном мире терялся.
Живописание грёз требовало много времени и духовных сил, увлекало Сергея, захватывало целиком и полностью. На реальное воплощение желаний у него недоставало сил.
Предвкушение счастья оставалось изумительной, желанной целью, никак не продвигая его к действительной реализации и воплощению творческих замыслов.
Девушки нередко улавливали энергетику его интимного интереса, пытались приблизиться, неумело флиртовали, демонстрируя реальную готовность к контакту, но в эти минуты Сергей был глух и слеп. Его настолько глубоко занимали внутренние переживания, что робкие шаги к сближению он принимал за пренебрежение.
Ему казалось, что девушки разглядывают его с одной единственной целью – чтобы посмеяться и обидеть.
Внимание к своей особе он принимал за неприязнь, а улыбки и смех, которые непременно сопровождают кокетство и романтические игры влюблённых девочек, вызывали истерические приступы, представляясь издевательством.
Глядя на весёлую стайку шепчущихся о чём-то, приглядывающихся к нему сверстниц, Сергей воображал, что речь идёт непременно о нём, о постыдной трусости и физических недостатках. А уж их количество он не мог даже сосчитать. В собственном представлении, достоинствами юноша вовсе не обладал.
У Сергея никогда не было настоящих друзей. Разве что в детском саду.
Дружба с мальчишками тяготила их нелепыми с его точки зрения стремлениями и наклонностями, да ещё изнуряющие внутренние страхи, оставшиеся от контакта с последним отчимом.
Внутренний мир мальчишки сосредоточился в реалиях жизни выдуманных книжных героев, число которых было бесконечным. Только там происходили интересные события, в мире которых Сергей хотел бы оказаться.
Природа его неврозов на самом деле исходила от страшного человека, которого звали Семён Львович, мужа его мамы.
Но сегодня он твёрдо решил изменить свою судьбу, перенести её реализацию из мира фантазий и грёз в обычный мир, в котором предстоит жить. Не раз и не два юноша сталкивался с ситуациями отнюдь не книжными, которые его никто никогда не учил преодолевать. Вне дома, точнее, вне сюжетов приключенческих произведений, ему было весьма неуютно.
Несмотря на тревожное состояние психики и нередко подступающее ощущение приближающейся паники при встрече с незнакомыми людьми, нужно как-то приспосабливаться к жизни в обществе. Значит, пора взрослеть.
Девочки, их поведение, внешность, последнее время стали его интересовать всё больше, а бушующие в организме гормоны подстёгивали к решительности.
Романтические фантазии приобрели иную форму, заставляя сосредоточить внимание на вполне определённых достоинствах прелестной девичьей внешности, на мягкой кошачьей грации, на особенностях голосов, мимики, жестов, на изумительных ароматах, сопровождающих близость к очаровательным сверстницам.
Сергей подмечал изящество и хрупкость девочек, их трогательную беззащитность, существенные контрасты с собственным поведением и телосложением.
Выступающие части девичьих тел выглядели необычайно привлекательными. От мыслей об особенностях их конструкции, от возможности сколько угодно разглядывать понравившихся прелестниц Сергей погружался в сладкую истому, а внизу живота происходили события, повторения которых он болезненно ждал.
Юный воздыхатель внимательно разглядывал голые коленки девочек, наливающиеся зрелыми соками бутоны грудей, лица, приобретающие нежную привлекательность. Иногда замечал, что пристальный взгляд вызывает у юных кокеток смущение, но оторвать взор от созерцания удивительной эстетической гармонии не мог.
Сергей старательно делал вид, что ему совсем не интересно наблюдать за девочками, что равнодушен к их очарованию, но обмануть внимательных искусительниц было невозможно. Ведь и они вступили в ту замечательную пору, когда природа настойчиво и упрямо требовала искать приключения в общении с представителями противоположного пола.
Девушки предпринимали попытки с ним познакомиться, но Сергей моментально закрывался, как устрица в раковину, отказываясь общаться много раньше, чем успевал осмыслить их действия. Позднее жалел о поспешном, глупом, по сути, поступке, но не мог справиться с импульсивным собственным характером, странности которого угнетали и его самого.
