Рафаэль Дамиров
Боец: лихие 90-е
Глава 1
– Я правильно делаю, Сергей Иванович? – молодая подтянутая блондинка старательно выполняла тягу гантелей с опорой на скамью.
Глядя на перекаты ее выпуклостей, я все думал, на кого же эта смазливая девчонка похожа. Точно! Вылитая Алферова в юности, сразу «Черная береза» аж вспомнилась. И мою «подопечную», кстати, тоже Иркой зовут. Волосы до пояса в тугую косу схвачены, спортивные лосины обтягивают девичьи прелести так, что кажется вот-вот лопнут. Короткий топ напялила, а лифчик зараза такая, «забыла» надеть. Соски на мужиков топорщатся.
Эх! Двадцаточку бы мне с плеч долой! Ан нет, теперь я – Сергей Иванович. – В спорте давно «плаваю», больше тридцати лет, как капитан дальнего плаванья. В какие только воды меня не заносило. Мастера спорта по боксу выполнил, кандидат по самбо, а еще есть несерьезный юношеский по шахматам. Было времечко, да…
– Правильно, спинку ровно держи, – подкорректировал я, положив ей руку на поясницу. – Тягу на выдохе делай. Во-от… Умница.
На нас поглядывали трое парней, начинающие Шварценеггеры, блин. Юные тюфяки-культуристы. Облюбовали пресс-машину, тренажер для жима ногами. Завсегдатаи зала. Вроде и занимаются, а вроде и нужный ракурс хитро выбрали, чтобы за прелестями юной богини наблюдать. Перешептываются, перемигиваются и ржут, как поросята похрюкивают. Молодые еще, горячие. Частенько в зале к девчатам клинья подбивают.
Я, признаться, конечно, сам в свои пятьдесят пять на баб еще заглядываюсь. Чего греха таить, хорошенькую юбку не могу пропустить. Так получилось, что последние годы холостой, но в зале пахать надо, а не шею сворачивать.
Поставив девочке правильную технику, я вернулся к скамье. Жим лежа. Как раз штангу собирал, когда Ирка отвлекла. Боковым зрением заметил, как один молодой отставил шейкер с протеином и ко мне пошел. Раздулся весь от своей важности, «крылья» распустил. Руки при ходьбе своей жизнью живут – антресоль ни дать, ни взять.
– Ну что, дядь Сереж, не списали тебя в утиль после того раза? – парень многозначительно хмыкнул. – Раз в зал снова пришел.
С этими словами молодой сел на скамью, кулаки упер в сидушку, трицепсами поиграл, как будто невзначай. Сам же силушкой богатырской понтуется. Раздражает пацана, что ко мне девчонки молодые обращаются, совета спрашивают, а его стороной обходят. Зал – не клубешник, сюда не знакомиться приходят, а за результатом. Потому удивляться тут нечему. Я спокойно взял блин небольшого веса, чтобы штангу для жима на сорок килограмм собрать. Больше – не нужно.
«Я как Чак Норис, я очень крутой», – голосят колонки в тренажерном зале.
Вот и молодежь, попсы современной понаслушается и понтов не соберешь. Я когда только по спорту начинал двигаться, в подвальной качалке пыхтел, мы там с парнями рок слушали – Цой, Гражданская оборона, а не вот это вот все лакшери с кондиционером. И девчат тогда в зале днем с огнем было не сыскать. Лампочка Ильича на потолке с разводами, стены голые бетонные, железо и вместо протеина – яйца куриные. Сырые, конечно же.
Увидев, что на подколы я не реагирую, молодой с другой стороны решил зайти.
– Не надорветесь от такого веса?
Молча надеваю блин, фиксирую.
– Гликолитические мышцы на малых весах не вырастут, дядь Сереж! – умничает, статей интернетовских начитался.
– Сам понял, что сказал? – я разминаться начал, взмахи руками. – Сбрысни, некогда мне лясы точить.
О всяких суперсетах, предварительном утомлении, дропсетах, пацан похоже не слышал. А потом удивляется, чего к нему девчата с накаченными ягодицами за советом не подходят. И вообще, не его дело, почему я решил с малым весом поработать. С возрастом спина все больше дает о себе знать – грыжа позвоночника, чтоб она не ладна. Старая травма аукается. Вторую неделю с уколов не слезаю, а зал тянет, зараза такая.
