Валерий Гуров
Легионер. Дорога в Помпеи – 1
Глава 3
Араб, надо отдать ему должное, не попытался бежать и вытащил свой кинжал.
Все всё поняли мгновенно.
Рука дернулась, выплескивая в лицо головореза вино.
Нырок.
Он наотмашь рубанул мечом, мимо. Я разорвал дистанцию и встретил его прямым стоппером в колено, выбивая почву у него из-под ног. Руку с мечом встретил в замахе и согнул о колено. Пальцы разжались, и меч, падая, высек искру о камень пола. Я выхватил нож и будто гвоздем прибил край туники карателя к стене, попав острием лезвия в щель меж каменными блоками.
– Уходите, господин, я прикрою!
Араб встал между мной и двумя головорезами, держа кинжал перед собой. Двое карателей бросились в атаку.
– На нас напали! – заорал главный брюнет, подавая клич остальным.
Минута, и здесь будут еще как минимум двое бойцов. А наверняка есть ещё и те, кто остался снаружи…
Решено.
Я подскочил к столу и двинул по столешнице ногой. Стол полетел на карателей, блюда и посуда со звоном разлетелись по ванной. Это не остановило убийц, но сбило с толку, высвобождая для меня лишние секунды.
– Беги! Вольному волю, – бросил я, пробегая мимо араба.
Не знаю, понял ли он, но начал пятиться к выходу. Как назло, в ванной не было окон…
В коридорах уже слышался топот бежавших на подмогу.
Араб встал между мной и двумя головорезами, держа кинжал перед собой. Воин из него – одно название, рукоять-то держит обеими руками. Долго не проживет, жалко пацана…
Двое карателей бросились в атаку.
– На нас напали! – заорал главный, подавая клич остальным.
Минута, и здесь будут еще как минимум двое бойцов. А ведь наверняка есть и те, кто остался снаружи…
– Я свободен? – насторожился раб.
Боялся понять неправильно, не верил своим ушам.
– Словно птица в небесах, – подтвердил я.
Араб начал пятиться к выходу. Как назло, в ванной комнате не нашлось окон, а те, что были, оказались не более чем обманками…
В коридорах уже слышался топот бежавших на подмогу.
– Куда? – бросил я арабу.
Мы выбежали в коридор, оттуда пути вели в обе стороны. Но восточный мужчина, видимо, настолько был ошарашен моим решением предоставить ему свободу, что пропустив мой вопрос мимо ушей, ломанулся налево.
Понятно.
С таким в разведку не сходишь. Ну, я привык рассчитывать только на себя, так что ничего нового.
В коридоре царили сумерки. Звуки доносились будто бы со всех сторон, я никак не мог определить, откуда же приближаются каратели, это эхо разносило голоса по всему дому с множеством коридоров, проходов и арок. Но решено, я двинулся вправо – не туда, куда убежал молодой араб. Каждый сам за себя. Если повезет, я прикрою своего бывшего слугу, ну, или наоборот. Хотя не исключаю, что и каратели разделились.
Прильнув спиной к стене, я приставным шагом заскользил вдоль коридора, держа наготове подобранный гладиус. Вдоль стен в обе стороны от коридора стояли ростовые статуи женщин и мужчин – богов Римского пантеона. Римляне забрали себе греческих богов, но забыли в них поверить. Зато статусность владельца эти фигуры подчеркивали исправно.
С противоположной стороны донеслись крики, секундный скрежет стали – и повисла тишина. Судя по тому, как араб неумело держал кинжал, для него все кончено. Надо будет помянуть… но топот приближался. Стало понятно, что каратели действительно бегут с двух сторон.
Мне готовили примерно ту же участь. В Риме начиналась резня, я, как и многие другие, в один момент оказался вне закона. В скольких больших, изобильных домах прямо сейчас происходит такое?
– Быстрее! – послышалось из-за поворота.
Я прильнул ближе к стене, прячась за громоздкой статуей. Вовремя. Из-за поворота вынырнуло двое запыхавшихся головорезов. Один из них чуть не влетел в статую и недовольно зашипел:
– Марсов меч в сраку!