Нерешительность и страх были постоянными спутниками юноши. Нелепые индивидуальные качества и определяли судьбу, всё больше очерчивая её стеной одиночества и отчуждения.
Глава 2
Сергей рос без отца, но тех, кто назвал себя отцами, был явный переизбыток.
Мама то и дело влюблялась без памяти. В доме с определённой периодичностью появлялся очередной «папа».
Надолго, к счастью, никто не задерживался, серьёзными воспитательными мерами его не обременяли. Мама его, Ангелина Павловна, женщина мягкая, мечтательная, сама никогда сына не обижала. Всё, что она считала основным и обязательным, Сергей неукоснительно исполнял. Учился сын исключительно на четверки, три раза в день чистил ботинки, перед школой тщательно отглаживал брюки и рубашку, много и усердно читал. В основном по списку, составленному мамой, но когда её не было дома, читал то, что казалось ему по-настоящему интересным.
Ещё Сергей по расписанию ел. Правда, этот ритуал исполнял своеобразно: накладывал в тарелку с васильковыми ободками суп, разогревал его до кипения… и выливал в унитаз. Затем точно так же поступал со вторым блюдом. Всё это проделывал медленно, со вкусом, внимательно рассматривал результат, следя за тем, чтобы тарелки были испачканы натурально, с подчёркнутой небрежностью, а на стенках унитаза не осталось следов.
Отправку еды в канализацию, и создание реалистичного натюрморта, свидетельствующего о том, что миссия исполнена, исполняя как истинный художник, с небывалым вдохновением.
В раковине посуда была расставлена предельно реалистично. Для имитации подлинности Сергей доставал из спичечного коробка дохлую муху и приклеивал её к пятну жира на дне тарелки.
Заканчивалась трапеза поеданием шоколада, который он медленно клал в рот по одному кубику. Закрыв глаза, с наслаждением ждал, пока тот растает сам.
Малоежкой он был с раннего детства. Мама рассказывала, что маленький Серёжка всегда, если приглашали за стол, говорил, – я сытый, я завтла ел.
Сыт он был всегда. Отчего так выходило, не понимал, даже никогда не задумывался. Еда для него представлялась чем-то второстепенным, не обязательным.
Однажды, когда Сергей лежал в больнице, мама принесла целую сумку фруктов и сладостей, положила в прикроватную тумбочку и строго наказала съесть всё до последней крошки, чтобы набраться сил и быстрее выздороветь.
Мальчик застенчиво кивнул, соглашаясь, как иначе? Через несколько дней, Ангелина Павловна пришла его проведать, – какой ты молодец, всё съел, вкусно было?
– Не знаю, мам. Мне лебята, одни шкугочки оставили. Только они совсем не вкусные были.
Больше всего мальчик любил оловянных солдатиков, которые были аккуратно сложены в большой кожаный чемодан, в котором происходили смотры, баталии и наказания провинившихся воинов.
После окончания игры все участники сражения аккуратно укладывались обратно. Сцена вместе с актёрами задвигалась под кровать.
Мама была помешана на чистоте и порядке.
Когда из дома уходил очередной папа, она мечтала о любви с тряпкой в руках, которую держала в ярко-жёлтых резиновых перчатках, поскольку страдала от аллергической экземы, которая воспалялась каждый раз, когда разочаровывалась в очередном мужчине.
Необходимость в обязательном порядке произвести влажную приборку была обусловлена тем, чтобы последний муж забыл дорогу в их дом.
Отчего-то все мужчины, в которых мама влюблялась, оказывались в итоге обманщиками. Как так получалось, она не понимала, но каждого следующего она начинала баловать с первого дня, позволяя ему всё, что угодно.
Иногда она плакала. Тихо-тихо. От излишней впечатлительности.
Ангелина Павловна умела представить, даже занимаясь рутинной работой, любую романтическую сцену в мельчайших деталях. Ей предельно реалистично грезился очередной романтический герой. Наверно эта способность перешла от неё к сыну по наследству.
