Валерий Шамбаров
Начало России
Бенедикт разразился гневными посланиями – король в ответ конфисковал его владения. Папа раскипятился, намеревался отлучить его от церкви, но не успел. Филипп действовал оперативно, направил в Рим отряд и арестовал его, обвинив в чернокнижии. Подобное решение стало для Бенедикта таким шоком, что он помер. Король как ни в чем не бывало разыграл выборы и провел в папы француза Климента V. Этот не спорил, слушался, поселился не в Риме, а в Авиньоне. Тут-то взялись за тамплиеров. Магистр и прочие их начальники были осуждены и сожжены, в 1313 г. орден упразднили, а его богатства изрядно пополнили французскую казну.
Следствие раскопало связи тамплиеров, они вели к еврейским купцам и ростовщикам. Их принялись крепко трясти. Одних посадили по тюрьмам, других высылали из Франции. Но нити расследования привели и ко двору, в семью короля! Выяснилось, что в темных оргиях участвовали невестки Филиппа, придворные. Он страшно разгневался. Жен своих сыновей до конца изобличать не стал, им приписали всего лишь прелюбодеяние и упрятали в темницу. Других виновных покарали страшно. С рыцарей, грешивших с невестками на этих сборищах, заживо содрали кожу и четвертовали. Десятки придворных дам, слуг и горничных перевешали, уличили в колдовстве и сожгли одного из епископов. Но кампания по оздоровлению страны быстро оборвалась. В 1314 г. в возрасте 46 лет Филипп внезапно скончался. Говорили о «проклятии тамплиеров», называли и более прозаическую причину – яд.
А Франция приобрела множество врагов. Итальянцы и немцы возмутились, что она перехватила «святой престол», назвали случившееся «Авиньонским пленением» пап. Император Людвиг Баварский не преминул явиться в Рим с войсками и организовал выборы антипапы Николая V. Не остались в стороне разбежавшиеся сектанты с иудеями, настраивали кого могли против обидчиков. Поначалу французов не удавалось поссорить лишь с Англией. Она была больше нынешней. Шотландия оставалась самостоятельным королевством, зато британцам принадлежали обширные области на континенте: Аквитания, Гасконь, Гиень. Английские короли издавна воевали с французами, но утратили ряд провинций, и Эдуард II пришел к выводу – вражду пора прекращать. Посватался к дочке Филиппа Красивого Изабелле. Французский властитель одобрил его намерения, отвалил поистине королевское приданое, провинцию Анжу. У супругов родился сыночек. Ну как было не радоваться?
Хотя зачатие наследника стало для Эдуарда II лишь государственной обязанностью. Он был по уши влюблен в своего молочного брата Пирса Гейвстона, подарил ему графство Корнуолл, а в порыве особенно жаркой страсти даже назначил регентом Англии. Такой расточительный роман вызвал негодование английских баронов. Они бунтовали, дважды заставляли Эдуарда удалить любовника. Но король опять возвращал его. В третий раз бароны бунтовать не стали, просто зарезали Гейвстона. Что ж, Эдуард нашел других фаворитов. А расположение знати он надумал заслужить победами, покорить Шотландию. Вышло еще хуже. Шотландский король Роберт Брюс всыпал ему так, что мало не покажется. Пришлось отдавать ему свои земли. Бароны возмутились пуще прежнего.
Король сумел подавить мятеж, возглавлявший его Мортимер бежал во Францию. Там правили сыновья Филиппа Красивого. Решительностью и способностями отца они не обладали, отдали все дела приближенным. Те не обижали себя, быстро растащили казну, за взятки возвратили прежние льготы евреям. Братья-короли вели, скажем так, нездоровый образ жизни, и подолгу на престоле не задерживались. Людовика Сварливого сменил Филипп V, его – Карл IV. В один прекрасный день к нему в гости прикатила сестра, английская королева Изабелла – злая на мужа, неудовлетворенная. Встретила эмигранта Мортимера и постаралась наверстать недостаток мужской ласки за годы супружества.