И глаза его полезли на лоб, ведь меч, удерживаемый статуей опасно качнулся в сторону головореза. Я уперся спиной в стену и завалил статую вперед. Зарубить карателя не зарубило, но толк вышел – тяжелая конструкция придавила его к полу, обездвиживая. Второй начал поворачиваться, но я оттолкнулся от пятой точки статуи и донес до его подбородка летящее колено.
Этого тоже на выход – каратель сложился раскладушкой, потеряв сознание.
Второй, за моей спиной, тщетно пытался отодвинуть статую, чтобы вылезти из-под нее. Я обернулся и коснулся губ указательным пальцем, каратель замер, выпучив глаза. А когда его рот открылся, чтобы заверещать, я стукнул его рукоятью меча в висок. Не сильно, но ему хватит, чтобы перевести дух. Тело обмякло.
Я на секунду замер, пытаясь понять, не привлек ли шум остальных, но сработано было чисто, голоса остались вдалеке.
Одним движением я срезал с поясов карателей два туго набитых кожаных мешочка. Деньги мне понадобятся. Пусть будет компенсацией морального вреда.
Переступив через статую, я заскользил дальше по коридору и через десяток метров оказался у выхода. Там увидел лошадей, на которых прискакали каратели. Животных стерег еще один охотник за головами. Рука потянулась к стоявшему на столе кувшину. Тот был до краев наполнен вином.
Бросок.
Точнёхонько.
Сторож вздрогнул, сделал несколько шагов на нетвердых ногах и завалился наземь, распластываясьсь в луже вина. Кувшин прилетел ему ровно в затылок.
Лошади испуганно заржали. Я в той жизни особо не интересовался верховой ездой, а тут на животных не было даже привычных стремян.
Что ж, придется приспосабливаться на ходу. Уйти отсюда на своих двоих не выйдет – вокруг дома на многие километры тянулись вспаханные поля и виноградники.
Сказано – сделано.
Однажды я был проездом в казачьей станице и видел, как залезают на лошадь без стремян казаки. Те, конечно, добрые молодцы и тренируются всю жизнь, но попробую повторить. Я подошел к лошадке, коснулся ладонью морды, та заворчала, попятилась, замотала головой. Но если я хотел унести отсюда ноги, знакомство придется перенести. Сейчас же прошу любить и жаловать.
Крепко взявшись за гриву левой рукой, я разбежался на пятачке и оттолкнулся от земли, запрыгивая на скакуна. Новое тело было довольно подтянутым, а главное, молодым и полным сил. Получилось с первого раза.
Лошадь заржала, попыталась меня сбросить. Я обнял ее одной рукой за шею, удерживаясь. Второй похлопал животное по боку, пытаясь успокоить. Вышло скверно, лошадь рванула с места – давая ровно то, что мне и нужно было. Несись быстрее ветра, главное – вместе со мной. Тут физическая подготовка понадобилась вдвойне. Удержаться на скакуне оказалось непростой задачей. Но где наши не пропадали. Я продолжил гладить животное и попытался с ним заговорить, шепча по слову на выдохе прямо ей в ухо.
– Все… в порядке, моя хорошая… говорю, в порядке!
То ли лошадь поняла, что от меня просто так не избавиться, то ли мои уговоры подействовали. Но уже через несколько минут мне удалось совладать с животным и скакать прямо, держась за повод. Я, наконец, оглянулся.
Каратели тоже не кукурузу стерегли. Оставшиеся целыми и невредимыми головорезы высыпали из дома, прибежав на лошадиное ржание. Один из них явно принялся приводить в чувство сторожа, другой указал на меня, привлекая внимание остальных. Охотники за головами мигом запрыгнули на своих лошадей и направили их в галоп. Чувство возникло такое, будто я уходил от погони на разваливающемся Запорожце, а преследователи гнали на Феррари.
– Дружище, а можно как-то ускориться?! – процедил я своей лошадке сквозь стиснутые зубы.
Эх, надо было поучиться искусству верховой езды в той станице, но кто знал, что мне придется скакать верхом в давние времена, почти две тысячи лет назад. Но пока есть, как есть.
