Валерий Иванов
Гости из Тентурии 013
Петрович оглядывал город.
– Спроси, может, и знают…
Валентин зашел за статую.
– Скажите, – настороженно спросил артистов Валентин, – а вы не знаете такого Фуона, где он живет?
– Так бы сразу и спросил.
Негр поднялся.
– Там на окраине, – махнул рукой, – а ты, что, землянин, тоже выступать будешь?
Валентин растерялся.
– М-может, и выступлю!
Негр растянулся в улыбке, протянул руки к нему.
– Дорогой, водки привези в следующий раз?! Мы в сороковую тентурию хотим улететь, а там без этого никак…
Позади него поднялись девушки.
– Хорошо, хорошо… Э-э, пока, – ответил Валентин.
Пожал негру руку.
– Ты че там долго, по делу был? – спросил Петрович, когда Валентин появился из-за статуи.
– Ага, короче этого Фуона надо искать там.
Валентин показал рукой в сторону.
В городе
Где-то зажигались огни. Наступал вечер. Они не спеша шествовали по переулку. Их окружали разных форм жилые дома, накрененные или прямые. За фонарями появилась густая зелень, огороженная забором.
– И не скажешь, что дикари, облагородили, впрямь как у нас, – заметил Валентин.
– Да-а, бывало и такое. А по мне, так сё равно, я в деревяшке живу, – сказал Петрович.
Похолодало. В штанах Петровичу было не жарко, но тепло, он поправил их, но снимать передумал.
– Оно и видно, все продумал, Петрович. Даже тапочки.
– А-а!.. Ну, хочешь, надень мои тапки.
Петрович заметил, что тот переминается с ноги на ногу.
– Блин, лучше в пустыне, – сказал Валентин.
Отказался от обуви:
– Так сойдет.
На небе светила только маленькая планета. Сияли крошечные звезды.
– И небо какое-то совсем ненашенское.
– Блин, а у меня же там Алевтина…
– О, как ты заговорил, – сказал Петрович, – как ты ее обычно?..
– Так она же на сносях…
– Тебе что роженица, что молодая, все баба…
– Петрович, я тебя не узнаю. Ты-то же вроде как бобыль.
– Стал бобыль! А так я два года в молодости за хорошенькой одной ухаживал.
– И?!
– В армию забрали. А там завертелось, загулялось. Да я еще молод! Что ты думаешь?!
– Да ни о чем я, Петрович, не думаю. Впрочем, как домой-то попадать? Где этот…
Валентин сплюнул. Рядом стоявший кривой фонарь заморгал и потух. Навстречу им появился человек. Он выкидывал вперед руку, как гусь. И вслед за ней подтягивал свое тело.
Служитель порядка
Человек в униформе приблизился к Петровичу и Валентину.
– Затри! – сказал человек, обращаясь к Валентину.
Это был служитель порядка. На голове у него был надет обруч с кошачьими ушами. По всему телу виднелся знак плюс. На брючинах знаки равно.
– Я служитель порядка! И я требую!
Когда он говорил, было ощущение, что он разговаривает сам с собой. Но его тон смягчился.
– Вы плюнули.
Валентин скрестил руки на груди.
– Я еще и чихать могу…
– Чихать можно! Плевать нельзя!
– Н-да? – уточнил Валентин.
Валентин пошаркал, затирая ступней. Служитель порядка продолжил такими же телодвижениями дальше. Отойдя чуть поодаль, он завертел под ламбаду и скрылся за домом.
– Да-а, – протянул Валентин, – ему, наверное, большую денежку платят, что он так выплясывает…
У Петровича выпала сигарета изо рта от удивления.
– У-тата-та… У-тата-та… – передразнил Валентин служителя порядка, потанцевав ламбадой. Позади них послышались аплодисменты.
Фанаты
Это были люди. Один из них средних лет, другой лет тридцати и девушка.
– Вы прирожденный служитель порядка! – сказал серьёзно старших лет из этой компании.
– Расскажите, как это у вас так получается? Мой сын никак не может попасть в служители порядка.
– Это правда, – поддержала его девушка, – это у него никак не получается.
Валентин повторил. Все, кроме Петровича, захлопали в ладоши.
– А я спою вам песню, потому что вы мне понравились, – кокетливо сказала девушка.
– Опять песни. Слышать их не могу! – пробубнил Валентин и хотел сплюнуть. Но передумал. Все трое с удивление посмотрели на него.
– А я не против этого. Пусть поют, – сказал Петрович.
Трое вздохнули с облегчением.
Появилась музыка (песня Э. Пиаф «La vie en rose»). Девушка запела:
Взгляд, под которым таю я.
Она как кошка стала приближаться к Валентину:
Улыбка на губах его,
Без ретуши портрет его.
Принадлежу лишь ему я.
