Валерий Николаевич Ковалев
Игры настоящих мужчин. Юмористические рассказы
Однажды, весной, захворал какой-то важный спец из «Рубина», и вместо него на выход прислали хорошенькую женщину. Наш командир отказался идти в море и потребовал специалиста-мужчину. Разразился большой скандал, но «кэп» уперся и мужика все-таки нашли.
В другой раз, уходя на глубоководные испытания, мы забыли на берегу доктора, он догнал лодку уже в море на каком-то катере и карабкался по шторм-трапу на надстройку, с чемоданчиком в зубах.
А пару недель назад, на ракетных стрельбах, какой-то «блатной» начальник из Москвы, в силу незнания правил пользования, был контужен в гальюне содержимым его баллона, вылетевшим оттуда под давлением в полторы атмосферы. После этого он долго отмывался в душе и сожрал у доктора почти весь валидол.
Предавшись столь приятным воспоминаниям и накурившись до одури, мы строимся на вечернюю поверку на верхней палубе, потом спускаемся в кубрик, вооружаем свои подвесные койки и укладываемся на тощие, застеленные маркированными простынями и колючими одеялами, пробковые матрацы.
– Руби вольту! – орет дневальному из своего угла Жора, просторный кубрик погружается в синий полумрак ночного освещения.
В трубах отопления мелодично булькает вода и шипит пар, в отдраенные иллюминаторы веет запахом моря и осенней прохладой, где-то за переборкой привычно шуршат крысы, и мы погружаемся в сон.
Среди ночи всех будит грохот ботинок на трапе, яркий электрический свет и громкая команда «Подъем!»
Под люком стоят наш дежурный офицер, незнакомый лейтенант и два курсанта из местной школы мичманов, с якорями на погонах и красными повязками на рукавах бушлатов.
– Всем построиться на среднем проходе! – хмуро бросает дежурный.
Через несколько минут, натянув штаны, мы стоим вдоль коек и недоуменно взираем на непрошенных гостей.
– Так, смотри, – кивает лейтенант одному из патрульных. У курсанта обиженное лицо и здоровенный фингал под глазом. Он нерешительно идет вдоль строя, заглядывая нам в лица.
– Нету, – оборачивается к офицерам и шмыгает носом. – Тот был старшина 1 статьи и в бушлате.
– Юркин, Марченко, – тычет пальцем дежурный. – Оденьте бушлаты.
Жора с Лехой недовольно бухтя идут к вешалке, напяливают свои бушлаты и возвращаются в строй.
– Не, – отрицательно вертит головой курсант. – Не они.
– Ну что, все? – скептически смотрит дежурный на лейтенанта.
Тот молча кивает головой, и патрульные неуклюже лезут наверх.
– Товарищ старший лейтенант, а в чем собственно дело? – интересуется кто-то из строя.
– А в том, что какой-то раздолбай накидал банок патрулю и смылся – недовольно отвечает дежурный. – Найдут, пойдет под трибунал. Ясно?
– Чего яснее, – гудит стоящий рядом Володя Зайцев. – Патрулей бить нельзя. И все смеются.
– Ладно, разойдись, всем спать, – смотрит на часы дежурный и тоже поднимается по трапу.
Шеренги распадаются, мы снова забираемся в койки, и дневальный вырубает свет.
– Ну, вот вам и новая история, – зевает Димка Улямаев. – А фингал у будущего сундука классный.
– Интересно, откуда тот старшина? – интересуется Серега Антоненко.
– А хрен его знает, – отвечает мой сосед Витя Будеев. Нас на этой коробке рыл пятьсот, а на косе еще бригада подплава.
– Ладно, кончайте базар, всем спать, – бурчит Юркин, все замолкают
Утром, после завтрака, когда мы встречаемся на юте с ребятами из других экипажей, выясняется, что у них тоже был шмон. Патрулям предъявляли всех матросов и старшин, но те так никого и не опознали.
