Царскосельская железная дорога
Противопоставление Жуковским с его либеральным пацифизмом государя-воина законодателю и попечителю о народных нуждах было совершенно неправомочным. Тут уж он явно забыл Ивана Великого, Ивана Грозного, Петра I, отлично сочетавших в себе эти качества. Таким был и Николай I. Необходимость преобразований он осознавал гораздо глубже, чем революционеры, спекулировавшие на них. Даже во время следствия над декабристами специально собрал и внимательно изучал мнения мятежников о недостатках в государстве, предложениях реформ.
В первую очередь это касалось крепостного права. Причем юридически оно зиждилось «на песке». Введенное позже, чем на Западе, в 1592 г., изначально оно означало только запрет для крестьян уходить от одного землевладельца к другому. Но вся земля принадлежала государю, который и жаловал ее в потомственное владение (вотчины), а большинству дворян давал временно, как плату за службу (поместья). Такой порядок узаконило Соборное уложение царя Алексея Михайловича в 1649 г. Оно тоже лишь прикрепило крестьян к хозяйству! Продавать их, отбирать их наделы и имущество запрещалось – «крещеных людей никому продавати не велено» [14].
В конце XVII в. Федор Алексеевич и Софья внедрили в России польские порядки, дворян стали называть «шляхетством», простонародье – «подлым людом». Но и при Петре I розничной торговли крестьянами еще не было. Хотя он уравнял поместья с наследственными вотчинами, превратив их в собственность дворян – за это установил для них пожизненную службу. Стал приписывать государственных крестьян целыми деревнями к заводам – и они тоже становились зависимыми. А незадолго до смерти, в 1724 г., Петр ввел «подушную подать», всеобщий налог на армию и флот. С крепостных ее собирал помещик, платил государству по количеству «душ». Отсюда утверждалось представление, что и «души» – его собственность.
В последующие годы безалаберным Петром II рулили аристократы, снова брали за образец Польшу с ее «свободами» для магнатов. А там крепостное право было суровым – и тут-то пошла торговля крепостными. Но без всяких законов, «явочным порядком». Первый законодательный акт по данному вопросу появился лищь при Елизавете. В 1746 г. указ Сената определил, что владеть крепостными могут только дворяне: «Впредь купечеству, архиерейским и монастырским слугам, и боярским людям и крепостным, и написанным ко купечеству и в цех, такоже казакам и ямщикам и разным разночинцам, состоящим в подушном окладе, людей и крепостных без земель и с землями покупать во всем государстве запретить» [15].
Из текста видно, что торг уже шел вовсю, крепостными обзавелись купцы, слуги и даже крепостные. Их собственность признавали незаконной, отбирали. Но казаки, выслужившиеся в офицеры, становились дворянами с правом иметь крепостных. Среди купцов делалось исключение для владельцев предприятий, и продолжалась практика приписывать крестьян к заводам. А в 1755 г. Елизавета окончательно передала заводских крестьян хозяевам, уравняла с крепостными.
Тем не менее все законы и указы Петра I, Анны Иоанновны, Елизаветы однозначно увязывали дворянские права землевладения с обязанностями службы (у купцов – с обязанностями производства). За нарушение таких правил имения отбирались. А крестьяне оставались прикрепленными к поместью, а не к помещику. Дворяне продавали деревни, проигрывали в карты, вносили в залог. Крепостные переходили от одного владельца к другому вместе с «вотчинами». Хотя это нарушалось, ведь из крестьян набирали дворовых, слуг, отрывая от деревень. Их можно было отдать в наем, подарить, продать.
А Петр III, желая обеспечить себе опору в лице дворян, 18 февраля 1762 г. издал «Манифест о вольности дворянства». Обязательную службу Отечеству, на которой основывались все привилегии, отменил. И именно этим манифестом утвердилось крепостное право в форме рабства – деревни уже без всяких условий стали частной собственностью помещиков. Петр III дал дворянам и права переселять своих крестьян в другие имения и уезды! «Души» стали собственностью владельца сами по себе – без привязки к деревням [16]. Стало возможным торговать людьми без всяких ограничений (для Германии и Швеции, на которые ориентировался Петр III, в те времена это было нормальным).
