Валерий Печейкин
Пушкин, помоги!

Полная версия

Художественное оформление Константина Гусарева

В оформлении переплета использована иллюстрация:

© studiostoks / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Иллюстрация на авантитуле:

© Sudakarn Vivatvanichkul / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Печейкин В., текст, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Бог помочь вам, друзья мои,

В заботах жизни, царской службы,

И на пирах разгульной дружбы,

И в сладких таинствах любви!

Бог помочь вам, друзья мои,

И в бурях, и в житейском горе,

В краю чужом, в пустынном море

И в мрачных пропастях земли!

А.С. Пушкин

19 октября 1827

Письмо школьным учителям

Дорогие учителя!

Мы с вами искренне любим литературу. Но в жизни каждого из нас есть период, когда мы не хотим, а должны её любить. Это школьные уроки литературы. И особенно те дни, когда ученикам нужно писать сочинения.

Я тоже писал сочинения и, признаюсь, как правило неудачно. Моей лучшей оценкой была четвёрка с длинным минусом. Но, кажется, то сочинение помогла мне написать сестра. Прошли годы, и я с радостью вспоминаю все прочитанные в школе книги. И с недоумением – написанные сочинения.

Я хочу спросить вас, зачем ученики их вообще пишут? Как вы себе это объясняете? Я спрашиваю не об образовательных стандартах. Скорее всего, в стандарте написано что-то вроде «сочинения развивают способности к анализу прочитанного материала, формируют у учащегося…». И ещё какие-нибудь слова. Но я сейчас не об этом. Я спрашиваю о вашем личном мнении – зачем писать сочинения?

На мой взгляд, если мы хотим научить мыслить текстом, то для этого выбран неудачный и устаревший формат. Я рискну предложить вам несколько других форм.

Начну, конечно, с Пушкина и «Евгения Онегина». Ведь по нему обязательно пишется сочинение. А ещё мальчики учат письмо Евгения, а девочки – Татьяны. Это письма двух людей, один из которых признаётся в любви, а другой её отвергает. Ваши ученики вырастут и, вполне возможно, сами окажутся в такой ситуации. Я бы предложил к нему подготовиться, к этому периоду «разбитых сердец».

Во-первых, ученики вряд ли будут писать бумажные письма. Вы сами давно их писали? Сегодня Евгений и Татьяна открыли бы мессенджер и написали бы друг другу: «Привет))». Итак, откройте сами любой мессенджер, создайте группу и добавьте туда учеников. И попросите их начать общение. Пусть в этой переписке они расскажут друг другу то, как поняли отношения главных героев. Текстом или даже голосовыми сообщениями. Да-да, сегодня Татьяна, скорее, записала бы Евгению большое «голосовое». А он, наверное, ответил бы ей: «Мне ваша искренность мила». И поставил бы точку в конце сообщения, заставив из-за неё плакать Татьяну всю ночь. Так вы увидите, как на самом деле говорят и пишут подростки. Ведь с пушкинских времён люди не стали иначе чувствовать, но стали пользоваться иной пунктуацией. Вы увидите, как в письменную речь добавились многочисленные эмодзи, каомодзи, гифки и «голосовухи». Это всё теперь тоже текст.

Поверьте, это будет очень полезная переписка. Школа учит писать сочинения о чужой любви, но совсем не учит говорить о своей. Пригодится ли ученикам умение писать сочинения о любви Евгения и Татьяны? Не уверен. А вот умение объясняться в своей собственной любви – да.

Когда я учился в школе, то нам обязательно нужно было выходить к доске и «с выражением» читать стихотворение. Так я, закатывая глаза, читал: «Белая берёза под моим окном…» Пригодилась ли мне способность закатывать глаза? Только в тех случаях, когда я слышу, что снова – как в пушкинские времена – предлагают отказаться от иностранных слов в русском языке. Я был бы рад, если бы меня учили не выразительно читать чужой текст, а выступать перед публикой с собственным рассказом. А что, если не писать сочинения на бумаге, а рассказывать их? Конечно, школа не курсы стендапа. Но школа почему-то отрывает устную речь от письменной. В то время как оба они – родители языка.

