Валерий Иванович Пудов
Зараза
11.
На прогулке в крепость они отстали и заблудились.
– Зови людей на помощь, – хмыкнул он и полез на колокольню. – Буду бить в колокола.
– От твоего боя крепость рухнет! – крикнула она.
На его перезвон откуда-то сбежались люди в черном и бросились к ним с кулаками и палками.
Под ударами они углубились в подземный каменный лабиринт, где погоня отстала.
Вскоре они попали в тупик и повернули обратно. Чтобы никого не встретить, уклонились в сторону, но наткнулись на рабочих, которые заделывали пробоину в стене. Те загоготали: «Парень может пройти!» – и они снова спустились в подземелье.
– Замуруют нас навечно, – криво улыбнулся он.
– Мечтаю об этом, – ответила она.
Три часа они провели в темной келье, за решеткой: целовались, вслушивались в тишину, искали тайный ход, собирали камни, рисовали углем на стене, разожгли костер и прыгали через него.
– Попробуй пробиться силой, – предложила она.
– Чужаки всегда слабее, – отказался он.
Они говорили, что легенды повторяются, но когда вспомнили, что даже в преданиях не заточали в стены без пищи, отправились к выходу.
Набрели на знакомый пролом и увидели, что былая легенда умерла: дыра осталась, а рабочие исчезли.
Они выбрались наружу.
Крепостной двор опустел: ни заезжих, ни местных.
Они назначили свидание в этом дворе – через год и каждый год навечно – и пошли наугад в город.
Улицы петляли. Редкие прохожие не отвечали им.
– Мы тоже ищем друг друга, и пути не спросишь, – сказала она. – Или сами найдем, или заблудимся.
Смеркалось.
Они стучали в двери и окна, но никто не отзывался.
– У них тут и лица похожи на решетки на окнах, – сравнила она: – горбоносые и не открываются.
Вдруг дверь подалась, и дряхлый старик распахнул ее и пригласил их в дом.
– Надеюсь, его ты не боишься? – шепнула она.
– Тебя продаст, а меня поджарит, – ответил он.
Старик усадил их за стол.
Они сначала не притрагивались к еде и опасливо переглядывались, но хозяин подал пример и стал дружелюбно расспрашивать их, откуда они и где познакомились. Когда узнал, что тут, рассмеялся и поинтересовался, будут ли встречаться потом. Они ответили, что надоели друг другу. Старик погрозил пальцем и рассказал, что год назад приютил двух отпускников: они встретились у моря и остались на полгода. Обоим написали, что выгнали с работы, а в семье не хотят видеть, но они держались, пока не истратили деньги, а потом уехали – каждый к себе.
– Почему не вместе? – удивилась она.
– Он не спросил, – старик похлопал его по плечу. – Любовь –дело для бездельников, говорили мудрые.
– Любовь – цель жизни, – возразила она.
Старик предложил выпить за ее слова и добавил:
– Однажды – цель, потом – средство. Или обуза. У меня три сына – три ночи была целью. Но кровать – как стол: утолил голод – вылезай. Я детей обеспечил – ушел из дома. Любовь – зараза. Мутит голову, с пути сбивает, мешает работе. Из-за нее дерутся насмерть. Бездельники летят сюда за ней, как мошки на болото – какой нам пример? Путают день и ночь. Разве у себя в городе ходят в обнимку? Нет, боятся. А тут можно! Когда кругом – знакомые, они осторожны: уважают чужие обычаи. И вражды – меньше.
Когда они стали прощаться, старик задержал их:
– Погодите! Предскажу ваше будущее. Тебе, чужак, в любви не повезет. А тебя, лакомая, украдут!
Хохоча, он проводил их на улицу и указал дорогу, а потом долго стоял у порога и смотрел вслед, а они оглядывались, пока не потеряли его из виду.
Когда он обнял ее за плечи, она смахнула его руку:
– Мы уже не в крепости. Зачем звонить?
– Жаль, что мы выбрались, – рассмеялся он.
12.
В гостинице собирались на морской пароход.
Они решили, что не поедут, и спустились в бар.
– То с одной исчезает, то с другой, – взвизгнула шустрая. – А я?
– Очереди ждешь? – ответил он. – А местные?