Конечно, завязывать пора, это я понимаю, что у всего хорошего свой конец наступает. Так и мой путь спортивный самое время заканчивать. Но куда без спорта то? Спорт для меня, как частичка души, как член семьи. Пусть я и в шаге от высот остановился и теперь на заводе пашу. Я так по жене ушедшей не убивался, как когда травму получил. Тамарка, моя бывшая, тоже коза – деньги есть, орлом летаем, денег нет, так иди ты в пень Сергей, я на тебя всю молодость потратила А в былое время я хорошо так зарабатывал, помню турнир по боям выиграл, так десять тысяч рублей срубил.
Впрочем, это уже неважно. Главный вопрос сейчас – чем заполнять пустоту на месте спорта. Непонятно совершенно. Это, как собака старая, слепая. Вроде, усыпить надо, чтобы не мучилась, да жалко, мало ли еще поживет. Так и я в зал ходил по старой памяти. И хрен бы с этим, только с недавних пор молодые завистники появились.
Полагая, что разговор закончен, я прилег на скамью, готовясь выполнить упражнение. Но пацану неймется, обошел скамью, встал возле меня и руки на гриф положил.
– Вас подстраховать? – решил шутку высечь, искромет.
– Тебе прошлого раза мало, молодой? – я за гриф взялся, бровь приподнял, толсто и прозрачно намекая, что сваливать ему надо. – Уебен зе битен, Артур, не до тебя сейчас.
В прошлый раз этот урюк меня на «посостязаться» вывел. Приседали с весом. Я его молодого дурака обыграл, технично повторы делал, а он сдох. Вот и злость держит до сих пор.
– Дядь Сереж, ты в прошлый раз неделю в зале не появлялся, – захихикал Артурчик. – Это после приседа тебя повело?
Двое его друганов, что стояли чуть поодаль возле пресс-машины, в голос заржали. Девчонка закончила упражнение и отставила гантели. Вроде воду пьет, а сама с любопытством косится на нас, чего к Сергей Ивановичу прикопались. И главное – как я отвечу ждет.
Вот же козел… знает, как пронять и на больную мозоль надавить. Но и я молодец – переспелый огурец. Как почую, что соревнования намечаются, так в первых рядах сразу.
Поднимаюсь со скамьи. Ну вот началось в колхозе утро, нет бы мимо ушей пропустить подколы, сам же потом на уколах лежать буду, от боли на стенку лезть…
– Сколько жмешь? – сухо спрашиваю.
– Сто пятьдесят, – довольно заявляет Артур.
Окинул молодого взглядом. Весом за девяносто, отличный показатель сто пятьдесят килограмм при такой комплекции. Немного до кандидатской нормы пацан не дотягивает. От того борзый такой. Знает свои возможности, этим и пользуется. Павлином ходит… Я таких Артурчиков в молодости левым мизинцем правой ноги разматывал. Когда пацан сиську у мамки сосал, я уже на Европу ездил, по боксу, бронзовым призером был. Был, правда. Да сплыл. Спину еще в 1993 году сорвал – грыжа, а только ведь жизнь на полную катушку началась. Тогда на спортивной карьере пришлось ставить крест. Много на уколах не побьешься.
Я же потому и железом занялся, чтобы мышцами спину забить, каркас укрепить, так один толковый доктор посоветовал. Правда, последнее время плохо помогало – спина болит после каждого посещения зала. Да и годиков мне уже не двадцать пять, а шестой десяток.
По-хорошему, надо было на хрен послать молодого. Пусть с ровесниками соревнуется. Но мой чертов боевой задор не дает спокойно встретить старость. И обидно же сука так, что от меня ничего не зависит… Пока размышлял, слова словно сами по себе вылетели.
– Давай кто больше вес выжмет, – буркнул я, глядя на Артура исподлобья.
– Э-э… – Артур удивился, но сориентировался быстро. – Дядь Сереж, я только уборщицу позову, ну чтобы, в смысле, песок вымела?
– Какой песок? – не понял я.
– Который с вас посыплется!
Снова заржали, как кони тыгыдымские.