Расстояние между мной и догоняющими стремительно сокращалось, а мне не удавалось перевести лошадь с рыси в галоп. Судя по темпу, с которым меня догоняли головорезы, через несколько минут, погоня закончи…
Мысль оборвалась. В меня полетели копья-ланцеи. Первый свистнул в полуметре от правого плеча, воткнулся в землю, испугав лошадь. Животное встало на дыбы. Я с трудом удержался, вцепившись в шею. И, о боги, лошадь рванула галопом. Но далеко не ушла – второе копье врезалось своим листовидным наконечником прямо в бок скакуна. Лошадь вздрогнула, ноги подогнулись, и несчастное животное кувыркнулось через голову, норовя придавить меня к земле.
Я резко оттолкнулся от своего скакуна и полетел наземь следом – но, по крайней мере, не под ее бока, как жернова. Удалось сгруппироваться, я упал, запутался на мгновение в «простыне» рабской одежды и чуть не напоролся на собственный гладиус. Один из кожаных кошелей, слетев, раскрылся, и серебряные монеты рассыпались по земле. Судя по всему, награда за чью-то голову…
– Стоять!
Всадники приближались, я вскочил и бросился к виноградникам. Надо лишить соперника преимущества. На открытой местности меня либо продырявят копьем (двое еще не выбросили свои ланцеи), либо окружат.
Я провалился в виноградники, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Начало колоть в боку от бешеного темпа. Видимо, прежний обладатель этого тела накануне обжирался нездоровой пищей. Это нехорошие новости, надо перевести дух, так я далеко не убегу. Но есть и хорошие, виноградник – отличное место для засады. Притаившись, я крепко сжал меч, наблюдая за головорезами. Те спешились, один из них бросился собирать рассыпанные по земле сестерции, но тут же получил тумак от главного.
– Если он уйдет, я запихаю тебе это серебро в глотку, – зарычал он. – Принесите мне его голову!
Головорезы разделились, и двое, включая самого главаря, двинулись в мою сторону. Я перехватил меч, замер. Дождался, когда они приблизятся, и плавно зашел главарю за спину. Убивать без надобности я не привык, и к карателям не испытывал ненависти. Но и драться одновременно с четырьмя лбами без чести и жалости – затея так себе.
– Меч бросил, быстро, – распорядился я.
Лезвие легло на шею главаря, вдавливая сталь в сонную артерию. Тот вздрогнул, остановился. Второй головорез, увидев, что происходит с его начальником, остановился, вскинул гладиус в мускулистой руке, но атаковать не спешил.
– Когда я перережу ему глотку, у него останется несколько минут, а потом он истечет кровью и сдохнет, как уличная собака, – я пояснил ему расклад. – Не дури, выброси оружие.
Главарь разжал руку и меч упал. Я поддел его ногой, отбрасывая подальше, чтобы у головореза не возникло желания попытаться его поднять.
– Бросай ты тоже, – велел я второму. – Быстрее!
Тот мялся, не понимал, как лучше поступить.
– Бросай, Марк, – процедил главарь.
Каратель поколебался, но нагнулся и воткнул клинок во влажную почву. Я аккуратно покачала головой.
– Выброси подальше, не надо думать, что ты самый умный.
Парень переглянулся со старшим, облизал губы. Не знаю, что он считал в моем взгляде, но всё-таки отбросил меч на несколько метров. Гладиус растворился в растительности.
– Пошел! Ты тоже за мной!
Удерживая лезвие на шее, я вывел главаря из виноградника, к лошадям.
– Ты совершаешь ошибку, – он попытался было вступить в разговор.
Я сильнее сжал лезвие в шею. От небольшого усилия острый клинок рассек мягкие ткани, и по шее стекли первые капли крови.
– Молчать, – сухо приказал я.
Каратель замолк. Второй, не понимая, как быть, вышел следом. Остальные двое быстро сообразили, что происходит. Тот, что помоложе потянулся к ланцее, но его более старший напарник правильно расценил ситуацию и остановил движение.
Я подошел к лошадям, хлопнул поочередно по их бокам свободной рукой.
– Пошла! Пошла!