– Вчера одного пригласила на танец – еле убежала.
Подошла подруга, и они сказали ей, что не едут.
Подруга отвернулась: «Ну-ну» – и пошла прочь.
– Остаюсь с пианистками, – объявил он шустрой, – чтобы разгонять тоску по тебе.
– Ну-ну, – шустрая вздохнула и ушла за подругой.
В баре остались вчетвером: он, она и музыкантки.
Пианистки заиграли что-то новое. Он попросил повторить, и они повторили.
– Как быстро они исполняют все твои желания, – шепнула она.
– А выпить у вас есть? – он заглянул под пианино.
Одна из девушек достала оттуда начатую бутылку.
Он засмеялся.
– А ты думал, нам весело без тебя? – усмехнулась пианистка. – Пойдем к нам в номер? Там и закусим.
– Она у вас, поди, не первая? – он взял бутылку.
– Ты у нас будешь первый, – подмигнула ему одна из пианисток, и обе сели к нему на колени.
– А третью возьмем? – он обернулся.
– Третья – лишняя, и уже уходит, – ответили они.
– Ты куда? – потянулся он, но она помахала рукой:
– Накормите его, девушки, я для него – слишком неприступная крепость. И держу его впроголодь.
– Спокойной ночи, скала! – пропели ей пианистки.
13.
Он постучался к ней в номер за полночь:
– Подруга не вернулась? Пошли ко мне.
– Хочу домой, – пожаловалась она. – А где сосед?
– Соседа выгоню. Когда я с тобой, не хочу домой.
– Не надо так, – потупилась она.
Когда они вошли к нему в номер, он закрыл дверь на ключ. Они сели в кресла. Она осмотрелась:
– А занавески нет? Сюда не заглянут?
– Только чайки, – он обнял ее, – пугливые, как ты.
В коридоре послышались голоса, и она вздрогнула.
– В гостинице нет никого, кроме пианисток.
– Они дали тебе закусить?
– Я им дал. И отравил. Обещали завтра всем рассказать, что я был у них первый.
– Завидую тебе, – она вздохнула, – а на самом деле?
– Если завидуешь, почему тебя еще не украли?
Она привстала и приложила палец к губам.
– Носы прищемлю! – он подкрался к двери и резко распахнул ее, но там никого не было, и он вернулся в кресло: – Боишься письма?
– Письмо страшнее человека, – она склонилась к нему и уткнулась носом в его плечо.
Он встал, поднял ее, усадил на кровать и принялся целовать в губы. Потом – ниже: в шею, в плечи.
– Тебе мало моих губ? – она оттолкнула его.
– Это – первое угощение, – он повторил поцелуи.
– Нет сил с тобой бороться. Я боюсь тебя, – она прижалась к нему.
– Без меня будет страшнее. У меня всё, что надо, – он сунул ей в руку маленький пакет.
Она взглянула:
– У нас в городе их применяют только зараженные.
– Но это же не лекарство, – он начал раздевать ее, и она не сопротивлялась.
Вдруг в номер постучали.
Она вскочила, оделась и отдала ему пакет.
Он открыл дверь и притворил ее за собой снаружи.
Вскоре вернулся:
– Это сосед с девушкой. Я их прогнал. Сядь ко мне.
– Садись, а потом ложись? – она отошла к окну.
Он медленно приблизился к ней:
– Сначала насилуешь меня, а теперь – и себя. Мало между нами пути – удлиняешь на дни? Я веду к тебе мост, а ты его разрушаешь. Крепость, впусти стрелу!
– Без стрелы со мной не можешь? – она попятилась.
– Человек без своей части – неполный. Пианист без инструмента. Калека! У тебя нет ни окон, ни ворот. Одна стена. Или горбатая решетка. Ты больна, а я – здоровый. Или ищешь другого стрелка? Я не мешаю. Кинь жребий – будет настоящая случайная связь!
Он вынул из кармана монету, зажал в кулаке и спрятал обе руки за спиной, а затем показал кулаки:
– Угадаешь – ложись.
С минуту они молчали. Она смотрела на его руки.
– Тут не хочешь искать? – он открыл ладони, на каждой из которых лежала монета, и скривил губы: – Путь свободен! – и указал ей на дверь.