Я взглядом вымерил шутника. Кулаки сжались непроизвольно. Щелкнуть что ли по лбу? Вон девчонка, что у меня совет спрашивала, наблюдает, не уходит… Сучонок малолетний, спецом подошел ко мне, за мой счет в глазах у людей возвыситься. Не выйдет только ничего. В молодости я норму мастера спорта по жиму в 190 килограмм выполнял – так с ребятами на сборах развлекались. От того, кстати, и бил перчаткой, будто копытом – разовый удар нокаутирующий присутствовал, в тяжелой выступал и соперников, как карточные домики складывал на канвас. Не каждому дано. Поэтому знал, что сейчас пацана на жиме обыграю. Сто девяносто, конечно, не потяну, но норматив кандидата – чем черт не шутит. Придется правда потом пояс из собачьей шерсти на поясницу цеплять, кеторолом обкалываться.
Но оно того стоит, эту заразу проучить ох как надо.
– Ты давай меньше языком чеши, Артурчик. Покажи, как надо, а я к твоему весу прибавлю и повторю, – заявил я. – И так, кто первый не сдохнет.
– Не боитесь, дядь Сереж, что вас из зала вперед ногами вынесут?
– Своё я уже отбоялся.
Артурчик удивленно переглянулся с пацанами, те только плечами пожали. Подошел к штанге, блины стал натягивать, вес нужный себе выставил. Сто пятьдесят килограммов, как и хвалился. Сразу решил на свой личный рекорд пойти. Друганы к скамье подошли – по сторонам от стойки встали, страховать собрались.
Прилег Артурчик на скамью жимовую, за гриф взялся, выгнулся – размялся. Хлоп! И через пару секунд на жим вышел. Штангу довольно уверенно взял, но я опытным взглядом его окинул, сразу понял, что вес этот – его максимум, больше не вытянет. Так и произошло, штангу Артур с трудом удержал, когда опускать начал.
– Давай Артур, давай! – пацаны подбадривали.
Нервничают, что старый хрен их кента обует.
Артур выжимает. С трудом, с ревом, но жим выполнил.
Друганы помогли штангу на место вернуть. Артур с малиновым лицом уселся на скамье и гордо подбородок вскинул, на меня уставился:
– Ну что дядя Сережа? Твой черед.
Я что? Жестом показал, чтобы молодежь сдрыснула. Два по пять блинами к штанге добавил. На скамью лег. Будет им дядя Сережа.
К жиму приступил. Ладони на гриф легли по рискам, я сосредоточился, спину, как полагается, выгнул мостиком. Так проще жать. Пацаны на подстраховку встали, положено так. Снял штангу, руки выпрямил, гриф чуть подрагивает. И-и… Р-раз! Чертова спина тут же загудела – но внимания не обращаю. А зря. Потому, как только штанга вниз пошла, в позвоночнике стрельнуло.
Ох ты ж, твою мать! Держи, Сережа! – подбадриваю сам себя.
Но глаза, как пеленой, резкой болью заволакивает. Руки гуляют предательски, как две макаронины переваренные. Парни на месте не стояли, на подстраховку бросились, но куда там. Штангу я не удержал и все 160 килограмм железа на меня почти с метровой высоты бухнулись…
Последнее, что я успел услышать, это хруст собственных ребер. А потом все как оборвалось…
* * *
– Поднимай, Витя скорее, он убьется!
Так прозвучали первые слова после «паузы». Кто убьется, как убьется? О чем вообще речь…
Мысли резко оборвались. Ох ты ж, как нехорошо прихватило в груди. Ощущения такие, будто конь в душу дал, копытом. Да тут не конь даже – я понял, что не дышал, и первый вдох будто раскаленной кочергой по легким отдался. Память услужливо подсказала, что происходит – ты, Сергей Иванович, старый хрен, штангу на себя уронил. Не удержал.
Второй вдох – легче, хотя чувствовал, как от боли глаза на мокром месте, слезились.
– Сережа ты живой?
А это громко так, прямо на ухо выпалили. Ирка что ли? Так голос не ее, да и чего бы девчонка так обо мне беспокоилась. Она вроде «женатая» и на «ты» мы не переходили.
