Валерий Киселёв
Реквием «Вымпелу». Вежливые люди
© Киселёв В.Ю., 2019
© ООО «Издательство «Вече», 2019
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019
Сайт издательства www.veche.ru
С легендой, придуманной для службы
Осенью 2013 года и весной 2014-го я побывал в Первом пограничном кадетском корпусе имени Героя Советского Союза, генерала армии Вадима Александровича Матросова, расположенном в Царском Селе. Фотографировался с воспитанниками у бюста Матросова, встречался с ними на Уроке Мужества.
Готовя этот материал, вспомнил, что именно бывший начальник Пограничных войск КГБ СССР и стал крёстным отцом автора документально-художественного исторического повествования «Реквием „Вымпелу“. Вежливые люди» Валерия Юрьевича Киселёва, ныне полковника запаса.
А ещё я неустанно размышлял: вот эти ребята пришли на смену тем, кому страна доверяла свои луга и реки, горы, поля, леса… И, может быть, кто-то из нынешних кадетов встанет в строй такого же подразделения «Вымпел», которое, вероятно, есть или обязательно будет. Ведь без специалистов высочайшего класса немыслимо решение политических и военных задач в нынешнем взрывоопасном мире. Не исключаю, что среди кадетов есть и те, чьи отцы и деды причастны к событиям, скрупулёзно воспроизведённым талантливым пером писателя Киселёва.
Как писателю и профессиональному военному, мне было интересно увидеть, что автор взял на вооружение и философскую сказку, и мистическую притчу, и повесть, и новеллу, и прозаические поэмы, закольцевав все их в слово «реквием». Такое жанровое разнообразие говорит не только о военном писателе, многое повидавшем на своём веку, но и о литераторе, стремящемся не утомить читателя крупным произведением, а придать ему свою полифонию и свой почерк.
Серьёзная по объёму и событиям, количеству персонажей, географических точек книга Валерия Киселёва становится, по сути, уникальным учебником для спецназовцев, тем кладезем мудростей, которые почерпнуты из светлых глубин душ настоящих офицеров и учителей. Людей, которые иногда долгие годы не могли показать своего лица, рассказать о том, какой ценой решались поставленные перед ними задачи в разных странах мира. Это таким, как полковник Бояринов, не ставили на могильных плитах точную дату гибели; это им, спасшим Краков от фашистского уничтожения, ставили памятники; это о них звучит песня «Стоит над горою Алёша…» Это о них поэтическое исповедальное произведение Валерия Киселёва «Реквием “Вымпелу”. Вежливые люди».
Недавно мне посчастливилось присутствовать на торжественном собрании, посвящённом 45-летию создания КУОС[1]. Я увидел убелённых сединами ветеранов, услышал здравицы и песни, посвящённые людям с легендами для службы. Они и сами есть те легенды, о которых взялся рассказать их собрат по специальной разведке, полковник запаса В. Киселёв. И радостно, что из небытия выходят события и фамилии, долгие годы, жившие под грифом «секретно».
Очень хочется, чтобы данное произведение попало в руки тех, кто начинает свою службу, примеряет офицерскую форму. Опыт, изложенный в «Реквиеме…», поможет им менее болезненно преодолеть те испытания, которые приходятся на долю служивого человека. Ибо за этим опытом – человеческие судьбы и жизни.
Владимир Силкин, заместитель председателя Правления Московской городской организации Союза писателей России, лауреат Государственной премии России, заслуженный работник культуры РФ, начальник Военно-художественной студии писателей Культурного центра имени М.В. Фрунзе Вооружённых сил Российской Федерации
О названии этой книги
«…Слово «реквием» – это мысли о лучших годах, о несбывшейся мечте.
Это целая Ода, посвящённая памяти героев…»
Название «реквием» в книге соответствует переносному значению данного слова. Даже трудно представить другое название. Это попадание в десятку! Уже нет такого отряда «Вымпел», о котором с большой любовью и душевной болью пишет автор. Бойцы того легендарного подразделения живы и сегодня и служат Родине во многих городах нашей страны. И это не печаль об ушедшем времени, это – радость воспоминания лучшей жизни!
