Валерий Пушной
Безумство опрокинутого эха
– Не втирай мозги про усы, козявка! – грубовато парировал парень. – Усы – дело наживное.
До конца не понимая, шутит парень или говорит серьезно, Катюха бросила:
– И потом имя у тебя не совсем подходящее! – она надеялась, что он назовет свое имя и ей хоть что-то станет о нем известно. – Не сочетается с моим.
– Ты еще скажи, курица, родился я не в тот день, не в том месте, учился не в той школе и не в том классе! – набычился, недобро посмотрел исподлобья парень и не назвал имени.
– Может, и так, – прищурила глаза Катюха. Вытянуть из него информацию оказалось не так-то просто.
– А когда за одной партой со мной сидела, коза безрогая, не думала, что я не за ту парту сел? – спросил глухо и повернул козырек бейсболки набок.
– Я? – неподдельно изумилась Катюха, забыв на миг, что он принимал ее за другую. Вопрос на секунду загнал в угол. Пока, наконец, в мозгах не щелкнуло, что вопрос, обращенный к ней, имел отношение к другой Катерине.
– Ты, конечно, кошка драная! – холодно подтвердил парень. – А кто ж еще? – он говорил серьезно, убежденно, Катюха не почувствовала никакой игры в его тусклом голосе.
Надо было чем-то зацепить парня, чтобы выудить хоть какую-то информацию. И девушка наугад выдохнула:
– Ты же учился в другой школе.
– Так это в начальных классах, – хмуро не опроверг парень. – А потом перевелся к вам, в двадцать девятую, в пятый «А». Помнишь, я еще ужа в класс приволок. Все в классе разбежались от страха и сорвали урок. Так здорово получилось. Классно, правда? Меня к директору потащили. Все так и думали, что мне крышка, хана, выгонят из школы. Но меня тогда не выгнали, я всем мозги запудрил, к тебе подсадили за первую парту. Не по зубам им оказался Фарин Лешка.
В голове у Катюхи все смешалось. Да, она училась в двадцать девятой школе в «А» классе, но никогда среди ее одноклассников не было Фарина Лешки, и уж, тем более никогда с ним она не сидела за одной партой. Вдобавок никогда не видела его в других классах. Какая-то белиберда. Даже если он учился с другой Катериной, сидел с нею за одной партой, то уж никак не в двадцать девятой школе, ни в старших, ни в младших классах, потому что в этой школе не было другой Катерины. Однако парень утверждал обратное. Это выбивало Катюху из равновесия. Что происходило? Как это возможно? Куда она попала? Первый раз за все время подумала, что, кажется, оказалась в чужой истории. Но отбросила эти предчувствия прочь. Какая может быть чужая история, когда здесь ее дом и это ее город. Она может идти по нему с закрытыми глазами. Потому что знает его с детства. Однако пронзило коварное раздумье, почему же тогда не нашла площадку с мусорными контейнерами? Ведь хорошо помнила ее местоположение. И к тому же все остальное находится на старых местах. Дома, улицы, дороги, дворы. Парень шел на полшага впереди. Катюха собралась задать ему вопросы о школе, об одноклассниках, об учителях, чтобы увидеть, насколько совпадут его рассказы с тем, что знала она. Или, наоборот, будут разниться. Но в этот момент за углом дома взгляду открылась площадка с мусорными контейнерами, и парень показал на нее рукой:
– Вон мусорка. Тащи сверток туда, чокнутая.
Площадка была точно такой, какую знала Катюха. И контейнеры знакомые. Вот только почему они в другом месте? Здесь она их не помнила. Не помутнение же в мозгах. У нее всегда была хорошая память. Все науки давались ей легко. А тут вдруг мусорные контейнеры стали камнем преткновения. Не смешно ли это?
– Чего стоишь? Топай, дура! – подтолкнул новый знакомый.
