Валерий Шамбаров
Начало России
5. Великий князь Иван II Красный
Русь пострадала от чумы очень сильно. Было подорвано хозяйство, замерла торговля, поредели боевые дружины. Сколько хлебопашцев, мастеров, купцов, княжеских и боярских слуг упокоились в наспех вырытых могилах, а то и в своих же домах, на дорогах, если некому было похоронить? Но на людей катастрофа подействовала по-разному. Одни каялись, полнее и глубже обращались к Господу. Осознали, насколько ничтожны любые дрязги, обиды, корыстные соблазны перед лицом Вечности. Другие наоборот, спешили воспользоваться последствиями.
Тут-то и обнаружилось, насколько непрочным было единение, достигнутое Калитой и Семеном Гордым. Государь умер, Москва ослабела! Сразу зашевелились ее противники. Новгородцам досталось горюшка ничуть не меньше, чем москвичам, но «золотые пояса» проявили вдруг невиданную дипломатическую активность. Принялись пересылаться с Ольгердом, с князем Константином Суздальским, снарядили несколько посольств – в Сарай и Константинополь. Византийскому императору и патриарху повезли гору кляуз на Московскую митрополию, на покойного Феогноста, на его ближайшего помощника, святителя Алексия. Перед ханом ходатайствовали, чтобы он дал ярлык на великое княжение Владимирское не Ивану Красному, а Константину. Даже не дожидаясь, как дело решится в Орде, выгнали московских наместников.
Не забыли, как их удерживали в узде Калита и его старший сын, решили сыграть по-крупному. С суздальским князем, разумеется, договорились, какие поблажки он даст республике за поддержку. У новгородцев хватало серебра на подкуп татарских вельмож, да и Константин был правителем отнюдь не бедным, ему принадлежало плодородное Суздальское ополье, крупные торговые города на Волге – Нижний Новгород и Городец. Он имел и формальные права на престол, его дед, хоть и недолго, делил с Калитой титул великого князя. Ну а одновременно «золотые пояса» нацеливались вырваться из-под контроля митрополии, для них открывалась дорога для сближения с Литвой.
Это было слишком опасно. Все усилия по возрождению Руси грозили пойти прахом. Вместо того, чтобы восстанавливать после чумы деревни, городские промыслы, церковные и административные структуры, приходилось вступать в борьбу. Выскребали оскудевшую казну и кладовые, грузили обозы подарками. Святителю Алексию предстоял далекий путь в Византию, Ивану II поближе, в Сарай. Нет, не напрасно Семен Гордый дружил с Джанибеком, исправно собирал для него дань. Хан не видел причин менять сложившиеся порядок. Впрочем, менять его было уже не просто. Ведь система сбора дани, созданная Калитой, была завязана на Москву. Стоило ли нарушать ее? В убытках останешься. В итоге взятки Новгорода и Константина утекли впустую, Джанибек вручил ярлык Ивану Красному.
На родину он возвращался с ханским послом. Именно татарин должен был возвести его на великое княжение в древней столице, Владимире – пускай князья всегда помнят, из чьих рук они получают власть. Но выяснилось, что бедствие Москвы воодушевило не только новгородцев с суздальцами. Рязанцы уже давно косились на соседей враждебно. Сами себя накручивали злостью, что москвичи полвека назад отобрали у них Коломну. Прослышали – Новгород проталкивает в государи Константина, и приняли желаемое за действительное. Сочли, что господство Москвы уже кончилось, пришло время посчитаться. Когда Иван Красный находился в Орде, рязанские бояре возбудили своего юного князя Олега, налетели на Лопасню, московскую крепость на южном берегу Оки. Разорили ее, взяли в плен наместника, измывались над ним, пытали.
Напакостили по мелочам, на что-то большее силенок не хватило, тут же и осеклись – Иван II возвращался великим князем, по-прежнему был в чести у хана. Выходит, поспешили… Но и Красному было никак не с руки затевать войну. Его княжество не оправилось от мора, он сам еще не утвердился у власти. А новгородцы так и не успокоились. Объявили – хан дал Москве ярлык на великое княжение, но в их городе князья избираются. Они уже выбрали Константина Суздальского, и иного князя признавать над собой не намерены.
