Валерий Шамбаров
Гибель советской империи
Со 2 по 7 июля прошел пленум ЦК. Дирижировал Хрущев. Сообщение, что Лаврентий Павлович собирал данные на весь партийный актив, стало для членов ЦК таким же возмутительным, как для членов Президиума. Тут уж легко прокатила информация о подготовке переворота. Берия был заочно обвинен в «преступном посягательстве на партийное руководство обществом», в «планах реставрации капитализма», даже объявлен «английским шпионом». Подобная атмосфера позволила Никите Сергеевичу сделать еще один ход. Под предлогом «разоблаченного заговора» было принято постановление «укрепить партийное руководство во всех звеньях партии и государственного аппарата». Таким образом была окончательно перечеркнута линия Сталина на перенос центра власти в правительство. Партия снова утверждалась выше. А Хрущев, соответственно, обходил Маленкова.
12 августа 1953 г. свершилось еще одно дело жизни Лаврентия Павловича. Были успешно проведены испытания термоядерной бомбы. Советский Союз первым в мире получил такое оружие. Однако самого Берии уже не было на этом свете. При Сталине протоколы допросов высокопоставленных лиц представлялись в Политбюро. Но Каганович и Молотов признавались потом, что ни одного документа, подтверждающего вину Берии, не видели [185, с. 66]. Следственное дело ни в одном архиве не значится. Исчезло. Если оно вообще существовало. Объявлялось, что Лаврентий Павлович по-прежнему содержится на гауптвахте. Единственным человеком, якобы обслуживавшим его, и единственным конвоиром был комендант штаба ПВО майор Хижняк, который и прожил там без выхода полгода. Получил подполковника, орден, денежную премию. А в воспоминаниях не смог назвать даже состав суда, где он вроде бы присутствовал.
Репутацию Берии вовсю заливали грязью. Вопреки требованиям судебной процедуры, в ноябре была распространена брошюра «Обвинительное заключение по делу Л. П. Берии». Ее под расписку доводили до всех партийных работников, офицеров в войсках. И там-то было все: измена, шпионаж, заговор, разврат, наркотики, растление малолетних [17, с. 294]. А в декабре как будто бы состоялся суд над «бандой Берии». Председателем назначили видную фигуру, маршала Конева. А на скамье подсудимых оказались ближайшие помощники Лаврентия Павловича – Меркулов, Кобулов, Деканозов, Мешик, Володзимирский, Гоглидзе. Берии с ними, естественно, не было. Объявляли, что его судили отдельно и расстреляли отдельно. Шестерых невиновных, изображавших «банду», тоже быстренько осудили и уничтожили. Любопытно, что в роли палачей выступили… два члена суда! Лунев – новый начальник правительственной охраны и заместитель Главного военного прокурора Китаев [18, с. 380]. А главные исполнители расправы над Берией круто пошли в гору. Москаленко стал маршалом, Батицкий – генерал-полковником. В ближайшие годы они получили больше орденов, чем во время войны.
Но жертв было гораздо больше. Прокатился еще целый ряд процессов над членами «банды Берии», к которым причислили всех его видных выдвиженцев. На Украину он назначил заместителем министра внутренних дел своего доверенного, генерала Мильштейна. Летом 1953 г. его убили сразу при аресте, как самого Берию. И понятно почему: Украина была как раз лучшим местом для сбора компромата на Хрущева. В Азербайджане к «банде» причислили старого друга Лаврентия Павловича Багирова – первого секретаря компартии Азербайджана. Вместе с добавленными на его процесс Маркаряном, Борщевым, Григоряном его расстреляли. Еще двое подсудимых получили 25-летние сроки заключения.
По структурам МВД прокатились массовые чистки. Не менее сотни одних только генералов и полковников попали в тюрьмы или были уволены. И тогда же, после убийства Берии, пошла зачистка документов о смерти Сталина. Напомним, непонятное вторичное заключение о смерти в черновике датировано не мартом, а июлем 1953 г. А в марте 1954 г. были сняты с должностей и арестованы министр здравоохранения Третьяков, начальник Лечсанупра Кремля Куперин и все врачи двух комиссий – лечившей Сталина в последние дни и делавшей вскрытие. Один из них, профессор Русаков, «внезапно» умер. Третьякова, Куперина и еще двоих отправили в Воркуту, работать в лагерной больнице [1, с. 98].