И третье моё предложение – это умение вести дневник. В эпоху социальных сетей очень сложно не делиться текстами и не хвастаться фотографиями. Поэтому школа может научить вести публичный дневник – представлять себя другим через тексты в социальных сетях.

В конце я бы хотел вас, дорогие учителя, кое о чём попросить. Несколько лет назад в московской «Новой школе» я был участником круглого стола, который назывался «Школьная программа по литературе: священный список или репрессивная машина?». Разрешите повторить слова, сказанные тогда:

«Ученик – это маленький человек, которому вы ставите оценки. Поэтому, наверное, в 9-м классе у меня был домашний скандал, когда родителей вызвали в школу из-за моего сочинения по “Преступлению и наказанию”, где я написал, что Раскольников правильно сделал то, что он сделал. Тогда вызвали родителей, сказали: “Вы понимаете, что у вас растёт?” Я помню, как я переписывал это сочинение по-настоящему, нужно было вернуть Раскольникова к правильному выводу, убрать Ницше, убрать Набокова. Я переписал, как потребовали».

Возможно, вам встретятся такие же плохие ученики, как и я. Так вот, я прошу вас, будьте к ним добры. Ученик не может поставить вам оценку. Даже если он прав, а вы нет, то ученик как библейский Иов не сможет доказать свою правоту. Прощайте ученикам их ошибки, даже самые ужасные – граматические. Да, в последнем слове должно быть две буквы «м». Но я специально не буду это исправлять. Возьмите красную ручку и исправьте сами. Вы можете испещрить эту книгу правками, подчёркиваниями, даже вызвать родителей. Лучше накажите меня, чем ученика.

Я предлагаю прочесть вам свои сочинения на тему классиков. Всех тех, кто заставлял меня проливать слёзы над своими текстами. Сначала над книгой, а затем – над сочинением по книге. Годы спустя я возвращаюсь к этой литературе, чтобы снова плакать. Но теперь – от радости.

Сегодня я словно снова иду на урок. Ура, литература!

Великие русские писатели:
от Пушкина до Кафки

Пушкин как гениальный копирайтер

Раньше в школе ленивым ученикам говорили: «Кто за тебя это сделает? Пушкин?» Почему-то не спрашивали: «Гоголь?» Или: «Достоевский?» Сами подумайте, что за нас может сделать Достоевский.

Пушкин остаётся человеком, который продолжает за нас работать. Когда я пишу этот текст, мне уже больше лет, чем Пушкин прожил. За тридцать семь лет он успел стать главным человеком в русской культуре, создать корпус текстов, которыми мы пользуемся до сих пор. Успел получить вызов на тридцать дуэлей и сходить на пять из них. Пятая, как вы знаете, оказалась последней.

Рискну сказать, что именно это и стало причиной, по которой Пушкин – наше всё. Гоголь прожил сорок два года, и этого хватило ему, чтобы написать свои великие тексты и… отказаться от них. Пушкин ушёл ровно тогда, когда мог в себе разочароваться. Или разочаровать. Он сделал то, что в России мало кому удаётся – ушёл вовремя.

И поэтому он до сих пор стоит в центре нашей культуры. Шереметьево носит имя Пушкина, там поставили ему памятник. Вполне рукотворный. Пушкин очень нам нужен, чтобы решать сегодняшние проблемы. У поэта Дмитрия Пригова есть стихотворение, в котором он выражает эту инфантильную «народную» надежду на Пушкина словами: «Невтерпёж стало народу: / Пушкин, Пушкин, помоги! / За тобой в огонь и воду! / Ты нам только помоги!» И ведь действительно Пушкин продолжает нам помогать.

Пару лет назад, в начале эпидемии ковида, я зашёл в метро и увидел там социальную рекламу. На баннере было написано: «Бросание перчатки может привести к непоправимым последствиям». И нарисован Пушкин, бросающий перчатку. Реклама была очень ясной: надо носить не только маски, но и перчатки. Пушкина всегда зовут, когда нужно объяснить неприятную вещь. Ведь Пушкин – добрый милиционер.