С рязанцами Иван Иванович вступил в переговоры, даже согласился заплатить выкуп. Они вернули Лопасню, отпустили наместника и других пленных. Зато Новгород воспринял подобное миролюбие как слабость, заупрямился. Как ни трудно было, как ни досадно, а государю осталось лишь одно, стукнуть кулаком. Призвал удельных князей в поход на новгородцев. «Золотые пояса» сперва храбрились, вооружали горожан, разослали гонцов в Тверь, в Суздаль, звали поддержать их. Но куда там! Оспаривать ханское решение никто не осмелился. Константин Суздальский предпочел примириться с Красным – связал приехавших к нему делегатов и выдал москвичам. Тут уж новгородские бояре сникли. Если от них отвернулся собственный избранник, надо было покоряться. Городская верхушка «с дары многими» отправилась к государю, извинялась. Что ж, Иван Красный удовлетворился. Выговорил за непослушание, да и простил. Подчинились – вот и хорошо.
А тем временем святитель Алексий все еще сидел в Константинополе. Состояние Византии было плачевным, и, тем не менее, она цеплялась за свое влияние на Руси. Патриархия вела себя так, будто по-прежнему представляла великую и процветающую империю. Греки крайне редко и неохотно ставили русских митрополитов. За всю историю Церкви их было лишь четверо, Иларион, Ефрем, Клим Смолятич и св. Петр, да и то двоих из них русское духовенство выбирало само, вопреки патриархам. Но сейчас Византии приходилось особенно худо. Ее раздирали гражданские войны между Иоанном Кантакузином и Палеологами. Кантакузин заключил союз с турками, даже отдал дочку в гарем старого султана Орхана. Благодаря этому ему удалось победить, венчаться на царство.
Но вскоре против него выступил Иоанн Палеолог с генуэзцами и сербами. Их драки совершенно разорили царство. В столице маскировали нищету блестящей мишурой – в императорском дворце подавали глинянную посуду, покрытую позолотой. Трон и короны украшались стразами, драгоценные камни были заложены западным торгашам. Противником Кантакузина стал и патриарх Каллист, царь сместил его, назначил Филофея, но Каллист бежал, оба патриарха поливали друг друга проклятиями. Император и Филофей чувствовали себя у власти очень хлипко, крайне нуждались в деньгах. Поэтому подношения значили в Константинополе не меньше, чем в Орде.
Новгородских жалобщиков обласкали, но отделались от них пустыми словами. А Алексия продержали «на испытании» целый год. Проверяли, что за человек, не опасен ли для Византии? Выжидали решения спора в Сарае, удержит ли первенство Москва? Не обойдет ли ее другое княжество со своими претендентами? Не обошло, и Филофей наконец-то рукоположил св. Алексия в митрополиты. Расщедрился до того, что узаконил положение, уже сотню лет сложившееся на Руси, выдал официальную грамоту о переносе митрополичьей кафедры из Киева во Владимир. Алексий выхлопотал грамоту и для св. Сергия Радонежского, с патриаршим благословением его монастырю. Пустился в обратный путь с чувством выполненного долга.
Но не успел доехать домой, как настигло известие, способное ошеломить кого угодно. Как выяснилось, Ольгерд сделал очередной хитрый ход. Потерпев неудачу с болгарским митрополитом, он снова обратился в Константинополь. Убеждал, что Литва, так и быть, порвет связи с Тырновской патриархией, если греки ей все-таки поставят отдельного митрополита. Кандидата Ольгерд позаботился подобрать такого, что лучше не придумаешь, тверского боярина Романа. Одним махом двух зайцев убивал – кроме решения церковных проблем, наводил мост с Тверью. Не поскупился и на деньги, послы привезли тугие мешки с серебром и золотом. Те же самые Кантакузин с Филофеем без долгих колебаний согласились. С Москвы получили, почему бы с Литвы не получить? Опять же, кто завтра возьмет верх? Скорее Литва, чем Москва.
При переговорах с Алексием патриарх слукавил. Ни словом не обмолвился о предстоящих переменах в Церкви, но резиденцию митрополита перенес во Владимир как раз для того, чтобы Киев «освободился». Проводили святителя, и лишь после этого Романа поставили Киевским митрополитом. Понадеялись, что Алексий узнает задним числом и смирится перед фактом. Человек пожилой, недужный, что он сможет предпринять? Но греки ошиблись. Обман патриархии и разделение Русской Церкви глубоко возмутили Алексия. Он не посчитался ни со своим возрастом, ни с самочувствием. Даже не передохув с дороги, вторично выехал в Константинополь.
Взялся судиться с Романом перед лицом императора и патриарха. Тверской боярин был слишком слабеньким оппонентом для св. Алексия, а махинации византийцев выглядели не слишком красиво. Но и терять литовское серебришко им не улыбалось. Филофей заюлил и постарался выкрутиться. Признал Алексия митрополитом Владимирским и Киевским, а Романа – Литовским и Волынским, вроде как урезал его полномочия. Хотя для Ольгерда этого вполне хватало, он приобрел нужную ему митрополию.