Стоит вспомнить еще профессора Майрановского, специалиста МГБ по ядам, который был арестован Рюминым и быстренько спрятан Игнатьевым во Владимирской тюрьме. После освобождения он почему-то записался на прием к Хрущеву! И глава партии и государства его принял! О чем они говорили, неизвестно. Но очень смахивает на попытку шантажа. Потому что через два дня после визита Майрановского арестовал КГБ, выслал в Махачкалу, где тот… «скоропостижно скончался» [165, с. 440].
Как тут не обратить внимание на эпизод, описанный А. И. Аджубеем: где-то уже в 1958–1959 годах Ворошилов, придя в гости к Хрущеву, крепко подвыпил. «И вдруг он положил руку на плечо Никиты Сергеевича, склонил к нему голову и жалостливым, просительным голосом сказал: “Никита, не надо больше крови…”» [57, с. 356]
Ну а автору, закрывая эту главу, хочется напоследок склонить голову перед памятью Маршала Советского Союза, Героя Социалистического Труда Лаврентия Павловича Берии. Ведь мы с вами обязаны ему до сих пор. Если бы не ядерное оружие, которое он обеспечил нашей стране, то американцы ее давным-давно раздавили бы нас. Видимо, как раз поэтому его имя вызывает столько злобы. Как раз поэтому на него не устают и сейчас выплескивать потоки клеветы. Он остается актуальным, сегодняшним врагом для врагов России.
Обманчивая оттепель
Смена власти сопровождалась крупными реорганизациями. Молодые деятели, которых Сталин выдвигал в последние годы жизни, очутились «за бортом». Так, Брежнев лишился постов секретаря ЦК, кандидата в члены Президиума ЦК. Чтобы как-то пристроить, его… вернули в Вооруженные силы, поставили начальником политуправления Военно-морского министерства. Но всего через пару месяцев это министерство слили с Военным министерством в одно, Министерство обороны. Брежнева, снова оставшегося без работы, назначили заместителем начальника Главного политуправления армии и флота. Косыгин тоже потерял должности кандидата в члены Президиума ЦК и заместителя председателя Совета министров. Убрали почти всех руководителей компартий союзных республик. Для этого Хрущев провел постановление ЦК: первыми секретарями республиканских ЦК должны быть представители «титульных» народов.
А в августе 1953 г. начал свои реформы Маленков. Они нацеливались на быстрое и значительное повышение уровня жизни населения. Были выделены крупные дотации на производство товаров народного потребления, на них резко снижались цены. Пересматривались планы, показатели роста по предметам широкого потребления были удвоены. Впервые в советской практике их выпуск должен был обогнать производство средств производства [25]. Вот тут пригодился Косыгин. Его поставили во главе нового Министерства промышленности продовольственных товаров (созданного из четырех министерств – легкой, пищевой, мясной и молочной, рыбной промышленности). Хрущев сперва пристроился в качестве соавтора реформ, ведь они должны были поднять авторитет новых правителей.
На той же сессии Верховного Совета, которая приняла поправки в курсе промышленности, он выступил и со своими инициативами. Значительно снизить сельскохозяйственные налоги, отменить налоги на разные виды собственности – плодовые деревья, коров, вместо них ввести один налог с индивидуального хозяйства в зависимости от численности семьи. В сентябре был созван пленум ЦК по вопросам сельского хозяйства. Вероятно, какие-то шаги в данном вопросе готовил еще Сталин. Мы уже отмечали публикацию в «Правде» очерков «Сельские будни» осенью 1952 г. В последних документах, которые затребовал Иосиф Виссарионович для работы, была и справка министра финансов о налогообложении села. Но и Микояна он раскритиковал за предложение серьезно снизить налоги с колхозников. Вероятно, предполагал более плавную линию по улучшению их жизни.