Не могла мама поверить, что судьба обходит её стороной по причине излишней доверчивости и крайней наивности. Любовные переживания она привязывала к собственным ощущениям, которые как правило были плодом воспалённого воображения.
Мама азартно учила сына мечтать и фантазировать, старалась развить его творческое воображение. Часто они вдвоём сидели где-нибудь на берегу озера, смотрели на облака и прибрежную траву, представляя вместо бесформенных пятен замысловатые фигуры, которые не просто были, а совершали определённые действия: разговаривали, ходили в гости, ссорились, шутили, смеялись, совершали добрые дела и нелепые поступки. Им очень нравилась эта игра и совместные прогулки.
Мама для Серёжи была смыслом жизни и единственным другом, он её боготворил.
Очередной мамин кавалер объявлялся вскоре после разлуки с разочаровавшим её кавалером. Выглядели её сожители одинаково: отвислый животик, остатки жидких волосёнок, бегающие глазки. Их недостатки, бросающиеся в глаза, она почему-то не замечала.
Мужчины вели себя в доме уверенно, с собой приносили и обустраивали кроме себя ворох не очень приятных привычек, отказываться от которых категорически оказывались.
Какое-то время маму устраивало их поведение. Мама приспосабливалась, терпела. Без мужчины в доме никак нельзя, считала она. Да и сыну отец нужен, не дай бог без мужского воспитания маменькиным сынком вырастет.
Сама баловала Серёженьку невероятно, не задумываясь, что мужчину нужно готовить к жизни в реальных условиях, что потакая капризам и пагубным привычкам, оказывает ребёнку плохую услугу.
Женихи, погостив некоторое время, насладившись пышными маминым телом, задерживались не долго. Видно тем или иным образом улаживали свои интимные проблемы и сваливали с бесплатной жилплощади, оставляя после себя лишь скудные пожитки, которые, по причине негодности, лень было забирать.
На уходящих мужчин она уже устала обижаться. В конце концов, каждый имеет право выбора и волен распоряжаться своей судьбой как хочет. Главное, что он любил… пусть недолго, зато по-настоящему.
Во всяком случае, так ей представлялось.
Если эмоций и чувств не было на самом деле, Ангелина Павловна умела додумать сама, присовокупив свои видения к расплывчатому образу последнего претендента.
Что бы ни происходило в реальности, расставшись с очередным мужчиной, она никогда не вспоминала о нём ничего дурного.
Сергей, как все мальчишки в его возрасте, грезил собакой. Настоящей. Чтобы дружить с ней, дрессировать, чтобы слушалась и охраняла.
Однажды его мечта сбылась. Неожиданно.
Очередной папа принёс щенка породы боксёр и властно провозгласил, что не потерпит в семье никакого матриархата. Отныне и вовеки все решения в семье будет принимать исключительно он.
Мама согласилась. Она мечтала, что когда-нибудь сможет расслабиться, позволит себе быть беззащитной, слабой, что её будут любить, холить и лелеять как героинь литературных произведений.
Присутствие животного в доме далось ей непросто. Щенок был таким непоседой, грыз всё, что попадало на зуб, хулиганил, кругом оставлял лужи. Буквально ничего невозможно было оставить на виду.
Ангелина Павловна без конца ходила за ним следом и вытирала. Порядку в доме был нанесён существенный урон, но её мальчик был счастлив, а это главное.
На лице мамы блуждала радостная улыбка от сознания собственной подчинённости. Она не предполагала, что повиноваться, разрешить себе ни о чём не думать, настолько замечательно.
Семён Павлович, подтянутый молодцеватый мужчина с ранней сединой и манерами прапорщика, весь семейный бюджет взял в свои руки, причём готовил и стирал тоже сам, не дозволяя никому вмешиваться в хозяйственные дела.
Он придирчиво и дотошно проверял у Андрея уроки, затем надевал тренировочный костюм и выходил с Сергеем и собакой, которую назвали Малыш, на ежедневную обязательную прогулку.