Попутно они обсудили, что вся Англия недовольна королем, и решили попытать счастья. Изабелла попросила у брата солдат и денег, соглашалась на любые обязательства. Карлу IV это показалось заманчивым. Ударили по рукам. В 1326 г. королева и ее кавалер высадились в Британии, свергли Эдуарда II. Жена дала полную волю накопившейся ненависти, придумала для него особый способ умерщвления. В тюрьме королю засунули раскаленный штырь в то самое место, которым он грешил. Корону возложили на ребенка Эдуарда III, а Мортимер и Изабелла начали править от его имени. С Карлом IV пришлось расплачиваться за помощь, ему вернули графство Анжу, отстегнули огромную по тем временам сумму, 50 тыс. марок, и даже признали, что английский король в качестве правителя Аквитании и Гаскони является вассалом французского.
Но это показалось оскорбительным английским феодалам. Они получали взрослеющего Эдуарда III – надо бы разобраться с чужеземными ставленниками и убийцами отца. Когда королю исполнилось 16 лет, он показал зубы. Мортимера повесил, заточил мать. Для воинственной знати он проявил себя вполне подходящим королем. Поколотил шотландцев, отбил потерянные территории. А во Франции умер Карл IV Сыновей у него не было, и корону захватил его двоюродный брат Филипп Валуа.
Но Эдуард III приходился более близким родственником покойному Карлу IV, племянником. Он расторг договор о вассальной зависимости, подписанный матерью. Валуа обиделся, отобрал его французские владения. А горячий Эдуард объявил себя королем и Англии, и Франции. Переправился на континент с войсками, началась Столетняя война. Его действия выглядели дерзким мальчишеством. Франция выставила многочисленную рыцарскую конницу, наняла лучших в Европе солдат, генуэзскую пехоту. У британцев рыцарство было куда жиже, пехотинцев Эдуард навербовал из крестьян. Избегал сражений, маневрировал.
Фанцузы наоборот, рвались к решающей битве, в 1346 г. окружили неприятеля у Креси. Но арбалеты генуэзцев слишком медленно перезаряжались, а Англия в ту эпоху была покрыта лесами, ее жители отлично владели луками. Арбалетчиков засыпали стрелами. Французские аристократы понеслись в конную атаку и уткнулись в ямы, вырытые на их пути крестьянами-солдатами. Впервые подало голос огнестрельное оружие, бабахнули английские пушечки-бомбарды, перепугав коней. Летели меткие стрелы, и французское воинство превратилось в мешанину, задние спотыкались о передних. А англичане кинулись добивать упавших рыцарей обычными ножами. Разгром был ошеломляющий. Эдуарду стали сдаваться города, целые герцогства…
Неспокойно было и в остальных европейских странах. На Пиренейском полуострове равнины занимали мусульманские эмираты, а в горах удержались мелкие христианские государства – Португалия, Кастилия, Леон, Арагон, Валенсия, Каталония, Галисия, Барселона. Между ними шли постоянные войны. Помаленьку государства укрупнялись. Кастилия объединилась с Леоном, Арагон с Каталонией. В борьбе с мусульманами первых успехов добились португальцы. Чтобы закрепить земли за собой, король Альфонс II Толстый приказал убивать всех взрослых мужчин, а женщин и детей изгонять вон. Но, сколотив более-менее заметное королевство, португальцы полезли на христианских соседей. Кастилия, отбиваясь от них, предпочла заключить союз с мусульманами, и «освобождение» Испании заглохло.
Звенели мечи и на востоке Европы. Оказалось, что поляки весьма опрометчиво зазвали к себе Тевтонский орден. Освоив Пруссию, он присматривался, чем бы еще поживиться. Начал нападать на Польшу, в 1330 г. отобрал у нее Померанию. А пока католики дрались между собой, рядом разрасталась языческая держава, Литва. Ее тоже раздирали усобицы, племенные князьки отчаянно соперничали. Победителем стал военачальник Гедимин. Сперва он помог князю Витеню одолеть противников и усмирить родовую знать, а потом убил Витеня и занял его место.
