Валерий Киселёв
Реквием «Вымпелу». Вежливые люди
Ещё через какое-то время Инчаков привёл командиров боевых групп. Собрались кружком вокруг Валерия Витальевича. Он неторопливо достал из внутреннего кармана запечатанный пакет. Посмотрел на часы, сказал:
– Два часа шесть минут! – И все остальные уточнили своё время, подкрутили часы, поставили время командира. Открыв конверт, Розин сначала сам быстро прочитал вложенную бумагу (её содержание ему заранее не было известно) и заговорил:
– Выдвигаемся по маршруту… – Все достали карты и отметили путь движения. – В десяти километрах отсюда – условная граница, ожидается противодействие противника. Мы должны пройти вот этим коридором, – ткнул он в карту. – В этом месте на протяжении полутора километров будут выставлены секреты, проволочные заграждения, сигнальные мины и другие ухищрения, на которые способен противник. Задача – миновав заграждения, выйти к деревне N и провести тайниковую операцию. Там будет задача на следующий этап. Я иду с вами в качества посредника…
Инчаков определил с командирами групп маршруты, поставил задачу на марш, потом отвёл меня в сторону.
– Нельзя облажаться при прохождении участка противодействия, – прошептал он мне почти в ухо, – поэтому за километр до рубежа ты пойдёшь в головной дозор… Придумай, как нам не наткнуться на секреты и проволоку.
Розин, видя наше шушуканье, хмыкнув в усы, сам затушил костёр и начал маскировать землёй и травой место кострища. Ему помогал Толя Чуткой. Через пару минут даже опытный следопыт не смог бы найти признаков пребывания здесь людей. Кострища не видно, мусор и баночки закопаны, кусты и трава расправлены.
Мы выстроились в колонну. По цепочке прошёл беззвучный сигнал, и отдел двинулся по заданному азимуту. Группа растаяла в лесу беззвучной змеёй.
Отдел Кириченко – другая мощная анаконда, двинулась в своём направлении. Теперь наши пути разошлись. У каждого – свой маршрут и своя задача.
Поднялся ветер, и сразу же громко и шумно стало от колыхания макушек деревьев. Это было нам как нельзя на руку. Шум ветвей сверху маскировал шорохи от движения по земле десятка ног идущих людей. Впереди находился головной дозор, который прокладывал кратчайший и безопасный путь к указанной точке. Два самых опытных в ориентировании офицера вели подразделение. Луна, крупная и яркая, освещала верхушки сосен, в некоторых местах, даже под ногами, видно было очень хорошо. За дозором, на расстоянии видимости, иногда это было метров 30–50 (иногда – более, когда лес становился редким), двигалось так называемое «ядро», основная группа отдела. В начале «ядра» шли молодые и крепкие физически офицеры, их задача была, если даже головной дозор не обнаружит опасности, принять на себя удар противника, дать возможность уйти основной группе. Как это должно происходить, каждый из нас знал. Были разработаны свои маршруты ухода и места сбора. Знали, кому принимать бой и проводить отвлекающие действия. Знали, кому без оглядки, не обращая внимания ни на что, убегать. Потому что первое упражнение спецназа – это бег.
Далее в основной группе шёл Инчаков, как начальник отдела, за ним – радист и офицер, его помощник. За ним – специалист по минно-взрывной подготовке. Через одного человека шёл Валерий Витальевич, ему было важно видеть все действия Инчакова. Каждое его движение, как и прохождение команды, и даже в каких-то местах его нерешительность не ускользала от глаз опытного командира. Он, довольный, хмыкал в усы. Розин вообще был человеком, который по мелочам к своим подчинённым не придирался. Но были вещи, которые он не прощал. Он не прощал непрофессионализма, глупости и подлости. Это был человек, никогда не выносивший, что называется, «сор из избы». Он очень уважал каждого в отделе, от полковника до прапорщика, досконально знал личные качества офицеров и понимал, кто на что и в какой ситуации способен. Попасть служить в его отдел было непросто, но почётно. Мы все отвечали ему любовью и привязанностью. Огорчить его было для нас недопустимым.