В ответ в ней вспыхнула злость на него за бесцеремонность и дерзость. Утешило то, что он видел в ней другую. Она сжала скулы и, превозмогая внезапную тяжесть в ногах, удивляясь этой тяжести, шагнула дальше, как будто потащила ноги по земле. А в голове забились в лихорадке мысли: нет, нет, она не могла ошибиться, площадка была в другом месте. Контейнеры, очевидно, перенесли сюда, когда она отсутствовала в городе. Но почему Фарин сказал, что мусорки никогда там не было? И сколько времени тогда она пропадала вне дома? Надо у Фарина узнать. Спросить в лоб. Катюха приостановилась, обернулась и никого взглядом не нашла. Парня как ветром сдуло. Молчком отвязался, будто его и не было. Девушка поморщилась, вот тебе и жених. Права она оказалась, что не дорос еще до женитьбы. Не только усов не вырастил, но и умом не вырос. Видать, другая Катерина хорошо знает его, коль за одной партой с ним сидела, потому и дала поворот от ворот. Хотя его болтовня о женитьбе больше походила на шутку. Впрочем, какое ей дело до всего этого? Она сызнова шагнула к контейнерам. Внезапно ощутила легкость в ногах. Как будто до того грузом на них висел новый знакомый. Стала, бросила сверток, развернулась и решила идти в гостиницу.
3
Распрощавшись с Катюхой, повернув направо, Карюха шла по левой стороне узкой улицы с односторонним движением. По одну сторону дороги череда мелких магазинов, а по другую банк и небольшая церквушка, обнесенная металлическим решетчатым забором с высокими арочными воротами и калиткой. Золоченый купол с крестом на маковке сиял в солнечных лучах. Асфальт дороги принимал на себя наплыв легковых машин. Подождав, когда поток прервется, Карюха в брешь перебежала на другую сторону к газетному киоску, выкрашенному синей краской. Хотела полистать журналы, чтобы понять, сколько времени она отсутствовала дома. Но сделать этого не удалось. Киоскерши не было. Изнутри на стекло приклеена записка, что обед, что будет через час. Карюха через стекло пробежала глазами по газетам, обложкам журналов на прилавке и была обескуражена, не увидев знакомых названий. Озадаченно пожала плечами, постояла и пустилась дальше. Ноги понесли домой. Видела, что прохожие косились на нее точно так же, как люди в парке и стремилась скорее добраться до места. Не смотрела по сторонам, чтобы не накапливать вопросы, которые стали появляться. Надеялась, что дома все утрясется. До поры Карюха жила с матерью, отец оставил их, когда она только пошла в школу. Однако никогда не чувствовала себя ущемленной: отец не прервал с нею связь, постоянно поддерживал. За полгода до окончания школы подарил квартиру, чтобы начала жить самостоятельно. Сейчас она направлялась в свою квартиру. Приближаясь к дому, вспомнила, что у нее нет ключей от двери. Раздраженно застопорилась. В предыдущих путешествиях все растеряла, хорошо хоть голову сохранила. На косые любопытные взгляды прохожих захотелось огрызнуться так, чтобы все бежали лесом от нее. Надоели, хуже пареной репы. И чего таращатся, чего неймется? Подумаешь, одежда их удивляет, да ее, может быть, они еще сильнее напрягают, она же не лупит глаза в их сторону. Сейчас не до них. Придется завернуть к матери. У той должен быть второй ключ. У отца, кстати, тоже есть ключ. Помнится, мать не хотела, чтобы у отца он был. Она бывшего мужа просто не переваривала. Ревновала к нему дочь. Считала, что ей она посвятила всю себя, чтобы вырастить и выучить, стала больной и нервной, а он просто откупался подарками. Но в результате дочь не поняла этого. Сохраняла хорошие отношения с отцом и тянулась к нему, тогда как, прежде всего, должна была бы быть благодарной матери. Карюхе такая позиция матери вполне понятна, она отдавала ей должное. Но поставить крест на отношениях с отцом, на его помощи, считала неправильным и принять для себя не могла. Постояв некоторое время в раздумьях, девушка решительно направилась в сторону дома, где жила мать, наметив, что потом обязательно встретится с отцом. Так у нее сложилось последнее время: если забегала к матери, то затем непременно показывалась у отца. Если не получалось встретиться лично, звонила ему. Сейчас не могла позвонить ни матери, ни отцу. Телефона не было. Впрочем, что теряться? Надо попросить у прохожих, чтобы предупредить мать, что скоро зайдет. Наверняка мать потеряла ее и будет чрезвычайно рада услышать голос дочери. И почему раньше она не додумалась сделать это? Ведь так просто, взять и позвонить. Карюха снова приостановилась, повела глазами по прохожим, выбирая, к кому бы обратиться. Но они, словно почувствовав, чего девушка хочет от них, все как-то разом отвернули от нее свои лица и убыстрили шаги. Карюха махнула рукой пешеходу, парню с обвислыми щеками и в желтой рубашке, тот был ближе других, окликнула:
– Прости, ты не мог бы помочь мне?