Мне не раз приходилось быть свидетелем встречи ветеранов «Вымпела» в Москве, Калининграде, Владивостоке, Находке, Перми и даже в Праге. Трудно описать выражение глаз, эмоции этих людей. Они даже обращаются часто друг к другу словом «брат». И именно они сегодня, живые, целеустремлённые и убеждённые в справедливости своей службы Отчизне, скорбят, что их мечта не нашла продолжения в современной России…
«Вымпел» в их жизни останется навсегда как память о молодости, братстве, верности своему долгу, о погибших и умерших товарищах.
Реквием – память о том, что никогда уже не повторится, память о доблестном прошлом. И эта память останется на страницах книги. Я думаю, что «вымпеловцы» ещё будут возвращаться к этой теме множество раз и их дружба и верность друг другу не забудутся и не пройдут никогда.
Эта книга представляет большой интерес для жён, родителей (некоторые, возможно, и не знали подробности службы «вымпеловцев»). В воспитательном плане эта книга нужна молодому поколению – детям, внукам.
Только «Реквием»! – таково мнение «деда»[2].
Савинцева Светлана Александровна, супруга ветерана разведки полковникаЕ.А. Савинцева
Энциклопедическая справка
Первоначально слово «реквием» означало:
1) богослужение по умершему;
2) траурное вокально-музыкальное произведение.
Но развитие светской музыкальной культуры, в том числе оперного искусства, сказалось на дальнейшей эволюции этого слова. Постепенно оно перешло в концертную практику: Бетховен, Лист, Гуно, Моцарт…
Реквием сочиняли не только для церкви, нередко по заказу – как частных лиц, так и государственных мужей, а также по причине личных утрат композиторов (Дж. Верди, И. Брамс и др.).
В советской музыке «Реквиемом» называли вокально-симфонические произведения с русским текстом, посвящённые памяти героев. Постепенно это слово стало употребляться в переносном смысле: память о прошедших годах, о любви, о лучших годах, о несбывшейся мечте и т. д.
Уже очень давно слово «реквием» широко известно и часто употребляется в произведениях не только музыкальных. Примерами может служить и довоенный «Реквием» А. Ахматовой (поэма), и «Реквием» Р. Рождественского 1962 года (поэма), и «Реквием оптимистический» А. Вознесенского 1970-го года (стихотворение), и фильм «Реквием мечте» (США), и «Реквием по науке» (статья в журнале «Наука и жизнь») и т. д.
Но всё же наиболее популярным это слово продолжает оставаться в музыкальных произведениях, и, как подтверждение этому, – песня на стихи Марины Цветаевой «Реквием по мечте». «Я обращаюсь с требованием веры и с просьбой о любви» – что это, если не реквием?!
Поэтому «Реквием…» – это мысли о лучших годах, о несбывшейся мечте, о потерянной любви… Это Ода, посвящённая памяти героев.
Часть первая. В поисках знаков препинания
Посвящается офицерам ОУЦа[3]:
Виктору Ирванёву, Алексею Коржавину, Владимиру Звереву, Юрию Скороходову
Наши обычаи не имеют ничего общего с правилами иных времён, и поэтому о победах многих людей можно сказать так: «Да, ты велик, но лишь по сравнению с такими же другими, а не по сравнению с собой, прежним… Когда ты совершал свои настоящие подвиги!»
Эта мысль прокручивалась в моей голове, не давая покоя. Я не мог до конца понять, как это относится ко мне? С такими думами меня буквально «поймал» мой начальник отдела на одном из поворотов трёхкилометрового круга для кроссов.
– Давай, срочно к командиру… Прямо так, не переодеваясь.
Я, не останавливая свой бег, завернул к штабу и через минуту заскочил в кабинет к Хмелёву.
Комната была большая. Мне всегда казалось, что она была слишком тёмная и мрачная. Несмотря на два окна, света в ней было мало. Накуренный, спёртый воздух ударил после морозного леса в нос так, что перехватило дыхание.
