Валерий Гуров
Последний министр. Том 3
Глава 3
«Говори, да не заговаривайся! Ври, да не завирайся!»
Пословицы русского народа.
Там же. Допрос Милюкова продолжается.
Алкоголь таки принесли.
На столе оказалась бутылка водки. Тёплая правда, пить такую – без удовольствия, поперёк горло встанет. А тут ещё стопки не принесли – Протопопов не просил, а охранник с рожей кирпичом как-то не догадался, что водку откуда-то надо пить. Не официант таки, поэтому простительно.
Милюков взглянул на бутылку водки, затем пристально посмотрел на Протопопова и заговорил, цедя слова.
– Господин хороший, вы можете спустить курок во второй раз, но ваши запугивания, смею заверить, здесь не работают и совершенно не уместны. Я вам не мальчишка какой-то, чтобы вот так шугаться.
Лоб Павла Николаевича был покрыт глубокими, с палец толщиной, морщинами, в складках которых терялись мелкие бисеринки пота. Он держал руки под столом, не желая выдавать дрожь и хоть сколько-нибудь показывать, что методы Протопопова его беспокоят.
– Поэтому, Александр Дмитриевич, вы мне не закроете рот. Если вы хотите чтобы я продолжил говорить – слушайте. Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что, повторяю, история не рассказывается с конца, – заключил он.
– Вы выпейте, Павел Николаевич, – сухо отреагировал Протопопов. – Расслабьтесь. Мне торопиться особо некуда, мой хороший.
Понятно, что Протопопов торопился и времени у министра внутренних дел было в обрез, но знать об этом Милюкову отнюдь не стоило. Пусть считает, что Протопопов не разделяет его точку зрения о том, что в ближайшие часы Петроград будет поднят на уши.
Пусть.
Милюков снова взглянул на водку, но притронуться – притрагиваться не стал. Хотя хотелось наверняка. Наверное, лидер кадетов возомнил, что выпей он водку сейчас и тем самым спляшет под дудку министра внутренних дел. Этого ему не хотелось делать ни в коем случае, пусть даже в таких незначительных на первый взгляд мелочах. Павел Николаевич хотел, во чтобы то ни стало, оставаться в зоне собственного комфорта. Справедливое желание, учитывая то, чем занимались сейчас лидер кадетов и министр внутренних дел.
– Так вот, Александр Дмитриевич, нравятся вам мои слова или нет, но я констатирую, что к моменту роспуска Второй Думы союз промонархических элементов с дворянскими организациями и, прежде всего, с советом объединенного дворянства, стоящим во главе их, совершенно окреп и занимался тем, что по моему сугубо личному мнению не имело отношения к реальным интересам нашего государства.
Говоря эти слова, кадет не отводил от Протопопова глаз. Да, по лбу Павла Николаевича струился холодный пот (и не только по лбу – подмышками чернело два тёмных пятнал воняло кислятиной), да его руки тряслись, а по щекам растёкся румянец. Однако все это были лишь проявления слабости физического тела, никак не духа. Духом Милюков оказался чрезвычайно крепок, на зависть многим. Особенно тогда, когда речь зашла на тему, которой он болел и за которую ратовал всю свою политическую жизнь. От того лидер кадетов был непоколебим и похоже, что он искренне верил, что на его стороне правда. Протопопов не отводил глаз и, так или иначе, чувствовал внутренний стержень своего собеседника.
Впрочем, если говорить откровенно, то таких упёртых (или упоротых?) ребят Александр Дмитриевич не раз и не два встречал в своей прошлой жизни. И чем они заканчивали – известно.
Потому что, как бы не был силён человеческий дух, он заключён в самое обыкновенное грешное тело из мяса и костей.
И у каждого тела имеется свой запас прочности.
Свой предел.
Все просто – любое тело, даже самое тренированное (чего не скажешь о Милюкове) подчиняется базовым природным инстинктам. Поэтому, глядя на пыжащегося кадета, Александр Дмитриевич понимал, что выбранная им тактика сработает. И наш герой не собирался от неё отступать.
Взвёл курок.