Не спрашивая, какая помощь ей нужна, тот отрицательно крутнул головой и отвернувшись прошагал мимо. Карюха разочарованно посмотрела ему вслед. Повернулась к другому парню со спортивной фигурой, в легкой футболке:
– Парень, притормози чуть! У тебя есть телефон? Мне позвонить надо!
– Ну, и звони, попрошайка! В чем вопрос? – задержался тот, хмуро рассматривая ее.
Вспыхнув, она готова была вцепиться ему в горло за то, что он назвал ее попрошайкой. Но выдохнула из себя ярость и с дрожью в голосе попросила:
– Дай телефон!
– Не дам! – отбил он резко.
– Жалко, что ли? – скрипнула зубами.
– У меня нет.
– Врешь, гад! – не поверив, не сдержалась Карюха.
– Вру, конечно. А что, плохо соврал? Все равно не получишь. Лучше скажи, выдра, зачем вырядилась так? – спросил он.
– Тебе-то какое дело, идиот? – зло отбрила она его, видя, что зря потеряла с ним время.
– Мне – никакого! – равнодушно присвистнул парень и продолжил путь.
Погасив негодование, Карюха поймала глазами двух приближающихся хорошо одетых девушек с дамскими сумочками:
– Девчата! – нетерпеливо окликнула их. – Кто-нибудь может дать мне телефон? Срочно позвонить надо!
Переглянувшись друг с другом, они нерешительно настороженно замялись. Похоже, решила Карюха, думали, что отказать неучтиво, но и давать на улице неизвестно кому неразумно. Карюха попыталась непринужденно развеять их пугливость:
– Да вы не смотрите на мою одежду! Это театральный реквизит! – выдумала на ходу.
– Так ты артистка, зараза? – воскликнула одна из них жеманного вида и повернулась к другой, что была проще. – Видишь, видишь, а я что тебе говорила?
– А что ты ей говорила? – вставила Карюха с улыбкой и дружеским тоном, точно была уже на одной ноге с ними.
– Мы смотрим издалека, – жеманно вскинула руку девушка, брезгливо повела носом, – и не поймем, что за одеяние на тебе.
– Она назвала тебя клоунессой! – напрямую мрачно рубанула ее подруга.
– Неужели похожа? – засмеялась Карюха, показывая, что совсем не обиделась на такое определение и что не возражает против него.
– Еще как, еще как! – высокопарно подхватила жеманная, супя брови.
– Совсем не похожа, – не согласилась вторая. – У клоунов другая одежда. – И поинтересовалась. – А ты в чьем образе? Из какого спектакля?
Тут уже Карюхе понадобилось поднапрячься. Неужели напала на театралов? Этого еще не хватало. Теперь ломай голову, чтобы выкрутиться, не попасть впросак. Едва удалось вступить в контакт, чтобы получить телефон, и за секунду может все оборваться. Одно неправильное слово и – полный пшик: никакого телефона. Она и пьес-то не знала, кроме тех, что учила в школе. Но ее наряд не подходит не под один образ из тех пьес. Спектаклей не смотрела. Что теперь ответить? А телефон – вот как нужен! Позарез. И нашлась:
– Новый спектакль начинающего драматурга. Называется «Старые двери».
– Обязательно сходим! – тягучим притворно приятным голосом хмуро пообещала жеманная.
– Приходите, приходите! – кивнула Карюха. – А телефон-то дадите?
– Ни за что не дала бы! Вдруг смоешься с ним! Врешь, наверно, гадина! Хотя мордой на артистку смахиваешь. Но только в моих руках, – сухо отозвалась вторая и нехотя полезла в сумочку за телефоном. Сжала его в ладони, протягивая Карюхе.