Но на сентябрьском пленуме Хрущев говорил о бедственном положении в деревне и меры предложил очень радикальные. Для колхозов были значительно повышены закупочные цены (на мясо – в 5,5 раз, на масло и молоко – в 2 раза, на зерно – на 50 %). Одновременно уменьшались обязательные поставки, списывались все долги колхозов, снижались налоги на приусадебные участки и рыночную продажу продуктов. Кроме того, поощрялось, чтобы рабочие и служащие, если имеют возможность, заводили коров, кур, коз, возделывали свои огороды, садовые участки – без всякого налога [171, с. 629–632]. В общем, Никита Сергеевич выступил горячим поборником интересов народа.
Пленум воодушевился, поддержал его. Впрочем, поддержке способствовало еще одно обстоятельство. Маленков, сдав Берию, подорвал и собственные позиции, вынужден был теперь следовать в фарватере «политики ЦК». А на волне своего крепнущего авторитета Никита Сергеевич внес маленькую поправочку в Устав КПСС. Напомню, по сталинским изменениям в структуре партии все секретари ЦК формально считались равными. Теперь был выделен пост Первого секретаря. Которым стал, разумеется, Хрущев. Таким образом, структуры управления вернулись на круги своя. Только Политбюро стало называться Президиумом, а Генеральный секретарь – Первым. Но с большой буквы. Никита Сергеевич становился прямым «наследником» Иосифа Виссарионовича.
Ну а предпринятые хозяйственные реформы дали быстрые результаты. Колхозы и крестьяне получали возможность поправить свои дела, стали расти их доходы. Предприятиям и учреждениям в больших городах разрешили искать поблизости невозделанные участки, под сады и огороды для своих работников. Распределяли обычно по 1 тыс. кв. м. (десять соток) на семью. Вокруг городов стали расти «садово-огородные товарищества». То есть дачи. Разумеется, такие перемены вызвали энтузиазм и среди колхозников, и среди горожан [94, с. 234]. Да и Косыгин оказался на высоте. Задачу выполнил, обеспечил быстрое повышение производства товаров широкого потребления, за это ему вернули должность заместителя председателя Совета министров. Прилавки магазинов заполнялись товарами, колхозники везли свою продукцию на базары.
Правда, это достигалось ценой экономической гонки с Западом. Снизились темпы развития машиностроения, инвестиции в тяжелую, оборонную промышленность. Однако Хрущев (впрочем, как и Сталин) полагал, что военное противостояние можно и нужно прекратить. Но если со Сталиным западные державы отказывались вести диалог, то с новыми советскими властями согласились возобновить его. В январе 1954 г. в Берлине собралась конференция министров иностранных дел США, Англии, Франции и СССР. Нашу страну представлял Молотов, занявший свой прежний пост. Но инициативу он озвучил, очевидно, хрущевскую. Выглядела она как будто бы хитро. Поскольку западные державы рекламировали «оборонительный характер» НАТО, то Советский Союз хотел тоже вступить в эту организацию. Вот и получится система коллективной безопасности. Но Запад такую идею, конечно же, отверг.