Литва в полной мере воспользовалась распадом Руси и нашествием татар, подминала разрозненные княжества. Шаг за шагом поглотила Полоцк, Витебск, Минск, Туров, Пинск, Волынь, Киев. В 1341 г. Гедимин отошел к праотцам. Шестеро его сыновей не отличались братской любовью, сцепились за власть. Верх взяли двое из них, Ольгерд и Кейстут. Они поделили сферы влияния. Кейстут, получил западную часть страны, водил полки на немцев и поляков. Старший, Ольгерд взял себе восточное направление. Дальнейшие планы он обозначил весьма откровенно, приняв титул великого князя Литовского и Русского.
4. Черная смерть
Русь оказалась зажатой между двумя могучими хищниками. Один был обожравшимся и дряхлеющим, Орда. Второй – энергичным и ненасытным, Литва. Но обе державы опасались друг друга, избегали большой войны. Это равновесие позволяло русским существовать в относительной безопасности. Впрочем, Руси как таковой в середине XIV в. не было. На ее просторах распластался лишь труп Руси. Даже титул великого князя обесценился. Его начали примерять те правители, кто считал себя независимым от Москвы. Появились тверские, рязанские, смоленские великие князья. Черниговское княжество, некогда большое и сильное, распалось на мелкие части – Карачевское, Белевское, Воротынское, Козельское, Елецкое, Курское, Новосильское и др. В южных осколках, Курском, Липецком, Путивльском, хозяйничали ордынские баскаки, совершенно не считались со слабенькими князьями.
В Козельске князя Андрея Мстиславича убил его племянник, решил сам завладеть крошечным княжеством. В захиревшем Муроме нашелся деятельный князь Юрий Ярославич, взялся заново отстраивать, заселять город. Но для этого понадобилось увеличивать подати, снаряжать население на работы. Люди зароптали. А родственник Юрия Федор Глебович воспользовался, сговорился с боярами и изгнал князя. Поехал в Орду и попросил утвердить Муром за ним. Юрий отправился туда же жаловаться, но Федор не забыл взять с собой его казну, раздал взятки и выиграл в ханском суде. Юрия выдали победителю, он закончил дни в темнице.
Рязанский князь Иван Коротопол, возвращаясь из Орды, встретил племянника Александра Пронского, который вез хану дань. Иван разгневался. Так же, как московский государь, он запрещал подданным ездить в Сарай. Схватил Александра, притащил в свою столицу Переяславль-Рязанский (ныне Рязань) и предал смерти. Возмутился сын убитого, Ярослав Пронский. Обратился к хану, и властитель Орды согласился, что Коротопол совершил явное злодеяние. Дал Ярославу ярлык на Рязанское княжество и войско. Оно нагрянуло в Переяславль-Рязанский, убийцу поймали и казнили. Но татары «восстанавливая справедливость», разграбили город подчистую, угнали жителей. Ярослав даже не смог княжить в Переяславле-Рязанском, поселился в городке Ростиславле. А подданные возненавидели его за то, что привел татар. У Коротопола остался малолетний сынишка Олег, бояре объявили его законным князем, народ поддержал. Ярослав был свергнут и погиб.
Уж казалось бы, насколько круто досталось тверскому дому! Жуткую смерть в Орде приняли четыре князя: Михаил Тверской, его сыновья Дмитрий и Александр, внук Федор. Но их потомки сцепились друг с другом. Главные города княжества, Тверь и Кашин, получили младшие сыновья Михаила Тверского, Константин и Василий. А у казненного Александра осталась вдова Настасья, настраивала четверых детей против дядей, внушала, что Тверь должна принадлежать им. Старший из них, Всеволод Холмский отправился к хану судиться. Кончился суд печально, пожилой дядя Константин Михайлович не вынес нервотрепок и умер. Хан вручил ярлык племяннику.