Схватив за запястье визави, Карюха торопливо с замиранием сердца пробежала пальцами по дисплею. Прижала к уху. В ответ раздалось: номер не существует. Решив, что случайно нажала не туда, повторила набор. И вновь услыхала тот же ответ. Это показалось более чем странным. Как не существует? Она растерялась. Сменить номер мать не могла. Что случилось? Мозг стал тупить, словно уперся в бетонную стену. Вспомнила про отца. Оживилась и набрала его номер. Но точно такой же ответ ошарашил. Номер не существует. Как это может быть? Ошалело уставилась на телефон, будто тот виноват, что по ее ушным перепонкам прокатились неожиданные ответы.
– Не отвечают? – безучастно холодно поинтересовалась девушка, видя оторопь Карюхи. – Кому ты там нужна, артистка? С тобой и говорить-то не хотят. Трепло.
– Нет, нет, – судорожно выдохнула Карюха и еще раз набрала номер отца. Но опять не повезло. Стала ясна бессмысленность очередных наборов. И все-таки решила еще раз попробовать и позвонить школьной подруге. Не хотелось верить, что и к ней не пробьется, надежда теплилась.
Жеманная особа заметно стала нервничать. Смотреть косо, недовольно. Вряд ли бы она выручила Карюху, если бы ее подруга не решилась. Манерно вскидывая голову и руки, девушка дергано затопталась, порываясь идти:
– Нам пора, артистка! Сколько тут с тобой париться будем? Хватит звонить! – раздраженно с неприязнью сказала Карюхе.
Номер школьной подруги также оказался не существующим. У Карюхи возникло чувство, что она очутилась у разбитого корыта. Сидит, смотрит на него и ничего сообразить не может. Машинально отпустила запястье хозяйки телефона. И только после этого обратила внимание, что его модель отличается от тех, какие она привыкла видеть прежде. Но было не до того, чтобы удивляться и проявлять любопытство. Все это мелочи. Коротко расстроенно поблагодарила. В ответ получила что-то типа пинка под зад:
– Топай, раззява, в другой раз звони со своего! – сказала хозяйка телефона, отправляя его в сумочку.
Проводив их растерянным взглядом, Карюха стала силиться сметить, что сейчас предпринять. Своими мыслями будто расплылась плавленым сырком на солнце. Из-под нее точно выбили стул. В конце концов, ей удалось собрать раздумья в узелок. Собственно, что она могла сделать в этой неприятной неопределенности? Разумеется, сначала выяснить, что с матерью и что с телефонами? Почему номера у всех не существуют? Прохожие сторонись ее, явно не хотели заговаривать, чем откровенно злили девушку, хотя у Карюхи сейчас не было необходимости точить с ними лясы. Вряд ли она услышит от других пешеходов что-то новое. А перемалывать языком то же самое, что с двумя предыдущими, только впустую терять время. Лучше быстрее добраться до матери и там расставить все точки над «i». Карюха порывисто тряхнула головой. Поправила рукой шелковистые волосы. И сорвалась с места, стремительно прибавляя шаг. До дома, где жила мать, оставалось недалеко. Сердце стучало учащенно.