Его зовут, когда нужно объяснить что-то новое. Например, создаётся в России нейросеть, которая умеет писать стихи. Чьё лицо она получает? Конечно, Пушкина. Я знаю две российских нейросети, получивших имя нашего героя. Первая «Aй да Пушкин», вторая – Neural Pushkin. И обе сейчас не работают. А Пушкин продолжает работать.

Если не знаете, как назвать своё заведение, – назовите его «Пушкин». Его именем может называться и дорогой ресторан в центре Моск вы и недорогой магазин разливного пива у мет ро «Автозаводская». Пушкинским именем можно назвать что угодно. Поэтому и музейная карта в России получила имя «Пушкинской». Пушкин – и точка.

Пушкин – это всё, везде и сразу. Я видел в Интернете мемную фотографию. На ней была коробка с книгами, а на крышке надпись: «Пушкин – 200 рублей, всё остальное – 150». Так и живём.

Каждое время поворачивает Пушкина своей стороной. Несколько лет назад я узнал, что Пушкин стал ругать Америку. Я узнал это из интервью экс-министра культуры Мединского. Цитата была такой: «С изумлением увидели мы демократию в её отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках и нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё, возвышающее душу человеческую, подавлено неумолимым эгоизмом и страстью к довольству. Такова картина Американских Штатов, выставленная перед нами»^[1].

Или вот однажды я получил от матери в мессенджере WhatsApp пожелание доброго утра: «Желаю с самого утра Вам здоровья и добра!» Ну, знаете, это всегда такая открытка с цветами, котёнком и чашкой чая. Но вслед за открыткой пришло сообщение: «Валера, почитай стихотворение А. С. Пушкина “Клеветникам России”». Возможно, вы тоже получали это стихотворение от своих родственников и знаете, какой разговор после этого следовал. О политике и об отношениях России с соседями. И действительно, перечитав стихотворение, можно сказать, что оно будто сегодня написано^[2]. Однако я не стал тогда продолжать разговор с матерью о политике. Давайте лучше продолжим о Пушкине.

Родители до сих пор не знают, что в детстве я столкнулся с Пушкиным, когда случайно нашёл в платяном шкафу спрятанную от меня газету. Это была газета «СПИД-инфо». Я был потрясён. Нет, не тем, что открыл мир взрослых отношений. Я был потрясён статьёй о Пушкине. В газете был опубликован знаменитый «донжуанский список». Два столбца. В левом – самые любимые (16 женщин), во втором – увлечения (21 женщина). Всего тридцать семь. Я был потрясён этим списком. Я-то думал, что у Пушкина было всего три женщины. Гончарова – законная жена, мать детей. Керн – «Я помню чудное мгновенье». И, конечно, няня. Ну и мать, разумеется – Надежда Осиповна. Но оказалось, что Пушкин любил женщин гораздо чаще. И, признаюсь, Пушкин мне ближе не политический, а вот такой: живой и жизнелюбивый.

Я смотрю на портрет такого – живого – Пушкина, названный «Пушкин в Михайловском», его автор Пётр Петрович Кончаловский. На этой картине Александр Сергеевич сидит в кровати, закусив в зубах перо. Наверное, в момент вдохновения. Взглянув на картину, вы можете спросить: «Ну и что в ней такого? Пушкин как Пушкин». Но дело в том, что у этой картины есть две версии. Первая сохранилась на фотографии. На ней всё то же самое, но нет покрывала на ногах поэта. Ведь изначально Пушкин был нарисован… с голыми ногами! В это сегодня трудно поверить, но это возмутило комиссию, которая проводила приёмку картины. Художника заставили набросить на ноги поэта одеяло, чтобы не оскорблять гения. Какие были целомудренные времена: людей смущали нарисованные ноги.