Свергнувшая его жена Екатерина в начале правления была проникнута либеральными идеями, в крепостничестве видела зло. Но и ее опорой было дворянство, поэтому Манифест о вольностях она не отменила. Сумела лишь в рамках церковной реформы освободить 2 млн крепостных из монастырских, митрополичьих, епископских владений (за что на нее обиделось духовенство). А желание освободить дворянских крепостных императрица вынесла на созванную в 1767 г. для пересмотра законов Уложенную комиссию, где проблему спустили на тормозах.
Ранее уже отмечалось, что первым взялся ограничивать крепостное право Павел I. Александр I продолжил указом о вольных хлебопашцах и освобождением крестьян прибалтийских губерний – что вызвало массу осложнений, и даже Николаю I пришлось заниматься устройством безземельных беженцев из Эстонии и Латвии. Но против крепостничества он был настроен решительно. 6 декабря 1826 г. создал Секретный комитет, поручив ему проработки крестьянской реформы. Однако встретил сильнейшее противодействие сановников и даже собственных братьев. В результате были только подтверждены законы Павла I о запрете розничной продажи крепостных без земли, разделения крестьянских семей, лишения их земельных наделов. Кроме того, Николай прекратил награждения отличившихся дворян деревнями – заменил деньгами.
Но ему одновременно приходилось решать множество разнообразных вопросов, он работал по 16–18 часов в день. Так что забавы или занятия с семьей, с детьми выдавались не часто. В 1833 г. была завершена работа над полным Сводом законов Российской империи. Под личным руководством Николая и благодаря канцелярским талантам Сперанского грандиозное дело было выполнено за 7 лет, принято 30-томное собрание законов, которое сменило давно устаревшее Соборное уложение 1649 г. [18].
Разбираясь с истоками тайных обществ, Николай сделал вывод о системе образования. Юные дворяне набирались «передовых» идей при обучении за границей – а для прекращения порочной практики требовались хорошие учебные заведения на родине. По указаниям государя создавались технический и педагогический институты, училища гражданских инженеров, правоведения, архитектурное и др.
Вместо закрытых Варшавского и Виленского университетов император учредил Киевский Святого князя Владимира. Реорганизуя сферу образования, Николай I хотел придать ей и четкое идеологическое направление – созидательное, патриотическое. Назначил министром народного просвещения видного ученого Сергея Уварова. В противовес либеральной триаде «свобода, равенство, братство», он сформулировал отечественную: «Православие, Самодержавие, народность». Эта линия стала в России официальной.
А эпидемия холеры выявила серьезнейшие недостатки здравоохранения. Под контролем Николая I пошло строительство новых больниц, госпиталей. Крупные дотации были выделены на научные разработки в области медицины. Для детей, лишившихся родителей, царь начал создавать по всей стране Сиротские институты. Холерные бунты напомнили и о проблеме военных поселений. Царь ликвидировал нежизнеспособную инициативу старшего брата. Крестьянам в поселениях дали статус «пахотных солдат». Они освобождались от военных занятий, но должны были 3 дня в неделю работать на армию, заготавливая для нее продовольствие и фураж. А солдаты стали просто солдатами, освобождались от таких задач.
Но вновь вставал вопрос, ради которого Александр создавал военные поселения, – удешевления армии, обученного резерва. Николай I понимал недостатки рекрутской системы. Гораздо лучшей признавал всеобщую воинскую повинность [18]. В ту пору она действовала только в одной стране – Пруссии. Но одним махом переходить на нее было нельзя. При сокращении срока службы сократилась бы и армия. Прежде чем вводить всеобщую повинность, следовало накопить подготовленный резерв на случай войны. В передышке после войн с Персией, Турцией и Польшей Николай I сделал первый шаг в данном направлении. С 1834 г. снизил срок действительной службы солдат с 25 до 20 лет. Потом их увольняли в «бессрочный отпуск», но они еще 5 лет числились в запасе, при необходимости их могли призвать.
Польская революция вскрыла и враждебность католической, униатской церквей. Они активно участвовали в разжигании восстания, предоставляли базы для партизанских отрядов. А в западных областях они занимали господствующее положение. Николай I повелел строить там православные храмы за казенный счет. Католиков прижал тонко. Откопал старую папскую буллу об упразднении мелких монастырей. О ней давно забылось, но в Белоруссии и на Украине таких католических монастырей было большинство. Царская администрация принялась выполнять давнее распоряжение папы, высылая монахов, а монастыри передавая православным [19].