Мальчику нравилось внимание, льстило участие в его жизни взрослого мужчины.
Семейная идиллия длилась несколько месяцев, после чего Семён Львович заявил, что пора социализироваться.
– Необходимо зарегистрировать брак, и прописать меня, наконец. Сколько можно жить в примаках? Серьёзным отношениям необходимо ответственное, обстоятельное доверие, иначе получается анархия и хаос, а он этого я не потерплю.
Мама была настолько счастлива, что не подумала отказывать. Никаких сомнений или подозрений в её голове не могло в ту минуту возникнуть. Она растворилась в атмосфере взаимной любви, дополненной воображаемыми событиями, которых не было, но которые предполагались в будущем.
Она наслаждалась благоденствием, которое принесла так внезапно свалившаяся на голову удача, эйфорией, переполнявшей всё её существо, удовлетворённой так или иначе эмоциональной и чувственной потребностью.
Волнующий тело и душу чувственный магнетизм, неодолимое интимное влечение, настоящая безумная страсть к мужчине до этого момента ей были не знакомы. По крайней мере, Ангелина Петровна в воспалённой изумительными событиями головке именно так воспринимала настоящий момент.
Она летала над землёй как невесомая бабочка, при её-то не очень средних габаритах, потягивая из открывшегося источника сладкий нектар, одурманивая сознание наркотиком нереализованной влюблённости.
Семён Львович представлялся ей совершенством, идеалом, мужчиной, о котором можно только мечтать.
Впрочем, такой он и был. Сильный, хозяйственный, рукастый, физически сильный, здоровый, жизнерадостный мужчина. Семён любил её и сына, был уверен в себе, справедлив, поражал способностью уступать и договариваться, мягко настаивать на своём. ЗХарактер его проступал лишь фрагментарно, в очень редких случаях. Но ведь это нормально, правильно, когда мужчина доминирует.
Так он вёл себя до тех пор, пока не оформили прописку, не закрепили официально семейные отношения.
Вечером они отметили свадебное торжество, для чего были приобретены многочисленные деликатесы, несколько сортов вин, водка.
Серёжка был счастлив не меньше мамки, ведь она такая весёлая и жизнерадостная. Значит всё хорошо, даже здорово. Теперь-то они заживут вчетвером на славу.
Ликующим ощущениям не суждено было сбыться.
После обильного ужина с праздничным настроением Семён Львович приказал маме немедленно всё прибрать, причём сделал это в грубой форме, обозвав её коровой и блудливой дрянью, за воспитание которой он немедленно примется.
Ангелина Петровна улыбнулась, предполагая, что муж дурачится, и чмокнула его в щёку.
Ответом на поцелуй стал хлёсткий, безжалостный удар раскрытой ладонью по щеке, которая моментально запылала малиновым цветом, начала наливаться опухолью.
Вдобавок к унижению и рукоприкладству посыпался град бранных слов и серия приказов. Серёжа попытался вступиться за мать, за что получил ощутимую затрещину, отлетел в угол кухни и шмякнулся о стенку головой.
– В свою комнату, щенок, живо, не то башку оторву как курёнку! Ещё раз тебя услышу – пеняй на себя. Мало не покажется. Усёк, ублюдок? У нас тут взрослые разговоры. И не ной, идиот! Смылся немедленно, лять раз повторять не буду!
– Не трожь мамку!
– Вижу, ты не понял. Вон отсюда, сопляк!!!
Ангелина Петровна, несмотря на отчаяние, страх и боль, попыталась загородить собой сына. Семён сбил её с ног одним ударом в грудь и добавил ногой в живот.
– Полежи пока, овца. Я с этим недомерком пообщаюсь. Голос подавать вздумал, урод. Забудь! Отец я тебе, понял. Захочу – убью, или инвалидом сделаю. Ладно, не ссы, салага. Солдат ребёнка не обидит… если вести себя правильно научишься. Пшол вон, щенок. И чтобы тихо сидел. Прижми жопу, пока я над ней как следует не поработал. Не до тебя сейчас. Жену поучить нужно, чтобы впредь не смела перечить. Я здесь хозяин, ясно!