Пушкин был живым человеком: с руками и ногами. Просыпаясь, любил сидеть в кровати голым и стрелять в стену из пистолета. Собравшись в гости, мог надеть кисейные панталоны без нижнего белья. А ещё писал «срамные стихи», которые я не буду цитировать – вы сами легко можете найти их в Интернете. Своими стихами и поведением Александр Сергеевич очень смущал современников. Вот, например, история, рассказанная преподобным оптинским старцем Варсонофием, который встретился однажды с Пушкиным. Начинается история с того, что старец шёл по некой «беспредельной ровной степи», где увидел покосившийся дом с мезонином. В этот дом шло множество людей, ведь там, внутри, Пушкин читал отрывки из «Евгения Онегина». Старец следует в дом, видит Пушкина и задаёт поэту некий вопрос. Но здесь самое странное только начинается. Пушкин покидает дом, старец следует за ним. «Выйдя из дома, поэт вдруг изменился. Он стал старым, лысым, жалким человеком. Обернувшись ко мне, он сказал: “Слава? На что мне она теперь?” – Грустно покачал головой и тихо пошёл по степи, делаясь постепенно всё меньше и меньше и, наконец, слился с горизонтом». Нет, это не Хармс, а, повторю, оптинский старец Варсонофий. Но встречался он с Пушкиным в… загробном мире.

В этом мистическом видении очень интересно описано отношение православного старца к главному русскому поэту. Вопреки православной традиции, он помещает Пушкина в подобие католического чистилища. В рай Пушкин отправиться не может, видимо, из-за своих «срамных стихов». А может быть, из-за юношеского атеизма? Не знаю, я не старец. Но и в ад Пушкин тоже не попадает. Вот так для нашего главного классика даже на том свете создаются особые условия.

И ещё кажется, что Пушкин никак не может уйти из нашего света на тот свет, потому что он очень нужен нам здесь. В России.

Почему мы любим Пушкина сегодня? Потому что он кудрявый, а это модно. Какой ещё русский писатель был кудрявым? Все, в основном, бородатые. Мы любим Пушкина, потому что он не дожил до бумерского возраста и не стал «душнить». Рано умер, в возрасте миллениала. Поэтому если зумеры могут себя с кем-то ассоциировать, то с Пушкиным. И на молодёжном сленге сегодня «пушка» – это выражение одобрения. А ещё Пушкин всерьёз писал о мужском маникюре, который когда-то тоже был одной из главных тем. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Посмотрите на длинные наманикюренные ногти Пушкина на знаменитом портрете Ореста Кипренского. Или вот цитата из воспоминаний Владимира Даля, в которой есть описание Пушкина казаками Оренбургской губернии: «Вчера-де приезжал какой-то чужой господин, приметами: собой невелик, волос чёрный, кудрявый, лицом смуглый, и подбивал под “пугачёвщину” и дарил золотом; должен быть антихрист, потому что вместо ногтей на пальцах когти».

В добавление к демонической образу Пушкина можно сказать, что он ещё и матерился. И даже подарил нам одну фразочку, которой мы, что скрывать, пользуемся до сих пор. Вот цитата из письма Александра Сергеевича. «Чтоб напечатать Онегина, я в состоянии – то есть или рыбку съесть, или на *** сесть. Дамы принимают эту пословицу в обратном смысле».

Так вот, оказывается, это буквально пушкинские слова! Кстати, бранящийся Пушкин – частый герой советского пионерского фольклора. Было такое подростковое развлечение – после отъезда родителей собраться ночью в комнате, зажечь свечи, взять лист бумаги с нарисованными символами, иголку с ниткой и сказать: «Дух Пушкина, приди!» Дух, конечно, являлся (в воображении подростков). И, как говорят, часто вёл себя непотребно.

И мы сегодня, спустя века, тоже продолжаем «вызывать дух Пушкина», потому что он нам очень нужен. И потому что он очень современен. Для нас сегодня Пушкин ничем не меньше Гёте или Байрона. Но тогда он чувствовал себя очень маленьким, «очень русским».

Наверное, Пушкин поэтому стал главным поэтом, автором и человеком в России, потому что никогда её не покидал. И Россия никогда не отпустит Пушкина. Он её сердце и центр. Он соединил в себе всё, что после него разъединилось и стало конфликтующими идеологиями. Пушкин был западник и русофил, либерал и патриот, интроверт и экстраверт. Одновременно.