А среди униатов многие тяготились, что в подчинении Ватикана они занимают второсортное положение по сравнению с католиками. С ними начали переговоры, приглашая воссоединиться с православными. В 1839 г. в Полоцке созвали собор, отменивший Брестскую унию 1596 г. К Русской Церкви перешли более 1500 священников, 1600 приходов, 1,6 млн прихожан, вернулись многие святыни, в том числе Почаевская Лавра. На территории России униатская церковь прекратила существование!
Немало хлопот доставляли государю и международные дела. Царь спас турецкого султана Махмуда от восстания египетского наместника, за которым стояли англичане и французы. Прислал прямо в Константинополь войска, военную эскадру, заставившие мятежников покориться султану. Россия за это получила выгоднейший Ункяр-Икселесийский договор о дружбе и союзе. Турки фактически приняли покровительство нашей страны, обязались свободно пропускать русские суда через черноморские проливы, закрывая их для кораблей враждебных России держав.
Лондон и Париж подняли бури возмущения, грозили войной. Но царь занял твердую позицию, а на реальный конфликт они не отважились. Взялись создавать антироссийский блок с Испанией, Португалией. Николай I в ответ укреплял альянс с Пруссией и Австрией, неоднократно ездил за границу. Ездил и по России – каждый год намечал маршрут по разным городам, лично проверял состояние гарнизонов, больниц, учебных заведений, тюрем, жизнь подданных. Такие путешествия он совершал всего с несколькими сопровождающими, в 2–3 каретах. Мчались без всякой помпы, свиты, отдыхали на обычных постоялых дворах.
Хотя польские революционеры приговорили государя к смерти. Караулили за рубежом, засылали террористов в Россию. Но Николай оставался спокойным, говорил: «Бог – мой страж, и если я уже не нужен более для России, то Он возьмет меня к Себе». Царь и по Петербургу гулял один, без охраны. Иногда нанимал извозчиков, не знающих, кого они везут. Беседовал с ними, узнавая мысли и нужды простых людей.
А его визиты в Пруссию и Австрию имели еще одно последствие. В 1816 г. Александр I принял гимн России «Молитва русского народа» на слова Жуковского и мелодию «союзного» британского гимна. Сейчас отношения с Англией испортились, а на встречах с монархами в честь Николая звучала музыка ее гимна. Царь попросил композитора Львова написать другую, слова под нее снова сочинил Жуковский, и в 1833 г. император утвердил новый гимн, «Боже, Царя храни!»
Да, Господь хранил его и его семью, у него было семеро детей. Подрастали три дочери, сына Константина отец с детских лет предназначил руководить флотом, Николая – армией, а Михаил еще не начал ходить. Ну а старшему Саше 1834 год сперва принес горе, умер Мердер. Наследник рыдал, говорил, что тот был для него «вторым отцом». Но в апреле Саше исполнилось 16. Ему предстояло принести присягу, начинать службу государю и Отечеству. Николай I поручил Жуковскому дополнительно разъяснить наследнику духовный и политический смысл этого шага.
Сын проникся в полной мере. В праздник Пасхи Христовой, 22 апреля, в церкви Зимнего дворца он читал текст присяги со слезами на глазах, и отец обнял его. Сам Александр отметил знаменательное событие, пожертвовав по 50 тыс. руб. в пользу бедняков Петербурга и Москвы. Как совершеннолетний он впервые появился на балу, блеснув безукоризненными манерами. Его вступление во «взрослую» жизнь праздновала и вся страна. А российский академик Норденшельд открыл в эти дни на Урале новый минерал – назвал в честь наследника, «александрит».
Учеба Александра еще продолжалась. Мердера заменил директор Пажеского корпуса Кавелин, главным «попечителем наследника» стал князь Ливен, но руководил по-прежнему Жуковский. Цесаревичу теперь преподавали военную историю, курс российских законов – его вел Сперанский. Началась и практическая подготовка к царствованию. Отец ввел его в Сенат – присутствовать при обсуждении административных, хозяйственных, судебных дел. А в 1835 г. ввел в Синод.
Правда, как раз по линии Церкви в это время случился скандал. Святитель Московский Филарет (Дроздов) и поборник Православия митрополит Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский) сумели доказать царю, что законоучитель наследника Герасим Павский уклоняется в протестантские ереси. Его отстранили, вместо него оба митрополита рекомендовали священника Василия Бажанова, преподававшего Закон Божий в Петербургском университете, педагогическом институте и двух гимназиях.