В отсутствие Константина Тверью правил второй дядя, тихий и миролюбивый Василий Кашинский. Он собрал дань и тоже покатил в Сарай. В татарском городке Бездеже победивший Всеволод столкнулся с ним и вдосталь позабавился. Ограбил до нитки и отпустил в одном исподнем. Хорошо знал, что в Орде с пустыми руками делать нечего, вот и пускай идет. А сам явился в Тверь, занял престол. Скандал получился слишком уж вопиющим. По русским законам княжение передавалось старшему в роду – от брата к брату, а уж потом сыновьям. А тут молокосос осрамил главу рода! Вмешались Церковь и московский государь. Нажали на Всеволода, кое-как уломали уступить Тверь Василию Кашинскому, взамен он дал земельные компенсации. Но Настасья и ее сыновья принялись шуметь, что Василий отстегнул слишком мало, притесняет родню.
В Пскове были другие проблемы, его замучили немцы. Если не весь Ливонский орден, то отдельные епископы, города или просто банды рыцарей с эстонцами и латышами наведывались на русскую территорию пожечь деревни, нагрузить возы барахлом, угнать крестьян и скотину. Война, по сути, не прекращалась. Псковичи привыкли поближе держать оружие, жили от тревоги до тревоги.
Новгородская земля была самой обширной и богатой на Руси. Она простиралась до Ледовитого океана и Уральских гор. Новгород собирал дань с племен северной тайги и тундры, был крупным центром международной торговли. Немецкие купцы имели здесь свои подворья, привозили заморскую продукцию, а вывозили льняные ткани, мед, воск. Этот товар был особенно ценным: во всем мире для освещения пользовались свечами, сальными или масляными светильниками. Восковые свечи были лучшими, не коптили, в странах Запада и Средиземноморья они стоили очень дорого.
Но Новгород издревле имел особые законы. Князья здесь лишь исполняли обязанности военачальников и судей. Новгородцы сами выбирали правителей-посадников, даже архиепископов. Впрочем, представление о здешнем «народовластии» зачастую бытуют искаженные. На самом деле в Новгороде народовластия и в помине не было. Прочие его города считались «пригородами». Они никакими правами не обладали, обязаны были выполнять то, что решат в Новгороде, и платить подати. Но и высший орган новгородской власти, вече, был собранием далеко не всех горожан. Археологами найдена вечевая площадь, она вмещала не более 500 человек [72]. Политику определяли бояре, 300 «золотых поясов», а с ними заседали «мужики-вечевики», выборные от городских концов и улиц.
Поборы и повинности перелагались на простонародье. Защититься от обид могли только те, кто имел сильных покровителей – в администрации и судах заседали те же бояре и их доверенные. В XII в. часть новгородцев, доведенная до отчаяния, вообще бросила родину, ушла в дальние края и основала новую республику, Вятку. В XIII в. отделился Устюг. Но и в Новгороде правящая каста не была единой. «Золотые пояса» делились на партии, кипела борьба за власть. С боярами были связаны общины купцов, ремесленников, олигархи прикармливали полезных горлопанов. Не так уж редко между городскими концами происходили побоища. Проламывали головы кольями, секлись мечами, скидывали противников в Волхов с камнями на шее.
Среди русского разброда самым благополучным островом выглядели те области, которые сплотила вокруг себя Москва. Очень небольшим островом. Хан Джанибек, сменивший Узбека, благоволил к московскому государю, не обременял излишними поборами. Неприятели и каратели не вторгались, деревни не горели. Люди на себе ощущали – жить под рукой московского великого князя удобнее и безопаснее, чем цепляться за какую-то самостоятельность. Симеон Гордый уже чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы произносить перед удельными князьями весьма смелые речи.