Положил револьвер перед собой.
Сухо улыбнулся в ответ на сказанные Милюковым слова.
– Продолжайте, – Протопопов всем своим видом давал понять, что ещё успеет выстрелить, когда настанет время «действия» и Павел Николаевич не ответит на очередной вопрос. – Крайне любопытно куда ведёт ваша история. Потому как, а мы оба это понимаем, любая история славится своим окончанием. И я полагаю к тому же, что у тех пакостей, о которых вы говорите, есть вполне конкретное имя? Ну или имена? Это мой следующий вопрос, Паша.
Милюков хмыкнул, понимая к чему клонит его собеседник.
Взял бутылку водки.
Вздохнул, когда понял, что водка тёплая.
– Столыпин, – крякнул он и, откручивая пробку с бутылки, медленно так откручивая, продолжил. – Понятия не имею какого вы о нем мнения, ведь у нас о мёртвых либо хорошо, либо никак, но этот человек стал продуктом этого союза. Помните, Александр Дмитриевич, с чем этот человек пришёл?
– Напомните. Запамятовал, Павел Николаевич.
– Ну-с, назовём это идеями этакого прогрессивного конституционализма, – лидер прогрессивного блока наконец открутил крышку с бутылки водки и положил ее на стол. – Он «рьяно» выступал за движение в сторону оного. На первых порах.
Протопопов обратил внимание, что Милюков, который охотно сыпал в общении оборотами типа «милостивый государь» или «государь» не называл Столыпина никак иначе, кроме «он», «этот человек», да по фамилии в лучшем случае.
– На первых порах этот «удивительный» человек сумел убедить в искренности своих намерений октябристов и, прежде всего, Александра Ивановича. А вам как никому известно, что Сашу не так просто убедить в чем либо в принципе.
– Гучкова? – уточнил министр. – Называйте фамилии, будьте так любезны.
– Его самого. Александр Иванович сперва выступил с горячей поддержкой инициатив этого человека, – Милюков вроде бы и улыбнулся, но на его лице застыло презрение. – Однако весь этот конституциолизм стал лишь ширмой истинных намерений. Я называю это нарицательно – столыпинская суть. Не хочу слишком уж преувеличивать свои заслуги, я просто констатирую факт. А факт в том, что именно я первым понял, что все действия этого человека так или иначе направлены на соблюдение интересов дворян, которые тесны связаны с чаяниями монархической власти.
– Конкретнее, – потребовал Протопопов. – Если вы предлагаете мне додумывать или догадываться, так дело не пойдёт.
– А что конкретнее? Как вы помните, господин министр, я на одном из первых думских заседаний третьего созыва прямо усказал Столыпину на очевидную связь политики правительства и деятельности дворянских организаций, – кадет пожал плечами, косясь на револьвер на столе. – После этого уже не нашлось идиотов, которые бы считали этого человека сторонником конституционализма. Помните чрезвычайный законодательный акт в порядке 87 статьи? Вот-вот. Столыпин мог сохранить себя у власти до той поры, пока в его услугах нуждались с обеих сторон. Вот этот человек и морочил всем голову. Причём делал это довольно успешно. Кстати, – Милюков поднял указательный палец. – Раз уж мы с вами сегодня так много говорим о дерьме, Александр Дмитриевич, то могу сказать, что Гучков, глядя на это, чувствовал себя полным куском дерьма, потому как оказался обманут, как мальчишка! Про борьбу Гучкова и Столыпина я полагаю вы знаете и я не буду останавливаться подробнее на этом. Как и про жалкую попытку найти новое думское большинство для националистов.
Милюков с довольной рожей, явно удовлетворённый сказанным, откинулся на спинку стула.
Взял чашку чая и не долго думая выплеснул остатки чая пол стол. В чашку плеснул водку, граммов сто пятьдесят.
Хлопнул разом.
Занюхал рукавом.
– Хорошо то как пошло…
Кадет был прав, желания слушать о стародавнем конфликте Столыпина и Гучкова, как и о попытке поиска новой опоры для думского большинства, у Протопопова отнюдь не было.