– И поделом этим чмошникам, – говорит кто-то. Что б не борзели.
Курсантов местной школы мичманов, которая в простонародье именуется «шмонькой», мы сильно не любим и в увольнениях с ними всегда происходят стычки. Теперь на носу очередная, и это бодрит. Помахать кулаками на флоте любят, а причина для драки всегда найдется.
– Главное чтоб увольнения не зарубили, – скалятся штатные умельцы. – Мы им еще накидаем банок.
Через пару недель мы возвращаемся с моря и в субботу готовимся в очередное увольнение. В кубрике царит веселое оживление, мы отпариваем шипящими утюгами клеша и драим до зеркального блеска ботинки.
– Да, давненько я не был в городе, – полирует асидолом бляху на ремне Витька.
– Так уж и давно, – фыркает сидящий напротив Юркин, и кубрик сотрясается от хохота.
А через час, получив увольнительные и благоухая «Шипром», мы веселой толпой скатываемся с трапа. Впереди целый день счастья.
Примечания:
сундук – мичман (жарг.)
"Рубин" – название закрытого КБ в Ленинграде.
коробка – корабль, судно (жарг.)
Увольнение
Весна. Эстония. Атомный учебный центр Палдиски. Здесь проходят переподготовку экипажи атомных подводных лодок Северного и Тихоокеанского флота и в том числе наш, готовящийся к испытаниям ракетного крейсера нового поколения. С утра до вечера мы корпим в классах, на «циклах» и полигонах, где военные умы Центра вбивают в молодые головы необходимые знания и навыки.
В середине мая отцы-командиры отпускают нас в первое увольнение в город.
От всех боевых частей и служб по одному человеку – старослужащему, от минеров меня, как единственного представителя срочной службы.
Одетых в форму «три», благоухающих одеколоном счастливцев отводят на плац перед КПП и вместе с моряками из других экипажей, тщательно осматривают. Десяток флотских стиляг, в непомерно широких клешах и зауженных форменках, офицеры возвращают назад для переоблачения, а с остальными проводится инструктаж о правилах поведения в городе. Из него следует, что нам запрещено пить, курить, нецензурно выражаться в общественных местах, а также вступать в конфликты с местным населением и представителями других родов войск.
Затем следует команда «Вольно, разойдись!», и около сотни моряков радостно вываливают за ворота части.
Погода на все сто, в карманах есть немного денег – платят нам намного больше, чем сухопутным бойцам и мы свободны, как ветер, до двадцати трех.
– Полный вперед! – командует Жора Юркин, взблескивая на солнце старшинскими лычками и сдвигая на затылок щегольскую бескозырку. Нас ждут великие дела!
Для начала, весело балагуря и переругиваясь, мы направляемся в городской парк, где с интересом разглядываем памятник борцу с царским режимом Салавату Юлаеву и интересуемся у Сашки Мингажева, не его ли это предок.
– Не-е-е, – щурит узкие глаза Сашка. Он был башкир, а я казах.
Затем минуем центральную аллею, где молодые мамаши катают в колясках младенцев, выходим на главную улицу города с нерусским названием Лауристини и направляемся к Дому офицеров.
Там, в кубическом современном здании, находятся ресторан для офицеров, кинозал, буфет, и один из танцевальных залов, который нам разрешено посещать. В нем уже подключают аппаратуру и настраивают электрогитары несколько чубатых моряков с бербазы.
– Жорка, Сашка! Здорово черти! – внезапно раздается сбоку, и к нам подходят трое рослых старшин. Они оказываются сослуживцами Юркина с Ханниковым по прежней службе в Заполярье. Следуют веселые возгласы, смех и объятия, после которых выясняется, что теперь парни служат на ТОФе и после автономки, как и мы, проходят переподготовку в Центре.
– Такую встречу надо вспрыснуть! – заявляет один из тихоокеанцев, с бумажным пакетом в руке.