А пока святитель путешествовал туда-сюда, великому князю ох как его не хватало! Мало было новгородцев с рязанцами, так еще и в Москве разыгралась безобразнейшая свара. Иван Красный по натуре был скромным, тихим, и тысяцкий Василий Вельяминов возомнил, что станет при нем вообще всемогущим. Государь – его шурин, кто как не он будет диктовать нужные решения? Вознаградит себя новыми пожалованиями, прибытками. Но Иван II узнал брата жены далеко не с лучшей стороны. Он был не настолько скромным и тихим, чтобы позволять сесть себе на шею. Красный имел собственные представления об истории с отставкой Алексея Босоволкова, убедился, что его оболгали. Амбиции Вельяминова он укоротил одним махом, отстранил его с поста тысяцкого и назначил Босоволкова.
Однако занимал он должность недолго. Утром 3 февраля 1356 г. его нашли на базаре убитым. Вычислить виновных не составляло труда, подозрения и улики указывали на Василия Вельяминова. А государь оказался в полной растерянности. Взять боярина под белы ручки и карать по закону? Попробуй-ка тронь, хлопот не оберешься. За Вельяминовым стоял мощный клан родни, высокопоставленные друзья, иноземные купцы, половина Москвы. А спустить на тормозах – значило расписаться в бессилии перед обнаглевшим боярином. Вопиющее преступление всколыхнуло и горожан. Москвичи забурлили. Шумели, что повторяется история Андрея Боголюбского. Что Босоволков, как и он, любил и опекал простых людей, и за это его угробили «сильные». Слишком сильные. Иван II выбрал самый осторожный вариант. Выносить сор из избы и судить родственника все же не стал. Но Василию Вельяминову прозрачно намекнули, чтобы покинул владения великого князя. Он собрал пожитки и укатил в Рязань.
Святитель Алексий возвратился, жизнь пошла своим чередом. Но расхлебывали одни хлопоты, а накатывались другие. В 1357 г. к государю пожаловали совершенно необычные послы из Орды. Вели себя на удивление вежливо, почтительно, будто забыли, что прибыли к ханскому слуге. Впрочем, они и повеление привезли необычное. Джанибек писал, что его любимой женой Тайдулой овладел тяжкий недуг, уже три года демоны мучат ее корчами и судорогами, она ослепла. До хана дошли слухи, что св. Алексий исцеляет бесноватых, и он срочно вызывал митрополита к супруге: «Мы знаем, что Небо ни в чем не отказывает молитве главного попа вашего».
Нежданно-негаданно на святителя ложилась небывалая ответственность. Не за ханшу, а за всю Русь! Поможет Бог или не поможет, услышит или не услышит? Раньше слышал, помогал, но ведь Тайдула была не христианкой! И кто знает, по каким грехам попущена одержимость? Джанибек был милостив к Москве, его называли «добрым царем». Но люди отдавали себе отчет, что уповать на его доброту было бы опрометчиво. Пороки и замашки татарских ханов были присущи Джанибеку в полной мере. При восшествии на трон зарезал братьев, казнил неугодных, посылал карателей на провинившиеся княжества. А ну как разъярится, закапризничает? Алексия провожала вся Москва, молилась за него, переживала.
Он справился. Отчитал Тайдулу, и Господь явил чудо, ханша избавилась от напасти. Радовались тоже вместе, всей Москвой славили Бога. Еще бы не радоваться! Беда не разразилась. Наоборот, натура хана взыграла от счастья, он не знал как отблагодарить святителя. А подобное отношение к митрополиту обещало самые радужные перспективы и для православной паствы, для великого князя. Джанибек будет помнить добро, платить тем же… Но кто мог подумать, что жизнь самого Джанибека уже кончается?
Хан задумал повоевать в Закавказье. Поход был удачным, он захватил Тебризское царство в Азербайджане, посадил там править сына Бердибека и с караванами награбленных сокровищ двинулся назад. До Сарая не доехал. Летописи сообщают, что в дороге он «от некоего привидения разболеся и взбесися». От какого привидения, остается лишь гадать. Может, слишком бурно праздновал победу и занемог белой горячкой, а может, ему что-нибудь подсыпали, в Орде это умели. Во всяком случае, вокруг расхворавшегося Джанибека составился заговор военачальников. Его главный полководец Товлубий и темник Мамай призвали Бердибека и научили, как надо действовать. Сын велел прикончить отца. Придавили лицо подушкой, и готово.