– Вернёмся к нашему разговору, – повелел министр.
– Пожалуйста, вернёмся, – кадет кивнул на заметно опустевшую бутылку. – Выпьете? А то как-то не очень нравится пить одному.
Протопопов промолчал. Пить он не собирался.
– Понятно. Я как то забываю, Саша, что мы с тобой отныне по разные стороны баррикад. Ты наверное хорошо понимаешь, что именно я называю столыпинской сутью?
После выпитого Милюков явно посмелел и также явно выводил Протопопова на эмоции. Однако и теперь наш герой ничего не ответил.
Между тем, Павел Николаевич налил себе ещё водку. Пить сразу не стал.
– С националистами вышел облом. – он закрутил пробку на бытулке. – Эта политика не дала большинства. Однако у Гучкова нашлись последователи в их желании обманываться властью. Я помню, что вы ждёте от меня фамилии и конкретики. Так вот, пожалуйста – таким последователем оказался мой тезка Крупенский, который образовал «группу центра» из националистов. Я не люблю давать оценку людям, но это тот ещё идиот, прости господи, что скажешь.
Милюков даже перекрестился.
Протопопов промолчал. Он понимал, что Милюков назвал фамилию депутата Крупенского только потому, что чуть больше года назад этого националиста с треском выперли из Прогрессивного блока за «сливы». Было время, когда Крупенский активно работал на Департамент полиции, как агент и кто-кто, а лидер прогрессивного блока Милюков это прекрасно знал. Не исключено, что озвучивая эту фамилию, Павел Николаевич попросту издевался над Протопоповым.
– Вот только оппозиция, господин министр, как вы помните оказалась в несколько большей численности, чем это предполагалось изначально… – продолжил кадет. – И план правительства стремительно рухнул в тартарары.
– В чем он состоял? – министр поднял пистолет. – Это второй вопрос, Павел Николаевич.
– Ясно, – Милюков сглотнул. – В горле пересохло. Давайте я сначала горло промочу…
Он выдохнул, поднял чашку и выпил залпом водку. Одним глотком.
Вздрогнул всем телом.
Продолжил.
– В чем он состоял, этот план, я не отвечу, пожалуй. Потому как прямых сведений на этот счёт я не имею, – сообщил Павел Николаевич и уставился на министра внутренних дел. – Стреляйте стало быть, милостивый государь. Если суждено мне помереть вот так – что же…
Просить себя дважды Протопопов не стал.
Выстрелил.
Однако и на этот раз самого выстрела не последовало – щелчок удара курка лишь нарушил повисшую тишину.
Повезло лидеру кадетов. Снова.
Было видно как Милюков, в который раз по ходу их содержательной беседы, изменился в лице. Теперь его румянец стал пятнистым, как шкура у леопарда.
– Следующий вопрос, стало быть, – заплетающимся языком сказал кадет.
– В чем состоял этот план? – повторил Протопопов, снова взводя курок револьвера.
– Так нечестно, милостивый…
Павел Николаевич недоговорил – снова послышался щелчок. И вот уже в третий раз подряд лидеру Прогрессивного блока чертовски повезло – удача в этот день осталась на его стороне. Однако в барабане осталось всего три «неосвоенные» секции. И в любой момент из дула револьвера могла вылететь пуля.
Все это Милюков понимал более, чем отчетливо и немалых трудов ему стоило держать себя в руках. Он заёрзал на стуле, схватился руками за столешницу.
– Отвечайте на вопрос, Павел Николаевич. Я могу его повторить, если вы вдруг не расслышали?
Револьвер Протопопов не опускал до сих пор.
– Ладно… – кадет помассировал виски. – Я скажу, что есть и то, что сам знаю, а устроит это вас или нет – решайте. В то время говорили, что этот так называемый план состоял в создании большинства, которое само бы выступало о превращении Думы из законодательной в законосовещательную. Вы ведь помните, Александр Дмитриевич, как тогда поднялась политическая температура на заседаниях…
– Фамилии называйте, господин Милюков, – перебил Протопопов.