Боже мой, ведь мать даже не подозревает, в каких передрягах побывала ее дочь. Интересно, как она сейчас примет ее? Наверняка, когда дочь, отправившись с новыми знакомыми на отдых, перестала давать о себе знать, мать понеслась к ней на квартиру. Не нашла и хватилась искать у бывшего мужа и у подружек Карюхи. А потом, не добившись результатов, решила, что, скорее всего, бывший муж знает, где дочь. Но скрывает, потому что хочет насолить бывшей жене. Иные мысли в голове матери вряд ли могли появиться. Она была убеждена, что он не только сломал ей жизнь, но продолжает это делать при всяком удобном случае по всякому поводу и без повода. И, разумеется, уверена, что отец и дочь договорились и заключили против нее союз. Из этих размышлений следовало, что мать встретит ее нервным выплеском, закатит истерику, даст волю своему негодованию. Приготавливая себя к этому, Карюха замедлила шаг, напряженно собирая тело в кулак. Всегда прежде, когда происходили такие всплески, она терпеливо пережидала их. В противном случае, если пускалась в пререкания, истерика матери быстро не заканчивалась, после нее мать долго помнила, как дочь противоречила и грубила. Поэтому лучше было отмолчаться, а потом, как ни в чем не бывало, подсесть к матери и попросить прощения. Впрочем, нередко не за что было просить прощения, потому что не чувствовала за собой никакой вины. Но для матери ее покорность была, как бальзам на душу. Та сразу отходила, и сама просила простить ее за свою несдержанность. На этом все заканчивалось. Карюха думала, что сегодня будет точно так же. У двери в подъезд дома сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая сердце, и набрала номер квартиры на кодовом замке. Прошло время, прежде чем в переговорном устройстве раздался мужской голос. Незнакомый. Не отца. Впрочем, голос отца и не мог быть здесь. Отец никогда не появлялся у бывшей жены. Как говорится, его палкой не заставишь переступить порог ее квартиры. Антипатия была взаимной. Выходило, что в квартире находился другой мужчина. Странно. Но поверить в то, что за период отсутствия дочери у матери появился какой-то новый мужчина, было невозможно. После развода с ее отцом, она на дух не переносила мужскую братию. По крайней мере, всегда так утверждала.
Видимо, злость на бывшего мужа перекинулась у нее на весь мужской пол. Посему голос из переговорного устройства обескуражил девушку. Она на короткое время оторопела. В эту минуту дверь изнутри распахнули, и Карюха увидела соседского мальчика:
– Привет, дева! – выпалил тот и оттолкнул ее, чтобы проскочить мимо. При этом глаза у него полезли на лоб при виде одеяния Карюхи. И он присвистнул на ходу. – Класс, краля!
Поведение мальчика привело девушку в замешательство. За период ее отсутствия оно заметно поменялось, причем не в лучшую сторону. Всегда спокойный и уважительный, грубого слова не услышишь, вдруг рвет подметки и дерзит.
– Гулять? – спросила машинально.
Ответа не последовало. Он спрыгнул с крыльца и был таков. Войдя в подъезд, она сразу отметила, что стены выкрашены в другой цвет. Когда последний раз посещала мать, были светло-зелеными, сейчас серого тона. Бросилось в глаза, что краска явно не свежая, в застарелых трещинах и пятнах грязи понизу. Не придала этому особого значения, но в голове отложилось. И еще поставило в тупик, что ни на одной двери не увидела номеров квартир. Чем выше поднималась по лестничным маршам, тем больше озадачивалась этим. Куда подевались номера? Сколько же она тут не была? Впрочем, если судить по возрасту соседскому мальчику, то тот каким был, такой и оставался. Карюха подошла к двери квартиры матери, хотя, наверно, не совсем правильно называть эту квартиру материной. Здесь вместе с матерью провела она свое детство и школьные годы. Здесь все было близким и родным. Из подаренной отцом квартиры приходила сюда, как к себе домой. Долго не могла привыкнуть к отцовскому подарку и отделить себя от материной квартиры. Дверное полотно было все то же, и цвет такой же, только оттенок другой, и, как на всех полотнах в подъезде, не было номера. Она пригляделась, надеясь на месте, где был номер, найти хоть какой-то след от него. Но – ничего. Обескураженная, надавила на черную кнопку звонка. Трель другая. Не успела удивиться, как щелкнул замок и дверь приоткрылась. В проеме стояла мать в своем домашнем халате и с простыми волосами.
– Это ты, Карина? – почему-то неприветливо, но буднично спросила, как будто никуда дочь не пропадала. Притом, что назвала ее полным именем, чего не делала с раннего детства. Для самой Карюхи полное имя уже звучало как-то необычно, а из уст матери непривычно. – Я тут уборку затеяла, – пояснила та и наморщила лоб. – Что это ты напялила на себя, идиотка? Чуднее одеться не могла?
– Могла, но не стала, – ершисто отозвалась девушка, радуясь, что видит мать и, вместе с тем, поражаясь, что мать назвала ее идиоткой. Это было что-то запредельное. Несмотря на тяжелый характер матери, та никогда не разбрасывалась подобными словечками, тем более не позволяла себе отпускать их в адрес дочери. Всегда, когда выказывала недовольство ею либо отчитывала за что-то, умела подобрать другие слова.