Они переглянулись. Она помедлила, затем вдруг побежала, споткнулась, еле устояла на ногах, долго возилась с ключом и, наконец, выскочила в коридор.
Он ее не окликнул.
14.
Утром они увиделись на пляже. Он устроился там вместе с пианистками, она – с подругой. Не раз они встретились взглядами, но не кивнули друг другу.
Потом пианистка передала ей длинный стебель:
– Это – от него лиана.
Она отбросила стебель.
Тогда он сделал лук и запустил в нее, как стрелу, цветок – она увернулась, и цветок попал в подругу.
После обеда он пришел к ней в номер.
Подруга спала, а она загорала на балконе.
Он поздоровался, и она ответила тем же.
– Солнце сегодня ласкает гостей, – он оглядел небо.
– А я хочу домой, – она посмотрела вниз. – У моря я чужая. В нашем городе воздух хуже, а я привыкла.
– Привычки тянут назад, а жизнь идет вперед.
– Я здесь отпробовала жизни. И десерта не нужно.
Он раскрыл коробок спичек и стал выкладывать на столике фигуры. Сначала – девушку: «Это ты». Обнес ее линией: «Вот крепость». Выложил еще человека: «Это я». Между ними провел волну: «Тут пропасть, бурная река». Дал ей спички: «Выкладывай мост». По мосту между фигурами он двинул свою: «Пойдем навстречу?». Фигурки сошлись. Она засмеялась: «На нас не похожи. Надо оторвать тебе голову или ноги». Он выкрикнул: «Эй! Не хватай меня между ног!» – и предложил удлинить спичечное платье: «Сними-ка платье, а то ноги коротки!». Она отвела его руку от столика: «Не дергай меня за юбку! Я уже голая!». Пальцы их сцепились, и спички смешались. Она возмутилась: «Зачем ты на меня залез?». Он зарычал: «А это что у меня торчит?». Она поправляла свою фигурку: «Мое тело ценнее! Укорочу ноги и продам как нетронутый памятник старины» – «Кто же тебя купит?» – «Ценители. У тебя денег не хватит» – «Да зачем они тебе?» – «Водить тебя по ресторанам» – «Тогда и мое тело продай!» – «А как их отделить?».
Так они играли в спички и без умолку смеялись, пока не появилась на балконе подруга:
– Что здесь происходит?
– Гадаем на спичках, – они объяснили, в чем дело.
Подруга недоверчиво ткнула пальцем в столик:
– Послушали бы себя со стороны! Еще кричат! Что люди подумают? Я проснулась, но боялась глаза открыть. Вы на самом деле только на спичках этим занимались?
15.
Вечером подруга исчезла, и они вдвоем пошли в бар.
Он подарил ей цветок, похожий на лиану.
В баре они присоединились к пианисткам.
– Мы уже всем рассказали, – заулыбались те.
– А она не верит, – он подмигнул ей.
– Его посадят как разносчика на много-много лет, – сказала ей сурово одна из пианисток. – А если мы умрем, то как убийцу. Ты должна спешить.
– Я подожду его, – улыбнулась она. – Хоть сто лет.
Когда пианистки ушли к инструменту, за стол сел местный, пожаловался, что остался без девушки, и попросил помочь. Он объяснил местному, как найти подругу, если она вернулась к себе, и предложил привести ее в бар: «Скажешь, ты от нас».
Местный вернулся не скоро. Он тянул подругу за руку – та упиралась: «Он правда от вас?». Местный обиделся: «Я от себя. А ты – не известно, откуда».
Они подтвердили, что посылали за ней, и все долго смеялись и пили друг за друга.
Потом поднялись к девушкам в номер.
На лестнице подруга не раз порывалась сбежать, но ее удержали: «Тебя ж не на смерть ведут!» – и дверь закрыли на ключ, чтобы не вышла.
Устроились на балконе. После нескольких тостов разделились: местный увлек подругу в комнату. Та хныкала: «Не бросайте меня на съедение этому». Ее успокоили: «Мы с тобой на всю ночь».
Затем слушали с балкона приглушенный шепот из комнаты: «Чего ты от меня хочешь?» – «Любви!» – «Ишь, разогнался!» – «Это первая потребность!» – «Третья!» – «А какая первая?» – «Работа!».