Не сговариваясь, идем через город в сторону залива, благо наши новые друзья уже неоднократно бывали в увольнении и все здесь изучили. По дороге сбрасываемся и в небольшом магазинчике, по их рекомендации покупаем несколько бутылок эстонского ликера «Вана Таллинн».
Я удивлен, что столь крепкие ребята потребляют дамские напитки, но как самый молодой в компании, помалкиваю.
На берегу залива пустынный пляж, где мы и располагаемся у громадного, поросшего мхом валуна, являющегося местной достопримечательностью. Из принесенного с собой пакета извлекаются яблоки, печенье и пару стаканов.
– Посуду позаимствовали в буфете,– смеется конопатый старшина с необычным именем Клавдий.
Откупориваем высокие, выполненные в виде башенок бутылки, поочередно пьем за встречу. Ребята одобрительно крякают и смачно хрустят яблоками.
Когда очередь доходит до меня, понимаю мудрость старослужащих. Ликер терпок, душист и по крепости не уступает водке. На наклейке указана плотность – 45*.
Завязывается оживленная травля, перемежающаяся тостами. Затем мы раздеваемся и пытаемся искупаться, но ничего не выходит – вода в заливе чертовски холодная. Зато можно загорать, что мы и делаем.
Обращает на себя внимание нездоровая бледность тихоокеанцев. По сравнению с ними мы намного смуглее.
– Вот побудешь в автономке без солнца и свежего воздуха суток девяносто, таким же «красивым» станешь, – хлопает меня по спине обильно покрытый татуировкой старшина.
Солнце понемногу клонится к горизонту, с залива тянет свежим бризом, пора уходить. Приводим себя в порядок, и направляемся в Дом офицеров.
Танцы там в самом разгаре.
В зале полно моряков, наших и из местного подплава, пограничников и морских пехотинцев.
Последние обращают на себя внимание громадным ростом, выправкой и статью. На них черные береты, такие же куртки и заправленные в короткие сапоги брюки.
Между одетыми в форму ребятами, яркими бабочками мелькают девчонки. Их вдвое меньше, и многие «бойцы» танцуют друг с другом или стоят группами у колонн.
«Снять» после перерыва подругу, удается только разбитному Ханникову, да и то ненадолго. После первого же танца, ее уводит у Сани из – под носа рослый морпех.
Возвращаемся в часть без четверти одиннадцать. После отбоя долго обмениваемся впечатлениями от увольнения и строим планы на следующее. Главный вопрос – как обзавестись подругами. Это Юркин и Ханников берут на себя.
На следующей неделе они развивают бурную деятельность, цель которой – проучить морпехов и отбить у них представительниц прекрасного пола.
Для этого в свободное время проводятся встречи и переговоры со старослужащими из других экипажей, в число увольняемых подбираются наиболее крепкие и задиристые, со всех наборов без исключения. Попадаю туда и я.
Накануне увольнения, из укромных мест, именуемых на флоте «шхерами», запасливыми годками извлекаются несколько матросских ремней с залитыми свинцом бляхами. Мне приходилось видеть такие на гражданке и даже испробовать одну на собственной шкуре. Ощущение не из приятных.
В этот раз из нашего экипажа в увольнение идет порядка пятнадцати человек, одетых строго по форме. Приготовленные ремни заранее упаковываются в пакет и перебрасываются через ограждение в укромном месте.
Вновь предварительно собираемся на пляже, но уже в более значительном составе.
Решено – морпехов бить сразу, в начале танцев, пока туда не подтянулись гуляющие по городу патрули. Разборку начинает Юркин. Вне зависимости от результатов, пехотинцев лупить почем зря и гнать до самой части, чтоб надолго запомнили. После драки на танцы не возвращаться, а небольшими группами и в разное время, топать в часть.
Для куража размялись «Вана Талинном», перекурили и поочередно двинулись к ДОФу. Картина та же – морпехи весело отплясывают с девчонками, моряки стоят, облизываются.