Зато внутри СССР продолжались преобразования. Причем все более крутые. В январе 1954 г. пышно праздновалось 300-летие воссоединения Украины с Россией, и в честь этого в состав Украины был передан Крым. «Подарок» был сделан от лица правительства и Верховного Совета, постановление подписали Маленков и Ворошилов. Но автором был Хрущева, Украину он любил, это была его «вотчина». Дело он успел заранее подготовить. Посетив Крым еще осенью 1953 г., поинтересовался у первого секретаря здешнего обкома, Титова, как он смотрит на переход к Украине. Тот высказался категорически против. Но председатель Крымского райисполкома Полянский назвал такую мысль гениальной. На следующий день Титов был снят и заменен Полянским, который потом быстро пошел «в гору» [108, с. 155]
Откуда вообще возникло такое решение, историки спорят до сих пор. Крым никогда Украине не принадлежал. Можно отметить лишь одно совпадение. До 1954 г. существовал единственный документ, согласно которому Крым должен был отойти к Украине. В 1919 г. такое предложение внесли на Версальской конференции президент США Вильсон и его советник, «серый кардинал» Хауз, оно было принято конференцией [192]. Получалось, что Никита Сергеевич выполнил их давнее решение…
Ну а в феврале 1954 г. на пленуме ЦК он выдвинул грандиозную программу освоения целины. Было установлено, что в бескрайних степях Казахстана, Южной Сибири почва очень плодородная. Но она служила лишь пастбищами, земледелие там никогда не развивалось. Хрущев жонглировал цифрами, показывал, что распашка целины под зерновые культуры даст огромные урожаи. А зерно оставалось основной статьей советского экспорта. Это сулило колоссальные валютные прибыли. Способствовало бы новому рывку промышленности, дальнейшему повышению благосостояния. Приняли постановление освоить 13 млн гектаров целины. Чтобы возглавить дело, подвернулись два «изгоя». Пономаренко и Брежнев.
Пономаренко был выдвиженцем Сталина, возглавлял компартию Белоруссии, стал секретарем ЦК и членом Президиума ЦК. Но при реорганизациях «выпал» из партийной верхушки, его пристроили министром культуры. Сейчас его поставили первым секретарем компартии Казахстана, а Брежнева к нему – вторым секретарем. Между прочим, вопрос освоения целины рассматривали еще при Сталине, в 1940 г. Но тогда выявили очень большие трудности и отложили для дополнительной проработки. Сейчас было не так. Хрущев понукал всех должностных лиц, и машина завертелась. На целину погнали составы с тракторами, комбайнами. Погнали и людей, молодежь. Из вузов целые выпуски получали направления на целину.
Хотя бросок в степи был совершенно не обеспечен, не было ни социальной, ни транспортной инфраструктуры для такого дела. Не было даже станций для разгрузки поездов. Те же трактора и комбайны сваливали из вагонов прямо в снег. Подвозили новые грузы – сваливали на старые. Техника ломалась, ржавела. Люди, прибывшие на целину, ютились в палатках, в бараках. С нуля начинали строительство городов, поселков, станций и одновременно распахивали степи. Но вся партийная пропаганда, система культуры были нацелены на возбуждение энтузиазма. Превозносился трудовой подвиг покорителей целины. Туда провожали с оркестрами, митингами, транспарантами, ехали с песнями.
А Никита Сергеевич старался возвысить свою личную популярность. Разъезжая по стране, «запросто» встречался с колхозниками, работягами и поговорить мог «по-простому», соленое словечко ввернуть, посочувствовать трудностям, даже выпить «с народом». На съезде профсоюзов вдруг гневно обрушился на профсоюзных руководителей за то, что они никогда не защищали «права трудящихся». Констатировал «глубокое разочарование трудящихся в профсоюзах». Потребовал исправить эти недостатки, следить за материальным поощрением рабочих, за мерами по охране труда. Увеличилась зарплата, снижалась продолжительность рабочего дня и рабочей недели, повышалось и упорядочивалось пенсионное обеспечение.
Но в большей степени Хрущев делал опору на местных начальников, на партийных функционеров среднего звена. Тех самых «удельных князьков», которых прижимал Сталин, не давая им лишней самостоятельности. Достигнув высокого (или относительно высокого) положения в районах, областях, республиках, они желали пользоваться этим. Жить по-начальственному, «властвовать» в свое удовольствие и не дрожать, что тебя в любой момент за твои дела притянут к ответу. Хрущев не обманывал их ожиданий, требуя только поддержки для себя и своей политики – а это партийные функционеры хорошо умели. Появился и термин «оттепель». Хотя здесь надо отметить существенный момент. Сперва был вброшен термин, а уже потом стало подразумеваться, что должна начаться какая-то «оттепель». Автором этого вброса стал Илья Эренбург.