Вскоре подруга стала бегать от собеседника по комнате – затихла – снова бегала и затихала…
С балкона подглядывали:
– Светится от радости! Она ведь нецелованная!
– Я сегодня – тоже. А где мое солнце?
– Вот она я!
Они перестали наблюдать за комнатой.
– Зачем ты меня напоил? – спросила она.
– А зачем ты пила?
– Да, я сама хотела напиться. Говорят, камень растворяется в вине. Мне сейчас всё равно. В первый раз так напилась. Через минуту забуду, что сказала. И подлокотники мешают: они нас разделяют.
Она перебралась к нему на колени. Он целовал ее в губы, в шею, в плечи. Она прижималась: «А мне всё мало». Он открыл ее грудь и поцеловал: «Мое второе лакомство». Она подставила другую: «Это – город на двух холмах». Он спросил: «А что у тебя дальше?». Она показала на комнату и погрозила пальцем.
– Эй, вы, там, – крикнул он, – погуляйте у моря!
– Гуляй сам! – отозвался местный.
– Мы так не договаривались! – пропищала подруга.
– Спустимся к морю? – спросил он.
– Я охраняю подругу. И уже протрезвела, – она пересела в свое кресло. – Я у тебя одна здесь?
– Ты еще не совсем у меня.
– Зря спросила. А ты – третий, с кем я целуюсь. Первый меня бросил, второй – ждет: сегодня от него письмо получила.
– Третий – главный, – заверил он, – во всех сказках.
– С первым мы стали целоваться через месяц после знакомства, – разговорилась она. – Было смешно. Зачем, думала, люди трутся носами, губами? Вкусно или нечем заняться? А он думал, я над ним смеюсь.
– И часто вы целовались?
– По случаю. Иногда через несколько дней.
– Ах, вот оно что! Теперь ясно.
– Что тебе ясно?
– Не скажу. А как у тебя со вторым?
– Он меня ждет не лучше, чем я его тут. Но мы уже решили: через день после моего приезда у нас будет свидание. Познакомились на улице. Он подошел и предложил встретиться. Думал, не приду. А я взяла да явилась. Ему, наверно, все равно, с кем. Уже пора! Мне – тоже. Но я решила: лето отгуляю, а осенью – хватит! Он мне по росту подходит.
– А я – нет? – улыбнулся он.
Она спрятала лицо и прижалась к нему:
– А сколько девушек ты целовал?
– Сотни.
– Ладно, молчу. Одну не нашел? Тебе какая нужна?
– Чтоб не мешала работать.
– А такие есть? Возьми меня. Может, получится?
– Я думал сегодня. Рост мешает.
– А я пригнусь.
– Горбатая калека мне скоро надоест.
– Ну и пусть.
– А скоро мы и здесь можем.
– Ты опять за свое. Я знала, что ты заговоришь об этом. Я не могу. Если тебе нужно, ищи другую.
– А у тебя в крепости – сокровище? Не знаешь, как избавиться, и говоришь, все равно, с кем, а я – не кто угодно? Давай договоримся: вс или ничего!
– Неужели ты не понял: у меня никого не было.
– Я же сказал, теперь ясно. Целовались бы каждый день. Оттого и бросил. Думаешь, одна у него была?
– Надо же! – она задумалась. – Один раз у нас чуть было не случилось, но пришла мать.
– Значит, бережешь для второго?
– Только не для него!
– Тогда для меня. Завтра, да? Сегодня сосед мой просил на ночь уйти. Или еще надеешься до осени встретить четвертого?
– Представь себе, надеюсь! Ты не добьешься. Мы встретились и разошлись. Человек, который только стреляет, неполноценный. У меня есть и другие сокровища. Мы еще не говорили о работе. Почему? Ведь она – часть моей жизни. Если тебе нужно только одно, можешь не приходить ко мне.
– Смотри, не приду. Но четвертый может оказаться ниже ростом, пятый – заразным, а шестой – только и будет о работе с тобой говорить.
Хлопнула дверь, и они услышали голос подруги:
– Эй, ребята, он ушел, можно, я – к вам?
– Не уговорил, – шепнул он. – Не стал, как я, время тратить, – и громко добавил: – Меня к тебе пустишь?