Жора не зря был у нас строевым старшиной. Решения он принимал быстро и так же оперативно претворял их в жизнь.
Как только начался очередной танец, Юркин выбрал приглянувшуюся ему девчонку и пригласил ее. Тут же, как из – под земли, появился сержант – морпех и девица, смеясь, упорхнула с ним в центр зала. Жора проследовал за ними, и, оттеснив сержанта плечом, взял девчонку за руку. Сержант отпихнул соперника и тут же получил удар в челюсть, но не упал, а перехватив руку старшины отшвырнул его к колоннам.
Не удержавшись на скользком паркете, Жора с грохотом обрушился на него, сбив по пути какого-то пограничника.
На сержанта набросились сразу несколько моряков, но он, играючи, расшвырял и их.
В зале поднялся невообразимый визг и шум. Не смотря на активное сопротивление и все увеличивающиеся потери, мы оттеснили сгрудившихся тесной группой морских пехотинцев к колоннам, и им изрядно доставалось. В воздухе висели мат и рев.
Постепенно в драку ввязывалось все больше моряков и морпехам приходилось не сладко.
В итоге мы вытеснили их в вестибюль, а потом и на улицу, где мне крепко врезали сначала по уху а затем по ребрам. В воздухе замелькали ремни, и противник побежал. Преследовали мы его недолго – за городом, из ворот части, с ревом вывалила встречная толпа морпехов, которая, безусловно, разнесла бы нас в клочья, и теперь драпали мы.
Но продолжения разборки не последовало. Прибывшие к месту патрули собрали битых, а остальные шустро разбежались по парку и другим укромным местам.
Отдышавшись, оглядываем друг друга. В нашей группе четыре человека – Юркин, Кругляк, Допиро и я. Внешне вроде все целы. Только у Жоры форменка разорвана до пупа, да у меня ухо вдвое больше обычного. Непонятным образом Допиро сохранил бескозырку, из подкладки которой извлекаем иглу с черной ниткой и кое- как зашиваем старшине форменку.
Умывшись под краном в каком-то переулке и приведя себя в относительный порядок, осторожно движемся к части. На КПП нас переписывают и расспрашивают о драке в ДОФе.
Делаем круглые глаза и рассказываем, что по дороге в часть нарвались на хулиганов-морпехов, от которых еле спаслись. Дежурный, капитан – лейтенант, недоверчиво хмыкает, но отпускает нас.
А утром, после завтрака, перед строем неспешно расхаживает старпом и скептически нас рассматривает. Затем вызывает из строя всех увольнявшихся и объявляет месяц «без берега».
– Есть! – бодро рявкаем мы. Ведь могло быть и хуже.
Весеннее томление
В 1973 году наш экипаж, завершая государственные испытания новой подводной лодки, обретался в славном городе Северодвинске и жил на широко известной всем тогдашним подводникам Заполярья плавбазе «Иртыш».
Май в том году был небывало солнечным, теплым и будоражил молодые матросские организмы. Но в силу загруженности, в увольнение начальство пускало нас изредка и нехотя.
В результате, в этот период весеннего томления мы научились делать брагу и тайно потребляли ее в укромных местах. Наставниками выступили моряки плавбазы за небольшую мзду, в виде нескольких пластин плексигласа и эбонита, которые мы принесли им с завода. Оказывается, ушлые парни давно освоили это производство и успешно пользовались его плодами.
Суть заключалось в следующем. Практически на всех боевых постах плавбазы, а также верхней палубе, были развешены пенные огнетушители. По ночам местные умельцы разоружали некоторые из них, стравливая пену за борт и в трюм, а сами емкости выпаривали кипятком.
После этого в емкость заливалось несколько трехлитровых банок яблочного сока, засыпались сахар и дрожжи. Перевооруженный огнетушитель водружался на штатное, как правило, находившееся в тепле место, и в течение недели в нем созревала крепчайшая военно-морская брага. Однако попользоваться чудным напитком пришлось недолго.