Эренбург был одним из главных творцов «культа личности» Сталина, перехлестывая других авторов в области славословий. Но в мае 1954 г. в журнале «Новый мир», появилась его повесть, которая так и называлась «Оттепель». Пронизанная духом неких «новых веяний», свобод. Это слово сразу же подхватили. Появились и другие произведения с духом «новых веяний». Хотя никакой «оттепели» в идеологической области в это время вроде бы не подразумевалось! Даже вполне лояльную повесть Эренбурга в ЦК сочли чрезмерным вольнодумством. «Новый мир» получил крупный нагоняй, а его редактора, Твардовского, сняли с должности.
Летом 1955 г. председатель Союза писателей Фадеев, Самуил Маршак, Лев Кассиль и ряд других литераторов обратились в ЦК с ходатайством о пересмотре дела Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Хрущев назначил прокурорскую проверку, и результаты предсказать было нетрудно. Всех осужденных реабилитировали. С точки зрения Эренбурга, реабилитацию ЕАК и впрямь можно было считать началом «оттепели». И стоит ли удивляться, что зарубежные средства массовой информации воспылали повышенным вниманием к Хрущеву, начали превозносить его как мудрого и прогрессивного политика? А это, в свою очередь, способствовало укреплению позиций Никиты Сергеевича внутри страны. В 1953 г. его еще не воспринимали как «вождя». Для народа он оставался хоть и Первым секретарем ЦК, но одним из целой плеяды соратников Сталина. А теперь он раз за разом представлял СССР за рубежом, его «признали» Америка, Англия, Франция. Он приобретал вес персонального лидера. Можно даже прийти к выводу: без его «признания» Западом был бы невозможен политический взрыв на XX съезде партии.
XX съезд
В феврале 1956 г. открылся XX съезд партии. Сперва ничто вроде бы не предвещало взрыва. В отчетном докладе Хрущева был сделан упор на возможность «мирного сосуществования» социализма и империализма. Подчеркивалось «многообразие» путей перехода к социализму, то есть революции и гражданские войны необязательны. Таким образом, Никита Сергеевич заверил Запад, что не собирается вести подрывную работу. По докладу Булганина был принят план 6-й пятилетки.
«Увертюрой» к главному послужила речь Микояна. Он резко раскритиковал сталинский учебник «Краткий курс истории ВКП(б)», всю литературу по истории революции и советского периода. 25 февраля, в последний день работы съезда, Хрущев объявил вдруг закрытое заседание – без прессы и представителей иностранных компартий. Там он 4 часа зачитывал секретный доклад «О культе личности и его последствиях». Между прочим, аргументы в нем использовались очень старые. Те же самые, на которые в 1920-х пытались опереться троцкисты в борьбе со Сталиным. «Ленинское завещание», обвинение в том, что Сталин извратил «партийную демократию». К этому добавились «сталинские репрессии», на Иосифа Виссарионовича возлагалась вина даже за поражения в 1941–42 гг.
Хотя тематика была очень четко выверена. Доклад вообще не касался коллективизации, раскулачивания, голодомора начала 1930-х. Репрессии осуждались только против коммунистов, да и то не всех. В число «невинно пострадавших» не были включены троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы и прочие участники политических оппозиций. В общем, сохранялась непререкаемая догма, что курс партии и правительства всегда был правильным. А в качестве «оклеветанных» для реабилитации были выбраны военные – Тухачевский, Якир, Блюхер и пр., ряд партийных деятелей – Косиор, Постышев, Чубарь и некоторые другие. В целом же как-то так получилось, что оправдывались палачи гражданской войны, а также лица, принявшие активное участие в раздувании «ежовщины». Ну и те, чьи дела были пересмотрены недавно – «ленинградцы», ЕАК, «врачи».
Причины репрессий сводились сугубо к личным качествам Сталина – его «тирании», подозрительности, нетерпимости к чужим мнениям. Откуда следовал вывод – партия должна вернуться к истинному ленинизму. Разумеется, доклад вызвал эффект разорвавшейся бомбы. Но никаких вопросов и обсуждений заведомо не предполагалось. Доклад специально поставили в конце работы съезда. Вбросили его в круг делегатов, и сразу после этого съезд был закрыт.