Наш командир, контр-адмирал Хмелёв, был человеком опытным и мудрым. После его назначения мы были польщены, что разведчик такого высокого оперативного мастерства будет командовать нами. Мы все, конечно, были в душе воины-спецназовцы, но тянулись к оперативному искусству как к лучшей защите во время наших боевых операций. И когда мы узнали, что Владимир Александрович был в прошлом резидентом советской разведки в Японии и проработал там очень длительное время, мы были удовлетворены. Значит, и направление деятельности подразделения будет агентурно-оперативным.
– Заходите и присаживайтесь, – встретил меня контр-адмирал. Человек общительный и внешне дружелюбный, он быстро находил общий язык с подчинёнными. – Как дела? Как идёт подготовка в вашей группе?
Я абсолютно не понимал: «Чего это он от меня хочет? Почему спрашивает про мою группу? Неужели кто-то «залетел»? И стал осторожно докладывать о ходе подготовки.
– Сейчас идёт отработка слаженности группы в наружном наблюдении. Ходим за учебными объектами. Одновременно отрабатываем операции по связи в городе, готовим тайниковые операции. Все отчёты о работе в штабе. А что, что-то случилось? – не выдержал я.
– Нет, нет! Всё в порядке, – затягиваясь сигаретой, проговорил Хмелёв. – Мы просто ждём ещё людей.
У меня отлегло от сердца. От срочного вызова к командиру обычно ничего хорошего не ждёшь.
Пока я раздумывал над этим, в кабинет заглянули два офицера из соседнего боевого отдела: Юра Скороходов и Валера Первушкин. Это были два наиболее подготовленных боевика. Оба физически крепкие, подтянутые и выносливые. Первушкин вообще был уникальным – при всех его лучших профессиональных качествах – это ещё и образец фигуры древнего гладиатора. Но главной ценностью было то, что они служили в последнем составе «Каскада»[4] и показали очень неплохие результаты работы. Можно было сказать, что они были специалистами по Афганистану.
– Ну вот, теперь все в сборе, – начал командир, поздоровавшись за руку с не менее удивлёнными ребятами: «Чего это нас так срочно вызвали?» – и продолжил:
– В Сочи отдыхают семьи руководства, первых лиц Демократической республики Афганистан. Жёны с детьми, братья руководителей партии, ХАДа[5], Царандоя[6], Министерства обороны. Прилетели они на личном самолёте нашего председателя КГБ двадцать дней назад. Завтра на этом же самолёте должны возвращаться в Кабул. – Хмелёв встал и всё же приоткрыл форточку, впустив немного свежего воздуха. Сел опять за стол и продолжил:
– По оперативным данным ХАДа (местный КГБ), два или три неустановленных родственника из этой отдыхающей группы собираются во время перелёта из СССР в Афганистан захватить самолёт и угнать его в Пакистан, а там выдвинуть требования под угрозой убийства всех, кто находится на борту.
Вам необходимо сопроводить этот самолёт и не допустить захвата. Получаете командировочные и деньги в ФИНО, указание я уже дал. Необходимые средства, оружие подготовит Гурьянов. Он тоже ждёт вас. И на моей машине через час выезжаете в аэропорт. Далее… самолётом в Сочи. Там вас уже ждёт наш представитель КГБ в Афганистане Михаил Сергеевич… Старшим назначается… – адмирал ткнул пальцем в меня и назвал мою фамилию.
Я напрягся и выпрямился. Такого уровня задач у меня ещё не было. Да и понятия, как их решать, пока тоже не имел. Я лишь сказал: «Есть!» И задал не самый умный вопрос, потому что, если не сказал, значит…
– Владимир Александрович! Известны ли точнее фамилии тех, кто собирается захватить самолёт? Есть ли у них какое-либо оружие? И, в случае действий с их стороны, что нам с ними делать?
Хмелёв встал из своего кресла и пересел поближе к нам:
– Никакой другой информации у меня нет… Там, – он показал куда-то вверх, – это воспринято как серьёзная угроза. Решено задействовать нас… Мы, посоветовавшись, выбрали самых… короче, вас. Будете разбираться на месте. Времени нет.