Отдел растянулся в общей сложности метров на 250… Но мы шли, чувствуя друг друга. Это был сплочённый, понимающий все его составные части, единый организм. Даже в этой тьме, в густом лесу, невозможно было кому-то вдруг отстать или потеряться. Здесь всегда царили взаимопомощь и поддержка.
Этого добились все оперативно-боевые отделы «Вымпела», чему предшествовала долгая и кропотливая работа по сплачиванию людей. Всё начиналось постепенно, под руководством опытных преподавателей.
Сегодня лес был нашим домом. Многие, если даже не все, чувствовали себя в такой обстановке лучше, чем в городе. Мы знали в лесу всё. Умели на ощупь определять по коре деревьев стороны света. Мы знали травы, которые добавляли в наш чай, мы умели слушать лес, мы любили лес. Лес нам отвечал тем же. Лес любил нас. Мы никогда не приносили вреда деревьям и лесным жителям, мы берегли его, и он всегда нас оборонял, скрывал и согревал. Лес был ещё одним членом нашей группы.
Я шёл через пару человек за Розиным. Идти было легко, хотя темп движения был очень высоким. Не отставая от впереди идущих, дистанцию держал три-пять метров и поглядывал назад, чтобы не потерять идущих за мной. Во время движения каждый, за исключением командиров и радиста, должен был наиболее тщательно наблюдать «свою» сторону – или влево, или вправо. Я внимательно всматривался в положенную мне сторону и имел время поразмышлять:
– Инчаков определил меня в дозор на наиболее сложном этапе пути, потому что знал, что некоторое время назад я прошёл подготовку в спецназе Кубы. Полгода интенсивных занятий на Тропе Че Гевары для нас, двенадцати человек, даром не прошли. Сейчас в ядре отдела, на этих учениях шли, кроме меня, ещё три человека. Кубинская подготовка позволяла без применения технических средств, с помощью только рук и тела искать и обнаруживать заграждения в виде натянутой проволоки и мин в земле. При этом передвигаться абсолютно бесшумно и скрытно. На этом участке – думал я – будут только натяжные нити в виде проволоки под осветительные ракеты и верёвки под всякие шумоиздающие предметы. Мин в лесу, тем более не на тропах, они ставить не будут. Ну и мы тропами не пойдём. К месту мы подойдём часа в четыре ночи. С четырёх до пяти должны миновать опасный участок. Время хорошее – самое сонное для секретов. Плохо, что луна яркая… – я попытался вспомнить карту… – лес там достаточно густой. Если командир у них неопытный, то секреты поставит на всю ночь… Значит, спать будут, надеясь на заграждения. Сработает – тогда война, не сработает, можно «пощимить» (что в солдатском лексиконе означало подремать, но не сильно). Значит, человек, если на него случайно не наступить, не опасен. Мы идём тихо, без шума. Не заметят и в пяти метрах. А вот проволока… Как её найти в темноте?
Шедший передо мной неожиданно поднял руку и остановился. Я сделал то же, всматриваясь вперёд и в свою сторону одновременно. Я знал, что за мной произошло то же самое. Стоять больше двух секунд нельзя, поэтому, как только опустился на корточки впереди идущий боец, я тоже присел.
Если наблюдать за этим со стороны и при свете, то было бы похоже на эффект падающего домино: остановился, поднял руку, сел. Эта волна по отделу прошла быстро, всего лишь за считаные секунды. Все сидели, затаившись, на корточках, каждый смотрел в «свою» сторону и тяжело дышал. А остановились потому, что головной дозор обследовал большую поляну. Инчаков думал: «Сократить время и пересечь поляну поперёк или не рисковать и обойти по опушке?» Дозор ждал команды, всматриваясь в противоположную сторону чернеющего леса.