– Все бесишься, ненормальная кобылка? – раздраженно проворчала та. – Заходи, паразитка. Почему не позвонила, что придешь?
– Я звонила, – сказала Карюха, снова обескураженная выражениями матери. – Отвечали, что твой номер не существует.
– Что за чушь. Не рассказывай сказки, идиотка! – не поверила мать.
Переступив порог, Карюха вдохнула в себя знакомые запахи. Ноздри задрожали. Как же ей не хватало этих запахов и ощущения покоя.
– Давно я тут не была, – проговорила с придыханием, готовая броситься матери на шею, обнять и прижаться к ней, как делала в детстве.
– Да, – с нескрываемой иронией холодно отозвалась мать. – Со вчерашнего дня прошло целых двадцать четыре часа, – по бледному лику с еще неувядающей кожей чиркнула короткая брезгливость. Незнакомое Карюхе выражение лица. В озабоченных холодных глазах стояла усталь.
Вероятно, Карюха непременно бросилась бы на шею матери, если б ее не остановили слова о двадцати четырех часах. Неужели она отсутствовала здесь всего сутки, просверлило мозг. Как же так? Магия? Разумеется, магия. Ибо на самом деле ее не было неизвестно сколько. Хотя почему неизвестно? Известно: сутки. Здесь ее не было одни сутки. Но как за это время могли перекрасить подъезд, состарить и загрязнить краску, снять номера с дверей? Немыслимо. Магия. Понимая, что справляться об этом не имеет смысла, если замешана магия, Карюха все-таки не выдержала:
– Зачем сняли номера с дверей квартир в подъезде?
– Как, сняли? – наморщилась мать. – Их никогда не было.
Подобного ответа девушка не ждала, но углубляться в этот вопрос не стала. Ясно было, что у матери другого ответа нет. Заглянула в кухню:
– Ты не одна?
– А с кем же я? – хмуро пожала плечами мать. – Одна, конечно.
– А где мужчина, который ответил мне по домофону? – напирала Карюха.
– Мужчина? – снова сморщилась мать. – Этих козлов мне еще не хватало! – возмутилась громко и зло. – Ищи там, куда звонила! – посмотрела с некоторой долей враждебности.
– Ну как же? – вскрикнула девушка. – Я набирала номер твоей квартиры! Сорок три.
– Сорок три? – глянула мать исподлобья и нервно одернула на бедрах халат. – А причем тут сорок три? Сорок третья выше. У тебя что с головой, паразитка?
– Все нормально, – озадачено пробормотала Карюха, подумав, что происходит непонятное. Уж что-что, а номер квартиры, в которой выросла, она хорошо помнит. Быстрым взглядом окинула прихожую. Все как всегда, но как будто что-то не так. А вот что не так? Запахи те же. Ковровая дорожка та же. Мать та же, но, кажется, изрядно погрубевшая. Вдобавок, она никогда прежде не ходила по квартире с простыми волосами. Всегда надевала маленькую косынку, прятала под нею волосы без прически. А еще. Обои на стенах похожие на прежние, но с другими цветочками. Точно, с другими. Как это может быть? Заменила за сутки? Видя, что глаза матери внимательно следят за выражением ее лица, Карюха сделала его смущенным, улыбнулась. – Просто ум за разум забежал. Перепутала.
– Перепутала она, оторва дурная! – недовольно проворчала мать, вновь приведя девушку в крайнее изумление. – Ты вообще никогда с математикой не якшалась. Перепутать цифру сорок три с цифрой тридцать четыре! Кому расскажи – не поверят! – ее рука потянулась к одежде Карюхи, пощупала пальцами ткань. – Ты где откопала это уродство, чучело огородное?
– Ой, ну ладно, мам, не заводись, – сдержанно попросила девушка, чувствуя неприятный осадок в душе.
– Это я-то завожусь? – возмутилась мать и отпрянула от нее. – Это ты меня начинаешь выводить из себя своим глупым видом, корова безобразная! Надо же так нарядиться! Курам на смех! – и, опережая возражения Карюхи, закрыла ей рот ладонью. – Лучше молчи, поганка, пока не расстроила меня окончательно! – чуть отдышалась, удовлетворяясь тем, что девушка не проронила в ответ ни звука, спросила. – Что надумала дальше делать? Время-то идет, не стоит на месте. В банде будешь болтаться, как дерьмо в проруби, или подыщешь себе новое занятие?