Мы встали и направились к выходу.
– Задержись на минуту, – окликнул меня адмирал. И когда мы остались одни, проговорил:
– Надо всё сделать без стрельбы, кульбитов и драки. Во-первых, если произойдёт так, что самолёт с семьями окажется в Пакистане, то все наши усилия в Афганистане за последние годы окажутся малоэффективными. Как ни крути, так и этак, но очень непростая ситуация. Если кто-то пострадает из детей или жён кого-либо из их правительства, внутренний конфликт между ними в борьбе за власть разгорится ещё сильнее. Они и так друг друга ненавидят и боятся…
Хмелёв стоял рядом со мной, положив мне руку на плечо, пытливо заглядывая в глаза. До этого у меня никогда не было такого близкого и откровенного общения с командиром. Многие наши офицеры говорили, что он очень осторожен, «как старый опытный лис». Он никогда не ошибается и никогда не сделает неосторожного, неправильного шага. И теперешние его слова подтверждали, что он действительно мудр и осторожен. «Лучше не сделать никакого шага, чем сделать ошибку. Имей это в виду… Никто из нашего руководства не может точно посоветовать, как выйти из столь пикантной ситуации…»
– А если просто отменить рейс или разделить пассажиров?..
– Проблема в том, что информация непроверенная и неподтверждённая. Может быть это деза? И нашими руками хотят решить какие-то свои проблемы. А начнёшь дёргать семьи, допрашивать, проверять, там посчитают, что не доверяют им… – адмирал отошёл от меня и направился к своему столу. Взял сигарету и опять закурил. Я остался стоять у двери.
– Понимаешь, надо не ошибиться…
– Экипаж предупреждён?
– Нет!
– Надо бы предупредить… А то керосина до Пешавара у них вдруг не хватит? Что будем тогда делать?
– Ну, ты посмотри, он ещё шутит! – засмеялся Хмелёв. – Там, в Сочи, вас ждёт Михаил Сергеевич, очень опытный человек, я его хорошо знаю. Он летит вместе с вами в Кабул. Но в том деле, которое поручено вам, – именно силовое прикрытие, – он ничего не понимает. Но всё равно советуйся с ним и решайте на месте. Удачи! – И ещё раз пожал мне руку.
Выскочив из кабинета, я помчался в ФИНО. Юра и Валера, получив уже и командировочные предписания, и деньги, ждали меня у двери начальника, ведающего финансами:
– Какие указания, командир? – спросил Юра. У нас с ним давно уже сложились дружеские отношения. Но мы были из разных отделов и в футбол на нашем стадионе «имени Васильева» играли всегда за разные команды. Присутствовал определённый дух соперничества. Поэтому и вопрос его, как мне показалось, звучал иронично. Командиром быть я пока не привык.
– Что будем с собой брать? Подумали? – вопросом на вопрос ответил я. И, не дождавшись ответа, заскочил в кабинет за командировочными удостоверениями и деньгами.
В крохотном кабинете меня уже ждал Николай Николаевич, наш финансист. Молодой, энергичный, больше худой, чем стройный, он всегда при встрече с офицерами оперативно-боевых отделов светился, как лампочка. Чувствовалось, что ему было лестно и приятно общаться с любым из нас. Более честного и профессионального финансиста я ни до этого, ни после этого никогда не видел. Ходили легенды о его щепетильности и ответственности. Работал он один. Вёл всю бухгалтерию, расчёты зарплаты и оплаты всего хозяйства центра. Как он умудрялся справляться со всем этим, это до сих пор загадка. Работоспособности он был уникальной. Честности и ответственности – просто сказочной. Однажды, рассказывали, он в расчётах по деньгам сделал какую-то ошибку. Долго искал, перепроверяя себя, и нашёл причину, где изъян. После чего издал приказ и наложил сам на себя взыскание. Это было действительно, как в сказке… Начальник тыла – Гурьянов, который к тому времени уже не один десяток лет прослужил в хозяйственных подразделениях, говорил про него: «Если бы у меня в пограничном отряде был бы такой финансист – я бы горя не знал». Николая уважали все. Его нельзя было убедить сделать что-либо неправильно. И он никогда ничего не делал не вовремя. Он всё успевал. Иногда он вырывался поиграть в футбол, – именно теперь почему-то я вспомнил об этом. Стало приятно, что играли мы с ним всегда за одну команду.