Втолковывал им: когда Русь была единой, никто на нее «не смеяше дерзнути, но вси покоряхуся и дани даяху». А когда князья перессорились, «наидоша татары» и овладели страной. «И ныне князей убивают, люди, всегда пленяюще, ведут в басурманство». Чтобы восстановить величие государства, требовал повиноваться, решать все споры только через великого князя. Если же кто-то начнет усобицу, позовет татар или будет искать суда у них, на того «нам быти заедин». Словами Семен Иванович не ограничивался. Совершенствовалось войско. Князья и бояре содержали отряды профессиональных дружинников (их еще называли отроками). Вдобавок к ним государь возродил систему, существовавшую во Владимирской Руси, в городах создавались пешие полки. На складах запасалось оружие, по призыву вставали в строй ратники-ополченцы.
Но и в Москве жизнь была отнюдь не безоблачной. Постоянной головной болью был Новгород. Обходиться без великого князя он не мог. Слишком близко стоял от границ, слишком уж косились на его богатства западные соседи. Однако «золотые пояса» вспоминали о подданстве только тогда, когда им требовалась помощь против немцев или шведов. А едва опасность исчезала, принимались качать «исконные» права, норовили пригласить к себе какого-нибудь князя послабее или вообще литовца. Чтобы и оборону им налаживал, и на власть не претендовал, был обычным наемником на службе Новгорода.
Особенно цепко олигархи держались за кошельки. Церковные выплаты митрополиту и дань великому князю воспринимались крайне болезненно. Новгородские бояре упрямо спорили, норовили уклониться от уплаты. Не останавливались перед войнами, возбуждали сограждан «постоять за Святую Софию», то бишь, за неприкосновенность их барышей. Любители наживы появились и среди бедноты, была бы удаль да сноровка. На лодках-ушкуях выбирались на большие реки, потрошили купцов, громили свои же, русские города, а пленных продавали на татарских базарах. Ушкуйники привозили в Новгород солидную добычу, и правительство покрывало их. И Калите, и Семену Гордому пришлось организовывать военные походы для вразумления своевольной республики. «Золотые пояса» шли на попятную, с них взимали штрафы и контрибуции. Но проходило какое-то время, и все повторялось.
Впрочем, боярство начало заноситься и в самой Москве. Оно складывалось при св. Данииле и Калите. К ним на службу перебиралась киевская, черниговская, смоленская, тверская знать. Князья возвышали достойных, жаловали землями, деревнями. Бояре набирали вес, а их дети уже пытались выступать самостоятельной силой. Например, Протасий Вельяминов был ближним боярином Калиты, московским тысяцким. Это была первостепенная должность – столичный градоначальник и судья, он представлял перед великим князем всех москвичей, руководил ополчением. После Протасия тысяцким стал его сын Василий, ходил первым советником у Семена Гордого, даже породнился с великим князем. В 1345 г. на его дочери Александре женился брат Семена Иван Красный.
На столь выгодной должности Вельяминов близко сошелся с ордынскими и генуэзскими купцами, участвовал в их делах, предоставлял льготы. Они тоже не обижали высокопоставленного партнера, в кубышку тысяцкого текли золотые ручейки. Правда, страдали русские купцы, но кто посмеет спорить с самим тысяцким, государевым родственником? Василий начал считать себя чуть ли не вторым великим князем, распоряжался на Москве единолично. Завершая земную жизнь, передал свой пост и полезные связи старшему из детей, Василию Васильевичу.
Но до Семена Гордого дошли жалобы на махинации Вельяминовых, да и их амбиции раздражали великого князя. Он показал семейству, что должность тысяцкого отнюдь не наследственная, передал ее Алексею Босоволкову по прозвищу Хвост. Не тут-то было! У нового доверенного боярина нашлось множество врагов, подмечали каждое его прегрешение. Густо доливали клеветы. До того накрутили государя, что он возвратил высокий пост Василию Вельяминову, а Босоволкова отстранил и даже приказал братьям, чтобы вообще не принимали на службу ни его, ни его детей.