– А как же она? – засмеялась подруга.
– Скажи одно слово, и я ее брошу.
– Я не могу ее бросить, – заглянула к ним подруга. – Идите вдвоем. А о чем вы так долго спорили?
16.
Утром в автобусе, по дороге в театр, он сел позади нее, рядом с шустрой, а она – рядом с подругой.
Шустрая пожаловалась, что в городе будто зараза: люди озабочены. И он принялся громко, на весь автобус, рассуждать, чем же: море тянется к берегу, деревья – к солнцу, дороги – к улицам, и каштаны и тюльпаны как бы просят, чтобы их сорвали, а чайки, павлины и прочие двуногие дрожат от нетерпения: всякое живое хочет слиться с живым.
– Тут только больные и калеки избегают случайных связей, – он обнял шуструю за плечи, – вот почему, красавица, ты прижимаешься ко мне, а я – к тебе.
– Пойдем вечером в бар? – предложила шустрая.
– А потом сольемся?
– С тобой опасно!
– Безопасно только с невинными мальчиками.
– А ты уже виноват? – захохотала шустрая.
– А ты – не девушка?
– Ты разве не знаешь? Не притворяйся.
– Не помню. Надо проверить. Но если не девушка, воздержусь. Только одноразовый партнер не заразит!
Шустрая смолкла. Впереди слушали этот разговор то со смехом, то качали головами. При последних его словах подруга покрутила пальцем у виска.
В театре он сел между подругой и шустрой.
Подруга шепнула ему, что соседка ее горбится.
– Хочет казаться ниже меня ростом, – пояснил он. – А села не со мной. Опоздала.
На сцене показывали легенды о тех, кому мешают соединиться. И он, и она, и подруга не узнали, чем спектакль закончился: все трое заснули.
На обратной дороге сели в прежнем порядке, и он снова повел с шустрой беседы о слиянии в природе.
– Вы далеко зайдете, – предсказала подруга.
– Не дальше твоей комнаты, – ответил он.
В гостинице он сразу прошел к ним в комнату.
Несколько девушек последовали за ним.
Но вскоре подруга заткнула уши и убежала.
Чуть погодя, за ней потянулись другие.
Когда они остались вдвоем, она сказала ему, что он впустую тратит время:
– Возьмешь свое, а дальше? Завтра не подойдешь ко мне. Между нами – пропасть.
– Опять завтра! – воскликнул он. – Что ты знаешь о будущем, гадалка? Завтра местные вырубят меня или украдут тебя. Или еще что случится. Сегодня я – твой, но завтра – не знаю. Спеши!
– Мой? Давай ходить в обнимку! – улыбнулась она.
– Осмелела! Зачем обманывать людей? Ведь они подумают, что у нас что-то было. И ошибутся.
Она прилегла, одетая, на кровать. Он опустился рядом и накрыл ее и себя одним одеялом:
– Надо менять правила. Боишься кровати – будем привыкать к ней. Начнем вместе накрывать стол.
Так они лежали больше часа. Не раз в комнату заглядывали девушки, но быстро выходили, и она норовила встать, но он удерживал ее:
– Эй, девушки! Если буду нужен, ищите на этой кровати. Я здесь поселился.
На обед ходили порознь, и она вернулась грустная:
– Подруга спросила, может, ей перебраться. Другие – опять о своих правилах. Намекали, что у одного из нас вирус, и меня подозревают больше тебя. Нам надо держаться подальше. А подруга – пропала.
Он снова увлек ее на кровать:
– Подруга пусть останется. У нас же ничего нет. Лежим в штанах, как товарищи по работе, и между нами – пропасть. Уедем и никогда не увидимся. А девушкам скажи, чтобы заняли на меня очередь.
До вечера они так и лежали.
Потом он встал и сказал, что идет в бар к шустрой.
– Думаешь, меня не задевает? – бросила она вслед.
– Ах, крепость разваливается! – он хлопнул дверью.
Но вскоре вернулся:
– Шустрая не пришла. Значит, не девушка.
– А если бы я была не девушкой? – вспылила она.
– Была бы опасна, как я, – засмеялся он. – Хотя ты, а не я, сдавала кровь через один шприц со всеми.
Он повел ее в бар. Там она объявила, что напьется.