– Родзянко. Вот вам фамилия? Он потребовал тогда конституции. Потребовал весьма определенно. Я говорил это или нет, не помню уже. Он заявил… уф-ф, – Милюков снова принялся растирать виски. – Коковцов тогда еще включил интересные пункты, ну вы наверняка помните про формулировки о необходимости противостояния беззаконию в стране.
Клац.
Снова раздался щелчок удара курка.
Милюков на этот раз аж подпрыгнул от неожиданности.
– Почему вы выстрелили?!
– А вот вы мне сами скажите – почему? Видать у меня аллергия возникает, когда меня водят за нос, – пояснил Протопопов, проскрежетав эти слова.
– Я рассказываю, подождите… господи, Павел Николаевич… одна попытка…
Наблюдая за блеянием Милюкова со стороны, Александр Дмитриевич отчетливо понимал, что кадет находится на точке слома. К нему наконец-то пришло отчетливое понимание, что следующий выстрел может стать последним. Это очень развязывает язык. Дух духом, а для любого духа должно быть тело. Сейчас же все указывало на то, что тела кадет лишится при следующем выстреле. А ещё духом единым ты больше не станешь проводить думские заседания и ту же водку ты тоже не сможешь жрать.
– Сейчас ещё чуть-чуть водочки, с вашего позволения горло промочить, Александр Дмитриевич. Тяжёлый у нас разговор.
Милюков плеснул себе новую порцию водяры и тут же выпил.
Глаза его помутнели.
– Коковцев тогда сказал мне в лицо примерно следующее: Слава Богу, у нас нет парламента. Так и сказал, представляете? Этот, как и Столыпин начал с декораций конституционализма. А по факту он вместе с демагогом Барком работал на придворные кружки и общественное настроение. Вот вам еще одна фамилия, Александр Дмитриевич. Это тот человек, который лишил бюджет поступлений с водки и вызвал увеличение акцизов на все товары.
Протопопов кивнул – с Барком, кстати, кадет попал в самую точку. Масон. И мудак, который держался на своём посту лишь благодаря политике раздвигания булок своей старой жопы. Человек, который погряз с ног до головы в финансовом капитале западных стран. Если бы у Протопопова имелся некий список «на истребление» то Барк оказался бы в нем отнюдь не на последних местах.
Милюков продолжил.
– Бог любит троицу, но когда произошла следующая перемена власти никто уже не попытался преследовать интересы дворян также скрытно, как прежде. И никто уже не заигрывал с думским большинством. Было решено давить Думу, чем и занялся Горемыкин. Он отказался отвечать на наш запрос с той удивительной формулировкой, что совет министров якобы есть совещание, учрежденное при государе. И следом он безапелляционно вторгся в нашу законодательную инициативу в проекте о женских учебных заведениях. Ну и… вы наверняка помните привлечение Чхеидзе по 129 статье, за которым последовала бюджетная борьба и наше стремление приступить к бюджету лишь после того, как Дума проведет закон о неприкосновенности депутатской свободы слова. Вы просите фамилии, Александр Дмитриевич и я называю вам фамилии истинных патриотов. Записывайте.
– Патриотов? – Протопопов приподнял бровь.
– Как ещё называть тех людей, которые несмотря на разницу во взглядах на внешнюю политику и на способы борьбы во внутренней политике, стали на точку зрения поддержки правительства? – прошипел Милюков, подавшись вперёд и обдав перегаром министра. – И я отмечу, что мы были обескуражены, узнав, что правительство хочет распустить Думу…
Протопопов снова закивал. Если то, что говорил Милюков было правдой, то выходит правительство наступило себе на хвост. И сделало оно это в тот момент, когда настала долгожданная идиллия.
– Кто выступал с инициативой роспуска Думы? – прорычал Протопопов.
– Маклаков, – ответил кадет после небольшой заминки.
– Понятно.
Александр Дмитриевич теперь уже знал, что бывший министр внутренних дел Маклаков был масоном, причём достаточно активным. Потому ничего удивительного в его инициативе по роспуску Думы не было. Стабильность масонам не нужна. Совсем. И если она наступает – ситуацию в обязательном порядке необходимо изменить со стабильной на нестабильную.
