Валерий Круглов
Когда-нибудь ты проснёшься
Флешбэк пятый
Умник недоволен. Он не любит творчество нейросетей, но, как любая публичная личность, вынужден время от времени посещать такие тусовки.
– Обрати внимание, с каким умным видом они рассматривают эти картины, – скрипит его синтезатор речи. – Думаешь, им и правда это нравится?
– Наверное, – пожимаю плечами. – Мне вот не нравится брокколи, поэтому я его не ем. Я не мастер аналогий, но суть, думаю, ясна.
– Не сравнивай себя и их. Ты искренен в своих чувствах, а они притворщики. Всё, что ты видишь, это спектакль. Часто не очень умелый. Я хорошо чувствую фальшь.
Мы медленно двигаемся, переходя из одного выставочного зала в другой. Люди в дорогих и зачастую совершенно безумных нарядах почтительно расступаются перед скользящим на воздушной подушке инвалидным креслом Умника. Я держусь рядом, готовый в любой момент среагировать на возможную опасность. Игнат, втянув голову в плечи, цепляется за кресло сзади и затравленно оглядывается по сторонам. Он чувствует себя очень неуютно среди большого количества людей. Уж он-то точно предпочёл бы оказаться в каком-нибудь другом месте.
– Если им тут не нравится, то зачем они сюда пришли?
– Публичность, Олег. Они не должны находиться на виду постоянно. Пропустишь несколько мероприятий и о тебе начнут забывать. При этом надо создавать видимость того, что разбираешься в последних веяниях моды. Быть в тренде. Кроме того, здесь можно завести полезные для бизнеса знакомства и договориться о выгодном сотрудничестве. Любовь к искусству тут на последнем месте.
– Чем вы отличаетесь от них?
Синтезатор старика имитирует смех.
– Вот об этом я и говорю. Ты искренен и не боишься задавать неудобные вопросы. В этом мы с тобой похожи. В отличие от большинства, я не притворяюсь. Если спросят моё мнение о какой-нибудь из этих картин, я честно отвечу, что это бездушное дерьмо. Искусственный интеллект не способен создать шедевр. Он может написать книгу или стихотворение, может создать скульптуру или написать картину, но это всегда будет лишь жалкая имитация настоящего искусства. В этих поделках нет души, как и в их создателях. Для того, чтобы творить, нужно чувствовать, а искусственный интеллект на это неспособен. Кстати, о чувствах…
Панель на подлокотнике кресла дока отъезжает в сторону, открывая небольшую нишу. В ней лежит цилиндрический предмет размером чуть больше сигареты.
– Возьми.
– Что это?
Озадаченно кручу в руках непонятную штуковину.
– Эмоциональный биосканер. Экспериментальный образец.
– Для чего он нужен?
– Прибор улавливает эмоции людей. Кнопка на торце активирует его, а индикатор на другом конце определяет эмоции, которые испытывает человек, в цветовом диапазоне от синего до красного. От испуга до ярости. Очень полезная вещь при ведении переговоров.
Нажимаю кнопку и направляю прибор на Дока. Индикатор загорается оранжевым. Ничего удивительного, старик явно раздражён. Перевожу биосканер на Игната. Тёмно-синий цвет говорит о том, что бедняга испуган и растерян. Моё состояние соответствует светло-жёлтому цвету. Я спокоен и собран.
– Занятная штука.
Собираюсь положить прибор обратно.
– Оставь себе, – останавливает меня Умник. – Протестируешь. Тебе, как телохранителю, важнее знать настроение окружающих.
– Хорошо. Спасибо.
– А теперь возвращаясь к прерванному разговору… Попробуй просканировать любого андроида.
Направляю прибор на официанта, разносящего напитки. Если не присматриваться, то его очень легко спутать с обычным человеком. Только вот люди давно уже не используются на подобных работах. Индикатор горит ровным белым цветом.
– Теперь понимаешь? – скрипит старик. – Они ничего не чувствуют.
Такси паркуется недалеко от галереи современного искусства. Достаю из кармана биосканер. В любви и на войне все средства хороши. Посмотрим, какие чувства испытывает мисс Варнас в моём присутствии.
VI
Совершенно не разбираюсь в искусстве, но на что только не пойдёшь в попытках произвести приятное впечатление на девушку.