Он стал законоучителем и духовником Александра, написал для него сочинение «Об обязанностях христианина» (позже оно стало учебным пособием). И царь не пожалел о выборе, через несколько лет сделал Василия Бажанова своим духовником. А вокруг Павского позже всплыл еще один скандал. Оказалось, что он подпольно продолжал запрещенную государем работу по переводу Библии, размножал ее. Изъяли и уничтожили 300 книг, сохранив несколько экземпляров в Синоде. Павскому грозило лишение сана, ссылка. Но ведь это означало признать, что наследника воспитывал сомнительный священник. Дело замяли, ограничились «келейным» увещеванием, увольнением его с соучастниками из духовной академии и взятием под надзор [20].
А Николай I все чаще вызывал Александра присутствовать при докладах министров. Иногда вдруг спрашивал, что он думает по тому или иному поводу. Вопросы обсуждались уже совсем не «детские». Новые законы, Уложение о наказаниях, реформа городского управления, новые положения о казачьих войсках. На Кавказе в тяжелых боях удалось покончить с предводителем немирных горцев, Кази-Мухаммедом. Но появился новый вождь, дерзкий и талантливый – имам Шамиль. А подпитывали войну англичане.
Морское побережье после войны отошло к России, и Николай I решил перекрыть эти ворота для поставок оружия, строить Черноморскую береговую линию. Под прикрытием флота с боями высаживались десанты. Строили форты у Гагр, Геленджика, Новороссийское, Вельяминовское (Туапсе), Лазаревское, Навагинское (Сочи). Солдаты расчищали заросли в болотах, брали берег под контроль. Две шхуны со смертоносным грузом и целый склад оружия удалось после боя уничтожить под Новороссийском.
А бриг «Аякс» перехватил британскую шхуну «Виксен», нагруженную ружьями, пушками, порохом. Как выяснилось, послали этот арсенал английские дипломаты в Турции и… польское эмигрантское «правительство». В Лондоне конфискация «Виксена» вызвала ураган. Министр иностранных дел Палмерстон снова кричал о войне. Британский флот был приведен в полную готовность. Но Николай I тоже привел в боевую готовность армию и флот. Англичане покипятились и притихли, отозвали из Константинополя «засветившихся» дипломатов.
Неспокойным был и другой участок границы – прикаспийские, уральские степи, южная Сибирь. Соседи в Средней Азии – Хивинское, Бухарское, Кокандское ханства – давно пришли в упадок. Но их подданные кочевые племена промышляли набегами, угонами скота и людей. А власти Хивы, Бухары и Коканда поощряли разбой. Получали от него прибыли, скупали добычу и пленных. Царь и правительство наращивали пограничную оборону. Основали на Каспийском море Ново-Александровский и Ново-Петровский форты.
Без участия наследника не обходились испытания технических новинок. Военный инженер Шиллинг демонстрировал созданный им первый в мире электрический телеграф. Показывал царю на Неве и другое изобретение, действие взрывателей для морских мин. А Борис Якоби – «электроход», первую в мире лодку с электрическим двигателем. В 1834 г. в присутствии государя состоялись испытания подводной лодки Шильдера, первого в мире подводного ракетоносца. Экипаж из 8 человек осуществил погружение, пуск из подводного положения пороховых ракет, точно поразив мишени-шаланды. Загудел и паровоз Царскосельской железной дороги. Первыми пассажирами стали солдаты, вторыми – царь с семейством.
Но Николай Павлович, внедряя новое, не забывал и висящий на нем груз из прошлого, крепостное право. Нашел единомышленника, генерала Киселева. Он был либералом, вероятно, масоном. Но служил честно, представлял Россию при правительствах Молдавии и Валахии. Изучая его доклады, царь обратил внимание на мысли об освобождении крестьян и вызвал в Петербург. Показал ему массу документов, собранных по данной теме. Говорил: «Я знаю, мы займемся этим когда-нибудь: я знаю, что могу рассчитывать на тебя, ибо мы оба имеем те же идеи, питаем одни и те же чувства в этом важном вопросе, которого мои министры не понимают, который их пугает».
Царь ввел Киселева в Государственный совет, а 1835 г. создал новый Секретный комитет по крестьянской проблеме, подключив к нему и наследника. Позже этот комитет был преобразован в Министерство государственных имуществ во главе с Киселевым. Оно сумело значительно улучшить положение государственных крестьян, повысить их благосостояние. Но в деле освобождения крепостных усилия опять утыкались в противодействие всей дворянской верхушки. Удалось лишь ограничить права помещиков по отношению к крепостным, расширить им возможности выкупа на волю. За соблюдением их прав налаживался государственный контроль.