В одном из небрежно закупоренном «бражном» огнетушителе, давлением забродившего напитка сорвало крышку. Причем висел он на солнечной стороне надстройки верхней палубы судна и «взорвался» в самый неподходящий момент – при подъеме флага. Последствия были весьма плачевные.
Так как виновных не нашли, всех без исключения моряков плавбазы лишили увольнений на месяц, нам для профилактики тоже сократили их до минимума.
Примерно в это же время, не иначе как под влиянием полярной весны, в нашем славном экипаже произошло ЧП, едва не закончившееся трибуналом для его участников. Суть заключалась в следующем.
В один из дней штурманская боевая часть с командиром группы и старшиной команды выехала в Архангельск для получения навигационных приборов на флотских базовых складах. Все необходимое им выдали без проволочек и, поскольку время еще оставалось, лейтенант и мичман отправились в город, предоставив моряков самим себе. А что делает в таких случаях истинный североморец? Правильно. Ищет приключений.
Для начала парни достали у местных аборигенов «шила» и по братски распили его. Затем двинулись на железнодорожный вокзал на людей посмотреть, и себя показать.
Там к несчастью стоял ждущий отправления на Ленинград поезд со студенческим строительным отрядом, в котором было много симпатичных девчат. Поскольку весна в головах и «шило» в желудках настраивали на поэтический лад, ребята решили приударить за несколькими приглянувшимися им девицами. Студентам, которые тоже были навеселе, это не понравилось.
В итоге возникла потасовка, в ходе которой наши орлы Антоненко, Гордеев, Корунский и Лука здорово отметелили инфантильных питерцев.
На шум драки прибежали два сержантских патруля, попытавшихся унять буянов и доставить их в комендатуру. Не тут-то было. Разошедшиеся штурмана отлупцевали и патрульных. Причем темпераментный гагауз Лука, которому разорвали форменку до пупа, вконец озверел и, намотав на руку ремень с бляхой, стал загонять в вагон всех студентов, которые еще не успели сбежать.
Спасли положение инструктора-десантники из ближайшей учебки, вызванные избитыми патрульными. Их привалил целый грузовик, в кузов которого, после непродолжительной схватки и позабрасывали бесчувственные тела сильно помятых, но непобежденных романтиков. В учебке их определили на местную гауптвахту, откуда подоспевшие командиры вызволили «героев» без лишнего шума.
Впрочем шум был. Уже в экипаже все участники побоища были посажены на свою родную, морскую гауптвахту.
Помимо Вани Луки в команде у нас служили еще двое ребят из Молдавии – Володя Дараган и Витя Будеев. Это были веселые и добродушные парни. Но если Будеев был скромен и рассудителен, то Дараган отличался бесшабашностью и удальством. Он был любимцем замполита, так как активно участвовал в выпуске стенгазеты, а также корабельным почтальоном. Своим положением почмейстера Витька дорожил и никаких посягательств на эту должность не терпел. Но весна и с ним сыграла злую шутку.
Как всякий молдаванин, Дараган был неравнодушен к вину. А его в городе было навалом.
Особым успехом пользовался у моряков дешевый и крепкий портвейн «Три семерки». И каждый раз, следуя на почту за корреспонденцией, а затем возвращаясь на базу перед обедом, лукавый молдаванин приносил в своем почтовом чемодане несколько бутылок портвейна, купленного для нас на заранее собранные деньги. Их содержимое употреблялось за обедом, причем довольно хитро. Из чайников с компотом отливалась часть напитка, а вместо него заливалось вино. И все это выпивалось под маркой компота, иногда даже в присутствии дежурного офицера или мичмана.
Но как говорится в известной пословице «Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал…». Все хорошее, когда-нибудь, да кончается.