Трое лошадок со ржанием разбежались. Четвертую я трогать не стал. Следовало кратко донести до карателей расклад.
– Первый вариант. Вы трое прямо сейчас складываете оружие, разворачиваетесь и бегом возвращаетесь в дом. Попейте вина, подумайте о своей шальной жизни – и возвращайтесь за своим начальником, он останется жив. А у вас останется ваше серебро. Все понятно?
Каратели переглянулись.
– Ливий, нас трое, не надо его слушать, убьем его, – зашипел самый молодой, который хотел метнуть ланцею.
Начальник, которому лезвие перелавливало трохею, прохрюкал что-то нечленораздельное. Я не спешил ослаблять давление.
Ветеран Ливий задумался. Никак не ответил, видимо, взвешивал мои слова. Третий каратель только переминался с ноги на ногу.
– Второй вариант вам понравится меньше, – процедил я. – Я перережу вашему начальнику горло, вы не успеете меня остановить попытаетесь меня заколоть, но я попытаюсь сделать то же самое. Как итог, здесь останутся наши трупы – и тогда серебро заберет тот, кому повезет больше.
– Что он несет! – молодой сделал шаг вперед, вскидывая копье.
Я напрягся, понимая, что в любой момент заварушка вспыхнет с новой силой.
– Оставь, – ветеран положил руку на плечо молодого.
Тот выпучил глаза, и тогда ветеран наклонился к нему и зашептал что-то на ухо. Что он говорил, я не слышал, но молодой зажевал губу и отрывисто кивнул.
– Мы уходим, – холодно сообщил ветеран.
После этих слов начальник в моих руках будто обмяк. Рассчитывал, наверное, что его бросятся защищать. Или боялся остаться один на один со мной. Правильно боится, я не очередная жертва, я всегда выступал в роли охотника.
Ветерану я ничего не ответил, только кивнул. Рука начала затекать, держать ее в одном положении, не сбавляя нажима, было непросто, к тому же задачу усложнял отнюдь не легкий гладиус. Веса в мече было не меньше, чем в водопроводной трубе. Все трое поплелись к дому, видневшемуся в нескольких сотнях метров. Далеко ускакать не получилось.
Несмотря на ноющее запястье, я дождался, пока каратели отойдут на значительное расстояние. Верить на слово я никому не собирался. Но из жизни и смерти всегда выбирал жизнь.
Когда нас с карателями разделили метров четыреста, я, наконец, опустил меч и грубо толкнул их начальника в спину. Тот устоял на ногах, обернулся, опасаясь, что я атакую его. И уперся в лезвие гладиуса. Мне необходимо было урегулировать пару вопросов и узнать недостающую информацию.
– Стой где стоишь, – распорядился я.
Он провел ладонью по шее, вытер с надреза кровь и впился в меня глазами.
– Ты пожалеешь. Ты понимаешь, что опозорил меня? Это не…
– Заткнись, – оборвал его я. – Мне нужно имя того, кто послал тебя сюда. Назовешь – и шагай на все четыре стороны.
Каратель странно улыбнулся, но в его глазах появилась обреченность и пустота. Я не успел ничего понять, прошло лишь мгновение. А то, что произошло дальше, заставило в некотором смысле восхититься мужеством этого человека. Каратель резко подался вперед и насадился на лезвие меча. Тяжело выдохнул и сначала упал на колени, а затем завалился на бок.
Я вздохнул, встал перед ним на одно колено и повторил свой вопрос.
– Имя? Ну?
– Марк Лициний Красс… – сорвалось с губ на последнем выдохе.
* * *
Троица карателей подходила к дому. Никто не ожидал, что изнеженный и избалованный сын потомственного патриция окажет столь ожесточенное сопротивление. Каждый полагал, что вылазка станет легкой прогулкой за большой наградой. Не стала. Из дюжины человек из отряда на ногах остались всего трое. И как это вышло, никто из них не понимал. Но вышло же…
Молодой, Ливий, несколько раз оглядывался на оставшихся в отдалении начальника и сынка богача. Ливий не понимал, почему нельзя дать бой этому напыщенному выродку, о котором в городе ходили не самые лицеприятные слухи. А от оргий, которые он собирал, вовсе краснел сам Бахус. И вот этот выродок, даже не нюхавший крови и не бывший на поле боя, вдруг счёл возможным указывать ветеранам Суллы их место!
