Крылов дал ответ небыстрый, подобно своей должности библиотекаря, который не спешит с делами.
– Да, Александр, конечно. Это мой первый вариант переделки, если что, – ненавязчиво обратился он к поэту, глядя на друга, – тебе, дорогой Александр Сергеевич, придется начинать все сначала, – шутил Крылов, натянув улыбку.
Его редкая улыбка утешала Пушкина, но в голове уже засияла мысль о голландце. Литератор, не глядя на часы на камине, заспешил вдруг домой. Но друзья его уговорили остаться. Но затем, слегка отдохнув к утру, Александр Сергеевич Пушкин двинулся обратно.
26 января
Наутро, когда на улице еще было темно, но брезжил рассвет, даже не заглянув в спальню, Александр Пушкин не медлил с ответом барону Геккерну. Он прекрасно выспался в кресле Крылова. Теперь же он был полон энергии и решительности, но вскоре, опуская перо в чернильницу, в спешке сделал кляксу, смял бумагу и на новом чистом листе принялся выводить, не задумываясь, слова на французском.
«Baron, – начал он без преамбулы обращения, – к делу, мне стало известно о являющемся оскорбительным пасквиле по отношению ко мне. Что задевает честь моей семьи, и к этому притронута ваша рука. Сие письмо клеветническое я считаю также неприемлемым по отношению к российским государственным деятелям. Посему требую встречи с вами. Вызываю вас на дуэль!»
Для Пушкина дуэль как прогулка по горам Кавказа – и трудна, и завораживает. Он с нетерпением ожидал встречи. Свернув письмо, тут же окликнув горничную, выскочил из дому.
Холодный ветер из открытой двери подъезда обрушился на него. Несмотря на непогоду, Пушкин самолично решил доставить письмо на почту. Закончив дело, он направился к Данзасу, товарищу по лицею. Прирожденный воин, овеянный порохом и закаленный в боях, ныне адъютант департамента морского отдела Константин Карлович Данзас принял Пушкина у себя в кафедре, причем спокойно, можно сказать, с каменным лицом, отдаваясь прихоти товарища, не задумываясь. На счету у поэта дуэлей более пяти, прямо испытывал азарт стреляться. «Что же, юнец пороху не нюхал, пускай испытает на себе его снаряд», – шутил про себя Данзас. При их встрече он только уточнил место и время дуэли.
– Я тебе обязательно дам знать, Костя, – Пушкин, покидая его, все же иронично отнесся к своему желанию. Данзас должен был что-то ему сказать.
– Подумай, Саша, пуля – дура, попадет не туда, пиши пропало, – как в точку глядел бывалый капитан вооруженных сил Империи.
Но Пушкин был уверен в том, что пройдет гладко, как и в то, что Геккерн трус и не осмелится быть на дуэли. Это все, что нужно было ему, – уронить блудливого голландца. Но все пошло не так. Пришли к вечеру в дом Пушкина, принесли письмо. В нем указывались дата и время дуэли, а также замена стрелка, им был подопечный Луи Геккерна – Жорж Дантес. Негодование пронеслось в уме поэта, он был готов к сражению.
27 января того же года. Зима. Свежий морозный день предвещал устойчивую безветренную погоду, по народному поверью, еще дня два-три. К февралю обещали усиление морозов. Александр Сергеевич Пушкин остановил карету вблизи Невского притока вдоль немногочисленных заснеженных дачных домов царского повара Ф. Миллера. И, прогуливаясь неспешным шагом, оценивающе оглядывал снежные покрывала вдоль Ивинской улицы, некоторые дороги мостовых, тянущиеся к речке, были также занесены снегом. Зажмурившись от солнца, он решил, что, отомстив голландцу, займется одой о первом кораблестроителе. Заметив далее справа от дороги экипаж, дуэлянт увеличил шаг. Невдалеке от моста через Черную речку суетились двое. Секундант Пушкина запаздывал. «Странно, не в его стиле», – подумал Пушкин.
На месте поединка один из них утаптывал место возле куста от крутого спуска к реке.
– Не понимаю этого русского, – утаптывал снег Дантес.
– В нем играет африканская кровь, чего уж боле, – сказал секундант Дантеса.
Виконт д'Аршиак готовил пистолеты для выстрелов. Все было честно, подданный Франции, атташе, был твердым военным деятелем, на своей родине являясь директором МВД Франции, требовал прежде всего от себя соблюдения солдатского устава, от чего, он считал, и существует порядок в любом из ведомств государственного значения, а значит и в стране.
– Да уж, братец, – виконт состоял в родстве с дуэлянтом Пушкина, – нам такие афрорусских не надо. Хватает колоний для Бразилии. Вот только русских все же не понимаю. Это же надо, человек с черным лицом… – остановился Дантес. – Ты знаешь, Оливье, кто был у него прадед?
– Что-то из приближенных к царю? – гадал атташе. – Быть может, сарафан носил для забав, – пошутил д'Аршиак.
Оба засмеялись.
– Да нет, его прадед был инженером при государе Петре, мне Катрин рассказала, – поделился Дантес.
Он отмерял шаги. Вытоптанная площадка была неровной, однако поручиком двигала больше ярость, чем стремление: «Раз тебе надо, вот и сделаю».
– О, как! И что он там разрабатывал? – поинтересовался с иронией секундант.
– Этого мне не известно, знаю, что тот наградил его, сделав генералом-аншефом, – сказал Дантес.
– Видимо, много чего хорошего и полезного. Петр – очень умный царь, знаю по истории, – виконт не стал углубляться в историю, он закончил свое дело.