Был понедельник, день политзанятий. С учетом тихой солнечной погоды их проводили на причале, у борта плавбазы. Присутствовали все свободные от вахты моряки, чинно восседая на расставленных в ряд корабельных банках.
Замполит – капитан 2 ранга Башир Нухович Сабиров, что-то гортанно вещал по поводу милитаристской политики США, а мы походя записывали его умные мысли в тетради, дремали и грезили ожиданием обеда.
Вдруг сзади раздались какие-то перешептывания и тихие возгласы. Оборачиваюсь и вижу следующую картину.
По пустынной территории от КПП вдоль пакгаузов, в нашу сторону неверными шагами движется какая-то вихляющаяся фигура с чемоданом на плече. Это был смертельно пьяный Дараган.
Не обращая внимания на сидящую недалеко от трапа команду и напевая что-то на непонятном языке он, оступаясь и бранясь на крутом трапе, карабкается по нему на судно и исчезает из поля зрения.
– ?!!
Передав конспект с тезисами помощнику, вслед за Витькой по трапу взлетает взбешенный Башир Нухович.
Еще через несколько минут из крайнего носовго иллюминатора, за которым находилась каюта замполита, раздался рев и стали вылетать и плюхаться за борт бутылки с заветным напитком.
– Одна, вторя, третья… пятая,– заворожено считали мы.
Всего было выброшено с утоплением девять бутылок. Еще через некоторое время по трапу, теперь уже вниз, в сопровождении дежурного мичмана понуро продефилировал Дараган, облаченный в робу, сапоги и бушлат.
– На губу…,– прошелестело по рядам.
Так закончилась эта винная эпопея и карьера великого почтальона. А служба покатилась дальше.
Хрюнов кормили как матросов
А расскажу – ка я вам историю, которая случилась в период службы одного моего приятеля, ныне капитана 2 ранга в запасе, на 604 береговой базе Черноморского флота.
Она обеспечивала материально-техническими средствами бригаду торпедных катеров и организационно, как тыловая часть, входила в ее состав.
На бербазе в те далекие 70-е годы проходили службу советские парни, достигшие 18 летнего возраста и призванные из различных уголков нашей великой страны, где уже был построен социализм в целом, и мы защищали светлое коммунистическое общество.
Ежегодно, в зимний и летний периоды, командование штаба флота проводило проверку боевой и политической подготовки флотских частей.
К предстоящей проверке личный состав нашей базы готовился заблаговременно и для ее начала, командир бригады объявлял организационный период, что означало запрет выхода за пределы части, отмена увольнений и других культурных мероприятий.
Матросы и старшины денно и нощно изучали и штудировали инструкции, конспектировали работы классиков марксизма-ленинизма, материалы съездов КПСС, отрабатывали строевую подготовка на плацу.
Особенно им не нравилось отрабатывать элементы строевой подготовки по разделениям и в своем кругу это называлось «гонять стручка».
Мичмана и офицеры части с подъема и до отбоя дотошно проверяли форму одежды и знание воинских уставов у своих подчиненных.
Накануне приезда комиссии, самых нерадивых матросов рассовывали в такие потайные места части, где их не возможно было найти проверяющим.
И вот долгожданный сигнал с КПП – «Едут!!!».
Все в бригаде сразу задвигалось и зашевелилось.
Командиры и старшины нервозно, доложили по команде о готовности к проверке. И не дай бог кому-то из матросов оказаться вне боевого поста!
За такое разгильдяйство его ждало жесточайшее наказание, вплоть до помещения на гарнизонную гауптвахту.
В те времена, согласно Директивам Министерства обороны СССР и соответственно указаний и распоряжений флотского начальства, в целях улучшения питания личного состава кораблей, на береговых частях и соединениях флота создавали подсобные хозяйства.
Для пополнения же запасов продовольствия, в осеннее время хозяйственники отряжали матросов, как дешевую рабочую силу, в колхозы и совхозы на уборку урожая.