Но Ливий был человеком армейской закалки, он прошел с Суллой войну от начала и до конца. Со службы он вынес правило стальной крепости – что приказы не обсуждаются. И если старший приказал, значит, так тому и быть. Но не спросить молодой головорез не мог.
– Почему мы не убили его? – последовал вопрос.
Троица подошла к еще одному карателю, ему крепко досталось от наглеца. После удара кувшином в голову, головорез до сих пор не пришел в себя и постанывал в беспамятстве.
Ответ ошеломил Ливия.
– Нам не нужны лишние рты, тебе же больше достанется, – отрезал Кратий.
– Но если он оставит нашего начальника в живых, нас подвергнут наказанию.
– Не оставит, – ответил после паузы бывалый каратель. – А если даже оставит, центурион не выдержит такого позора.
Ответив, он подошел к корчащемуся в луже вина головорезу и всадил в того гладиус. Тот вздрогнул и обмяк. Кратий срезал с его пояса кошель с серебром и кинул Ливию. Молодой поймал, посмотрел на мешок, пропитанный то ли кровью, то ли вином.
– Возражения?
Ответом стало молчание. Все были согласны, каждый понимал, что происходит. И всех это устраивало.
А потом до их ушей донесся короткий вскрик – в отдалении их бывший командир насадился на меч врага…
Глава 4
Я бросил последний взгляд на огромный дом, затерявшийся среди виноградников. Надо бы запомнить место, откуда начался мой новый путь.
Занесло же!
Лихо так!
Как девочку Элли из «Волшебника изумрудного города». Жил себе жил, на деловые игры ходил, запиджаченный и при галстуке в горошек… а тут бац – и здравствуйте, я ваша тетя. Тебя хотят грохнуть, едва разлепил глаза. И не где-нибудь на стрелке в промышленной зоне, году этак в 93-м, а в Италии, две тысячи лет назад. И не из пистолета, а… ланцием!
Я ухмыльнулся, чувствуя приятное жжение под ложечкой.
Предвкушение.
Всей душой и телом сейчас я осознавал, что впереди меня ждет целая, мать ее, жизнь. Бог с ним, что жизнь – штука не такая длинная, как кажется в начале. Главное – как ее прожить.
Под мои размышления троица карателей скрылась в доме. Я понял, что никакой погони не будет, никто никуда не собирается возвращаться. Головорезам, похоже, совершенно чхать на своего начальника, даже хоронить не будут. Что ж, теперь я могу ответственно сказать, что людьми в любое время движут банальные шкурные интересы.
Бог им судья.
– Поехали, Боливар!
Натянул повод и поскакал прочь. Новая лошадь оказалась куда спокойнее прежней и сразу приняла меня, как нового хозяина. Ну и на имя животина тоже откликалась, хотя его я дал ей только что. Я направил лошадь по хорошо утоптанной дороге, а сам погрузился в мысли.
Куда, зачем, для чего?
Я понимал, что нахожусь в предместьях Рима. В сам город возвращаться категорически нельзя, если не хочу, не успев начать, жизнь закончить. Поэтому один вариант – ехать, куда выведет дорога, ну а там действовать по ситуации.
Темнело, и первоочередной задачей виделось найти ночлег. Можно, конечно, и на обочине переночевать, под деревцем, но когда у тебя в мешочке на поясе звенит монета, хочется поменьше изгаляться. Хотя о привычной и комфортной жизни человека двадцать первого века следовало надолго забыть.
Отхлынул адреналин, а взамен навалилась усталость. За усталостью пришло осознание. Я не сплю, у меня нет галлюцинаций, а значит, все происходит на самом деле. Факты – упрямая штука, их нельзя отрицать и с ними не поспоришь. Сейчас факты прямо указывали, что мне дали вторую жизнь, я в Древнем Риме, и не в самое спокойное для республики время.
Вывод?