– Тот? Да, у Петра все люди были при работе… – не договорил Дантес.
– А вот и он, легок на помине. Идут… – заметил виконт, оборвав речь дуэлянта.
Дантес оглянулся, он увлеченно заканчивал свое дело. У него не было желания делать грязную работу за Луи Геккерна, но тот настаивал.
Подождав, когда выйдет прибывший Данзас, Пушкин обнял подполковника.
– Все будет хорошо, старина! – сказал поэт.
Они тронулись к месту поединку для двоих. Дантес встречал дуэлянта холодным взглядом, не зная, что сказать, рассчитывая на отмену встречи. Пушкин остановился напротив французского подданного, который стоял возле березы напротив него. Следующая березка словно разделяла их, но стояла ближе к противнику литератора.
– Messieurs, je vous prie d'examiner les armes22, – произнес секундант француза.
Данзас, словно был вторым д'Аршиаком, безмолвно подошел к набору для дуэли. Осмотрел, проверил оружие, кивнул в знак согласия виконту. Оба начали заряжать пистолеты. Оба дуэлянта не сводили друг с друга взоры. Слегка усилился ветер, задрав воротник Пушкина. Но отчего-то только дуэлянтам было не столь холодно, сколь их напарникам.
– Прошу взять оружие, – скомандовал Оливье д'Аршиак.
Нисколько не колеблясь, видимо, для него эта работа была естественным занятием, Данзас искренне верил, что Дантес промахнется. Соперники взяли оружие и разошлись по местам. Мысли офицера прервал первый выстрел, пуля угодила в живот поэту. Александр Сергеевич немедля, оседая, сделал ответный выстрел. Затем упал на снег. Снежный покров быстро стал багроветь возле поэта. Все, кроме д'Аршиака, бросились к Пушкину.
– Александр Сергеевич! Александр Сергеевич! Сашка! – пытался привести в чувство теряющего сознание Пушкина Константин Данзас.
На Дантеса словно что-то низошло, только после того, как он побежал звать кучера, лишь тогда осознал, как ему чудом повезло. Рикошет отдал от пуговицы его мундира. Перед тем как стрелять, Дантес скинул шубу, готовый на все. Даже если Пушкин выстрелит первым. Однако русский мороз, казалось, начался ранее, чем по народному поверью, или же воспитанный на балах и в довольстве молодой человек почувствовал усиливавшийся мороз своими руками. Дантес стрелял, не целясь, Пушкин желал, чтобы пуля хотя бы задела заступника голландского интригана.
Речь, которую бы он придумал на месте дуэли, так и не была произнесена. От того что пуля ушла, он получил рану, сознание его еще больше погрузилось в негодование.
Затем наскоро, как могли, его привезли домой, вызвали лекаря, извлекли пулю. Но был задет организм, который могли восстановить лишь сильнодействующие препараты, изобрести которые могут лишь спустя сто лет. 29 января 1837 года к полудню поэта не стало.
Эпилог
Дантес, желая в скором времени помочь раненому им же, едва лишь осознавал, что помочь он ему ничем не может. Карета увезла Пушкина.
– Вот и все, Жорж, не стало больше поэта, – сказал д'Аршиак так же безучастно, как и наблюдал, как Жорж Карл Дантес берет пистолет.
– Нам надо ехать, – сказал виконт, пожал плечами, – миссия выполнена.
д'Аршиак уложил комплект, пошел за Дантесом, где он оставил свою верхнюю одежду. Взяв ее из рук задумавшегося поручика, понимал его, как и понимал то, что ввязался в эту авантюру со стрельбой, но было поздно. Они разъехались по домам. Дантес, вернувшись на Михайловскую улицу в квартиру, снимаемую им с Геккерном. Кавалергард только к вечеру навестил своего названного отца. Просидев молча у него на диване. От предложенной бароном французской водки поручик отказался и вернулся в свою комнату и пробыл там до утра.
Спустя время после смерти поэта состоялся суд над участниками дуэли. Указ был подписан царем Николаем I, Геккерна и Дантеса попросили покинуть Россию. Данзаса взяли под арест, но вскоре отпустили по служебной выслуге, которую ему не раз пришлось доказывать своей верностью Отечеству, тем самым Константин Карлович заглаживал свою вину в допущенном преступлении, в котором он обвинялся. До нового замужества Наталья Николаевна, которое было только спустя три года, вновь переехала из семейного поместья в Петербург.
Начало весны. Жуковский, наставник юных дочерей Александры Федоровны, в день занятий по русскому языку заприметил царицу, вошедшую в учебную комнату.
– Ничего, ничего, продолжайте, милостивый государь, – она доверяла Жуковскому и любила его, он был вторым после мужа человеком.
– И снова день чудесный… – диктовал Василий Андреевич.
Княжна старалась выводить буквы с каждым разом все лучше и лучше. Ей легко удавался и русский, и французский. Царица подошла к окну, задумавшись.
– …Дремлешь, друг прелестный. Bien23, конечно же, так, госпожа княгиня Александра Николаевна.
Вдруг Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельмина повернула голову от окна в их сторону.
– Скажи, Василий Андреевич, какое последнее сочинение было у Александра Сергеевича? – вдруг спросила она.
Жуковский, наблюдая за выведением слов на бумаге юной княгиней, сложив за спину руки, задумавшись, обернулся к царице.
– Я памятник себе воздвиг нерукотворный… – процитировал он Пушкина.
Для изготовления обложки использована художественная работа автора