– Эх, Сочи, Сочи! На две ночи! – проговорил он, увидев меня на пороге кабинета. – Получите и распишитесь. Как всегда, у вас такая спешка… Удачи!
– Спасибо, Коля, прорвёмся!
Уже вместе с Юрой и Валерой, направляясь к начальнику тыла, на ходу обсуждали, что необходимо иметь с собой в полёте.
– Мне с вами хорошо, – говорил Юра, растягивая слова, и, как мне казалось, совершенно не по теме. – Где бы я ни стоял, всегда между двух Валер. Значит, мне повезёт… Берегите меня. Здесь всё, что нужно, командир. – Он вытащил листок бумаги и передал мне. Я стал читать вслух:
– Пистолеты, патроны специальные, ящик для улавливания и нейтрализации гранаты или взрывчатки, бронежилеты…
– Всё учтено, командир, – продолжил Юра, – кроме того, мы уже с «братом», он, конечно, имел в виду своего Валеру, от дежурного позвонили по ВЧ-связи в Кабул. Через наших попросили предупредить моего друга, командира Кабульской роты спецназа ГРУ, чтобы наш самолёт, на всякий случай, встречали прямо на взлётной полосе… А то, мало ли какие у «подсоветных» там разборки по приезде начнутся…
Я с благодарностью подумал: «Молодцы, ни минуты зря не провели. Повезло, что в команде именно они…»
Зашли в финский домик к начальнику тыла. Маленький, зелёный, укрытый деревьями дом находился совсем рядом, прямо напротив штаба.
– Владимир Карпович! – начал я. – Мы в командировку. Надо бы кое-чем запастись…
– Всё знаю, ребята, – прервал меня Гурьянов. – Давайте списки, что вам необходимо. Подготовили?
Он был значительно старше нас и годился нам в отцы. Мы с почтением и сыновним уважением относились к нему. Всегда выдержанный, спокойный, очень интеллигентный и обходительный. Я знал, что он начал службу простым солдатом на заставе, потом – сверхсрочником, был и начальником заставы. Боевой, строевой офицер. Последние лет двадцать занимался организацией работы тыла в пограничных отрядах. Служил даже в отдельном Арктическом отряде. Поскольку я сам был в прошлом пограничником, моё отношение к нему было особенно почтительным.
– Ну, всё, идите, – проговорил он, насупив черные брови и подняв на нас карие глаза. – Через двадцать минут принесут в вашу дежурку, в Первый корпус… Только прошу, не забудьте расписаться, я за такие штуковины потом век не расплачусь, – и, пожав нам руки, добавил:
– Удачи вам, ребята!
Гурьянов был заместителем Хмелёва и, кроме того, находился в хороших дружеских отношениях с адмиралом – естественно, он был проинформирован о сути нашей командировки. Поэтому и лишнего времени в его кабинете мы не потеряли.
– Идите, идите. Всё будет нормально, выпроводил нас полковник.
Вообще, всю верхушку ОУЦа мы наблюдали перед обедом. Офицеры боевых отделов часто видели группу наших командиров во главе с адмиралом, в середине дня направляющихся по лесным дорожкам в сторону столовой. Зимой – все в лётных куртках, летом – в костюмах. Эта компания почти никогда не менялась. Впереди шествовал адмирал с Гурьяновым, а чуть сзади – начальник штаба, кадровик, начальник политотдела и начальник вооружения. В хорошую погоду они после обеда, покуривая, продолжали обсуждать насущные вопросы руководства.
Около входа в первый корпус мы увидели уже подкатившую чёрную «Волгу» адмирала. «Да, меня так никогда не провожали, – думал я, – видно настало время, когда и мы становимся действительно нужными и востребованными…»
Первым делом я зашёл в кабинет к Розину.