А цесаревича император шлифовал лично и строго. Однажды на параде при всех круто пропесочил за грубую оплошность. В другой раз приехал в Петергоф и среди дня застал играющим в карты с приятелями. Крепко отругал, занялся другими делами, а сын решил схитрить, втихаря завершить прерванную партию. Царь это обнаружил и тут уж не сдержался. Просто отхлестал по щекам. Но ведь и такой урок стал действенным. Азартными играми, да еще и в ущерб служебным обязанностям, Александр больше не увлекался.
Невзирая на подобные казусы, Николай Павлович искренне любил его, видел в нем преемника. В 1835 г. снова нужно было ехать за границу, встречаться с прусским и австрийским монархами, а III Отделение узнало: польские террористы готовятся перехватить государя. На этот раз он не взял с собой Александра, чтобы не быть вместе. Предупредил: если не вернется, властитель России уже есть. Написал завещание. Точнее, оно было инструкцией 17-летнему сыну, краткой и емкой, из 20 пунктов. Как начинать правление, чем руководствоваться. Применять не пришлось – террористов обманули, допустив «утечку информации» о ложном маршруте царя, а он без свиты, инкогнито, проскочил другой дорогой [21]. И отслеживал он не только упущения, но и успехи Александра. В декабре 1836 г. «за отличие по службе» произвел его в генерал-майоры. Тогда же назначил ему штат придворных – до сих пор считал это лишним баловством.
Наследник престола Александр Николаевич
В 1837 г. обучение наследника закончилось экзаменами по всему пройденному курсу. Принимала их комиссия из всех преподавателей во главе с императором. А завершить образование должно было путешествие по России, отец наметил маршрут через 30 губерний, до Сибири и обратно. Поездка тоже была подготовкой к царствованию. Жуковский пышно назвал ее «всенародным венчанием с Россией». Сопровождала Александра свита наставников. Он должен был записывать впечатления, пересылать отцу, составившему для него специальную инструкцию. Подчеркивал, что он не инспектор, едет лишь для ознакомления с родной страной. В случае замеченных недостатков не имеет права действовать самостоятельно, только через соответствующих начальников.
Но в остальном учил согласно собственным привычкам. В любом городе первым делом посетить собор и местные святыни. На обед к себе приглашать местную верхушку, но ответные застолья отвергать. Прошения принимать. Но самому по ним решений не выносить, собирать для передачи царю. Государь наставлял, как надо обходиться при встречах с дворянами, купцами. А «с простым народом доступность и непритворно ласковое обращение к тебе привяжет». «Ты увидишь и научишься ценить наш почтенный, добрый русский народ и русскую привязанность, но не ослепись этим приемом и не почти сие за заслуженное тобой, тебя примут везде как свою Надежду…» [22].
Действительно, народ всюду встречал цесаревича с радостью и восторгом. На Волге тысячи людей входили в воду по грудь – чтобы лучше было видно, когда он проплывет. В Костроме у Ипатьевского монастыря, где началась династия Романовых, огромная толпа оттеснила архиерея, и он долго не мог протиснуться в храм, начать службу. Но в поездке проявилась и неоднозначная роль либеральных наставников. В Вятке Жуковский и Арсеньев обратили внимание Александра на Герцена – он создал с приятелем Огаревым революционный кружок, за это его всего лишь перевели из Москвы в чиновники здешнего губернского правления. На Урале и в Сибири те же наставники устраивали аудиенции у наследника ссыльным полякам, раскольникам, сектантам. В Тобольске организовали, чтобы у храма на паперти Александра ждала группа декабристов со скорбными физиономиями. Так жаловались, что он расчувствовался до слез [23, с. 30].
Хотя по амнистии 1835 г. уже все декабристы были освобождены из мест заключения, оставались в Сибири только на поселении. Но ходатайства отцу не заставили себя ждать. Герцену был разрешен переезд из Вятки во Владимир, а потом и в Москву. Мятежникам царь разрешил поступать рядовыми в Кавказский корпус (с возможностью выслужить офицерский чин, вернув дворянство, и выйти в отставку). Или поступать на гражданскую службу – но в Сибири. Всего было собрано 16 тыс. прошений – в основном о материальной помощи. На это правительство выделило по 8 тыс. руб. каждой из губерний, которые посетил Александр.