Живой я… что за кипиш на ровном месте устроили. Не скажу, что такое первый раз случилось, но фанера у меня крепкая. Проверено. Вспомнилось, как однажды штангу ронял, правда не свысока и по молодости дело было, но и ничего. Поболело пару дней, да перестало. Хотя по первой ощущения такие испытывал, будто мне Саша Поветкин привет передал.
Ладно, сейчас разберемся что к чему. Открыл глаза и понял, что передо мной звездочки мелькают, в ушах звенит, как звонок на школьной перемене. Но в себя постепенно прихожу.
– В скорую звони, в скорую Витя! – истерично вопил, тот же женский голос, уже не над ухом, подальше.
– Не надо скорую, оклемаюсь…
Это я собственный голос услышал, и не узнал его. Вроде я сказал, а вроде голос совсем молодой, звонкий. У меня ведь, как ангиной жуткой переболел в 2002, хрипотца появилась. Может так после «штанги на грудь» поправило, что не своим голосом заговорил?
Наконец мерцание в глазах исчезло, картинка прояснилась. Вижу, как передо мной склонились двое молодых ребят, едва за двадцать. И понимаю, что никого из них не знаю. Может, новенькие… в зале оно ведь как – желающих свои силы попробовать тьма тьмущая, а вот чтобы на постоянке работать – единицы. Отваливается народ, когда узнает, что для здорового и сильного тела надо пахать, как папа Карло без продыха.
– Вить, давай его в медпункт отведем, а? – предлагала кому-то девушка.
Я вот на нее посмотрел, пусть еще косыми глазами, и понял ровным счетом, что-то с ней не так. У нее такая внешность… как у Ленки моей однокурсницы, когда мы с ней в 93 году на первую свиданку пошли. До сих пор помнилось – круглая объемная челка, блестящая красная обезьянья куртка из вискозы, рваные джинсы. Парень тоже выглядел любопытно. На нем яркий спортивный костюм с контрастными полосами кислотных цветов. И эти усы… Молодой вроде, а усы уже щеткой торчали, как у моржа.
– Все в порядке, не надо никуда, – уселся на скамье, помассировал виски. Вроде как на грудь штанга упала, а голова гудела, как дом советов.
Пока поднимался, заметил, что на ногах у парня туфли вместо кроссовок.
– Вставай, – незнакомец по имени Витя кладет руку мне на предплечье.
Парень – здоровый лось, причем видно, что не на химии мясо накачал, натуральный такой бычок. Хорош, сейчас таких раз два и обчелся, всем быстрый результат подавай на дешевых китайских анаболиках.
– Руку убери, – ответил я раздраженно, одернул плечо.
Может и не надо так жестко, народ все же хочет помочь, доброжелательная вроде такая парочка, пусть и странная. Но меня изнутри аж подмывало, надо же так облажаться, чтобы штангу на себя уронить. Какой позор на мои седины… поэтому, уж извини, пацан, но я не мастер делать хорошую мину при плохой игре. Если хреново, то мне хреново и лукавить не буду.
Витя все близко к сердцу принял, к его лицу кровь прилила.
– Пошел ты! Вот так, тебе помогаешь, а ты посылаешь! Сам готовься к своему бою с такими благодарностями, – возмутился он.
К какому еще на хрен бою? Он вообще о чем? Я последний раз дрался в середине 90-х, а потом в боях на ринге не участвовал, иногда лишь спаринговался для поддержания формы. Я продолжал виски растирать и пытался сообразить, о чем речь и почему этот самый Витя со мной разговаривает так, будто мы вместе овец пасли. Пригляделся, морда моложавая, лет…. Подбородок как у старины Лунгрена – рубленый. Лоб как у неандертальца бронявый, но глаза умные и чутка добрые. Нет… Точно его не знаю. Впервые вижу… Голова гудела, пока я пытался мысли сформулировать, в меня полетело полотенце.
– Блины на место положи! – фыркнул усатый и вышел из зала.
– Вить, ну чего ты, он же в себя не пришел… – пыталась его остановить девушка, не ничего не вышло.
Я взгляд на штангу перевел и почувствовал, как брови на лоб поползли. Есть чему дивиться – штанга не такая, как я в зале тягал, а ржавая, блины в рыжей корке без резиновой оболочки, где они откопали такой снаряд? Да и вес смешной. Килограмм восемьдесят от силы. Но именно эту штангу с меня ребята стащили.