Он подливал и, едва произносил тост, как начинал другой. Потом поднял ее из кресла: «Пора закусить». Она с трудом держалась на ногах, и он понес ее на руках – под общий смех бара – к себе в номер.
В номере он сразу стал раздевать ее. Она помогала: «Ты понял, зачем я напилась». Вдруг заволновалась: «Ты ничего не забыл?». Он показал маленький пакет и разобрал кровать: «Стол накрыт».
Но как только они оказались вдвоем в постели, она забилась в истерике:
– Не могу, мне страшно!
Он долго успокаивал ее.
Когда она затихла, он поцеловал ее в губы, но она сразу же снова задрожала, стала кричать и обеими руками отталкивать его. Слезы заливали ее лицо.
Внезапно распахнулась дверь балкона, и в комнату ворвались ветер, морские брызги и рев прибоя. Было слышно, как по всему зданию скрипят и хлопают двери, а где-то зазвенело разбитое окно.
– Даже природа нам мешает, – простонала она.
– Хочешь, отложим на завтра? – уступил он.
– Нет, – всхлипнула она. – Сегодня я решилась, а завтра не смогу. Сейчас или никогда.
Вдруг комнату огласил истошный писк, и что-то яростно забилось о стены.
Он сполз с кровати и сел, а она вскочила на ноги, сжала кулаки и завизжала.
– Это – чайка! – сказал он. – Лает, как собака. Я ее прибью. Ложись! Не надо кричать, – и обнял ее ноги.
Она стихла, но продолжала стоять на кровати, а он принялся гоняться за птицей: пытался сбить ее своей рубашкой, брюками, кинул ботинок, другой, бросил стакан, швырял стулья и всё, что попадало под руку, прыгнул на пол и чуть не поймал ее в охапку, а едва птица вырвалась, запустил в нее графин, и графин пробил оконное стекло, и в эту дыру чайка вылетела.
Когда он снова сел на кровать, она уже была наполовину одета. Он взял ее за руку, но она ее отдернула. Губы ее шептали: «Никогда, никогда…».
В коридоре послышался шум, топот, гомон.
– Это пароход причалил, – сказал он. – Сейчас придет мой сосед.
– Не провожай меня, – попросила она и вышла.
17.
Утром он застал их в сборах.
– Нам тут нельзя оставаться! – отрезала подруга.
Втроем они поехали в ботанический сад.
По саду гуляли целый день.
Говорили о пустяках: о травах, цветах, деревьях.
К концу дня подруга сказала, что согласна с ним:
– Здесь всё шепчет о слиянии.
Но он развел руками:
– Мне уже не шепчет.
У водопада он объявил, что жизнь потеряла цель, и скрылся под потоком. Девушки стояли с разинутыми ртами. Но вскоре он вынырнул, и даже сухим, и объяснил, что спрятался в потайной нише.
– От жизни так не спрячешься, – изрекла подруга. – Ниши не найдешь.
В лианах аллеи подруга увидела, что они целуются тайком от нее, и с ухмылкой напомнила:
– Не шепчет, а торопит.
– Будущее покажет, – ответил он.
– У вас нет будущего, – рассудила подруга. – Завтра будет конец: разъезд.
– Напоследок мы сыграем влюбленную пару.
– Этот спектакль я уже видела. Во сне.
Обедали они в павильоне рядом со зверинцем.
В пруду бултыхался крокодил, по берегу чинно вышагивали павлины и сновали чайки.
После долгого молчания подруга подвела итоги:
– Мы тут только играем. Как вы в спички. Или как звери в саду: им кажется, они – на воле, но вокруг – решетка. Мы тут, как в театре, в масках. Дома мы – другие. А на работе – и подавно: сплошная решетка. Но там идет жизнь, а здесь – представление. Ты, как павлин, распускаешь перед всеми хвост, а остаешься один на один – только дразнишь. Я – чайка, которая лает, но не кусает – ее не угощают. А она…
– Что скажет она? – перебил он и кинул крокодилу кусок арбуза. – Ему, как и мне, нравится мякоть.
– Видели бы вы меня на работе! – вздохнула она. – Там ко мне не подступишься. У нас хранят лакомые куски, и вокруг вертятся попрошайки, как этот крокодил. Но я – скала, и они ничего не получают.