Сегодня о Пушкине шутят, что он похож на современного рэпера – был темнокожим, нигде не работал и умер в перестрелке из-за женщины. Всё это почти правда. Пушкин, кстати, работал, как сегодня бы сказали, в Министерстве иностранных дел. Он действительно был потомком темнокожего «арапа Петра Великого», потомок эфиопов. И действительно умер в перестрелке из-за женщины – жены Натальи Гончаровой. Но умер он только физически. Посмертная жизнь духа Пушкина гораздо длинней жизни его тела^[3].

Я иногда спрашиваю себя, как часто мы перечитываем того или иного автора после школы. Перечитываем ли мы Пушкина? Определённо, да. Но чаще всего мы уже не перечитываем, а пересматриваем. Нас прежде всего интересуют сюжетные вещи, которые стали фильмами или спектаклями. «Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «Пиковая дама». И, конечно, «Маленькие трагедии». Давайте их вспомним. «Скупой рыцарь», «Пир во время чумы», «Каменный гость», «Моцарт и Сальери». К ним ещё иногда добавляют «Сцену из Фауста». Обратите внимание, что все эти тексты – это гениальный копирайт. Это чужие, как бы переписанные, тексты. «Скупой рыцарь» – это литературная мистификация, с подзаголовком «Сцена из Ченстоновой трагикомедии», но у Уильяма Шенстона (Ченстона) нет такого произведения. «Пир во время чумы» – это вольный перевод фрагмента из пьесы шотландского поэта Джона Уилсона «Чумной город». «Каменный гость» – пьеса, написанная после просмотра российской постановки оперы Моцарта «Дон Жуан». Пушкин прямо заимствует элементы из либретто Лоренцо да Понте.

Вы могли заметить, что я ничего не сказал о «Моцарте и Сальери». Это самый удивительный текст. Это не чужой сюжет, а известный всем современникам слух об отравлении композитора Моцарта композитором Сальери. Пушкин берёт этот лживый слух и делает из него пьесу. Зачем? Современники тоже хотят его об этом спросить. Пушкин оправдывается, что об отравлении было написано в одной немецкой газете. Но Пушкин не читал по-немецки. Соответственно, он пользовался чужим пересказом. Зачем же он – гений! – берёт гнусный слух и делает из него произведение, которое до сих пор смущает умы? Возможно, и вы впервые узнаете от меня правду. Так вот, друзья, Сальери не убивал Моцарта. Это выдумка! Так зачем же тогда Пушкин заставляет верить в этот вымысел? На мой взгляд, всё очень просто. Пушкин говорит своим современникам: я не талантливый копирайтер, я гениальный автор. Я создам о Сальери такой же миф, как Гёте создал о Фаусте. И все поверят. Я не только могу переписывать за иностранцами, но и писать своё. Мои трагедии не маленькие, а большие. Я тоже гений.

«Моцарт и Сальери» самая личная драма Пушкина. Он прожил чуть больше Моцарта. Оба, так сказать, представители поколения Live fast die young^[4]. Я хочу обратить ваше внимание на саму сцену отравления Моцарта. Можете найти, например, рисунок Михаила Врубеля и посмотреть, как обычно эту сцену изображают. Сальери у Врубеля высыпает яд из какого-то пакетика, который у Пушкина назван «даром Изоры». Не уверен, что Сальери носил яд в пакете, ведь он говорит «осьмнадцать лет ношу его с собой». Скорее, носил в бутылочке или перстне. Ну или как в фильме Михаила Швейцера – в чётках. Но здесь гораздо важней поза Моцарта. В пьесе Пушкина ничего не сказано о том, куда смотрит Моцарт в момент отравления. Возможно, он видел, как яд попадает в бокал? И после этого взял и выпил. Как если бы на дуэли встал под пулю… Только так я могу объяснить, почему Сальери говорит: «Постой, постой, ты выпил… без меня». Сальери до последней секунды не мог принять решения. Кто выпьет яд – Моцарт, Сальери, оба? Решение принял Моцарт. Он ждал, что Сальери убьёт его открыто, как на дуэли. Но тот слишком труслив и убивает тайно – ядом. И Моцарт даёт себя убить.