СТОП!
Я ведь другой вес поднимал. Да и штанга тоже другая была, да и какого черта творится с моим голосом? Глюк что ли словил? Наверное, из-за того, что былое время в подвальной качалке вот такое ржавое железо тоннами тягал. Вот и чудится хрень всякая. А вообще, конечно… Что «вообще» не успел додумать, потому что у меня, в прямом смысле этого слова, челюсть отпала.
Твою дивизию! В старом зеркале на стене, я увидел молодого паренька, сидевшего на скамье для жима. Тоже усатого! Щуплый, чуть сутуловатый, я последний раз в такой комплекции в восьмом классе был. Бин, но тот парень в отражении – я. Проверил догадку – рукой помахал и отражение в зеркале помахало со мной синхронно. Девчонка в рваных джинсах благо не заметила, за Витьком метнулась.
И тут как по голове обухом огрело. Это что получается?.. Похоже, меня штангой так крепко придавило, что совсем крыша поехала. Ага, точно… Глюки все это. Как еще объяснить, что вместо современного и комфортного зала, я вдруг попал в качалку, аля Люберцы 90-х годов. Вон потертые чугунные гири в уголку стоят, томятся. На блеклой, выкрашенной в зеленую краску стене пришпилен плакат с Ван Даммом с надписью «Кровавый спорт». Под ногами доски скрипят. Краска с них слеза, вмятины и потертости. Без резиновых ковриков пол оказался беззащитным перед грубым железом. Тренажеры вокруг ржавые и колченогие, такое ощущение, что сварены из подручного материала… чистый хардкор и олдскул.
– Сереж, зря ты так грубо с Виталиком, сам же позвал его помочь! – всплеснула руками девушка, которой так и не удалось остановить усатого качка.
Такс… В моем глючном сне можно общаться. Это гуд. Не скучно в коме лежать. Немного остывая от первых эмоций, я вымерил ее взглядом. В отличие от моей однокурсницы Ленки, фигура у девочки вполне ничего, хотя немного спорта ей бы не помешало. Правда в зале она явно не для того.
– А ты кто такая, мать? – спросил я в лоб.
– Я кто такая… – она растерялась, растерянная улыбка сменилась вдруг на злость. – Знаешь, Сережа, а я вот рада, что на тебя штанга упала! Хоть немножко у тебя самоуверенности поубавиться. И вообще, не зря Куропаткин говорит, что ты козел!
– Понятно, – я прослушал ее выпад в пол уха, продолжая оглядываться. – А где я нахожусь вообще, сориентируешь козла?
– Ты еще и под дурака косишь, ну-ну. На заводе ты! – с этими словами она развернулась и поспешила за своим Виталиком.
Но на выходе замерла, обернулась и нехотя бросила в мою сторону:
– Кресов! Вообще-то тебя начальник вызывает!
Глава 2
Глава 2
Следующие десять минут я сидел на скамье для жима, ждал, когда приход закончится и меня отпустит. Но и через десять минут, и через пятнадцать, ни хрена не изменилось. Нынешняя реальность – теперь моя. Такое пришло понимание. Твою мать! Как обухом по голове стукнуло, когда окончательно дошло, что в «себя» прежнего, я так и не вернусь. Теперь моя грешная душенька вынуждена ютиться в новом странном теле. Додик в отражении зеркала и есть я! Вспомнились вдруг слова из песни Владимира Семеновича: «Хорошую религию придумали индусы – Что мы, отдав концы, не умираем насовсем».
Получается, что я окончательно крякнул в том своем теле? Но почему я не отправился к праотцам, черт побери?! Либо я неправильно прожил предыдущую жизнь, либо новое тело дано для возможности исправить ошибки? Разве такое возможно?
Я всегда относил себя к тем, для кого стакан наполовину ПОЛОН, а не пуст. Так что, не хрен сопли распускать, в новом положении, определенно, есть и свои плюсы.
Поднялся, подошел к зеркалу и принялся себя разглядывать. Понятно, слава богу, мезоморф – плечи, хоть и неказистые, но пошире жопы, талия прослеживается. Руки так себе, но не веточки. Не Геракл, но мышца среднего пошиба все-таки имеется, и жирок равномерно распределены. Судя по кондициям, прежний телообладатель в зал не ходил (кстати, куда он делся?). Если и ходил, то по большим праздникам… Мышцы явно тяжелее стула ничего не поднимали, к нагрузкам неприученные. Хотя задатки хорошие, надо признать. Поработай с такой заготовкой, и выйдет толк. Генетика норм, вроде.