А главной заботой московского правительства стала литовская угроза. Ольгерд Гедиминович настойчиво распространял свое владычество на восток. Смоленские князья сочли, что смогут избавиться от ордынской дани, если вступят в союз с Литвой. О, им охотно распахнули объятия. Но теперь Смоленск боялся, что татары отомстят. Чтобы литовцы поддержали, не бросили в беде, приходилось подлаживаться к ним, княжество попало в полную зависимость от союзников.
Поддержка и впрямь была не лишней. Ситуацией решил воспользоваться брянский князь Глеб Святославович. Помчался к хану, взялся отобрать Смоленск, а за это выпросил ярлык на него. Но в Брянске народ и без того был недоволен Глебом. А война со смолянами, присланные князю отряды татар, их грабежи и насилия подлили масла в огонь. В Брянск как раз приехал митрополит, но люди не постеснялись его присутствием, взбунтовались и убили Глеба. Его наследники все-таки сунулись побороться за Смоленск, но вмешался Ольгерд, разметал брянские дружины, князья очутились в плену, а Брянское княжество досталось победителю.
Открыто нападать на Московское государство он остерегался. За своих данников могла вступиться Орда. А литовцы испробовали на себе ураганные набеги татарской конницы, война обернулась бы неисчислимыми убытками. Но Ольгерд не оставлял попыток ущипнуть русские земли. Пробовал осаждать Можайск – как бы желая возвратить его смоленскому князю. С Новгородом и Псковом он вел политику кнута и пряника. Манил местных бояр передаться под его владычество, обещал защиту, но и подхлестывал вторжениями и опустошительными набегами.
Литовский государь забросил удочки и в Тверь, женился на дочке склочной Настасьи Ульяне, сестре четверых князей Александровичей. Поддакивал, что владеть княжеством должны они, а не их дядя Василий Кашинский. В общем, исподволь, без большой войны, силился отрывать от Руси кусок за куском. Ольгерд, как и его отец Гедимин, вел себя достаточно мудро. В присоединенных русских областях сохранялись прежние обычаи и порядки, только князей заменяли литовцы. Православие Ольгерд не задевал.
Сам он вместе с ядром литовских воинов оставался язычником, приносил жертвы перед идолом Перкунаса в заповедных лесных капищах. Но к религиозным вопросам относился чисто прагматически. Всем сыновьям от первого брака позволил креститься. Ведь львиную долю его подданных составляли русские. Единоверцам было удобнее править ими, а другие русские легче подчинятся единоверцам. Лишь одно не давало покоя Ольгерду, митрополия в Москве. Он прекрасно осознавал силу и авторитет духовной власти. Получалось, что священники в его государстве тоже подчиняются Москве, его подданные вольно или невольно почитают центром Руси Москву. Митрополия сдерживала и тех, кто мог отделиться от Москвы.
Ох, как мечтал Ольгерд заиметь собственную митрополию! Такую, чтобы располагалась на его территории, митрополит был послушным литовскому государю – и лопнут последние скрепы, связывающие Москву, Новгород, Псков, Тверь, Рязань… Он не сидел сложа руки, обратился в Константинополь. Но патриархия не хотела ссориться с Москвой, оттуда греки получали немалые доходы. Не хотели они портить отношения и с Ордой. Ольгерду отказали. Он рассвирепел, воспринял отказ как личную обиду. Отыгрался на православных, предал мучительной казни нескольких проповедников, святых Антония, Иоанна и Евстафия Литовских. Сыновей от второй жены, тверитянки, Ольгерд стал воспитывать в язычестве, назло православным пустил в Литву католических миссионеров, взял их под покровительство.