Подымайся, курва. Живо, кому сказал!
Вот так! В глаза смотри. Чего видишь? Мужчину видишь, правильно. Хозяина. Ну-ка оближи мне тапочек. Повторять дважды больше не буду. В последний раз говорю. Встала на колени и облизала. Жена да убоится мужа своего.
Последовал сильный тычок в бок кулаком с озлобленным выражением лица.
Ангелина согнулась от боли пополам. Семён схватил её за волосы, нагнул и двинул локтем по спине, от чего она свалилась, как подкошенная.
В комнате в голос закричал Серёжа, умирая от страха, но ещё больше от неизвестности, оттого что не понимал, что именно происходит в кухне, от обиды и жалости к мамке.
Истязатель оставил обездвиженную страхом жертву и отправился к мальчишке, на ходу снимая ремень.
Разъярённый мужчина схватил ребёнка за шиворот огромной ручищей, поднял на уровень глаз, попытался испугать для начала грозным взглядом, но Серёжа ничего толком не видел за потоком слёз.
Семён осклабился, ему явно нравилось превосходство, бросил парня на диван, несколько раз с оттяжкой перетянул поперёк тела ремнём, развернул лицом вниз, скрутил руки ременной петлёй, засунул в рот кляп из сорванной с подушки наволочки, дал затрещину и ушёл на кухню.
Ангелина за это время пришла в себя, вскочила, попыталась добежать до входной двери, чтобы вырваться из этого ада.
Не успела.
– Стерва, ты так ничего и не поняла! Куда ты теперь убежишь, жёнушка, я тебя из-под земли достану, отовсюду вытащу. И накажу… примерно накажу. Поверь, я это умею делать. Просто тапочки облизать теперь меня не устроит. Какая в этом эстетика. Унижать нужно красиво. Раздевайся, тварь. Да не упрямься же ты. Неужели не поняла, я сильнее, буду делать больно. За каждое невыполнение приказа последует наказание. Жестокое. Ты ведь представления не имеешь, что такое настоящая боль.
Ангелина Петровна тихо заголосила, боясь испугать сына, попыталась посмотреть мучителю в глаза. Мужчина цинично улыбался, взгляд не отвернул.
– Убивать не стану. Ты сладкая баба, особенно когда стонешь. Правдоподобно получается. Впечатляет. Так ты ещё не разделась? Наказана.
Семён почти без замаха, опять ладонью, врезал несколько раз подряд по другой щеке.
Удар вышел хлёсткий, звучный. Голова женщины дёрнулась, щека покраснела, наливаясь спелой опухолью.
– Для симметрии. За непослушание. Это я тебя, Ангелинушка, супружница моя ненаглядная, только глажу. Пока любя. Какой дурак собственность в негодность приводить станет? Не зверь же я, и не дурак. Не упрямься, скидавай порты. Да и всё остальное тоже. Прежде я стеснялся всю твою пленительную красоту как следует рассмотреть, теперь время пришло. Хвастайся.
Мужчина схватил жену за грудки, дёрнул свадебную блузку. Пуговицы брызнули, выстрелив по сторонам, одежда с характерным звуком лопнула по швам, оголив тыквы грудей. Семён охлопал их, довольно грубо, как обычно поступают с лошадьми, сгрёб сочные холмики в горсть, присосался к сосцам и ухмыльнулся.
– Нравится… то-то же! Ну же, дрянь, отвечай, когда спрашивают. Молчишь. Предупреждал ведь, опять наказываю.
На сей раз, ударов по щекам было несколько. Голова Ангелины летала из стороны в сторону. Теперь у неё опухли не только щёки, но и глаза. Она не сопротивлялась, лишь робко пытаясь закрыться. Голова гудела, мысли и чувства улетучились. Остались только боль и невыносимый страх.