Она посмотрела на своего напарника:
Он, обнимая меня,
Шепчет мне слова.
Жизнь как розовый цвет.
Обернулась вокруг Валентина. Ему это понравилось.
Мне говорит о любви
Простые слова,
Которых лучше нет.
Возвращаясь к своему напарнику:
В сердце моем ты,
Успех моей судьбы,
Потому что знаю я,
Он для меня, а я для него.
Вот слова, где было все.
Поклявшись жизнь отдать.
Обнимает своего товарища:
Когда он возникает,
Могу вдруг испытать
Стук сердца я.
Не кончаются ночи любви,
Счастье собою влечет.
Грусть, неприятность уйдет.
Пусть даже уйдут мои дни…
На припеве повторяются ее движения также, и в конце припева она оказывается на стороне вновь своего напарника.
– В-водочки бы, – Петрович закурил последнюю сигарету.
– Нельзя водочки, дорогой, – с умилением сказал напарник девушки, – на ней летают.
Петрович забыл, что вынул сигарету изо рта, хотел поискать другую.
– …Я знаю, что летают, – не понял его Петрович, – даже как летают. Улетают!.. Особенно от ерша…
– Нет, не ерша… Это топливо для Балаллы1, — сказал который был постарше.
– У нас ее во всем Хануте не сыскать, а на Земле водки много, достань дорогой, а?
– Я тебе Мнаму отдам.
Тот направил девушку в сторону Петровича.
– Не надо Мнаму, – возмутился ее молодой человек, направил ее в свою сторону.
– Я тебе и Мнаму, и Глюну подарю, не слушай ты этого балбеса, – махнул он на молодого человека.
– Наша Балалла лет двадцать не работает, ржавеет. Ее еще мой отец водить перестал, когда на Плюке власть сменили. На Плюке луц используют, а мы водку испаряем, у нас правительство другое, правильное, у кого мняшей много, – старик придвинул к себе девушку, – у того водки много… Привези, а?
Петрович бросил бычок, затушил ногой, хотел сплюнуть, но вспомнил о служителе порядка.
– Папаш, не знаешь, как на Землю попасть? – спросил он.
Папаша взял подругу-девушку, мотнул парню, сказав: «Пошли». И они направились дальше.
– Плюк, бабл… Балаллы… Ерунда какая-то, – сказал Петрович.
Валентин пережимал, стоя на месте, ступни.
– Змерз? Да на тапки-то, – сказал он Валентину и передал обувь.
Акт 2
Те же бредут вдоль улиц. Ночь. В домах гаснут последние окна. На Петровиче тапки. Остановились.
Петрович:
– Эх, сигарет нету. В ларек не сбегать… Блин…
Валентин топчется с ноги на ногу.
Петрович:
– Да что ты топчешься, одень тапки!
Валентин отказался.
Валентин:
– Пошли дальше искать этого… Фуэтона.
Выругался.
На небе что-то пролетело.
Петрович:
– Их балалайка, наверное, пролетела.
– На сковородку смахивает чем-то, – сказал Валентин.
– Точно.
Мимо них профуэтировал в древнеегипетском танце служитель порядка, выкидывая вперед руку, как гусь голову.
– Не плюете? – спросил он, словно обращаясь к самому себе.
– А надо? – спросил Валентин.
– Не надо, – ответил служитель и поспешил прочь.
Отойдя на расстояние пяти метров, вновь сделал фуэте в стиле ламбады.
– Во! Выдает, – сказал Валентин.
– Танцор… – подметил Петрович.
– Петрович, – Валентин повернулся к Петровичу, – я так полагаю, что, если что случилось бы, нужно плюнуть, и появится полиция?
– Не полиция, Валек, а служитель порядка! А его функции мы пока определяем по плевку.
– Верно… Вот, блин, забыли…
– Ты о чем?
– Так надо же было спросить у него про этого…. Фуэтона?
– Фиона?!
– Его самого…
Воцарилось небольшое молчание.
– Плюй! – сказал Петрович. – Выхода нет.
Валентин плюнул что было сил.
Прошло несколько минут.
– Ну, где твой полицай?!
– Не мой, и служитель порядка.
– Да все равно, что делать-то бум?
Вскоре к землянам подошли трое. Два служителя порядка, на одном из них на голове была шапка-ушанка с растопыренными ушами. Служитель порядка, на котором были уши кота, держал гражданина. Гражданин был слегка расслаблен.
– Гляди, Петрович, здесь такие же порядки, прям как у нас. Помнишь? – спросил Валентин.
Задержанный гражданин поднял голову на землян. Послышался звон гитары. (Фонограмма А. Челентано «Конформист».) Человек запел. Голос простой, легкий:
Я, это,
Я человек новый,
Я совершенно новый уже давно, и не являюсь быть никак фашистом.
Могу быть просто альтруистом,