И вот заходит на подсобное хозяйство бербазы проверяющий, интендантский майор, а к нему из хлева в засаленной робе и бушлате без пуговиц выскакивает наш свинарь, матрос Охапкин Серега, по кличке «Подводник». Заработал он ее за то, что регулярно подвозил на конной подводе корм и воду для свиней.
Ну, так вот, подбегает Серега, утирая сопли к майору и докладывает, что на его боевом посту, двадцать свиней и кобыла по имени «Торпеда», на которой он завозит корма (отходы) с камбуза личного состава бригады для своих питомцев.
Прикрыв надушенным платком нос, так как от нашего свинаря шло неземное «амбрэ», майор пошел осматривать его хозяйство.
А затем спрашивает Охапкина: «Чем кормишь хрюшек? Очень уж они у тебя упитанные ».
А тот отвечает: «Тем же, что и матросов!», имея в виду отходы с камбуза.
А чем же тогда у вас кормят матросов?! – удивился проверяющий
«Тем же, что и свиней, товарищ майор!
Присутствующие при этом диалоге так и покатились со смеху.
Долго еще затем в базе потешались над этим случаем, даже придумали афоризм: «Матросов кормят как свиней, а свиней, как пьяных матросов».
Начальство, оно от Бога
Вернувшись с обеда, старшина 1 статьи Волков удобно расположился в кресле командира БЧ* и, забросив ноги на направляющую стеллажа торпеды, застыл в блаженной истоме. С нижней палубы доносилось монотонное бубнение молодого, заучивавшего книжку «боевой номер».
– Учи, учи, карась, – благодушно подумал старшина, бездумно уставившись в подволок и шевеля пальцами в новых тапочках.
Служить ему оставалось всего ничего, настроение было отличным, и Волков предался мечтам о «гражданке». Однако вскоре прохладная тишина отсека нарушилась звяком переборочного люка, шарканьем ног и неразборчивыми голосами внизу.
– Опять эти «безлошадные», – неприязненно подумал старшина и покосился на мерцающие в полумраке стрелки корабельных часов на корабельной переборке. С обеда вернулся второй экипаж, третий день знакомящийся с лодкой.
– Не было печали, черти накачали, – пробурчал Волков и, опустив на палубу затекшие ноги, поковылял к светлому пятну отсечного люка. Присев у люка на корточки он тихо свистнул, и снизу на него уставились раскосые глаза вахтенного у трапа, с болтающимся на поясе штык – ножом.
– Безлошадные?, – спросил у него Волков.
– Ага, – утвердительно, кивнул тот бритой головой на тонкой шее.
– Смотри за ними, что б ничего не сперли , – нахмурился старшина. ПонЯл?
– Ага, – снова сказал молодой и шмыгнул носом.
– Ну, давай, бди, – одобрительно хмыкнул Волков и, встав, вразвалку двинулся обратно.
В принципе, против моряков второго экипажа он ничего не имел, но в свое первое посещение корабля, те умудрились спереть у механиков банку припрятанной воблы, один пытался открыть в трюме клапан затопления, а самый любознательный, изучая станцию пожаротушения, стравил на среднюю палубу третьего отсека, целую гору пены.
– После Палдиски*, эти парни способны на все! – мрачно предупредил лодочную вахту на утреннем инструктаже помощник, прохаживаясь по пирсу перед строем. Того и гляди утопят нас у пирса. Так что присматривайте за ними. Понятно?!
– Точно так! – вразнобой заголосила вахта.
Размышляя, чего ожидать от экскурсантов в этот раз, Волков отщелкнул замки на одном из ящиков «зипа» и мурлыча под нос похабную песенку про Садко заморского гостя, стал готовить к вентиляции торпед запорную аппаратуру.
В это время у кормовой переборки резко звякнул стопор открытого люка, раздалось тяжелое сопение, и в пятне света возникла чья-то голова в пилотке.