Выполняла Ангелина его приказы или нет, толком не помнила. Сознание окутал туман, с головой накрыло полное безразличие, кровавое изнутри глаз свечение, быстро вращающиеся концентрические окружности, уносящие куда-то далеко остатки воли.
– Скорее бы всё это закончилось, – подумала она, и отключилась.
Очнувшись, женщина безрадостно поняла, что жива.
– Зачем? Так хорошо было без сознания.
Тело болело целиком и полностью. Один глаз немного видел. Она была раздета, лежала на полу в спальне. Семён похрапывал на кровати.
Ангелине удалось подняться. Первое, о чём подумала, – как там сын, что с ним?
Пошатываясь, держась за стену, пошла в его комнату.
Мальчик описался, чуть не задохнулся в собственной рвоте. Он был бледен, до смерти напуган. Увидев маму, разрыдался, разбудив тем самым зверя, который незамедлительно появился в просвете двери.
– Доброе утро чада и домочадцы. Здравствуй сыночек. Как вам спалось, головка не болит? Ну, это с перепоя. Свадьба, она и есть свадьба.
Ангелинушка, радость моя, иди, умойся, приоденься, приготовь мужикам завтрак. Мы с Серёжкой ужасно проголодались.
Ба, про пса-то я забыл. Закрыл вчера в ванной. Обосрал небось всё. Сейчас выгоню, на улицу. Нехрен кабздоху с людями жить. Пусть теперь сам о себе позаботится.
Ты ещё здесь, зараза. Живо за дело принимайся. Ждёшь, когда опять накажу! За мной не ведь заржавеет.
Если бы Ангелина была одна, не стала бы выполнять никакие указания, пусть хоть убьёт, но сын. Пришлось уступать.
Умываясь, увидела в зеркало весь ужас, который с ней сотворил человек, которого ещё вчера боготворила.
Вид был растерзанный, ужасный. Так могут выглядеть люди только после стихийного бедствия, например, после бомбёжки. Есть ли из этого положения выход? Должен быть, обязательно, но в голову ничего конкретного не приходило.
Видно у Семёна уже был опыт подобных действий, поскольку издевался и пугал он вполне профессионально. И время подгадал самое для него удобное. У Ангелины был отпуск, взятый на медовый месяц после свадьбы, в школе у Сергея каникулы. Продукты, похоже, с дальним прицелом, были куплены заранее в большом количестве.
Почти месяц мужчина никого не выпускал из дома. Бил и насиловал Ангелину по несколько раз в день. Иногда при сыне. Ставил её в нелепую унизительную позицию и издевался часами, заставляя Сергея смотреть на представление.
Разговаривал с мальчиком матюгами, на повышенных тонах. Сопровождал свои реплики чувствительными подзатыльниками и поркой ремнём.
По лицу Ангелину больше не бил. Ушибы и раны смазывал припасённым ещё до ужасных событий заживляющим кремом. Заставлял красиво одеваться, вкусно готовить. Постоянно говорил жене нежности, но с такими интонациями, что по телу пробегал холодок.
Мать и сын уже не сопротивлялись, надеясь, что тогда он не будет бить, но Семён, похоже, очень любил сам процесс, наслаждаясь созерцанием мучений и боли. Он упивался властью, смаковал процесс унижения, требуя вновь и вновь подтверждения своего господствующего положения.
Особенно ему нравилось истязать Ангелину в момент ласк и совокупления. Причиняя боль, Семён блаженствовал. Его похоть и желание близости многократно возрастали, если видел и чувствовал, как женщина корчится от боли.
Получив интимное удовлетворение, он разрешал жене немного поспать, однако, не дав, как следует отдохнуть, вновь будил, заставляя хлопотать по хозяйству, подгоняя тычками, залезая рукой между ног, щекоча и щипая.
Дожидался, когда Ангелина закончит очередную работу, начинал разборки, указывая, что сделано не так. После чего с наслаждением наказывал за невыполнение требований, за бестолковость.
И так до бесконечности.