Юрий Игнатьевич обернулся, и к нему тут же, по сигналу, подскочил его помощник. Достал специально заготовленное небольшое одеяло, закрыв командира с головой. Под одеялом загорелся фонарик, и у земли появилась тоненькая, слабая полоска света. Помощник придавил её ногой. Юра рассматривал карту: «Как быть?»
Пошли вдоль леса по опушке. Правильно, Юра! «Не надо неожиданностей, – подумал я, – или, как он сам говорил: осторожность – мать фарфоровой посуды».
В движении я через несколько минут вернулся к своим мыслям: «Как найти проволоку в темноте? Она может быть от земли от 10–15 сантиметров до полутора метров сверху. И ниже, и выше ставить её бессмысленно. Если искать при очень медленном движении, то обнаружить, конечно, можно, но до рассвета не управимся, а при свете утра нас тут обнаружат без проволоки и сигнальных мин… Как быть? Где теперь больше всего сосредоточено секретов? Скорей всего, в центре и по краям участка. Значит, проходить в районе трёхсот метров от середины… При обнаружении – заграждения не снимать, обозначать, оставлять человека и проходить дальше…» – так я и шёл в центре колонны и решал свою шахматную задачу.
К четырём часам отдел, дойдя до обозначенного рубежа, как и прежде, по закону падающего домино присел на землю.
Я понял: наступил мой час.
* * *
Инчаков повернулся ко мне и подал сигнал. Мне хватило нескольких минут, чтобы произвести подготовку и небольшую перегруппировку. Я отобрал четырёх человек, которые прошли обучение в спецвойсках Кубы. По моей команде все разделись до трусов. На нас были надеты только зелёные кубинские шорты и кроссовки. Через плечо перекинута небольшая сумка, чем-то похожая на сумку из-под противогаза. В ней находились карта для ориентирования на местности, плоскогубцы для прохождения проволочных препятствий, палочки для обозначения мин и проволочных ловушек и фонарик для подачи сигналов. Радиостанции были по приказу командира отключены ещё час назад. Был объявлен режим радиомолчания. Если у нашего противника есть радиосканеры или какая-либо другая аппаратура радиоперехвата, это дало бы ему преимущество в обнаружении нас. Такого шанса ему дать мы не могли. За спиной – автомат. Рюкзаки со всем остальным имуществом распределились в ядре отдела. Голое, влажное после длительного перехода тело мгновенно облепили комары. Из сумочки, которая болталась через плечо, достали маленькие пластмассовые бутылочки с заранее надавленным соком трав. Обтёрли все открытые участки кожи – это придало телу матовый оттенок и приблизило нас к цвету и запаху травы. Нет, мы не стали невидимыми. Мы убрали яркую белизну и отблески человеческой кожи. Мы слились с цветом ночного пространства.
Отдел продолжил движение. Я резко взял влево и, пройдя метров триста, опять вышел на прежний азимут. Дойдя до предполагаемого рубежа, где могли начинаться заграждения, начал водить снизу вверх руками. Со стороны это напоминало пасы Алана Чумака[35], «заряжающего» воду. Автомат за спиной, сумка на боку, руки – абсолютно свободные. Именно они – от ладони до плеча, где кожа наиболее чувствительная, а также – голые голень, бёдра, грудь и даже лицо, были именно теми участками тела, которые и должны определить препятствие, осторожно коснувшись его! Напряжение моё возросло до предела. Я не смотрел по сторонам, эта задача была идущих за мной шаг в шаг остальных четырёх помощников… Всё своё внимание я сконцентрировал на двух метрах пространства впереди себя. Сначала движения были медленные и плавные, но через некоторое время они стали более стремительными, продолжая оставаться такими же тягучими. Появился спокойный, продуманный азарт. Метров через двести я «поймал» первую нить, проволоку! Она была на высоте пояса человека. Заметил я её даже раньше, чем прикоснулся. Поскольку движения рук я начинал практически от земли, затем поднимал их выше человеческого роста, то и тело моё находилось, соответственно, в положении «сильно согнувшись», – «поза собаки». Преграда оказалась прямо перед моими глазами. Это оказалось стимулирующим элементом: мы идём по правильному маршруту, а главное – тактика, выбранная в данном случае, сработала! Мы можем их обнаруживать, а значит – преодолевать. Расстояние между идущими сократилось до минимума. Сейчас дистанция была в один шаг. Указав препятствие идущему сзади, я продолжил поиск. Задача обеспечить проход была понятна всем. Всё делалось без единого звука, человек, перехвативший нить, затем передавший её первому в основной группе-ядре, возвращался и становился последним в головном дозоре, а тот, который обеспечивал проход всего отдела, становился последним в тыловом охранении.