Каждая из пяти дуэлей Пушкина могла стать последней. Он мог умереть за пять лет до последней дуэли, когда повздорил с прапорщиком Зубовым. У них была ссора после карточной игры, а после неё – вызов на дуэль. И вот Пушкин пришёл туда к назначенному времени с фуражкой, полной черешни. Он равнодушно ел черешню, пока противник целился. Выстрел. Зубов промахнулся… Так у Пушкина появилось ещё несколько лет жизни, а у нас – его гениальные тексты.

Основатель Рунета Илья Сегалович как-то подсчитал, что весь Пушкин, записанный на дискету, занимает всего 2,5 мегабайта. Весь Пушкин! Этот объём информации сегодня можно передать за секунду. Тридцать семь лет жизни и творчества – за одно мгновение. Чудное мгновение.

Спасибо за него, Александр Сергеевич!

Гоголь криповый и кринжовый

Пушкин или Гоголь? Кого вы выберете? Согласитесь, это как вопрос, который задают детям – кого ты больше любишь, маму или папу? Но это глупый вопрос. Нельзя выбирать между Пушкиным и Гоголем. Один автор романа в стихах, а другой автор поэмы в прозе. Сейчас мы поговорим о нём. О том, кто однажды назвал себя ОООО.

Что-что?

Гоголь, которому было всего 22 года, опубликовал в альманахе «Северные цветы» главы к историческому роману. И эти тексты подписал псевдонимом ОООО. Да, именно так – четыре буквы «О». Почему он так поступил, до сих пор загадка. По одной из версий Гоголь использовал так называемый ателоним – это псевдоним, образованный пропуском части букв имени и фамилии. Николай Васильевич Гоголь-Яновский. Вот и четыре буквы «о»^[5].

Кстати, начинал Гоголь как поэт! Для этого он взял ещё один псевдоним – В. Алов – и написал под ним романтическую идиллию «Ганц Кюхельгартен». Увы, эту поэму так раскритиковали, что Гоголь собрал тираж и полностью его уничтожил. Так что Николай Васильевич рано научился уничтожать свои тексты.

Сегодня Гоголь для нас не поэт, а прежде всего прозаик и драматург. Но главное его произведе ние словно помнит о его поэтической юности – это поэма в прозе «Мёртвые души».

Все мы знаем, что Гоголь написал первый том, а второй – сжёг. И вот однажды я, будучи учеником, пришёл к родителям и сказал: «Я только что нашёл второй том “Мёртвых душ” Гоголя!» Родители посмеялись и, конечно, не поверили. Но я протянул им книгу из полного собрания сочинений: «Смотрите!» Каково же было их удивление, когда они увидели, что второй том действительно опубликован. Не весь, а отдельные главы, сохранившиеся в черновиках. Однако по ним можно составить впечатление о замысле автора. Но самое интересное – это не второй том, а третий. Да, Гоголь хотел написать именно три тома, вдохновившись, вероятно, «Божественной комедией» Данте.

Гоголь пишет «Мёртвые души», но не дописывает. Говорят, в третьем томе должен был появиться Плюшкин, который стал настоящим христианином. Он теперь не накапливает, а раздаривает.

Гоголь, увы, не успел записать третий «райский» том. Но словно воплотил его в своей жизни: сделался очень религиозен. В советской школе все читали письмо Белинского Гоголю – то, за которое Достоевского отправили на «смертную казнь расстрелянием»^[6]. Белинского возмущает, что Гоголь отказывается от лучших своих сочинений, становится из писателя проповедником.

Но в этот момент жизни Гоголь уже ставит задачи не перед своим талантом, а словно перед своей душой. Зачем нужен третий том «Мёртвых душ», если есть книга о вечно живых душах – это Библия. Любое новое слово должно преклониться перед вечным священным. Гоголь отправляется в рай, оставляя читателя с черновиками второго тома-чистилища. И первым томом-адом.