-Тэ-экс,баском – протянула она, озирая отсек – посмотрим, что у нас здесь,– и в узкое отверстие люка стала протискиваться грузная фигура в матросском ватнике.
– Безлошадный, – мелькнуло у Волкова в голове и, оставив свое занятие, он решительно шагнул тому навстречу.
– А ну, давай двигай отсюда! – наклонившись к незнакомцу, рявкнул старшина и, упершись рукой в его голову, выпихнул моряка из люка.
– Ты что делаешь, сволочь! Сгною! – заорали снизу.
– Пошел я тебе сказал! – повторил Волков и, вернувшись к торпедным аппаратам, снова принялся возиться с «зипом».
Через минуту замигал огонек «каштана» и его вызвали в центральный пост.
Там, рядом с хмурым командиром, в кресле сидел его недавний гость.
– Ты что себе позволяешь? – прошипел глядя на Волкова капитан 1 ранга.– В дисбат захотел?!
Только теперь старшина заметил, у незнакомца под ватником синий габардиновый китель и его бросило в холодный пот.
– Никак нет, – уныло ответил Волков. Я думал, что это матрос.
– Какой матрос!! – рявкнул капитан 1 ранга. Это же командир второго экипажа нашей лодки, старший офицер! А ты твою мать, выпихнул его из отсека!
Михал Иваныч, – обернулся он к помощнику. Оформи этого раздолбая на пятнадцать суток. Что б служба раем не казалась.
…На следующее утро, препровожденный старшиной команды на гарнизонную гауптвахту, Волков понуро стоял перед ее начальником, пожилым толстым прапорщиком.
– Чего этот герой отчебучил? – поинтересовался тот у мичмана, прочитав записку об арестовании, с традиционной формулировкой «за нарушение воинской дисциплины».
– Да так, не узнал одного большого начальника, – лаконично ответил мичман.
– Непорядок, однако, старшина, – назидательно произнес прапорщик. Непорядок. Начальство нужно знать в лицо. Оно ведь того, от Бога! И многозначительно поднял вверх пухлый палец.
С тех пор минуло немало лет. Старшина Волков сам стал большим начальником. И при случае, распекая подчиненных за различные провинности, часто с иронией поминает ту запомнившуюся ему фразу старого прапорщика: "Начальство, оно того, от Бога", думая про себя, – а может и от Черта. Кто знает?
Примечания:
БЧ – боевая часть на корабле.
Книжка «Боевой номер» – свод инструкций по корабельным расписаниям.
Безлошадные (жарг.) – экипаж, временно не имеющий своего корабля.
Минный ликер
Середина 70-х. Заполярье. Северный флот. Борт подводного ракетоносцы «Мурена».
Вернувшись после отработки из очередных морей, готовимся к приему боевых торпед. Их необходимо принять на борт в количестве восемнадцати и в том числе, две с ядерными зарядами. Остальные снаряжены боеголовками с «морской смесью». Поскольку со спецторпедами на корабле мы работаем впервые, боевая часть на время погрузки усиливается старшиной команды торпедистов с соседней лодки по фамилии Тоцкий.
Ему далеко за сорок, за плечами десятки автономок и стрельб, так что свое дело мичман знает туго. Об этом свидетельствуют и жетон «Мастер военного дела», а также несколько орденских нашивок на кителе с широкими золотыми шевронами со звездами на рукавах. Кроме того, по слухам, ветеран любитель потравить морские байки в хорошей компании. Короче, живая история подводного флота.
Утро. Залив серебрится под лучами полярного солнца. В конце пирса радостно орут бакланы, пожирая остатки нашего завтрака из мусорных контейнеров. После подъема флага, по боевой тревоге перешвартовываемся к стационарному плавкрану, с которого на лодку и будем принимать боезапас. Тихо постукивают дизеля влекущих нас к громадине крана буксиров, журчит вдоль надстройки аквамариновая зелень воды. Настроение приподнятое. Торпеды опасное и капризное в обслуживании оружие.