Ещё метров через двадцать, на уровне чуть ниже колена, была натянута проволока, явно от сигнальной мины. Одним концом она была привязана к небольшому дереву, а другим уходила далеко в кусты. Я воспользовался плоскогубцами, перекусил проволоку с одной стороны, предварительно установив заточенную палку, при этом не меняя натяжения нити, закрепил проволоку в стороне от движения группы. Здесь даже можно бы было и не оставлять человека для страховки. Но мы учимся, поэтому ещё один офицер обеспечивал проход этого участка, пока не оказался последним в колонне.
Бросок отдела был стремительным и продуманным. Не произнеся ни слова, как единое целое, колонна бежала вперёд. Если прислушаться со стороны, не видя бегущих людей, будет слышен как будто нарастающий шум ветра. Что-то услышал, напрягся, а шум ветра уже стих. Только три препятствия задержали на несколько секунд общий слаженный порыв. Когда появились первые признаки восходящего солнца, группа была уже далеко от рубежа противника. Нам удалось пройти через заграждения, как горячему ножу сквозь масло.
Инчаков перевёл опять нас в ядро. Мы переоделись и продолжили путь. Задача, поставленная командиром, была выполнена. Розин, внимательно наблюдавший за нами со стороны, ни разу не вмешался, но было видно, что он доволен.
За спиной, примерно в двух километрах позади нас, возник противный характерный шипяще-свистящий звук. Утреннее небо, уже совсем серое, озарилось вспышками ракет. Это сработало моё устройство – замедлитель на последнюю сигнальную мину. Наш привет границе! Сзади, на месте сработки мины, прозвучала длинная автоматная очередь. Это, видно, часовой палил спросонья холостыми патронами во все находящиеся поблизости деревья. Конечно, это нарушение с моей стороны и секретности, и безопасности нашего дальнейшего движения. Ну, ничего не смог с собой поделать – внутри у каждого из нас таилась мальчишеская бесшабашность. Вспомнился случай: не так давно отрабатывали секретное проникновение на один действующий, очень по-серьёзному охраняемый объект. Забор из колючей проволоки, который срабатывал от прикосновения, контрольно-следовая полоса шириной метров восемь и постоянно двигающиеся дозоры вдоль участка. Так вот, когда исследовали место для проникновения, наш Коля Швачко оставил на КСП след своей огромной ноги, демонстративно и специально. Потом, когда его спрашивали: «Коля, зачем?», отвечал: «Пусть знают! Идём на вы!» А преодолели этот участок с помощью устройства «журавль», которые используются в некоторых местностях у нас в России, но чаще на Западной Украине в колодцах, чтобы доставать ведро с водой. За пару минут установили его перед забором, перенесли по воздуху трёх наиболее лёгких на ту сторону, демонтировали и замаскировали место перехода. Когда спецназовцы, «погуляв» по объекту, заложили в определённых местах учебные мины, таким же способом перенесли их обратно. Задачу мы выполнили, но, кроме того, на объекте были после этого произведены серьёзные улучшения по охране. Так что от наших учений была и большая практическая помощь.
Темп движения увеличился. Времени до точки проведения лесной тайниковой операции оставалось совсем немного. Включили радиосвязь. День наступил, в лесу стало совсем светло.