Совершенно ошарашенная обращением матери, Карюха, не понимая, что имеет та в виду, и, думая, что надо быстрее разобраться, почему во время ее отсутствия так все поменялось, медленно приходила в себя, с трудом глотая слюну и выдавливая из горла:
– Буду думать.
– Вот всегда так, – сердито всплеснула руками мать, – попрыгунья чумовая! Я на тебя всю жизнь положила, чтобы ты дружила с башкой! Из кожи лезла, одна растила! И вот какую кобылку вырастила на свой черепок. Вся в козла родителя пошла! Безответственная! Шляешься по бандам! Меня ни во что не ставишь!
Эти обвинения выходили уже за все рамки. Мать словно с цепи сорвалась. Карюха не узнавала ее. Кроет, не выбирая слов. Неужто решила, что дочь пропала, потому что связалась с дурной компанией? Несет чушь о каких-то бандах. Но пытаться объясняться с нею сейчас, когда та развоевалась не на шутку, бессмысленно. Не поймет. Слушать не станет. Между тем, девушка, едва сдерживаясь, подбирая слова и тон голоса, закипала:
– Ну, перестань! Сколько можно?
– Что значит перестань? – зло повысила голос мать. – Ты посмотри в зеркало на эту бессовестную дрянь! Что значит сколько можно? Сколько нужно, столько и можно!
– Ну, прошу, мам! – голос Карюхи дрожал, готовый вот-вот сорваться в пропасть. – А то я больше не приду к тебе!
– Я так и знала, – яростно выдохнула женщина. – Тебя подкупил мерзавец родитель! Этот подонок все делает мне назло. Я вижу! Не слепая. Ты стала какой-то другой. Игнорируешь меня. Повадилась шастать к нему. Надо было мне разбежаться с ним раньше, когда ты еще мочилась в пеленки, – сказала с негодованием в голосе.
– Не могу же я всю жизнь оставаться ребенком, – попыталась примирительно улыбнуться Карюха, думая, что, несмотря на очень плохое отношение матери к своему бывшему мужу, та все-таки раньше умела держать себя в рамках и не обзывать его по-черному в присутствии дочери, как это делала сейчас.
– А почему нет? – нервозно пожала плечами мать. – Хотя отвратительно всегда оставаться ребенком. Я понимаю, какое жадное чувство ты испытываешь, когда предаешь меня. Без предательства жить нельзя. Надо всегда уметь это делать. Но я злюсь не на твое предательство, а оттого, что предаешь ты меня скоту и ублюдку, которому я за милую душу перегрызу глотку.
– Я не предаю тебя, мам, – успокаивающе возразила девушка и попыталась обнять ее за плечи. – Не волнуйся.
Но та гневно отбросила ее руку и глянула враждебно:
– Похоже, этот сукин сын плохо влияет на тебя. Его воздействие безобразно. Ты даже предавать уже неспособна. Я его ненавижу. А тебя – вдвойне. Запомни, без предательства и ненависти ты не человек. Банда исторгнет тебя, как последнюю дрянь. В твою сторону на улице смотреть никто не станет! – в голосе у нее прозвучали непримиримые нотки.
– Я знаю, мам, – прошептала девушка, чувствуя, как голова распухает от непонимания происходящего, как мозг готов взорваться и разнести череп вдребезги. Между тем, она старалась погасить вспыхивающую ярость.
– Ладно, – отступила мать на шаг. – Что стоишь в прихожей, как безродная? Проходи в комнату, коль приперлась!
– Да нет, мам, я на минутку, – отказалась Карюха, сбитая с толку ее речами.
– Что так?
– Потеряла ключ от своей квартиры. Забежала, попросить твой.
– Я не удивляюсь, – хмуро протянула женщина. – У тебя никогда не было мозгов, чтобы не быть дурой.
– Никогда я не была дурой, – не согласилась девушка, обиженно надув губы.