Возбудившись унижением в очередной раз снова насиловал, чаще в извращённой форме, причиняя боль. Казалось, что сексуальное желании и половую потенцию его невозможно насытить в принципе. Удовлетворить животную страсть этого страшного человека было невозможно.
Но ведь до свадьбы он три месяца вёл себя как нормальный мужчина. Был ласков, нежен, умерял как-то звериные инстинкты. Ничего не предвещало страшный событий, участниками которых стали мать и сын.
Семён всегда был начеку. Стоило только что-то задумать, звериное чутьё тут же сигналило ему об опасности. Следовало очередное избиение и новые меры предосторожности.
Казалось, обмануть его невозможно.
Ещё немного и Ангелина смирилась бы с незавидной участью.
СпастисьЮ вырваться из лап изувера омог случай. Видно от страха, Семёна Сергей боялся больше, чем побоев, мальчику удалось незаметно ночью улизнуть в форточку. Он не испугался выпрыгнуть из неё на улицу рыбкой, головой вниз. Приземляясь, мальчишка повредил руку, но даже не закричал.
Куда бежать и что делать, он не соображал. Сориентироваться помог случайный прохожий, изрядно выпивший, но не настолько страшный как Семён.
К этому мужчине мальчик и обратился со своей бедой. Прохожий моментально протрезвел.
– Побежали. Я рядом живу. Дома у меня телефон. Нужно срочно звонить в милицию.
Кирилла, так звали мужчину, встретила разъярённая жена, сходу устроившая скандал, что поначалу сильно напугало Сергея. Мужчина быстро уладил вопрос, сумев в двух словах объяснить серьёзность положения матери мальчика. Звонок был сделан немедленно.
Через двадцать минут Семёна арестовали.
На суде Ангелина Петровна узнала, что это рецидивист, живущий по поддельному паспорту. По решению суда их развели без проволочки.
После была психологическая реабилитация. У Сергея появились энурез и серьёзный невроз. Он писался в постель и заикался до шестнадцати лет. К счастью эти недуги удалось купировать, но отчуждение, недоверие к посторонним, хоть и не в такой степени, как прежде, сохранились.
Мама с тех пор больше не искала себе спутника жизни. В каждом мужчине она теперь видела насильника.
Врачи говорили, что это со временем пройдёт, но ничего не менялось. Особенно её пугала необходимость находиться в закрытом пространстве.
Тем временем Сергей вырос. Зов природы, оказался намного сильнее страхов. Теперь он день и ночь думал о девушках, нередко просыпаясь в процессе реализации эротических фантазий, посещающих его всё чаще.
Потребность любить и быть любимым требовательно манила неосознанными искушениями.
Сергей не понимал, зачем и почему ему непременно нужно подружиться с девушкой, но знал и чувствовал, что это до крайности необходимо.
Читая книжки, он встречал многочисленные любовные сцены, объясняющие многое, но не всё, а со сверстниками он почти не общался.
Попытки наладить в той или иной мере контакты с девушками заканчивались ничем. Он попросту боялся.
В самый ответственный момент, когда сила интимного притяжения достигала пика, просыпаясь, он обнаруживал на простыне студенистые липкие пятна, Сергей вспомнил, что спастись от насильника удалось лишь потому, что пересилил свой страх.
Если это получилось тогда, почему не выйдет теперь. К тому же, ситуация совсем иная. Боится-то он не самих девушек, а вероятность, что его не поймут, что будут смеяться и унижать.
– Ну и пусть. Если хорошенько подумать – это совсем не страшно. Сегодня, сейчас, я непременно должен решиться, преодолеть страх. Сейчас или никогда.
Красиво одеться. Немного одеколона. Совсем чуточку. С запахом лимона – в самый раз. Попросить у мамы немного денег. На всякий случай.
Сергей посидел немного, как делают перед дальней дорогой, активно продышался и пошёл в парк.
Первой же девушке, которая по-настоящему будет симпатична, он предложит дружбу.
– А если ей покажется такое предложение смешным? Тогда попытаюсь познакомиться со второй. Но обязательно сегодня.