Километра за два до нужной нам деревни командир дал распоряжение искать место для днёвки. Нашли участок леса погуще и потемнее, кусты – совсем непролазные, рядом – маленький чистый ручеёк. Каждый занялся своим делом. Большинство, распаковав рюкзаки, наскоро перекусив сухим пайком, быстро заснули. Длинная, тяжёлая ночь – лучшее снотворное. Были и те, кому пока было не до сна. Во все стороны выставили секреты, выполняющие роль боевого охранения, их тщательно замаскировали. Ушла группа из трёх человек с радистом для организации связи с центром. Командир составил донесение, которое зашифровал и передал радисту в виде набора цифр. По правилам сеанс связи должен проводиться не ближе двадцати километров от базы. Значит, ребята уходили минимум на шесть-восемь часов. Радиостанция на этот период у нас была лучшая: мы получали устойчивую связь из любого конца мира. Она была быстродействующая и «выплёвывала» тот набор цифр, который записал радисту командир, за пару секунд, да ещё в виде «абракадабры», поэтому перехватить, а тем более расшифровать такое сообщение было практически нереально.
Главная на данный момент по значению группа из шести человек готовилась выдвинуться в деревню и забрать имеющуюся информацию. Инчаков долго и въедливо инструктировал командира.
– Переоденьте трёх человек в гражданку, трое – в спецназе. – Юрий Игнатьевич говорил и одновременно водил веточкой по развёрнутой карте. – Наблюдайте за нужным вам домом не менее часа, точку для наблюдения выберете сами на месте… В случае обнаружения засады – на связь с агентом не выходить. После проведения встречи, даже если всё хорошо, – возвращение на базу по маршруту. – И он стал показывать длинный обходной путь, сначала в другом направлении, петляя, и только потом – к базе.
На это непростое мероприятие Инчаков решил послать Фарида Галеева – одного из опытнейших командиров групп. Он был искусный оперработник. В любом населённом пункте он и его ребята сливались с местными жителями практически мгновенно. Общительный, дружелюбный, да и по внешнему виду на спецназовца непохожий. В любом месте он сразу же становился своим. Его татарская внешность и живые умные глаза располагали к себе и председателя колхоза, и простого конюха.
– В деревню, – стал размышлять Фарид, – мы пойдём вдвоём, по легенде – якобы строить животноводческий комплекс. Документы – всякие планы, схемы, сметы на строительство и даже список бригады шабашников из Татарии – у меня есть. А заезжать будем… – он вгляделся в карту, – вот из этой деревни на попутке.
– Утверждаю.
– Осмотримся, – продолжил Галеев, – а уж потом проведём встречу.
– Только не задерживайтесь.
– Как не задерживайтесь? А к вдовушкам зайти? – начал было подшучивать Инчакова Фарид. – Молочко, сало…
– Я тебе дам сало! Ты же мусульманин, – заулыбался Юрий Игнатьевич.
– В чёрном теле подчинённых держит! – сказал опер, обращаясь уже к сидящему рядом Розину.
Минут через пять группа Галеева ушла на встречу. Раннее утро было удивительно прекрасным. Вовсю заливались птицы. Лесная жизнь шла своим чередом. Командиры, быстро перекусив, улеглись спать. Лагерь, кроме охранения и часовых, замер.
Жизнь возобновилась, когда вернулась группа Галеева, а через какое-то время – и радист с охраной. Они, коротко доложив о результатах, направились отдыхать. Инчаков вместе с Розиным долго изучали полученные документы и со встречи от агента, и телеграмму из Центра. Всматривались в карту, что-то записывали, высчитывали. И, наконец, дали команду на сбор командиров боевых групп. Начал говорить Юрий Игнатьевич:
– У нас две новости. Одна – плохая, другая – совсем плохая, – пытаясь шутить, сказал он. – С какой начать?
– Давай уж с совсем плохой… Приятнее будет потом просто плохую новость послушать, – сказал Юра Сорочкин и засмеялся. Остальные только улыбнулись. От юмора Инчакова никто уже ничего хорошего не ждал.