Яркая вывеска над входом светится голубым неоном: «Гиперкубизм – непознанные грани нейрореализма». Лана скучает у входа. Не люблю опаздывать, тем более на свидания.
– Вы не очень пунктуальны, господин Воронцов, – её голос звучит сухо. – Невежливо заставлять девушку ждать.
– Я не виноват. Форс-мажор, – изображаю сожаление. – Давай на «ты». У нас же вроде отношения в перспективе.
– Хорошо, – соглашается она. – Я знаю о происшествии. Думаешь, это операция «ЗАСЛОНА»?
– Очень сильно сомневаюсь.
Она берёт меня под руку и легонько подталкивает ко входу. По дороге вываливаю ей свои соображения относительно нападавших. Лана внимательно слушает и время от времени одобрительно кивает.
– Мы тоже сомневаемся, что «ЗАСЛОН» в этом замешан. Слишком мало времени прошло. Есть какие-нибудь предположения?
– Пока никаких, но я над этим работаю.
– Возможно, нападение никак не связано с порученным тебе делом.
– Допустимо, но маловероятно. Я не верю в совпадения.
Она придерживает меня около объёмной голограммы, изображающей нагромождение разноцветных геометрических фигур. Они постоянно меняют форму, перетекая и проваливаясь друг в друга. Делаю вид, что с интересом рассматриваю инсталляцию. «Вознесение тессеракта», гласит табличка под этим недоразумением. Имя нейросети, создавшей этот «шедевр», даже не пытаюсь прочитать. Какое-то безумное нагромождение букв и цифр.
– У нашей организации хорошие отношения с КОЗ, – негромко произносит Лана. – Они предоставят нам доступ к результатам анализа ДНК погибших, но потребуется время.
– Это может помочь.
Неспешно двигаемся дальше, мимо чуждых мне предметов искусства. Голограммы сменяются продуктами 3D-моделирования. Легче не становится. Всё то же геометрическое безумие, только статичное.
– Уже решил, с чего начать расследование обстоятельств смерти мистера Новака?
– Да, – бездумно пялюсь на очередное нагромождение фигур. – Хочу выяснить, кто присутствовал на настоящих похоронах Умника и почему списка гостей нет в публичном доступе.
– Логично. Только помни, что тебе нужно быть очень осторожным, пока не выяснится, на кого работали боевики.
– Осторожность – моё второе имя. Беспокоишься обо мне? Это так мило.
– Ничуть, – голос моей спутницы совершенно ровный, она не поддаётся на провокацию. – Всего лишь забочусь об инвестициях корпорации. Мы потратили на тебя время и деньги.
– Обидно как-то звучит. Тем более от андроида.
Она резко останавливается и удивлённо смотрит на меня жёлтыми кошачьими глазами.
– Как ты узнал?
Демонстрирую биосканер.
– Прототип, но со своей задачей справляется вполне неплохо. Один из подарков Умника.
– Это не наша разработка. Нам неизвестно об этой технологии.
Пожимаю плечами.
– Новак сотрудничал не только с вашей корпорацией.
– Если ты взял его с собой, то предполагал, что идёшь на свидание с андроидом?
– Нет. Основная функция у него другая, а это скорее приятный бонус. Можешь снять нейромаску?
Андроид касается шеи, и лицо Ланы осыпается блестящим дождём.
– София, – горько усмехаюсь. – Новейшая модель. Неужели я настолько неприятен мисс Варнас?
– У начальника службы безопасности есть более важные задачи.
– Зачем этот маскарад? У нас свободное общество, с андроидами встречаться никто не запрещает. Можно было сразу мне обо всём рассказать.
– Мы заметили, что ты испытываешь сексуальное влечение к мисс Варнас, и посчитали, что сотрудничество будет более продуктивным, если использовать её внешность.
– И что нам теперь делать? – вопросительно смотрю на Софию. – Будем дальше изображать влюблённых и пялиться на экспонаты?
– Можем поехать к тебе. Исследования показывают, что сексуальная близость способствует более доверительным отношениям.
Неожиданно. Никогда не привыкну к этой непосредственности искусственного интеллекта. Открываю рот, чтобы вежливо отказаться, но тут же захлопываю его. А почему бы, собственно, и нет? Секса у меня не было уже давно, а с андроидами я вообще ни разу не пробовал.