– Валерий Витальевич, был у Хмелёва, – начал докладывать я.
– Не тратьте времени, – прервал меня начальник отдела, – я всё знаю, и именно вас я предложил для решения задачи. В помощь – два очень надёжных офицера. Главное, не ошибитесь в определении противника. И ещё, командир… – Валерий Витальевич подошёл поближе и, склонившись к моему уху, зашептал:
– Уверен, я изучил афганцев, скорее всего, здесь какая-то подстава. Нашими руками они хотят убрать кого-то из родственников Наджибуллы[7]. У Скорика, начальника представительства в Афганистане, скорей всего фамилии якобы злоумышленников, – есть… Он сам лично летит с вами и уже находится в Сочи. Я думаю, и Хмелёв эти фамилии знает, но – не сказал… Не спеши делать вывод, что это неправильно. Отнеситесь к делу творчески. Если не сказал, значит, не верит, что это правильная информация. Это может быть подстава. А вам лишняя информация может помешать… Почему говорю я тебе? Почему не сказал тебе об этом Хмелёв? – Розин помолчал, прошёлся по своему крохотному кабинету и сказал:
– Потому что я тебя лучше других знаю и уверен, это тебе не только не помешает, но и подскажет верные решения. У нас сегодня ставка на Наджибуллу больше, чем на Бабрака. Сломаем игру, запланированную сверху, – нам не простят… Постройте правильные отношения со всеми пассажирами на борту. На самолёте могут быть враги, но нельзя ошибиться. Заподозрив кого-либо из верных сторонников председателя партии и не получив в последующем подтверждения этого, тем самым оскорбим… Это приведёт к большим проблемам. Расставьте правильные знаки препинания в этом предложении…
Разговор с Розиным из колеи меня не выбил, но озадачил основательно. С одной стороны, надо не допустить захвата, а значит, всё проверить, перевернуть, перешерстить, заглянуть, если надо, даже в трусы… А с другой стороны – никого не разозлить и не оскорбить недоверием. Каждый из родственников может быть очень влиятельной фигурой.
* * *
Через тридцать минут мы выехали через наш КПП, «проходную возле ДорНИИ»[8], и покатили по Горьковскому шоссе… Машин на дороге в это время мало, и водитель, притормаживая только на светофорах, меньше, чем за час, доехал до Шереметьево. Как быть дальше, прапорщик, который возил адмирала, знал досконально, поэтому уверенно заехал через ворота прямо на стоянку и подрулил к самолёту.
С виду – гражданский борт с опознавательными знаками «Аэрофлота». Это личный самолёт председателя КГБ. Приехали даже раньше срока, экипажа ещё не было. Сидели в машине и наблюдали, как техники суетились вокруг самолёта… Разговаривать не хотелось, тем более, по соседству прогревали самолёт. Рёв стоял такой, что не слышно было даже собственного дыхания. Минут через двадцать от «нашего» самолёта прибежал человек в авиационной куртке и стал что-то кричать. Слов его слышно не было, но по знакам поняли: приглашает на борт.
В салоне было уютно, тепло и намного тише. Самолёт разделён на два отсека. Первый, рядом с кабиной экипажа, – с мягкими диванами, большими столами – был явно предназначен для председателя. Второй салон, с рядами обычных авиационных кресел, – для всех остальных.
– Мы будем лететь в первом салоне – распорядился я.
– Подойдите к командиру корабля, – обратился ко мне один из членов экипажа, наверное услышав мою фразу в отношении «бронирования» мест.
Я зашёл в кабину и обратился к человеку, сидящему на командирском кресле:
– Здравствуйте! Вам что-нибудь говорили про нас?
Он оглядел меня, продолжая щёлкать тумблерами, и снял наушники:
– Говорили, что вы из учебного центра и полетите с нами до Сочи, а потом до Кабула… Что у вас в багаже?
Когда я перечислил наш груз, глаза его округлились, и он, встав с кресла, вышел ко мне:
– Кто вы такие? Что за такой учебный центр? На самом-то деле… Что за дерготня сегодня целый день? Со всех сторон мне сыплются какие-то непонятные распоряжения… А потом, ещё… С вами будут ангелы-хранители… Это вы, что ли, ангелы… с гранатами?