– Информация, полученная от нашего человека в этом районе, очень разнится от телеграммы из Центра, – угрюмо высказался Юрий Игнатьевич. – Может получиться так, что будет невозможно выполнить часть поставленных задач… Или кому-то придётся взять на себя два объекта. К сожалению, они удалены друг от друга на расстояние двухсуточного перехода. Кроме того, после перехода границы сегодня ночью у нас – двое «тяжелораненых». Так считает Центр. Якобы за то, что мы напоролись на «секрет» противника…
– Что они в штабе, охренели? – зашумели практически все. Мы границу прошли без проблем…
– Телеграмма составлялась, скорее всего, ещё вчера, – вставил слово Розин, – они были уверены, что хотя бы на один секрет мы нарвёмся…
– Валерий Витальевич, – заговорил Сорочкин, – это несправедливо. Во-первых, границу мы прошли нормально, а во-вторых, двое «раненых» – это минус, – Юра на минуту задумался, – минус минимум двенадцать человек из отдела, кто работать останется?
– А фамилии «раненых»?
– Цыбенко и Павлов.
– Ещё не слаще. И двух командиров из строя вывели, – опять стали возмущаться все.
– Мне тоже это не нравится, – необычайно жёстко заговорил Инчаков. Все притихли. – Штаб сегодня не за отделом Розина наблюдает, а за моей работой. Вот вам – хрен, а не розовые пышки! – обратился он куда-то вдаль. – Ничего у них не получится. Я сделаю всё, чтобы выполнить все задачи и со всеми их вводными.
– Отдавай приказ, командир, – поддержал его Валерий Витальевич.
– Группа Фарида, – Инчаков повертел головой, пытаясь его найти, но, вспомнив, что тот отдыхает после дневной операции, обратился к присутствующему здесь его заму Вячеславу Иванову:
– Слава! Ваша группа после вечерней встречи с агентом заберёт его в лагерь. После информации, которую он передал сегодня, ему оставаться здесь небезопасно. Принято решение переправить его в Центр. Поэтому он поступает в вашу группу… Лично, головой отвечаешь за его безопасность! В ваше распоряжение поступает группа Цыбенко, пускай сами и тащат своего «раненого начальника». К ним же присоединяется «раненый» Павлов. Вы за два ночных перехода должны выйти на место сбора. Там организуете базу и обеспечите вывоз на Большую землю «раненых». У вас в группе 22 человека – вместе с «ранеными» и гостем из местных. Старший группы – Галеев. Сеансы связи: основной в восемь часов, запасной – в двадцать часов, экстренная связь через Центр – в любое время. Вопросы?
– Вопросов нет, – проговорил интеллигентный Иванов. Слава был удивительной судьбы человеком. В отделе его все любили, как одного из самых эрудированных и знающих. Ещё бы, окончил самый престижный вуз – институт международных отношений, прекрасно знал французский язык, на английском говорил практически как на родном. Манеры истинного дипломата, а душа – спецназовская.
– Группа Киселёва, – Юрий Игнатьевич по-дружески прикоснулся ко мне, – вам придётся взять на себя выполнение сразу двух задач! Первая – выдвинуться в район… – он показал координаты на карте, – где нужно обработать крупногабаритный тайник и доставить этот груз на базу. Вторая – в районе, – Инчаков ткнул пальцем в другой конец карты (увидев расстояние, я приуныл) – провести доразведку армейского командного пункта и вывести его из строя. Кроме того, захватить секретоносителя и доставить его в район, – он показал третью точку на карте, – после чего передать его там представителю Центра. Завершением вашей миссии будет марш-бросок на базу… Дополнительная информация по секретоносителю и командному пункту вот здесь, – он протянул мне несколько листов, исписанных мелким почерком и со множеством схем. Была здесь и фотография какого-то полковника – эта информация от нашего агента, полученная сегодня утром группой Галеева. Далее следовало: старший, сеансы связи и… вопросы?