Вывод напрашивался сам по себе. Мне выпал шанс прожить заново свою жизнь. Молодое тело, чистый разум, а главное – больше не надо пить обезболивающие… я поежился, вспомнив отдельный ящик с горой таблеток, шприцов с готовым лекарством и порошков. Таблеток было столько, что я мог смело жрать химикаты вместо завтрака, обеда и ужина. Гори оно всё огнем до самых небес. Теперь я снова твердо стоял на ногах, исчезли протезы, заменяющие конечности, а в костях отныне нет железных винтиков, пластин и спиц. Но самое главное, пожалуй, вот что – в прошлой жизни меня больше ничего не удерживало.
Вводные для старта, конечно, не подвели. Нынешний Рим смахивал, в принципе, на наши 90-е. Здесь тоже все, скажем так, было лихо. Одни мужики победили других мужиков, и наступил передел власти, распил и переписывание истории глазами победившей стороны. Ну… как бы поточнее выразиться? Не я такой, время такое – пожалуй, в самую точку. В хаосе «темного времени» я ощущал себя органично, хотя само время искренне ненавидел.
Момент для попадания тоже радовал, если это можно так назвать. Прежний обладатель этого тела – проигравшая сторона конфликта, ну или просто зажравшийся богач, не захотевший делиться с новой элитой. Такие, как правило, всегда уничтожаются, поэтому ничего удивительного, что мое (или, вернее, его) имя всплыло в проскрипциях.
Почему мне дали именно это тело? Вопрос интересный, я он стал заморачиваться и для себя ответил так – не будь меня, и реципиента гарантировано бы убили меньше часа назад. По факту же «смерть» случилась немного раньше, ведь в новом теле я не чувствовал никаких следов прежнего разума. Потому, кстати, особенно хорошо, что новая жизнь началась с этакой разделительной черты. Прошлое реципиента осталось по ту сторону моего Рубикона. И нас отныне ничего не связывало. Скажу больше, я даже имени своего не знал.
Так что, кто бы ни устроил мое чудесное воскрешение… спасибо огромное, жму руку. И обещаю новым шансом воспользоваться по полной.
Занятый такими мыслями, я выехал на большую, вымощенную камнем дорогу, немного возвышавшуюся над остальной землей. Как часто говорят, в России две беды – дураки и дороги. В Риме одну из этих бед удалось решить еще пару тысячелетий тому назад. Дорога была узкой, если судить по современным меркам, я прикинул, что в ней от силы метра два с половиной. Верхний слой дороги был вымощен плоскими плитами, но не просто так, а с умом – полотно получалось чуть покатое, так что с него явно отлично стекали все дожди.
Через несколько десятков метров я приметил вдалеке огни небольшого здания, скорее всего – каупоны, как здесь называли подобие гостиницы или почтового двора, такие время от времени встречались на больших дорогах.
В животе последние полчаса урчало, и я был бы не прочь подкрепиться как следует, а заодно задержаться на ночлег. Ну а главное, в такого рода заведениях часто собирался довольно специфичный контингент. Я бы даже сказал – выгодный своей разношерстностью. За рюмкой чая вполне можно будет побольше разузнать о современной обстановке, что, пожалуй, даже важнее ночлега и ужина вместе взятых.
Тут все просто, я отдавал себе отчет, что все мои знания об эпохе прочно связаны с большими политическими играми, войнами и государственным устройством. Это всё важно, и даже помогает выжить, но не заменяет собой другое. За фактами о борьбе больших сил размывалась реальность, какая она на самом деле есть. А я человек маленький и живу вполне себе мирскими интересами. Мне надо знать, как тут себя вести, с кем и как общаться – и как не нарваться на пустом месте.
Каупона приближалась.
Сначала я услышал живую музыку и почувствовал запах съестного. Боливар довольно заржал, надо будет отблагодарить лошадь и заказать ей сена получше, или чем там эти четвероногие питаются.
Вскоре к музыке и запаху прибавились грубые мужские голоса, тянувшие песню. Слов разобрать не получалось, но я быстро смекнул, что впереди меня поджидает веселая ночка.