– Прилетим в Сочи – надо будет поговорить перед завтрашним рейсом… Я же так понимаю, вам сейчас не до нас? – И, глядя ему прямо в глаза, сказал: «Вы сразу только не напивайтесь…»
– Это кто напивается? – вспылил командир. – Если хотите знать, мы вообще не пьём!
– И возим отдыхающих в Крым…
Командир на меня так посмотрел, что я понял: «Сейчас разговора не получится. Видно, у него такие неприятности, что нас он переварить уже не в состоянии…»
Пока летели до Сочи, стали тренироваться в салоне самолёта. Что, если два или три человека будут прорываться в кабину экипажа через салон первого класса? Где разместить ящик-ловушку? Где сидеть и какую при этом выбрать маскировку поведения? Варианты нашего поведения… Потом перешли в общий салон. Несколько человек, летевшие на борту, с ужасом наблюдали за нашими действиями, пытаясь при этом делать вид, что это их не интересует.
План действий у нас был готов, и мы даже успели поспать.
Сочи встретил тёплой декабрьской погодой. В отличие от Подмосковья, где уже давно лежал белый снег и природа была разукрашена, как зимняя предновогодняя сказка, здесь всё было по-другому. Тепло. Солнце. В некоторых местах, несмотря на жёлтую, опавшую листву, зимнюю серость и унылость, всё же зеленели пальмы. Дышалось морским воздухом легко. Угрюмое и всегда прекрасное море неспешно и бурливо билось у наших ног. На огромном градуснике отображалась температура воздуха – двенадцать градусов, воды – тринадцать.
– Я пойду купаться, – сказал Скороходов, – быть в Сочи – и не искупаться… – И он начал раздеваться, намереваясь залезть в воду.
Над водой летали последние запоздалые чайки, и день уже клонился к ночи. На меня как-то само собой накатила тоска по спокойной и мирной жизни. В голову прилетели поэтические образы: «Море – это улыбка природы. Волны делают эту улыбку играющей, а чайки над просторами воды придают этой улыбке загадочность и неповторимость…»
– Купайся, Юра, купайся! А мы посидим, подышим морским воздухом…
– Вас просят пройти в кабинет начальника санатория, – оторвал меня от созерцания купающегося Юры человек в белом халате, – я провожу…
В кабинете нас ждал представитель КГБ в Афганистане полковник Скорик. При нашем появлении он заканчивал разговор с кем-то по ВЧ-связи[9]. Положив трубку, поздоровавшись с нами, сказал:
– Меня зовут Михаил Сергеевич.
Мы представились. Полковник с любопытством рассматривал нас. Он разглядывал наши фигуры, как мне показалось, даже чересчур удивлённо. Как будто бы ждал от нас, минимум, прямо сейчас, какого-то чуда или, по крайней мере, фокуса. Уставившись на Юру, представшего перед взором в мокрой одежде, он только молча шевелил губами.
– Не успел обсохнуть… я купался… в море…
– Купался? Ну да, да, конечно… Мне говорили, что вы… – Он не стал заканчивать фразу и перешёл к делу.
Маленького роста, щупленький, с редкими волосами, зачёсанными на пробор, он был немногословен:
– Я в последнее время работал в Европе. Афганистан для меня – новое место. Общую ситуацию вы знаете? Что вы думаете об этом?
– У вас, Михаил Сергеевич, есть фамилии тех людей, которые предположительно могут быть потенциально опасными? Кто всё же представляет для нас наибольший интерес?
– Вот списки всех пассажиров, – представитель КГБ раскрыл перед нами папку. В ней было несколько телеграмм, других бумаг и список с указанием родственных отношений членов правительства Афганистана… Жена, дочь, ещё дочь, сын, двоюродный брат секретаря ЦК; жена, сын, сын, дочь, племянник, брат министра… И так далее, на тринадцати листах. Всего шестьдесят два человека. Затем, на отдельных страницах, шли описания мужчин и некоторых женщин, и – кто чем занимается, кем работает. На некоторых даже были какие-то подобия характеристик на фарси, переведённые на русский. Но этих справок на взрослых явно не хватало.