– Юра! Если ты мне дашь четырёх человек дополнительно, – я назвал фамилии офицеров, – то группа…
– Дополнительно людей дать не могу! – резко отрезал в ответ на мою просьбу Инчаков. – У отдела есть и другие неотложные задачи.
– Валерий Витальевич, – обратился я к Розину и, не зная, что именно эти слова уже звучали сегодня, сказал:
– Держит людей в чёрном теле!
Розин и ещё несколько человек, которые присутствовали при первом разговоре с Галеевым, – засмеялись. Я же только чертыхнулся, не понимая, чего тут смешного, отвернувшись, замолчал.
– Группа Павлова, извините, он – «ранен», группа… Арбекова, – продолжил Инчаков, – совершает марш-бросок до района… – все опять уткнулись в карты, Инчаков указал точное место, – проводите поиск крупногабаритного тайника, изымаете его содержимое и вот в этом провинциальном городе проведёте передачу груза нашему агенту. Условия выхода с ним на связь здесь. – Юрий Игнатьевич взял у Розина заранее заготовленный конверт и передал Арбекову. – У вас, Владимир Борисович, уйдёт немало времени на проведение и подготовку городской операции. Я прошу быть максимально осторожными, там обещали нам очень серьёзное противодействие… Связь – в восемь или в двадцать часов ежедневно. На базу прибыть… Вопросы?
– У меня тоже не хватает людей, – начал было командир последней группы.
– Такие вопросы больше не обсуждаем.
– Ну, тогда вопросов не имеем.
– Прошу всех командиров продумать досконально дальнейший план действий групп, – уже уставшим голосом проговорил начальник отдела. – Раньше, чем через час, ко мне не подходить. Мне необходимо поработать с некоторыми деталями… И Юрий Игнатьевич уединился с Розиным и несколькими офицерами. Как мы узнали позднее, он пытался сколотить ещё одну группу из людей, которых можно было бы безболезненно взять из каких-либо групп. Шёл мозговой штурм тех задач, которые стояли перед отделом. Примерно то же самое происходило и в отделе Кириченко.
Группа Сорочкина получала боевую задачу уже без нашего присутствия. Были только Инчаков и Розин. Валерий Витальевич одобрил и это решение командира. Даже на учениях бывают секреты. А бывает и так, что по решению Центра ставится практическая задача, включающая в себя некую проверку территориальных подразделений, которую нужно выполнить вне зависимости от учебных процессов. Та составляющая, которая у нас называлась штабом, и формировала учебные и боевые задачи, она и была архитектором. Штаб, через наши физические и психологические «мучения», складывал необходимые кирпичики-подразделения, а командиры и преподаватели цементировали это уникальное сооружение.
* * *
Я прибыл к Инчакову через час и доложил своё решение для выполнения задачи. У меня в группе были молодые, физически крепкие офицеры и прапорщики. Собравшись вместе, в течение предыдущего часа группа оживлённо вырабатывала решение. По нашим, уже неписаным правилам, имели возможность высказываться все. Ну, во-первых, – это правильно, потому что каждый имел свой опыт и видение ситуации. А во-вторых, все члены группы – это единая семья, вся жизнь проходит вместе. Вместе работаем, вместе отдыхаем, празднуем успехи, вместе «попадаем под раздачу». Любой офицер или даже прапорщик был обучен всему, он был готов выполнять поставленную задачу отдельно. Мы шутили: «Автономен, как подводная лодка». Автономность была не только в том, что у каждого с собой было всё необходимое для действий и в городе, и в лесу, но и потому, что знания у каждого после многих лет обучения были универсальными. Но, кроме того, у всех была своя специализация: командир, заместитель по диверсионной работе, заместитель по оперативной работе, специалист по минно-подрывной деятельности, специалист по наружному наблюдению, снайпер, радист, врач и два разведчика. А значит, каждый имел ещё и дополнительные знания, очень необходимые для принятия единственно верного решения. Каждый обладал правом иметь личное мнение и убеждённо доказывать своё видение ситуации и в целом, и в отдельности, по деталям. Но после принятия решения командиром все работали, как единый организм.