Возвращение его в столицу омрачило бедствие, от пожара сгорел Зимний дворец. Впрочем, его быстро отстроили еще лучше, чем был, а Николай I воспользовался реконструкцией, выделив из жилого дворца музей, Эрмитаж – решил, чтобы шедевры искусства из царских коллекций стали доступны всем желающим. А у Александра начались занятия по непосредственной подготовке к управлению государством. Министр финансов Канкрин объяснял ему механизмы своего ведомства: бюджет, доходы, расходы, налоги. Один из создателей академии Генштаба Жомини учил законам стратегии и руководства армиями, видный дипломат Бруннов вводил в тонкости внешней политики.
Но в 1838 г. цесаревичу предстояло еще одно путешествие. Представить себя при европейских дворах, ознакомиться с зарубежной жизнью. И опять отец писал ему инструкцию. Особо предостерегал от огульного «западничества»: «Многое тебе польстит, но при ближайшем рассмотрении ты убедишься, что не все заслуживает подражания и что многое, достойное уважения там, где есть, к нам приложимо быть не может – мы должны всегда сохранять свою национальность, наш отпечаток, и горе нам, если от него отстанем…» [24, с. 34].
Впрочем, поездка имела еще две цели. У Александра обнаружились проблемы со здоровьем, периодически возобновлялся кашель. Впоследствии установили, что у него была хроническая астма, хотя и в легкой форме. Ему назначили подлечиться на целебных водах. А ко всему прочему в нем бурлила юная энергия, и… он оказался очень влюбчивым. Первый роман у него завязался в 14 лет. Он влюбился в 17-летнюю фрейлину сестры Ольги, Наташу Бороздину. Поверенной стала его другая сестра Маша, передавая «тайные» записки. Однако Наташа была девушкой умной, взаимности избегала и сводила все к шуткам. Она имела и привычку докучать всем нравоучениями, и порывы цесаревича сошли на нет.
Были и другие мимолетные увлечения, а на пороге 20-летия вспыхнула страсть к фрейлине Ольге Калиновской. Родители встревожились. Полячка, католичка, сирота. И благоразумием Наташи она не обладала, загорелась ответным чувством. Впору было вспомнить морганатический брак Константина с полячкой Грудзинской и отказом от престола. Вот и увидели выход, удалить Александра из Петербурга, чтобы его чувства угасли – и женить пора, пусть посмотрит в Европе невест. По традиции их выбирали из протестантских принцесс, они легко переходили в православие, в отличие от католичек.
29 мая 1838 г. на пароходе «Геркулес» царь сам отправился с сыном в Стокгольм, представил его шведскому королю. Вместе заехали и в Берлин, где расстались – дальше наследника сопровождали Жуковский, Ливен, Кавелин, врач и пять гвардейских офицеров. Каждый день он отсылал отцу письма, из которых видны совершенно доверительные отношения между ними. По-прежнему вел и путевой дневник. Но в августе, после лечения на курорте в Эмсе, Александр захандрил. Стал проситься на время вернуться в Петербург. Царь запретил, и сына прорвало. Он открыто признавался отцу, что его любовь к Калиновской не остыла. Не отказывался, что обязан посвятить себя «священному долгу», но был в отчаянии – сравнивал, что отец женился по любви, а ему придется заключать брачный союз на притворстве.
О том же писал матери. А дяде Михаилу Павловичу раскрыл и больше, что он с радостью сменил бы тяжесть царствования на любовь и счастье в семье (как видим, у Романовых это было общим – и Александр I мечтал об отречении, и Константин, Николай отнюдь не рвались занять престол). Отца обращение к брату Михаилу, известному скандальными амурными похождениями, особенно возмутило. Показывало легкомыслие сына, выбравшего такого советника. Полетели соответствующие указания наставникам, а сыну отец и мать в один голос напомнили: его долг перед Богом – в первую очередь доверять родителям. И династию продолжить – тоже священный долг.