По решению Президиума ЦК доклад предполагался именно секретным. Но Хрущев даже не собирался соблюдать это условие. Доклад заблаговременно отпечатали в виде книжечек, вручили каждому делегату, их увозили с собой. Мало того, эти книжечки разослали в местные парторганизации, как бы только для коммунистов. Но их выдавали и беспартийным – собрания по обсуждению доклада было предписано провести на предприятиях, в колхозах, воинских частях, даже в школах среди старшеклассников. Книжечку направили и в иностранные компартии, ее содержание попало в западную прессу. Грязь расплескалась на весь мир.
И если для советских граждан со всеми оговорками доклад преподносился как персональный удар по Сталину, то на самом-то деле он перечеркивал политику Иосифа Виссарионовича. Начинал разрушение фундамента созданной им Советской империи. А заодно Хрущев утверждал свою личную власть. Отныне его соратники находились под угрозой, что и их объявят «сообщниками сталинских преступлений».
XX съезд вызвал сильнейшее брожение в умах. Среди молодежи всплеснуло вольнодумство. Если система столько лет была преступной, то и сейчас страной руководили выходцы из той же системы. Падал авторитет самой советской власти. А с другой стороны, многие люди возмутились нападками на Сталина. В марте 1956 г. в Тбилиси начались массовые манифестации под лозунгами «Долой Хрущева!» и «Молотова – во главу КПСС». Грузины до того разбушевались, что их разгоняли войсками, погибло 22 человека, несколько десятков было ранено, несколько сотен арестовано. А уж имя Молотова Никита Сергеевич воспринял как сигнал опасности. Поспешил подорвать его позиции. Под предлогом «неправильной югославской политики» его сняли с должности министра иностранных дел, заменили партийным аппаратчиком Шепиловым.
Но, с другой стороны, и «десталинизацию» Хрущев подразумевал только в ограниченных и управляемых формах. Требовалось списать на Сталина все плохое и изменить политическую линию по проектам самого Никиты Сергеевича. В июне ЦК КПСС принял постановление «О преодолении культа личности и его последствий», где подчеркивалось, что в целом политика партии и государства при Сталине была верной, «некоторые ограничения внутрипартийной и советской демократии» признавались неизбежными «в условиях ожесточенной борьбы с классовым врагом». А «перегибы» опять объяснялись персональными пороками Иосифа Виссарионовича. Все, что выходило за эти обозначенные рамки, требовалось строго пресекать.
Партбюро Института теоретической и экспериментальное физики при обсуждении «секретного доклада» приняло резолюцию, где приветствовалось «исправление ошибок партии». Дошло до Хрущева, и он устроил бурю. Объявил, что у партии ошибок не было и не могло быть, а авторы резолюции «пели с голоса меньшевиков и эсеров». Их выгнали с работы и из партии, чуть не посадили [118]. А сотрудники Ленинградского библиотечного института Пименов, Вайль Заславский, Вербловская и Данилов написали и стали распространять «послесловие» к «секретному докладу». Попали на скамью подсудимых и в тюрьму. В это же время были арестованы два студенческих кружка в МГУ, пытавшихся по-своему трактовать идеологические и исторические вопросы.
Однако на Западе репрессий Хрущева будто не замечали, превозносили его как «прогрессивного» и «демократичного» правителя. А он постарался подтвердить подобную репутацию. После XX съезда Хрущев решил закрепить свою славу «освободителя» массовой реабилитацией осужденных. ГУЛАГ был преобразован в Главное управление исправительно-трудовых колоний. По лагерям были разосланы комиссии с правом пересмотра дел и амнистии. За последующие несколько лет было реабилитировано 700 тыс. человек, эта цифра вошла в историю. Вот только… здесь имеется одно большое «но». На начало 1956 г. количество заключенных, осужденных по политическим статьям, составляло всего 110 тыс. И из них 67 тыс. – изменники времен войны и бандеровцы с «лесными братьями».