Я послонялся по залу, раздумывая «кто виноват и что делать». Новые «друзья» ушли, оставив меня куковать одного. Девчонка вовсе сказала, что меня на прием начальник ждет. Что за начальник? Завода походу. Но мы сейчас это дело выясним. Я решил, наконец, выйти из зала и осмотреться. Правда, не успел дверь открыть, как меня тут же облаяли.
– Вы все убрали, физкультурники? – послышался старушечий голос.
Оказался в коридоре посреди которого стоял старенький стол-книжка, герой советских праздников. Одно «крыло» стола оказалось «расправлено», на нем стоял допотопный аппарат – телефон с дисковым набором и стакан с чаем и чайной ложкой.
За столом на табурете чинно восседала старуха с ядреной химией на голове. Она зыркала на меня как мангуст на змею:
– Свет за собой выключаем и ключи сдаем!
Во как. Я в спор вступать не стал, свет выключил, качалку закрыл. Пошел старухе ключ сдавать – на стол положил.
– Расписываемся, молодой человек! – она подвинула ко мне серую потрепанную амбарную книгу допотопных времен.
Раз надо – пожалуйста, я оставил подпись, и тут же с удивлением бровь приподнял. В строках выше, где другие расписали, стоял год – 1993. Покосился на бабулю.
– Число какое сегодня?
– С утра двадцатое августа было!
Я понял, чего старуха злиться – рядом со столом стоял второй табурет, на нем тазик с вязанием. Носки бабушка вязала, а я такой бессовестный ее от дела важного отвлек и стол занял.
– Год девяносто третий ставить?
– Да хоть девяносто второй!
Старуха обернулась к стене, где висел шкафчик с ячейками. Взяла с одной из ячеек ледериновые корочки бледно-малинового цвета, положила на стол:
– Чего вылупился, умник, пропуск забирай.
Забрал, раскрыл. С пропуска на меня смотрела молодая рожа парня из отражения в зеркале. Нового меня. Выдан на Сергея Ивановича Кресова – фамилия имя отчество полностью с моими совпадают. Уже хорошо. Под печатью «Отдела кадров», цех указан № 4. А вот срок действия окончательно ответил на вопрос о годе. Пропуск был действителен до 31 декабря 1993.
– Кресов, а тебе носочки не нужны вязаные? – вдруг переключила гнев на милость старуха.
Носки мне были без надобности. Так что спасибо, но откажусь. Сунув пропуск в карман спецовки (именно в спецовке обладатель предыдущего тела в зал пришел), я поднялся по крошащимся бетонным ступеням на улицу. Летнее солнце ослепило глаза, ветер разгонял душный воздух. По ощущениям жара под сорок градусов. У нас в городе такого отродясь не бывает. Летом дай бог, чтобы до двадцати градусов ртуть поднималась в термометре. А здесь пекло. Значит, меня куда-то на юг занесло. Да еще и в девяносто третий. Полный абзац…
Оказалось, что качалка находилась в цокольном этаже двухэтажной постройки из красного кирпича. Проходя мимо окна первого этажа, я заглянул внутрь через распахнутые створки. Помещение заставлено потертыми письменными столами с выдвижными ящиками, за которыми трудился народ. Компьютеров и в помине не было, на столах куча бумаг, – стопки папок с надписью «ДЕЛО», к которым были подшиты чертежи. Настольные лампы с громоздкими железными колпаками и ватманы. Народ занимался тем, что обводил чертежи тушью. Сами окна деревянные, открыты нараспашку, краска некогда белая, теперь потрескалась и стала цвета топленого молока.