Цесаревича повезли в Италию, Австрию и стали колесить по германским княжествам, где имелись принцессы на выданье. Николай I возлагал большие надежды на княжну Бадена, но сын заключил: «Эта особа не в моем вкусе». То же самое было с принцессой Вюртембергской. Дармштадт в программе путешествия не значился, просто лежал по пути. Но великий герцог Людвиг II подготовился к встрече русского наследника, и Кавелин уговорил Александра, что не стоит обижать его. 13 марта 1839 г., едва прибыли в Дармштадт, Людвиг сам примчался к цесаревичу. Пригласил в театр, на ужин в свой замок. И тут-то увидели его младшую дочку, 15-летнюю Максимилиану-Вильгельмину-Августу-Софью-Марию. Она пленила Александра, наконец-то заслонила Калиновскую. Наследник писал отцу: «Она страшно мне понравилась с самого первого момента, как я ее увидел… И если ты позволишь, дорогой Папа, после моего посещения Англии я снова возвращусь в Дармштадт».
Жуковский даже предлагал схитрить, под предлогом нездоровья задержаться там. Но от этого цесаревич отказался, отправились в Голландию и Лондон. А известие из Дармштадта вызвало новые проблемы. Граф Орлов, подключенный к свите наследника, доложил царю: есть подозрения, что избранница Александра – дочь вовсе не Людвига II. Это Николай I и сам знал, но отреагировал спокойно: «Сомнения насчет законности ее рождения более основательны, чем вы думаете… Но так как она признана фактически и носит имя своего отца, никто не может ничего говорить насчет этого». Еще бы! Чудом разрешался кризис и с настроениями цесаревича, и с поисками невесты! Однако о незаконном происхождении принцессы знала и императрица, изначально была категорически против, очень огорчив сына.
Хотя в Англии добавился новый поворот, Александр был представлен королеве Виктории – 20-летней, еще незамужней, и… совершенно очаровал ее! И цесаревич в нее тоже влюбился, забыв о дармштадтской девице! Королева закружила его в водовороте праздников, развлечений, они были вместе и в театре, и на прогулках. Но тут уж всполошилось британское правительство, дошло и до Петербурга. Мужу Виктории предстояло стать всего лишь принцем-консортом с функцией производства детей. А супруге Александра предназначалась судьба православной императрицы России. Нежелательный роман постарались разрулить сразу с двух сторон. После бала, о котором Виктория записала в дневнике, «никогда я не была так счастлива», ее увезли из Лондона в Виндзор. А наследник получил напоминание отца: пора прощаться с Англией.
Что ж, он осознал: продолжение отношений с королевой для него все равно невозможно. Вероятно, эта история помогла и уговорить его мать: лучше уж принцесса сомнительного происхождения, чем непредсказуемые страсти сына. Александр неделю провел в Дармштадте, отцовские дипломаты начали с Людвигом II переговоры о браке. А цесаревич вернулся в Россию и… возобновилась его связь с Калиновской! Мать была в ужасе. Писала мужу: «Что станет с Россией, если человек, который будет царствовать над ней, не способен владеть собой». Но отец теперь действовал решительно. Калиновскую экстренно выдали замуж за богатейшего польского аристократа Ожинского, отправили подальше от Петербурга.
В 1840 г. Александр навестил Дармштадт уже с родителями, состоялась помолвка. А потом и невеста приехала в Россию. Стала учить язык, знакомиться с русской культурой, верой. Приняла православие и стала Марией Александровной. В апреле 1841 г. цесаревича обвенчали с ней. Его супруга была очень скромной, застенчивой, любила уединение – сказалось непростое детство, Николай I писал, что ее «едва терпели в семье» из-за незаконного происхождения.
Свадьба стала символическим рубежом, цесаревич и весь двор распрощались с Жуковским. Во время заграничного путешествия с наследником 56-летний поэт тоже нашел любовь, 18-летнюю дочь художника Рейтерна. А теперь счел свою миссию выполненной и уехал жить к невесте в Германию. Но это был и рубеж, когда отец начал доверять Александру самостоятельные дела. Ввел его в Государственный совет, в Комитет министров.
В 1842 г. император отправился на месяц в обычную инспекционную поездку по стране и неофициально оставил наследника вместо себя. Он справился, и такая практика стала обычной. Британский посол Кларикард докладывал, что «в России как будто правят два императора». А дела-то вершились грандиозные. Строилась железная дорога от Петербурга до Москвы, и цесаревич вошел в комитет по ее сооружению. Одновременно прокладывались линии телеграфной связи, по России мостились шоссейные дороги с твердым покрытием – их протяженность достигла 8,5 тыс. верст.