– Ты и тут на высоте, – он смерил ее взглядом. – И здесь – ничего. Павлин остался с хвостом. Забудем!
– Я не забуду никогда, – возразила она.
К столу не раз подходили, спрашивали свободное место. Подруга отвечала, что этот стол – на троих.
– Сама избегаешь событий, – кивнул он подруге, – а жалеешь, что их нет. И упускаешь случай.
– Хочешь, чтобы тебя вырубили? – скривилась подруга. – Ты ведь не утес. И не ты нас, а мы тебя бережем. Ты не знаешь, сколько у нас случаев. Пока ты не вылезал из нашей комнаты, они не давали нам проходу. Наши окна выходят на море, и ты не видел, что на другой стороне днем и ночью стоят машины, оттуда зазывают девчонок кататься. И некоторые рискуют. Одну до сих пор не нашли. Я вчера тоже съездила – еле живая вернулась. Мне лучше без этих событий. После них я уже буду не я, а совсем другая. Хочу оставаться собой. Чем стать пылью, которую топчут павлины, лучше – скалой, как она.
– Почему я не знаю о машинах? – спросила она.
– Ты еще много чего не знаешь. В гостинице вчера тебе суд устроили. Думают, что ты – больная. Хотят схватить тебя и отвезти на проверку. И его – тоже.
– И что им от меня надо? – удивилась она.
– Блюсти правила. Загнали нас, как в зверинец, а разместили, как в публичном доме: комната для двух девушек, рядом – для двух парней. Балкон – общий: живите крест-накрест, и без шума. И гадать не надо, кого выбирать. Я думаю, люди должны жить врозь, подальше, и выбирать, чтобы не случали, как зверей.
– Дальше, чем мы живем, некуда, – ответила она. – Оттого и встреча без цели. Слишком много преград.
Мимо прошла цветочница, и он купил два букета.
– Мне за что? – покраснела подруга. – И что скажут в гостинице? Что меня купили?
– Даже цветы взять боишься! – вскрикнул он. – Да скажи, местные подарили. Не поверят? А ей?
– А меня местные даже на машине не катали!
– А у меня деньги вышли, – он вывернул карманы.
– И деньги его не на твой рост, – сострила подруга.
– А я хочу машину! – вскочила она. – Крокодила, павлина, моря! Хочу местного, чтобы украл меня!
Когда они вышли из сада, она выбежала на дорогу и закружилась в танце между колесами.
Они еле поймали ее и с трудом отвели от шоссе.
По пути она строила глазки встречным мужчинам, задавала им бессмысленные вопросы, дарила цветы из своего букета, а потом – и цветы подруги.
– Сдам тебя местным бесплатно, – пригрозил он.
– С утра мечтаю об этом!
На бульваре путь им преградили три верзилы. Постояли, помолчали, посмотрели и посторонились:
– Береги девушку, ей цены нет.
– Какую? – спросил он.
– Сам знаешь, – бросили ему вслед.
– Знаем, кто бесплатная, – заволновалась подруга. – Надо спешить в гостиницу. Не убережешь ты ее.
– А в гостиницу не страшно? – удивился он.
– Запремся в номере, как в крепости.
– А я буду плясать здесь. Пока не пригласят!
Рядом остановилась машина:
– Эй, плясунья, садись, покатаемся!
Они переглянулись: дождалась.
Она сделала игривый шаг в сторону машины и посмотрела на него. Затем – еще шаг, еще, еще. Он молчал и не отводил взгляд. «Скажи ей», – толкнула его подруга. Но он наблюдал без слов. «Уедет», – подруга ударила его локтем в бок. Но он не подал голоса. Дверца машины открылась, она занесла ногу внутрь и оглянулась. Он отвернулся.
– А куда мы поедем? – она села рядом с водителем.
– Скалу покажу, – обещал тот.
– Ты ее уже видела! – крикнула подруга.
– В зеркале, – добавил он.
– Поцелуйтесь, тогда не поеду, – засмеялась она.
– Если уедешь, я его поцелую, – ответила подруга.
– Не буду вам мешать, – она захлопнула дверцу и помахала им рукой. – До утра!
Машина тронулась и умчалась.