Действительно, в первом томе нет буквально ни одного приличного человека. Как говорит помещик Собакевич: «Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья». Добавлю: и сам Собакевич тоже свинья. Кого из персонажей книги вы можете назвать положительным? Манилова? Плюшкина? Или самого Чичикова? Нет, конечно. Чичиков такой же отвратительный чёрт, как и все остальные. В «Мёртвых душах», как и в «Ревизоре», единственный положительный герой – это смех.

Смех как пламя, которое жарит грешников в аду. Однажды я увидел неожиданное пересечение идей Гоголя и американского подросткового ужастика «Правда или действие»^[7]. По сюжету молодые герои встречаются в Мексике с древним демоном. Когда он входит в персонажа, то искажает его лицо ухмылкой, которую вы много раз видели в Интернет-мемах. Это так называемый тролл-фейс – лицо тролля. Оно невероятно похоже на портрет Чичикова, нарисованный художником Петром Боклевским. Найдите и посмотрите: один в один. Я видел эти рисунки ещё в школе. Там одна ухмылка: у Чичикова и мексиканского демона. Перед нами – чёрт. Сомнений в этом нет никаких.

Чем же этот чёрт занят? По идее, которую Гоголь получил от Пушкина, мы узнаём историю мелкого чиновника, скупающего «убылые» души – так называли умерших крепостных крестьян. Хотя они и умерли, но помещики всё ещё должны были платить за них подушный налог, пока тех не вычеркнет из переписи ревизор. И вот Чичиков скупает эти «души» у помещиков. И тем это очень выгодно, ведь они перестают платить налог за мертвецов. Собрав достаточно «убылых душ», Чичиков собирается поехать из центральной России в Херсонскую губернию, в так называемую Новороссию, заложить там своих «мертвецов», получить деньги и купить имение. План надёжный, как швейцарские часы!

Гоголь очень точно описывает то, что историк Александр Эткинд назовёт «внутренней колонизацией», а самого Гоголя – «великим колониальным автором». Действительно, у Гоголя гениально получалось описывать имперское сознание России. Это заметно в том числе в повести «Нос»^[8]. Главный герой – майор Ковалёв – как Российская империя, теряет какую-то свою часть. Ковалёв-империя страдает из-за этого, мается, жалуется. Он узнает, что его нос хочет сбежать в Ригу^[9], но его ловят на границе. В конце концов нос возвращается на лицо майора-имперца. И вот, казалось бы, счастье. Наконец Ковалёв может жениться, как он мечтал. Но почему-то не женится. Почему?.. Обойдусь здесь комментарием самого Гоголя: «Но что страннее, что непонятнее всего, – это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… нет, нет, совсем не понимаю. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это…»

Если «Нос» Гоголь написал в Санкт-Петербурге, то места написания «Мёртвых душ» – это Швейцария, Франция, Италия. В русской литературе так часто бывало и будет, когда писатель начинает хорошо понимать Россию, находясь за границей.

В России Гоголя любят, хотя она у Гоголя показана как страна между ужасом и кринжем. Советская власть брала у Гоголя кринж – стыд за Российскую империю. Сегодня мы берём у Гоголя ужас. Вспомните фильмы с Александром Петровым – мистический детектив-триллер про Гоголя и следователя, которого сыграл Олег Меньшиков. Эти фильмы тоже кому-то могут показаться кринжовыми, но для самого Гоголя нет внутреннего противоречия между ужасом и смехом. Сегодня Гоголь сам стал частью анекдотов, в том числе современных. В одном из Интернет-мемов героиня пишет, что сделала каре, чтобы быть как Ума Турман, «а получился Гоголь». Или в 2020 году компания Puma выпустила кроссовки, в которых европейцы увидели силуэт Гитлера, а в России – Гоголя.

Гоголь практически единственный школьный классик, который позволил себе упомянуть существование мата в русском языке. Помню, как на уроке литературы мы ждали, как дойдём наконец до той самой страницы. Там, где встреченный Чичиковым крестьянин называет Плюшкина эпитетом «заплатанной…». Гоголь пишет: «Было им прибавлено и существительное к слову “заплатанной”, очень удачное, но неупотребительное в светском разговоре, а потому мы его пропустим». Помню, мы все тогда хотели узнать у преподавательницы, что это за слово. Но она потребовала перевернуть страницу и идти дальше.