– А на остальных?
– Собрали всё, что смогли. Информация пришла всего сутки назад, ну, чуть больше суток…
Мы долго сидели с Валерой и Юрой, изучая фамилии и характеристики людей с рейса. Пытались даже что-то помечать в своих записных книжках. Скорик нам не мешал, продолжая звонить по телефону, и разговаривал то с Москвой, то с Кабулом. Прошло примерно часа два…
– Ну, какие мысли возникают по ситуации? – наконец не выдержав, спросил Михаил Сергеевич. – И вряд ли к моменту вылета у нас появится информация, кроме этой, – он прихлопнул бумаги, как будто бы убил муху.
– Первое, – начал я докладывать уже сформировавшийся до этого план, – в аэропорту, на контроле, при посадке необходимо тщательно проверить вещи пассажиров… Но это понятно и без нас, важно одновременно вести психологическое изучение всех мужчин во время досмотра… всех, даже мальчиков старше десяти лет… Их у нас получается… Все мы, четверо… – я стал считать количество.
– Четверо? – Скорик оглядел нас троих.
– Да, да вы тоже, – ответил я на его вопрос. – Прошу, помогите нам. Ваш опыт оперативника… да вообще, взрослого человека. Вы по-другому смотрите на людей… Если кто-то из наших пассажиров будет нервничать, вести себя как-то не так, вы увидите то, чего не заметим мы…
– Хорошо, – неуверенно произнес полковник.
– Второе, – продолжил я, – после посадки в самолёт объявить задержку по метеоусловиям, и, после выхода пассажиров, мы осмотрим салон…
– Зачем?
– Ну, мы можем чего-то не найти… На женщинах и детях много одежды… Кроме того, возможны сообщники в аэропорту…
– Самолёт стоит на спецстоянке и хорошо охраняется.
– Один из моих друзей говорит: «Осторожность – мать фарфоровой посуды!»
– Чего-чего мать?.. Посуды?.. Ха! Хорошо. Осторожность так осторожность…
– Надо вызвать командира экипажа и довести до него план наших действий!
– Зачем им об этом знать? Пусть так летят, – возразил полковник. – Начнут нервничать. Ещё, чего доброго, откажутся…
– Михаил Сергеевич, – вставил до этого молчащий Первушкин. – Они боевые офицеры, не раз летали «за речку», таких, как говорится, переехать можно, а сломить нельзя! Их же сразу видно… И главное – нельзя их втёмную использовать…
Скорик взял трубку телефона и вызвал командира самолёта.
– Что ещё?
– Действия в самолёте мы продумали. Вот план, схема рассадки. Вы сидите здесь, я показал место в первом салоне. – В случае каких-либо событий вы должны быть здесь… Всё!..
Полковник долго рассматривал план.
– Всё? А как вы будете действовать? – сделал он ударение на слове «вы».
– Будем действовать согласно плану… Не переживайте, Михаил Сергеевич.
– «Не переживайте!» меня не успокаивает. Покажите-ка ещё раз, кто где… – и мы опять надолго склонились над схемой салона самолёта. – Если «он» пойдёт вот отсюда?
На этих словах зашёл командир экипажа. Он был уже достаточно навеселе. Лётчик обратился неопределённо, сразу ко всем.
– Звали?
– Я представитель КГБ в Афганистане, полковник Скорик…
– Майор Новиков… – встал по-военному лётчик.
Михаил Сергеевич сначала сказал о том, что завтра, во время полёта в Кабул, самолёт могут захватить – кто-то из пассажиров рейса, такая оперативная информация имеется, и угнать в Пакистан. Затем он попытался объяснить суть задачи и план действий в случае захвата самолёта.
– Имейте в виду, у нас тоже есть пистолеты, – с бравадой проговорил выпивший майор, – мы будем отстреливаться…
– От кого отстреливаться?
– От всех… Борт номер один не сдаётся!