– Расскажите подробнее, – велел Протопопов.
– Вы полагаю итак знаете, как все произошло?
Возможно прежний Протопопов и знал подробности, но увы наш герой не мог припомнить деталей тех событий, хотя честно пытался сделать это. Однако не всегда память бывшего министра безотказно передавалась владельцу этого тела. Бывали и промахи. Сейчас вот настал один из них.
Поскольку Александр Дмитриевич промолчал, Милюков счёл лучшим для себя продолжить, чтобы от греха подальше министру не вздумалось выстрелить.
– Маклаков составил записку государю, в которой он выступал за примирение с Германией и указывал опасность сближения с нашими союзниками после войны…
– Но вы ведь знали об этой инициативе Маклакова заранее, до заседания, на котором выразили поддержку правительству? – Протопопов сузил глаза, не стоило забывать, что кое-чего Александр Дмитриевич помнил по своей настоящей памяти. – И несмотря на это выразили полное доверие правительству и поддержали кабинет министров? Отчего тогда вы передумали поддерживать правительство в последствии?
Надо отдать должное – Павел Николаевич не растерялся нисколечко, хотя своим вопросом наш герой намеревался загнать Милюкова в тупик.
– Мне ли напоминать тебе, Саша, какие вести начали поступать от информаторов с фронта…
– Кто докладывал?! Фамилии! – Протопопов поднял пистолет тотчас. – Это уже вопрос.
Милюков взглянул на чёрное дуло пистолета, смотревшее ему в лицо.
– Демидов, Пуришкевич – эти зимой. А в мае, как ты помнишь, туда поехал сам Родзянко. Он хотел убедиться, что распускаемые служи преувеличены. Но Галицийский фронт, отступление…
Протопопов медленно опустил пистолет.
– Отсюда и последовало заявление о необходимости правительства общественного доверия. Такая формулировка наиболее обобщала и объединяла всех… за исключением «прогрессистов» и более левых, которые остались стоять за «ответственное министерство». Ты спрашивал как появился прогрессивный блок. Вокруг этой формулировки. Потому как ни левые, ни правые нас тогда не поддержали. Теперь понятно для чего я рассказывал тебе историю?
– Как блок нашёл поддержку в Госсовете? – вопрос Милюкова Протопопов пропустил мимо ушей. – Кто этому способствовал?
– Нам сочувствовал граф Олсуфьев. Небезызвестный вам, Александр Дмитриевич, – Милюков взял себя в руки и не преминул запустить шпильку Протопопову.
Графа прежний министр знал более чем хорошо, что правда, то правда. Достаточно сказать, что они вместе были членами делегации (Александр Дмитриевич Протопопов ее возглавил) от Государственной Думы, которая в 1916 году посетила Великобританию, Францию и Италию. А потом в Стокгольме, по инициативе этого самого Олсуфьева, Протопопов встретился с Варбургом… но это другая история, из которой, кстати, росли корни ненависти к министру внутренних дел.
– В Госсовете у большинства имелось требование создания сильной власти и прямое указание на нежелательные стороны внутренней политики: борьба с национальностями, преследование печати, сословное разъединение вместо объединения… Таким образом образовался прогрессивный блок Государственной Думы.
– Были ли в правительстве те, кто способствовал его созданию?
– Ну…
– Это вопрос, Павел Николаевич, лучше бы вам ответить.
– Кривошеин через посредничество Крупенского. Кривошеин ждал своего премьерства и он ведь был уверен, что разно или поздно возглавит правительство, я полагаю ты можешь припомнить об этих его чаяниях, много слухов ходило, – затараторил Милюков. – Самая первая попытка переговоров связана с этим… Его видели желательным премьером.