– Поехали, – наконец решаюсь я. – Только одень снова маску. Не то чтобы мне не нравится твоё лицо…
– Я всё понимаю. Можешь называть меня Ланой.
Она послушно возвращает себе облик мисс Варнас.
– Слушай, а это твой первый выход за пределы офиса? –интересуюсь осторожно.
– Нет. Меня выпускали во внешний мир на час ежедневно. Взаимодействие с незнакомыми людьми и спонтанные бытовые сценарии положительно влияют на мою социальную адаптивность.
– Это я заметил. Адаптируешься ты отлично.
– Спасибо.
– Это был не комплимент.
– Сарказм, –кивает она. – Мне знакомо это понятие.
– Завязывай так разговаривать, – недовольно морщусь я. – Настрой сбиваешь. Просто притворись Ланой, как раньше.
– Хорошо. Мой аэрокар на парковке, хочешь сесть за руль?
– Пожалуй.
Всю дорогу мы молчим. Пытаюсь скрыть разочарование и злость. Не на такой исход вечера я рассчитывал. С другой стороны, хоть что-то. Не факт, что с настоящей Ланой всё получилось бы так просто. Не факт, что вообще получилось бы. Надо быть реалистом. Я – спивающийся сорокалетний наёмник без перспектив в карьере, она – молодой амбициозный руководитель подразделения в мегакорпорации. Шансы затащить её в постель практически равны нулю.
Поднимаемся в квартиру. Прошу Альфреда приглушить свет и включить что-нибудь ритмичное и агрессивное. Никаких нежностей этой ночью не будет. Мне нужно выпустить злость. Швыряю Софию на постель. Открываю новую бутылку коньяка и прикладываюсь к горлышку. Вытираю рот тыльной стороной ладони. Медленно, не сводя глаз с андроида, застывшего на кровати, раздеваюсь. Стою перед ней абсолютно голый. В памяти всплывает фрагмент очередного ретрофильма.
– Мне нужна твоя одежда, ботинки и мотоцикл, – цитирую одного из персонажей, смерив Софию холодным взглядом.
Почему-то это кажется мне забавным. Док бы точно оценил. Привычку цитировать персонажей старых фильмов я перенял у него. София смотрит непонимающе и немного испуганно. Чепуха. Это просто имитация чувств. Андроиды не испытывают страх. Прыгаю на кровать и грубо срываю с неё платье. Жёлтые глаза Ланы неотрывно смотрят на меня. Неожиданно мне в голову приходит шальная мысль.
– Слушай, а твоя нейромаска с ограниченным функционалом?
– Нет. Маска последнего поколения. Может имитировать любую внешность по образцу.
Активирую биофон. Копаюсь в галерее.
– Вот, – демонстрирую ей голограмму. – Такое лицо можно?
– Конечно.
София касается шеи, и черты лица Ланы расплываются, формируя новый облик. Такой знакомый и желанный образ человека, которого уже невозможно вернуть.
– Настя, – шепчу чуть слышно. – Любимая.
Нежно провожу пальцем по её щеке. На глаза наворачиваются слёзы, к горлу подступает ком. Резко сажусь на кровати, развернувшись спиной к андроиду. Шарю по полу в поисках бутылки. Пальцы смыкаются на узком горлышке. Алкоголь скользит по пищеводу, обещая облегчение и забвение. С нажимом провожу рукой по лицу сверху вниз, вытирая глаза и губы.
– Прости, – зачем-то извиняюсь. – Я не могу так. Альфред, выключи музыку.
Наступает тишина.
– Ничего страшного, – её руки обвивают мои плечи. – Можем просто полежать вместе. Мне снять маску?
– Нет, оставь, – поворачиваюсь и глажу андроида по волосам. – Просто помолчи.
Мы лежим лицом к лицу в полумраке комнаты и притворяемся людьми, которых нет. Андроид в маске моей погибшей жены. Я тоже в маске, надетой пять лет назад после смерти Насти. Тогда во мне что-то перегорело. Я словно перестал быть собой, но притворяться собой я всё ещё могу. Как же я устал от этого глупого маскарада, но шоу должно продолжаться. Хотя бы ради Сашки. Мысли начинают путаться, и я погружаюсь в сон.