Каупона выглядела довольно нарядной – вход украшали каменные барельефы, застывшие над массивной деревянной дверью. Никто никого не встречал, значит ли это, что зайти может любой? Но мне повезло, дверь, скрипнув, открылась. Я подметил, что она открывается внутрь дома, а не наоборот. На пороге появился пошатывающийся мужчина, явно перебравший с вином.
– Слава… ик… Феликсу! Ура Луцию Корнелию Сулле! Память битве у Коллинских… ик… ворот!
Судя по внешнему виду, это был ветеран победившей стороны, сторонник Суллы. Солдатская туника и плащ мало отличались от одежды на «гражданке», воина в нем выдавал разве что военный пояс и сандалии из прочных ремней – калиги. Кожаный балтеус был надет поверх плотной тканевой повязки и украшен бронзовыми накладками.
Легионер, чтобы вернуть устойчивость ногам, уперся лбом в стену, и собрался справлять малую нужду.
Я остановил коня и окликнул его.
– Отец, подскажешь?
Легионер замер, напрягся.
– Ты что, мильный… ик… камень нашел? Осмелел? Я центурион самого Феликса Суллы!
Мне был ни к чему пьяный махач, на который легионер, судя по всему рассчитывал.
– Подскажи, уважаемый, места свободные в этой каупоне есть? Мне бы передохнуть с дороги. Если нет, дальше поскачу.
Центурион медленно развернулся и прищурился. В глазах наверняка двоилось после выпитого, но он хотел меня разглядеть. На секунду даже показалось, что он что-то заподозрил, как будто меня узнал… по крайней мере, лицо его посмурнело. Связываться с пьяным не хотелось, к тому же, легионер был немолод. В волосах блестела седина, а лицо было испещрено глубокими морщинами. Я решил спешиться и выяснить всё самостоятельно.
– Чьих будешь? – остановил меня центурион.
– А чьих надо? – невозмутимо спросил я.
Я приметил неподалеку подобие загона для лошадей и решил отвести туда проголодавшегося Боливара. Что и сделал. Других лошадей в загоне не было, зато хозяин очень кстати припас свежескошенной травы. Боливар сразу ею занялся. А вот мне такой скорый обед не светил.
Избавиться от легионера не вышло. Я развернулся, чтобы пройти в каупону, но центурион перегородил мне путь и даже положил руки на мои плечи.
– Не стоит, – предупредил я.
Оружия при нем не было, но заканчивать наше мимолетное знакомство мордобоем? К чему?
– Из города едешь? – поинтересовался легионер.
– Допустим. Вольноотпущенник я.
Я припомнил, что одет не в своей наряд. Вот оно что, во мне просто читается свобода – это не дает покоя вояке. Надо соответствовать образу. Я опустил взгляд. Может, хоть теперь отстанет.
– О как! – легионер смерил взглядом Боливара – уставшего и пыльного, но с гладкими боками породистого скакуна. – Неплохо для либертуса. Это ж кто тебя вместе с лошадью на волю отпустил… ик.
Да, лошади в Риме стоили немалых денег, так что понятно, чего центурион так удивляется. Тот даже будто протрезвел. Ненадолго, правда. Миг, и глаза его вновь собрались в кучу – хмель оказался сильней.
С конем мы, может, и разобрались, но к моему поясу был привязан мешочек, туго набитый серебром, потому легенда, откуда у меня взялись деньги и лошадь, родилась на ходу.
– Мой господин попал в проскрипционные списки, прикрепленные в эдикт и вывешенные на Форуме. А Сулла благороден и щедро платит тем, кто помогает выследить врагов Республики, – на ходу сочинил я.
– Так ты все-таки сулланец! Уважаю… ик…
Центуриона качнуло, но ногах он устоял – не в малой степени потому, что его руки всё ещё лежали у меня на плечах. В них он и сцепился, не желая падать в пыль.
– А что за про… списки такие? Ничего об этом не слышал.
Судя по всему, весть об эдикте Суллы еще не успела разлететься по Республике.
В век без интернета на то, чтобы какая-либо новость стала известна за пределами столицы, требовалось немало времени. Подчас даже недели и месяцы. Неудивительно, что об эдикте Луция Корнелия многие, даже не будучи самыми простыми гражданами, еще ничего не знали.