Протопопов впитывал. Именно Кривошеин в своё время по сути создал Особые совещания по транспорту и продовольствию. Сейчас он возглавлял Красный Крест…
– Ещё называли Гучкова Александра Ивановича, того же Хвостова на пост премьера… Но как ты знаешь, Саша прогрессивный блок это отнюдь не орудие для достижения политических целей в чьих либо руках. Нет, мы стали новой независимой силой. Во многом ввиду того, что наш блок был связан с Кривошеиным, Горемыкин принял крутые меры и распустил Думу. Ну ты помнишь тот конфликт между Горемыкиным и Кривошеиным? А ведь «министерство доверия» мыслилось без Горемыкина. Отсюда его категоричность ко всему.
– Если все было так хорошо и блок преследовал исключительно благие цели, отчего Государь подписал роспуск, уважаемый? – усмехнулся Протопопов. – Как то не бьется?
– Стало быть, ты… вы помните, что на первом же заседание, когда мы вели переговоры о блоке, стало известно, что Государь желает командовать армией? – Милюков от волнения переходил с «вы» на «ты» и обратно. – И вы стало быть помните, что занятие поста главнокомандующего подвергало опасности нашу страну?
– Это ещё почему?
– Хотя бы потому, что Государь не может быть ответственным лицом. И на это мы указали в своём письме Государю. Увы и ах, впоследствии царь воспринял это как личную обиду.
– Теперь то ты понимаешь, что вы ошиблись в своих оценках? – Протопопов приподнял бровь.
Милюков не ответил. Тогда Александр Дмитриевич задал свой следующий вопрос.
– Именно поэтому, поняв, что просчитались, вы решили устранить Государя? Кто был организатором, Павел Николаевич? Кому не нужен успех России?
Милюков молчал.
А потом, отчетливо понимая что молчание Протопопова не удовлетворит министра и за не ответом последует «действие», кадет бросился к револьверу на столе.
Сдали нервы.
У Павла Николаевича они тоже оказались не из железа.
Понятно, что у изрядно накачавшегося водкой Милюкова ничего не вышло. И в принципе затея его была обречена на полный провал с самого начала. Но осознал это лидер Прогрессивного блока только тогда, когда после хлесткого удара Протопопова ребром ладони в кадык, упал на пятую точку и схватившись за горло начал задыхаться. Павел Николаевич спешно отполз к стене, пытаясь спастись от настигающего его министра внутренних дел с револьвером в руках.
Однако от Протопопова было не уйти. Александр Дмитриевич настиг кадета, приставил дуло револьвера в лоб Милюкову и спустил курок, в котором по всей логике оставалась та самая последняя пуля. Однако и на этот раз от револьвера лишь раздался щелчок. Выстрела не последовало. Барабан был пуст, а все потому, что Протопопов предусмотрительно вытащил пулю прежде чем начать свою игру.
– Гучков… это Гучков… – зашептал кадет.
Протопопов наклонился над Милюковым, который с перепугу превратился в жалкое подобие самого себя и расплакался. Под Павлом Николаевичем растеклось пятно – штаны в районе промежности стали мокрыми.
– Пристрели меня… – зашипел Милюков. – Слышишь? Пристрели?! Я не вынесу такого позора!
Он схватил руку Протопопова, держащую пистолет и принялся судорожно нажимать на пальцы министра, дабы выстрелить. Но барабан револьвера лишь вращался, раздаивались глухие щелчки.
– Живи, по крайней мере пока, – Протопопов примирительно похлопал кадета по щеке.
Выпрямился, вырывая пистолет из скрюченных рук Павла Николаевича. Подошёл к двери, выходу из камеры и, открыв ее, бросил охраннику.
– Отведите этого господина в общую камеру.
Распорядившись, Протопопов уже собрался возвращаться к столу, дабы ожидать следующего думца на допрос. Но в этот момент случилось так, что к министру подбежал Курлов.
– Саша, Голицын приехал, – шепнул он.
– Чего ему надо?
– Хочет видеть тебя и трясёт бумагами.
– Что в них?
– Говорит, что покажет только тебе.
– Веди его сюда, потолкуем.
Протопопов задумался, пытаясь понять чего нужно здесь премьеру. А потом велел вести на допрос новых умельцев из камер. Понятно, что от премьера не стоило ожидать ничего хорошего. Но раз он хочет говорить – так тому и быть.