У Бердибека было 12 братьев от разных матерей, но и с ними церемониться не стали, перерезали одним махом вместе с семьями и приближенными. Вельможи, расчистившие хану путь к трону, внакладе не остались. Возвысились при нем, прибрали к рукам конфискованные дома, стада, пастбища. Мамай подсуетился жениться на сестре Бердибека, стал гурленем, ханским зятем. Но для того, чтобы закрепить переворот, требовалось ублажить не только ближайших помощников. С одной стороны, надо было как-то успокоить и удовлетворить простых воинов, с другой – заручиться расположением могущественных сарайских купцов.
Заговорили, что уже давненько не громили Русь. Небось, отъелась, накопила добра. Сопротивляться русские не посмеют, воины пограбят досыта, купцы получат массу пленных. Подобрать повод было не так уж трудно. Бердибек отправил «лютого посла» звать к себе князей, перечислял всевозможные их прегрешения, действительные или надуманные. Для Москвы дело оборачивалось хуже не придумаешь. Иван Красный считался ставленником Джанибека, пользовался покровителем казненных ордынских сановников. Опять надо было опустошать казну. Какие уж тут собственные нужды, задумки что-нибудь построить? Все что есть – на подарки, на взятки.
Но с великим князем отправился в Сарай митрополит, а исцеленная Тайдула была матерью Бердибека. Неужели не заступится, не замолвит слово? Она заступилась. Иван Иванович и св. Алексий еще не успели добраться до Сарая, а хан уже сменил гнев на милость, встретил их торжественно, как лучших друзей. Впрочем, нашлись умные советники, подсказали ему и другие соображения. Напомнили, что именно Москва собирает ордынскую дань. Ни Тверь, ни Суздаль не смогут обеспечить хану регулярные выплаты. А в противостоянии с Литвой Москва выступала самой надежной опорой татар. Оттолкнешь русских – куда они потянутся? Пример Смоленска и Брянска был еще свежим.
Со своей стороны Иван II и его бояре предпринимали все усилия, чтобы приспособиться к переменам в Сарае. Прежние доброжелатели погибли, надо было заводить новых. Обходили с визитами и дарами жен Бердибека, его любимцев. Но в новом ханском окружении обнаружилось вдруг знакомое лицо, изгнанник Вельяминов! Ордынские торгаши и ростовщики не забыли, какие услуги боярин оказывал им в Москве. Приютили, порекомендовали полезного человека сановникам Бердибека. Те обмолвились в разговорах с Иваном Красным, что надо бы простить их друга, вернуть на должность тысяцкого. Разве можно было отказать?
Хотя в целом поездка удалась как нельзя лучше. Грозу пронесло, тучи рассеялись. Хан сохранил за Москвой великое княжение, подтвердил привилегии Церкви. Народ опять радовался, чествовал возвращение государя и митрополита, живых и невредимых. На время своего отсутствия Иван Красный оставил править сына Дмитрия – оставил чисто номинально, княжич был еще малышом. Бояре, руководившие страной от имени Дмитрия, научили его произнести первую в жизни публичную речь. Мальчик со слезами на глазах славил св. Алексия: «О владыко, ты даровал нам житие мирное!..»
Но как же трудно было его оберегать, мирное житие! Смерть Джанибека пробудила активность рязанцев. Они, по своему обыкновению, опять увлеклись, размечтались: теперь-то Москва наверняка лишится ханского благоволения. Олег Рязанский додумался искать собственных друзей в Орде, зазвал в гости царевича Мамат-ходжу, приплатил, и царевич прислал Ивану Ивановичу высокомерное письмо. Дескать, он, Мамат-ходжа, намеревается разобрать споры двух княжеств и установить между ними истинную границу. Но великий князь не позволил запугать себя, твердо ответил, что московско-рязанские границы хорошо известны. Царевича ткнул носом в ханские грамоты и запретил появляться в своих владениях.
А в Суздале умер бывший соперник, Константин. Княжество досталось трем его сыновьям, Андрею, Дмитрию-Фоме и Борису. Но и они вздумали поиграть в дипломатию. Заслали сватов не куда-нибудь, а в Литву, просили Ольгерда выдать за Бориса дочь. Завязывался альянс, достаточно неприятный для Москвы. Дети Константина теперь могли рассчитывать на помощь тестя в каких-то будущих честолюбивых планах. Иван Красный и святитель Алексий решили подстраховаться, тоже вступили с Ольгердом в переговоры, предлагали закрепить мирные отношения брачными узами. О, литовский государь готов был заключать любые договоры. Дочка Ивана II Люба еще и в зрелость не вошла, вытянулась тоненькой угловатой отроковицей, но в политических браках возраст не играл особой роли. Любашу проводили в чужую страну, повенчали с племянником Ольгерда.