– Не спорь с матерью, дрянь! – вдруг громко выплеснула она. – Не была бы дурой, не потеряла бы! – подняла руку, опережая новое возможное возражение Карюхи. – К тому же ты неделю назад взяла у меня ключ. Забыла, что ли? Я же говорю, дура.
– Я не брала, – оторопела девушка. В голове прокрутила назад домашние события, происходившие до поездки с друзьями на отдых, и осознанно твердо выговорила. – Зачем было брать, если я тогда не теряла свой ключ?
– По-твоему, я тоже дура, что все помню? – резко возмутилась мать.
– Я этого не говорю, – отринула Карюха, видя, что мать снова начинает заводиться.
– Не говоришь, но думаешь! – отрезала та злым тоном. – Я вижу. Не слепая. Так что ищи ключ у себя. Или попроси у своего родителя, у этого безмозглого негодяя. И вообще, забери у него навсегда. А также прекрати выворачиваться передо мной свиной кишкой! – секунду помолчала. – И лучше смени замок, чудо пустоголовое!
– У меня с собой денег нет, – вспомнила Карюха. – Покупать не на что.
– Хорошо, деньги я тебе дам, потом вернешь, – холодно проговорила мать. – Позвони в Управляющую компанию, пусть пришлют слесаря.
Кивнув, девушка виновато развела руками:
– Я потеряла телефон, – пробормотала, опуская глаза.
– Когда успела? – широко распахнула веки мать. – Как ты еще голову не потеряла, дурная овечка? Хорошо. Я сама позвоню. Пусть заменят замок! – и нехотя, с явным неудовольствием, закончила. – А родитель твой, этот хвост кобылий, пусть подарит тебе новый телефон, хотя ты можешь и на свои купить! Ничего, пусть раскошелится! – резко развернулась на месте и направилась в комнату.
Никогда раньше подобных несправедливых упреков от матери Карюха не слышала. Такие грубые незаслуженные обвинения могут довести до белого каления. Между ними нередко происходили трения, но до такой степени грубости не доходило. В свое время мать молчком встретила новость о том, что отец купил дочери квартиру, молчком отпустила ее жить самостоятельно. Про своего бывшего мужа старалась говорить, как можно меньше, но, когда все-таки приходилось, девушка видела, как сверкали глаза матери и сжимались скулы. Однако сейчас как будто все перевернулось с ног на голову. Что произошло теперь, было непонятно. Но, видимо, что-то произошло, раз в матери такие резкие перемены. Ненависть к бывшему мужу, она сегодня яро перекладывает на дочь. Карюху это выбивало из колеи. Но что поделаешь, случилось то, что случилось. Родителей не выбирают так же, как не выбирают детей. Девушке ничего сейчас не оставалось, кроме как терпеливо ждать, когда все закончится. Из комнаты донесся голос матери. Она разговаривала по телефону с Управляющей компанией. Потом стала говорить с бывшим мужем, чем крайне удивила Карюху. Чтобы мать перешагнула через себя и первой пошла на контакт с ее отцом, для девушки это было, как гром среди ясного неба. Она шагнула ближе к дверному проему в комнату, дабы лучше слышать. Мать говорила громко с негодованием:
– У нашей дочери опять проблемы. Она без них не может. Скверную девку я вырастила, а все из-за тебя. Половина генов в ней твои. Гнилые и пакостные. И не задирай нос, что я тебе позвонила. Много чести для такого мерзавца. Терпеть тебя не могу, голос твой не переношу. Но обстоятельства вынуждают. Звоню вместо этой дуры. Она потеряла ключ от квартиры и телефон. У тебя сейчас единственный ключ, чтобы ей попасть в квартиру. Приготовь его. И позаботься о новом телефоне для нее. Правда, она может без тебя обойтись. Но на кой черт ей тогда нужен родитель? Раскошелься. Порадуй свое отвратительное продолжение, – последовала минутная пауза. Определенно, она слушала, что отвечал ей бывший муж. А затем последовал ее возмущенный выкрик. – Как не можешь сейчас? Ну да. Ну да. Ты знаешь, когда уезжать в командировки. Как раз тогда, когда надо помочь твоей дочери. Папаша называется. Дрянное недоразумение ты, а не родитель. Я всегда об этом знала! – потом раздалось громкое глубокое дыхание матери.