Понятно, конструкторское бюро. Очевидно, что я на крупном промышленном предприятии. Рядом со зданием КБ стояла кара, выкрашенная в желтый цвет, на ней погружены стопки чертежей, в архив везти. В кабине кары спал водила, сложив руки на руль. Будить товарища я не стал, сон – это святое. От бюро отходила дорога с потресканным асфальтом, из трещин торчали сорняки, а само покрытие местами присыпали гравием, чтобы ямы скрыть. Асфальт витиевато вел к другой, более крупной дороге, куда лучше залатанной. Прямо сейчас по ней ехала «девятка» болотного цвета, из окон которой «Ногу Свело» блажило:
…Рамамба Хару МамбуруРамамба Хару Мамбуру…
Ясно. Я проводил взглядом «девятку» со старыми советскими номерами. Следом приметил мужичка, копошившегося в клумбе с рассадой. Вот сейчас все узнаем. Подошел к клумбе, ногу на забор поставил, на колено оперся и спросил так, чтобы мужичок не подумал, что я пошутить решил.
– Отец, а как наш завод по бумагам называется? Мне заявление писать.
Мужичок не отреагировал, и я решил, что он вопрос не расслышал, повторил. Тот повернулся, завидев меня едва заметно вздрогнул. Глаза выпучил. Показал, что не слышит. Мужик глухонемой. Принял, понял – отваливаю. По «ихнему» я был не в зуб ногой, но некрасиво будет уходить не попрощавшись, поэтому я махнул мужичку рукой и улыбнулся.
– Серега!
Я обернулся, услышав свое имя, и увидел за спиной еще одного мужика, только помладше глухонемого, лет тридцати на вид. Он сидел на корточках у входа в здание, расположенного рядом с КБ. Курил, щурясь от сигаретного дыма. Кто он, такой понятия не имею, но он меня очевидно знает.
– Ты че, заблудился?
– Солнце голову припекло, – ответил я, подходя к мужичку поближе.
Руку подал.
– Ты че, с дубу рухнул, виделись же, – удивился мужик, но руку из приличия пожал.
– Говорю припекло, запамятовал. Жарко сегодня.
– Сегодня жарко? – мой собеседник хмыкнул. – Вчера да, мозги плавились, а 35 градусов для Ростова – вполне себе рабочая погода. Ты давай это, прекращай ныть, пфу, – мужичок выдохнул дым «Примы» без фильтра, табак прилипал к губам, и он его сплевывал. – Тебе еще сменное делать. Инструмент нашел у Прасковьи Никитичны?
– Неа, – я то и знать не знал, что инструмент какой-то ищу. – Не нашлось.
Похоже, что мой предыдущий обладатель этого тела свинтил в рабочего время в качалку под предлогом «найти инструмент». Пришлось соврать, чтобы себя не выдавать. Так то я понятия не имел, кто такая Прасковья Никитична.
– Ну я тебе говорил, что она не даст, развертки на вес золота, что с советских времен осталось. Ладно, придумаем что-нибудь, в тележках дырки ковырять под болты это тебе не тоже самое, что в качалках под запрессовку подшипников. А прикинь, я краем уха слышал, что нас еще раскладушки делать заставят в следующем квартале, – вздохнул мужик. – Будем блин зарплату раскладушками получать, чует моя жопа… Курить будешь?
Достал пачку «Примы», протянул мне.
– Бросил, – я не курил в прежней жизни, если не считать баловства в юношеские годы, и в новом теле тоже не собирался начинать.
– Когда ты блин успел… точно голову припекло, – мужичок потушил окурок, сверху поплевал и выкинул в ближайшую клумбу, похожую на ту, в которой глухонемой возился.
– Короче, попробуем развернуть сверлом, хрен бы с ним. К инструментальщику сходи – он тебе как надо сверло посадит. И да, ты к начальнику ходил?
– Нет, – пожал я плечами.
– Смотри, он уже два раз спрашивал, где ты шляешься, к себе вызывает.
– Зачем?
– Я ж откуда знаю. Вот у Ильича и спросишь, только варежку особо не разевай, он сегодня не в духе. С заводоуправления прямо на нашей планерке мастеров звонили, и шею ему мылили. Какие-то там соревнования намечаются, хрен пойми что, – мужичок отмахнулся. – Тут всерьез подумываешь о том, что зубы на полку положить, а им соревнования…
С этими словами он поднялся, смахнул пот со лба, потянулся, широко зевая.
– Ладно, хватит штаны протирать. Давай дуй к Ильичу в кабинет, а я пока в инструменталку за сверлами схожу.