Но эмоции улеглись, а здравый смысл подсказывал – католицизм оттолкнет русских. А тут как раз до Ольгерда дошли известия: в Болгарии учреждена своя, Тырновская патриархия. Православная! Почему не попробовать? Литовские гонцы засобирались в Тырново. Болгары обрадовались – их патриархию кто-то признал за границей! Просьбу выполнили, прислали в Киев митрополита, некоего Феодорита. Хотя хитрость не удалась. Русское духовенство не подчинилось непонятному митрополиту. Оно привыкло, что церковью руководит Константинополь, а греки разъясняли, что Тырновская патриархия – самозваная. Встревожились и в Москве. Поняли, кто зазвал Феодорита. Состарившийся митрополит Феогност снарядил посольство в Византию. Описывал достоинства св. Алексия и убеждал после своей смерти поставить на митрополию именно его.
Но все насущные заботы и планы неожиданным образом были скомканы. Издалека, из глубин Китая, подползло кошмарное бедствие. Черная смерть, чума. Разносили ее крысы, отъедались на трупах, размножались, а потом разбегались из вымерших городов. Чума путешествовала на кораблях мореплавателей, с паломниками, купеческими караванами. Разгулялась по Индии, Персии, Средней Азии. Поразила повальным мором Золотую Орду. Через черноморские порты перекинулась в Византию, Италию, страшно опустошила Испанию, Францию, Англию, Германию, Скандинавию – в Европе легла в могилы треть населения. А потом, кружным путем, чума проникла на Русь. Заунывно зазвонили колокола и заголосили по умершим в Пскове, Новгороде, Смоленске, Чернигове. Белозерск и Глухов вымерли до последнего человека. А опустевших деревенек никто и не считал.
Жили люди, строили, добывали хлеб насущный – и в одночасье не оставалось никого. Стояли заброшенные избы, к которым невозможно было подойти от трупного смрада. Пировали в царстве смерти только крысы и воронье. В 1353 г. поветрие обрушилось и на Москву. Одним из первых скосило митрополита. Погибель не разбирала богатых и бедных, боярские хоромы и избы бедноты. Без спросу шагнула и в государев дворец. Почти в одночасье князь Семен лишился двоих сыновей, остался бездетным. А следом за ними чума ужалила государя. Он умирал в муках. С хрипами и стонами, из последних сил диктовал завещание. Старался позаботиться о супруге. Грезил о сыне – несуществующем, но вдруг родится?
Молил братьев, Ивана и Андрея, быть дружными, заботиться о его вдове. Завершил он свою духовную грамоту необычными словами: «А записывается вам слово сие для того, чтобы не престала память родителей наших и свеча бы не угасла». О какой свече он думал в те минуты? О династии московских князей? О возрождении Руси? Или, уходя в смертный мрак, смотрел на путеводный огонек свечи перед ликом Спасителя над своим ложем? Нет, свеча не угасла. Но она еле теплилась. Плакала восковыми слезами среди половодья человеческих слез. Трепетала язычком пламени, готовым померкнуть под первым же порывом ветра…
Семен Иванович не знал, что его слова о свече пройдут сквозь века. Но он не знал и того, что другие его заветы – о дружбе братьев, о разделе владений между ними, не имеют смысла. Из троих сыновей Ивана Калиты чума пощадила лишь среднего, Ивана Красного. Того самого, который был женат на Александре Вельяминовой. Мор не тронул и детей Ивана, дочку Любашу и двухлетнего Дмитрия. А младший брат государя Андрей успел еще порадоваться, успел узнать, что скоро станет отцом. Хотя ребенка уже не увидел, княжич Владимир Андреевич родился сиротой. Его назовут Владимиром Храбрым, а Дмитрия – Донским, но это будет еще не скоро. Кто мог предвидеть их грядущую славу?
Престол унаследовал Иван Красный, то есть красивый. Но что значила красота в царстве смерти? Многим казалось, что настал конец света. Отказывались от всего земного, раздавали имущество, постригались в монахи. Однако убийственное поветрие обладало некими непонятными закономерностями. Выбирало сложные маршруты продвижения, исчезало так же внезапно, как приходило. Вот и по Руси пронеслось и сгинуло. Люди оглядывались, приходили в себя. Получалось, что еще не конец. Получалось – надо жить…