Узнают, проскрипции гремели ещё долго в годы правления Суллы, и, по сути, они стали первым юридически обоснованным способом сведения счетов с гражданами Рима. До этого ни один римлянин в статусе гражданина не боялся смертной казни. Но Сулла поступил хитрее – он сперва лишал людей Римского гражданства, отправлял в изгнание – и тем самым вышел из юридической петли. Все его действия, по факту, не нарушали саму букву закона.
– Расс… – я запнулся, чуть не выдал на ура фразу про расстрельные списки, надо бы фильтровать речь от греха подальше. – Кхм. Списки врагов республики. И личных врагов Феликса. За голову каждого положена награда. Деньги – и освобождение.
Я снова выпрямился и поднял на него взгляд.
– М-м… – протянул центурион. – Вот это я понимаю, решение! В легионах давно ходили слухи, что Сулла не простит врагов. Они ведь нашу кровь проливали. – Центурион дважды ударил себя кулаком по груди. – Таких надо вырезать, как гнойник! Выжигать!
Я коротко пожал плечами. Главное, что легионер поверил в выдуманную сказку. Представляю его рожу, если он узнает правду. Впрочем, вся моя прежняя жизнь прямо вопила, что эта самая правда никому вообще-то не нужна. Подчас даже даром.
– Погоди, ты… ты, получается, своего господина… – он запнулся и испытующе посмотрел на меня.
– Убил, – кивнул я, – а потом получил свободу и деньги. На эти деньги купил коня. Туда, куда я еду, не близкий путь. Боюсь, что пешком и до осени не дойти.
Я уже обдумал, какое место назову, если центурион будет спрашивать, но задавать других вопросов он не стал.
– Как хорошо, что мы встретились, а то я думал – от скуки завою!
Судя по игравшей в каупоне музыке, скучать там явно не приходилось. Но возражать я не стал.
– Квинт Дорабела Луц, – легионер представился и протянул мне руку. – Рад знакомству!
Я протянул руку в ответ, и Квинт крепко пожал мое запястье. Воины в это время часто носили оружие в рукавах, потому римляне сжимали друг другу не ладони, а запястья. И приветствие, и проверка.
– Гай Руф, – представился я первым пришедшим в голову именем.
Рукопожатие затянулось, а потом Квинт вовсе потянул мою руку на себя. Да когда же ты от меня отвяжешься? Но скоро я понял, что центуриона просто снова шатнуло.
– Гай, а давай-ка я тебя угощу вином!
– Не откажусь. Кхм, то есть, отведать в такой славной компании…
Особо пить я не собирался, но кто как не центурион мог ввести меня в курс дела. Поэтому предложение я принял с удовольствием.
– Тогда за мной! – он махнул рукой, приглашая в каупону.
Мы прошли ко входу, зашли внутрь – я придерживал нового знакомого за плечо, как бы по-дружески, и тот, кажется, был доволен подмогой. Несмотря на то, что помещение хорошо проветривалось, в каупоне было невыносимо душно. Народу было тоже хоть отбавляй, зернышку негде упасть. Стоял бубнеж, разбавляемый хоть сколько-то бодрой игрой музыканта на тибии – небольшой двойной дудке, сделанной из тростника. Одна из трубок заливалась соловьем, вторая создавала протяжный аккомпанемент. Получалось здорово, Квинт тоже оценил. Проходя мимо музыканта, центурион щелчком забросил в его шляпу полновесную серебряную монету.
Зато запахи! Ох, запахи здесь были такие, что мой желудок вмиг ожил и как будто заскреб лапками изнутри. Жар шел от поросенка, которого поджаривали на вертеле. С тушки капал жир, вспыхивая и шипя на углях.
Присутствующие при виде Квинта отсалютовали чашами с вином. Центурион с достоинством вскинул руку в знак приветствия. Мы прошли к столику, за которым явно до того и отдыхал легионер.
Я сел за столик, не без удивления отмечая, что на столешнице остался себе лежать гладиус Квинта. Центурион тут же позвал хозяина. Через весь зал к нам засеменил высокий, но худощавый старик в тунике.