Однако столетие спустя читателям всё ещё интересно, что там за слово такое. В сериале «Мёртвые души» Михаила Швейцера появляется сам Гоголь, который надиктовывает свою поэму писарю. Доходят до сцены с Чичиковым и крестьянином. И писарь просит произнести всё-таки это слово. Гоголь прикладывает ладонь к губам и отвечает шёпотом… Но ответ расслышать нельзя.

Когда композитор Родион Щедрин писал оперу «Мёртвые души», то ему нужно было конкретное слово для этого эпизода. Щедрин так вспоминал о том, как вышел из ситуации: «В опере “Мёртвые души” одно известное слово вслух не произносилось, просто было “заплатанный”, а я вставил “куль заплатанный”. Это мне Вознесенский подсказал. Когда человек поёт в полный голос слово “куль”, то в зале звучит слово иное».

Но самый таинственный момент в «Мёртвых душах» – это не мат, а… лирические отступления. В школе наказанием для хулиганов было писать сочинение по этим лирическим местам. Потому что это самые скучные фрагменты. Мы относились к ним как к рекламной паузе в кино. Фрагменты текста, по которым можно просто водить глазами. Там ведь «ничего не происходит».

В этих отступлениях Гоголь показывает не столько природу, сколько пустоту. Сегодня это называют лиминальными^[10] пространствами. Представьте фотографию любого общественного пространства – торгового центра, станции, офиса. Но только это пространство должно быть пустым. Ни одного человека. Такое пространство и будет называться «лиминальным». Гоголевские пейзажи именно такие – пустые, безлюдные. Пустая Россия. И вот по этой безграничной пустоте мчится в финале первого тома Русь-тройка.

В рассказе «Забуксовал» Василия Шукшина речь идёт именно об этом фрагменте. Живущий в деревне механик Роман Звягин однажды слышит, как его сын Валерка учит это лирическое отступление. Роман даёт сыну воспитательную затрещину, а затем «с досады, что ли, со злости ли – Роман подумал: “А кого везут-то? Кони-то? Этого… Чичикова?”» Эта мысль так поражает героя, что он отправляется к деревенскому учителю Николаю Степановичу. И тот подтверждает ему, что да, Русь-тройка везёт Чичикова. Роман восклицает: «Да как же? Я тогда не понимаю: Русь-тройка, так же, мол… А в тройке – шулер. Какая же тут гордость?» После этого, подумав, делает предположение: «А может, Гоголь так и имел в виду: подсуроплю, мол: пока догадаются – меня уж живого не будет. А?» Это открытие заставляет героя «забуксовать».

Действительно, получается ведь, что Гоголь через столетия показывает читателю в, казалось бы, невинном лирическом отступлении неоднозначную картину. Русью-тройкой управляет некий дурачок Селифан, а везёт она мошенника Чичикова. Не показывает ли нам Гоголь кукиш? «Дай ответ. Не даёт ответа».

Закончить хотелось бы, вернувшись к началу. К Гоголю и Пушкину, которые в известной пьесе Хармса всё время спотыкаются друг о друга. Потому что вся русская литература, по сути, выросла из этих двух авторов. Если Пушкин – «солнце русской поэзии», то Гоголь – луна русской прозы. Хотя бы ещё и потому, что Луна светит отражённым светом, а «Мёртвые души» и «Ревизор» написаны именно по пушкинским сюжетам.

Просто поставьте их рядом – Пушкина и Гоголя. До чего же они разные! У Пушкина было множество женщин. А у Гоголя? Он никогда не был женат. И как говорит историк Веселовский, не испытал «ни одной сильной привязанности к женщине». Самой заметной влюблённостью была Анна Виельгорская. О её брате Иосифе Гоголь оставил незаконченный текст «Ночи на вилле», где рассказывал о том, как ухаживал за умирающим Иосифом. Есть даже мнение, что Гоголь на самом деле любил мужчин, но подавлял в себе это желание. Сексуальность Гоголя выглядит совсем не пушкинской. В мире Пушкина – два гендера, в мире Гоголя – чёрт их поймёт.