Но ведь требовалась массовость. Комиссиям целенаправленно была дана такая установка! Реабилитировали изменников с националистами, которых еще не освободили раньше. Для количества добавили из тех, кто сидел по уголовным статьям. Наконец, в число 700 тыс. попали те, кто уже отсидел, умер в лагерях, был расстрелян. С одних снимали прошлые судимости, других реабилитировали посмертно. А Центральная ревизионная комиссия разбирала дела коммунистов. Оправдала и восстановила в партии 30 тыс. человек. Причем это число относится к репрессированным за все годы правления Сталина! Отнюдь не миллионы!
Хрущев провел и «реабилитацию народов», депортированных в 1943–1944 гг. Между прочим, при оценке этих операций стоит иметь в виду, что во время войны ни одно воюющее государство не церемонилось с потенциальными противниками. США и Великобритания интернировали в своих владениях всех японцев, немцев. Захватив в Африке колонии Италии, англичане загнали в концлагеря всех проживавших там итальянцев. Когда в Индии начались освободительные выступления, британцы депортировали все население из прифронтовых областей, а вдобавок вывезли продовольствие и устроили голодомор – погибло 3,5 млн человек. Можно вспомнить и депортацию судетских немцев, которую организовало правительство Чехословакии – еще не социалистическое, а буржуазное, базировавшееся под крылом американцев. Война уже завершилась, но из страны изгнали 3 млн человек, депортация сопровождалась страшными зверствами, только по официальным данным погибло 19 тыс. мирных жителей, а реально в несколько раз больше.
В Советском Союзе ситуация была иной. С началом войны на Кавказе заполыхали восстания, резали русских. Многие крымские татары, калмыки, кавказские горцы стали сотрудничать с оккупантами. Когда врага удалось отогнать, в тылах продолжалось восстание, действовали отряды Хасана Исраилова численностью свыше 20 тыс. человек, поддерживали связи с немцами – они отступили совсем недалеко, были в Крыму и на Тамани. Мятежники укрывались в горах и в селениях, маскировались под мирных жителей. В таких условиях Сталин принял решение зачистить тылы. Депортировали калмыков, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев. Позже настал черед крымских татар, турок-месхетинцев. Но их не выгоняли на произвол судьбы и голодную смерть, как индусов или судетских немцев. Не запирали в концлагеря, как итальянцев и японцев. Просто переселяли подальше от родных мест – в Казахстан, Среднюю Азию. Выделяли места для спецпоселений, продукты и все необходимое. По личному распоряжению Сталина эшелоны переселенцев должны были сопровождать врачи. Конечно, после войны их уже можно было возвратить на места прежнего проживания. Но… Хрущеву требовалось погуще очернить Сталина и Берию. Поэтому причина депортаций затиралась. Изгнанников представляли невинными жертвами «террора». Перед ними каялись, предоставляли льготы и преимущества. За счет других. 7 февраля 1957 г. была восстановлена Чечено-Ингушская автономная республика. Раньше город Грозный, населенный русскими, и казачьи районы на правом берегу Терека имели статус «национальных автономий». Сейчас их вернули в Чечено-Ингушетию, без всякой автономии. Мало того, в качестве «компенсации» за обиды Хрущев добавил ей 4 района на левом берегу Терека – прежде они входили в Ставропольский край.
При этом от Ставрополья оказался отрезан еще один район, населенный казаками, – Кизлярский. Его отдали Дагестану. Чеченцев, возвращаемых из ссылки, начали селить не в горах, где они обитали прежде, а на равнинах, на казачьих землях. А возвращение карачаевцев, балкарцев, ингушей сопровождалось скрытными депортациями осетин, адыгов, кабардинцев, которым в 1944 г. были отданы земли выселенных. Теперь их изгоняли. Ну а в искреннем стремлении Хрущева восстановить «историческую справедливость» можно усомниться. Ведь Крым-то он сам отдал Украине. Поэтому крымские татары из списка «реабилитированных народов» выпали, на родину их не вернули.