Но… властитель Литвы далеко не всегда придавал значение родственным связям и договорам. Вспоминал о них лишь в тех случаях, когда это соответствовало его планам. Он взялся поддерживать не московских, а других родственников. Сыновья Настасьи Тверской во главе с Всеволодом Холмским все более сурово грызлись с дядей, Василием Кашинским, требовали переделить города и земли. Ольгерд влез в их раздоры, подстрекал братьев своей жены быть смелее. Тверское княжество вот-вот могло расколоться войной, и нетрудно было предвидеть вмешательство литовцев… Иван II и митрополит забили тревогу.
Св. Алексий вызвал во Владимир Василия Кашинского и Всеволода Холмского, взывал к совести, уговаривал полюбовно уладить разногласия. Не тут-то было. «Много было меж ими глаголанья, но конечный мир и любовь не сотворися». Дядю поддерживали Иван Красный и сам митрополит. Но за племянником стоял Ольгерд, и он категорически отказывался уступать. Даже авторитет святителя на него не действовал, увещевания Алексия Всеволод ставил ни во что. Вот тут-то сказалось, насколько полезно для Литвы церковное разделение. Имело ли смысл слушаться митрополита, если существовал второй, причем свой же, тверской боярин?
Всеволод настолько распалился, что задумал вообще отобрать Тверь у Василия. Откопал старый ярлык, выданный по ошибке Джанибеком, поехал кляузничать к хану. И на дядю, и на Ивана Красного со св. Алексием, за то, что приняли сторону дяди. В Москве узнали, великий князь распорядился не пропускать ябедника. Нет, вздорный князь проехал кружным путем, через Литву. Но в Сарай он попал на свою голову. Ивана II и митрополита после их визита хан зауважал, видел в них верных и достойных слуг, а связи Всеволода с Ольгердом выглядели подозрительными. Его поведение Бердибек расценил как неповиновение старшим и выдал князя дяде, отослал под стражей в Тверь.
Однако и Ольгерд ответил на случившееся открытой враждой. Св. Алексий отправился в Киев окормлять южную паству, а его там схватили и упрятали в темницу. Вот вам, москвичи, Киевская митрополия! Знайте, как задевать наших ставленников! Литовские отряды вторглись на тверскую территорию, заняли Ржев. Василий Кашинский поднял войска, в помощь ему Иван Красный послал можайский полк. Незваных гостей вышлибли. Но через некоторое время Ржева снова оказалась в литовских руках.
Хотя с теми князьями, кто передался под покровительство Литвы, Ольгерд заигрывал лишь до поры до времени. Союз был промежуточным этапом, а конечным – полное завоевание. Уж на что старались дружить с литовцами смоленские правители. Но пришло время, и литовский государь прикинул: они остались в одиночестве, на помощь Орды рассчитывать не могут. Напал без всяких видимых причин, отнял Мстиславль, Белую, подступал к Смоленску. Крепость была сильной, князь Святослав Иванович кое-как отбился. Но деваться ему и впрямь было некуда. Просил о мире, проглотил продиктованные ему условия.
Обстановка на границах становилась все более тревожной, и в такой момент великий князь Иван Иванович разболелся. Ему было всего 33 года, но диагнозов в те времена не ставили, а лечить умели далеко не все недуги. Государь угасал. Успел составить завещание. Распределил между наследниками фамильные драгоценности. Их было так мало! Самый сильный и богатый властитель на Руси поштучно расписывал несколько золотых поясов, сабель, цепей. Золотых сережек с жемчугом была одна пара, ее отец честно разделил – каждому из двух сыновей завещал по серьге.
Москву поделил поровну, чтобы была общим достоянием. Из прочих земель и городов старшему определил больше, чтобы младшие повиновались. Завершил традиционным пояснением – если у наследников прибавятся земли, пусть разделят по справедливости. А если Орда отберет часть земель, надо покорно и по справедливости переделить оставшееся. 19 ноября 1359 г. Иван II отошел в мир иной. За гробом шли бояре, священники и трое князей. Сыновья Красного, Дмитрий с Иваном, и племянник Владимир Андреевич. Преемником отца был Дмитрий. Ему исполнилось 8 лет. Его брату – 5, двоюродному брату – 6. На их плечи отныне ложилась судьба Русского государства…