Я проводил его взглядом. Мужик похоже мастер производственного участка, на котором работал прежний обладатель моего нового тела. А я, судя по тому, что речь о развертках и сверловке – слесарь. Получается, что я нахожусь в Ростове-на-Дону, на дворе 1993 год, лето. В Ростове я пару раз приезжал на соревнования по молодости и хорошо запомнил, что крупных промпредприятий в городе всего два: «Роствертол» и «Ростсельмаш». Я либо там, либо там. Ну хоть какая-то конкретика появилась. По хорошему следовало имя своего мастера узнать, но это выглядело бы через чур подозрительно. Успеется.
Постояв еще с минуту и поглазев на пекущее летнее солнце Ростова, я решил наведаться к начальнику. Уже второй человек говорит, что меня вызывают на ковер. Надо бы сходить и разузнать что по чем в нашей Белокаменной. Заодно выведать немного больше по месту и ситуации, в которой я оказался. Сейчас я себя чувствовал слепым котенком и не понимал, что делать дальше, требовалось больше информации. Ответов я получал куда меньше, чем возникало вопросов в голове.
Пошел в цех, в этот момент глухонемой выковырял из клумбы окурок, брошенный мастером, и раздосадовано всплеснул руками. Ага, свиньи, не говори.
Заходя внутрь, сразу понял, что снаружи, где «припекает», на самом деле даже прохладно. Внутри цеха как будто случилась экологическая катастрофа – жара, как в Сахаре и душно. Пушки, установленные в рядах, только гоняли прелый воздух туда сюда. Майка под спецовкой тотчас взмокла и прилипла к телу, горло пересохло. Работать в таких условиях казалось совершенно невозможным, но рабочие с понурыми лицами пахали, им то не привыкать.
В цехе оказалось довольно чисто. На входе стояли контейнеры, забитые под завязку стружкой. Причем сбор раздельный – дюраль в один контейнер, сталь – в другой. По левую сторону от широкого центрального прохода шло три ряда. В первом ряду стояли станки токарей, следом шли фрезеровщики и последним слесарный ряд. По правую сторону шли помещения с железными дверями и табличками «ГОСК», «МАСК». У одной из таких стоял мой мастер, наполовину просунувшись в окошко, вмонтированное прямо в дверь. Инструменталка, а мастер сверла выбивает. Помимо условного «первого этажа», здесь имелся и второй. На него вела лестница с металлическими ступеньками. Там вдоль нее тянулись другие кабинеты.
Не успел толком оглядеться, как передо мной вырос еще один мужичок. Этому было лет сорок, нос острый, вставные зубы куполами блестят. Судя по тому, что держит в руках фрезу – фрезеровщик.
– Серюня, сообразим на троих? Михалыч зовет.
– Откажусь, – я вымерил нового собеседника взглядом.
Куртка спецовки вокруг пояса рукавами повязана, майка как у меня пропотевшая с кучей мелких дырочек – от раскаленной стружки. На ногах ботинки с просверленными для вентиляции отверстиями. Он вылупился на меня и, судя по тому, что его глаза в кучу сбились, работяга уже успел на грудь принять и хочет поверху догнаться.
– А чего так, ты че уже вмазанный, почему отказываешься? – искренне удивился он.
– Не хочется просто, голова болит.
Я похлопал собеседника по плечу и внушительно кивнул, прямо давая понять, что тема с алкоголем закрыта.
– Мне Витька технолог сказал, что ты штангу на себя уронил. Ты как? Оклемался?
– Жить буду, – подтвердил я, отвесив улыбочку.
Сам для себя отметил, что Витька, судя по всему, мой коллега, язык за зубами не может держать и уже всем о случившемся растрепал. На заводе ведь как – что знает один, то знают все. Ну а если я в нерабочее время ходил в качалку упражняться, а он контору спалил, то неудивительно, что меня начальник в кабинет вызывает. Теперь чуточку яснее стало и понятно хоть чего ожидать. Спасибо фрезеровщику.
Я думал дальше у мужичка спросить, как к начальнику идти, когда откуда-то сверху послышался вопль раненого кабана.
– Кресов, твою мать! – прихрюкивая, орал мужик в мешковатом сером костюме, слюни аж в разные стороны летели.
– Это начальник? – я покосился на фрезеровщика.