Наша группа снялась с базы минут через двадцать после длинного разговора с Юрием Игнатьевичем и его напутственных слов «перед дорожкой».
Мы уходили первыми.
Люди в лагере где спали, где сидели группами, склонившись над картами. Нас провожали ободрительными взглядами и знаками.
А мы, хорошо отдохнувшие, сытые, разгрузившие свои огромные рюкзаки, насколько это было возможно, «рванули, как на пятьсот». Впереди шли два опытных капитана – Саша Мордвинов и Володя Зайцев. Темп сразу же взяли высокий. Оба – пограничники, окончившие одно из самых престижных военных училищ страны. Хорошие спортсмены, подготовку в ОУЦе проходили уже шестой год. Значит, все необходимые темы ими усвоены и навыки получены. Наши командиры и учебный отдел штаба, которые и планировали учебные процессы, считали, что полный курс обучения офицера отобранного в подразделение, длится семь лет. Поэтому мы все были уже «выпускники». Я абсолютно не переживал за правильность выбранного ими маршрута, скорость движения и безопасность пересечения открытых участков местности. Лишь иногда я искал точку нашего нахождения на местности и удовлетворённо опять надолго прятал карту.
Шли долго, практически всё светлое время суток. Через каждые два часа делали десятиминутный привал. Давали возможность отдохнуть ногам, задирали их вверх, на деревья или на рюкзаки, а тело распластывали по земле, чтобы отдыхала спина. В эти несколько минут успевали поговорить и побалагурить.
На одном из таких привалов вспоминали случай, произошедший на каких-то предыдущих учениях. Тогда с нами шёл помощник начальника отдела Владимир Иванович Голик. Он был значительно старше нас, очень авторитетный и уважаемый полковник. В группе по статусу в это время он был проверяющим, у нас это называлось «посредником»… Наблюдал, оценивал и, конечно, подсказывал. Поскольку, как человек, Владимир Иванович всегда отличался порядочностью, он выполнял функции рядового разведчика, приговаривая: «Не барин – сам сделаю…» Поэтому вместе со всеми прочёсывал местность во время разведки объекта. Тёмная дождливая ночь. Наткнулись на секрет противодействия, практически чуть не наступив на него. Всполошили охранение. Поднялась группа преследования, и человек тридцать-сорок бросились в погоню. «Мы бежали, как зайцы с горы, – рассказывал один из участников этой гонки, – практически сразу растворившись в темноте ночи. Местонахождение группы определяли только по шуму ломаемого нашим неудержимым бегом кустарника и леса. Пробежав километра три, упали в канаву и затихли. Слышали только раздражённые голоса солдат: Куда они делись? Как сквозь землю провалились…»
После того как всё кончилось и группа была в безопасности, Голик произнёс: «Пусть я лучше умру от инфаркта, чем от позора, что меня поймают…» Эти слова одного из наших командиров стали затем определяющими для каждого из нас. Уход от преследования, побег – это одно из самых важных упражнений спецназа.
Длительное совместное нахождение в лесу имеет две совершенно противоположные стороны, как у медали. Всё подразделение в самом начале делится на пары, затем – на четвёрки. И далее – всё и всегда у них происходит вместе. Рядом спят и бодрствуют, едят, идут на доразведку, составляют отчёт, даже «по нужде» отходят вместе. Одна сторона этой медали – это сплочение, дружеские разговоры, взаимопомощь, гордость от настоящего мужского характера воина, от дела, которому ты служишь. Вторая – усталость, раздражительность от долгого нудного хождения, кажущаяся бессмысленность от «ненужных» приказов и нежелание выполнять грязную чёрную работу: выкопать яму для мусора, замаскировать место стоянки и многое другое… Вы учитесь много лет, но всё равно, овладевая премудростями военного искусства, всё время находите что-то новое, и так – до бесконечности.