Валерий Фёдорович Сафронов
Столица Парагвая
3. лишить парагвайского шпиона Пехтиря должности районного и участкового бахчисарая и взять шестибальные меры
7. приказ зачитывать во всех дивизиях и отсеках
4. председатель неба и земли… подпись неразборчива».
– Узнаю неповторимый стиль! – усмехнулся Пехтерев. – Это писал Мухин, я его посещал на дому месяц назад. У Мухина шизофрения с паранойяльным бредом преследования…
Леонид задумался, затем глубоко вздохнул:
– А ведь когда-то изобретал искусственный мозг. Но идею не одобрили, Мухин озлобился и стал считать, что его преследуют за то, что он великий гений. Поэтому и шпионов стали подсылать, в том числе парагвайских. Но я уверен, для окружающих Мухин не опасен.
– Для окружающих может быть, и нет, а вот для нас с вами, Леонид Иванович, может и да! – апатия главврача достигла точки не возврата.
– С чего бы это?
– А с того, что бумажку эту он накатал, помимо райздрава, ещё и в органы госбезопасности! Вот это и есть «кое-куда». Замучаемся теперь эти помои объяснительными расхлёбывать!
– Не думаю. Ежу ведь понятно, что это писал больной человек.
– Ежу, козлу…лечить их надо как следует! Тройными дозами! Чтобы и в мыслях у этих Мухиных ничего такого не возникало не то что про Парагвай, но и про собственную маму!
– Вспомнил! – засмеялся вдруг Пехтерев. – Асунсьон!
– Что? – не понял главврач. – Какой ещё… «высунь…сунь»?!
– Столица Парагвая – Асунсьон!
– Сунь-высунь, уругвай в парагвай, не больница, а дурдом, честное слово!
Спустя некоторое время, Пехтерева всё же вызвали в управление госбезопасности. Посмеялись, перекладывая бумажки, посочувствовали: ну и работка у вас, похлопали по плечу – сумасшедший, что возьмёшь?..
На утренней линейке обязательный ритуал – подъём флага. Из строя вызывались два пионера – девочка и мальчик, одетые в парадную форму, баянист исполнял гимн Советского союза, и пионеры поднимали флаг. Иногда флаг застревал на верёвке флагштока и тотчас откуда-то из глубины строя раздавался свистящий шёпот и приглушённый гогот:
– Лопухи, баянист играть уже устал!
Лёня Пехтерев ездил в «Юный ленинец» три лета подряд. Менялось начальство, менялись вожатые и воспитатели, а шуточки были всё те же.
Старший вожатый в пионерлагере Игорь Иванович был гипнотизёром. Он учился у Михаила Куни и апофеозом каждого пионерского костра являлись выступления старшего вожатого на бис. Происходило это так: из зрительской массы, не важно, был ли это пионер, или работник лагеря, вызывался доброволец, его куда-то уводили подальше от сцены, а гипнотизёр просил придумать для добровольца задание. Затем доброволец возвращался, и гипнотизёр его усыплял, приговаривая:
«Спи, спи, засыпай…делай, что я тебе велю, делай, что я тебе велю…»
После этого испытуемый действительно засыпал, подчиняясь воле гипнотизёра, и начинал выполнять задания, которые были разнообразными и вполне безобидными. Пионеры, немея от восторга, восхищались телепатическими способностями старшего пионервожатого. Ведь гипнотизёр, это не какой-нибудь заурядный массовик-затейник. Это, если разобраться, одна из загадок человеческого мозга.
Пожалуй, единственный человек из всего лагеря, кто не верил этой телепатии, был вожатый третьего отряда, носивший фамилию Природа. Вожатый Александр Природа так и говорил, мол, жульничество это всё, а никакой и не гипноз. Дурит вас балбесов, Игорь Иванович, а с «добровольцами» заранее договаривается. Короче, все вы недоумки, и уши у вас холодные! Сам же Природа недавно демобилизовался из армии и в отношениях с пионерами избрал манеру поведения прогибающегося ефрейтора, стремящегося в сержанты, гоняя своих парней строевым шагом и в столовую, и в клуб, не говоря уж об утренних и вечерних линейках. И другие пионервожатые прикалывались:
«Ну, что Природа, опять пионеров в сортир строем повёл?»
Старшему гипнотизёру Игорю Ивановичу подобное служебное рвение не нравилось, и он мягко выговаривал Природе по этому поводу личное «фе». Ведь не армия же, но против Природы, как говорится, не попрёшь.
На прощальном костре Игорь Иванович снова выступал с телепатическими опытами. Лагерного баяниста, усыпив, он заставил «удить рыбу», другой доброволец, уже из пионеров, изображал «белую лабораторную мышь». Наконец, предстояло выбрать последнего героя прощального пионерского костра. И тут все заголосили: «Природа! Природу на сцену!» И затем уже стали скандировать:
«При-ро-да! При-ро-да!!!»
Пришлось Природе лезть на сцену. Да он и сам, кажется, уже собирался, как фигура, неподдающаяся никаким животным магнетизмам, разоблачить фокусника, а заодно убедить всех в своих подозрениях. И тогда кто-то из пионеров, когда добровольца уже увели от сцены ассистенты, придумал необычное задание, выкрикнув из глубины зала:
– А пусть Природа изобразит корову и пожуёт веники!
– Какие веники? – не понял Игорь Иванович.
– А те, что висят на сцене!
А там действительно, на задней стенке висели свежие берёзовые веники, привязанные к сетке, вроде как украшавшие летнюю сцену.
– Не чересчур ли?.. – вслух подумал гипнотизёр, а затем усмехнулся:
– А, ладно, давайте…
И когда уже Природу привели обратно, гипнотизёр лишь поднял руку, и тут же мгновенно его усыпил, как удав суслика:
– Делай, что я тебе велю…
Галдевшая до этого пионерская аудитория затаила дыхание. Какое-то время Природа, словно лунатик, качаясь, бродил по сцене, будто не понимая задания. Так продолжалось несколько минут. Но гипнотизёр продолжал:
– Делай, что я тебе велю…делай, что я тебе велю…
И Природа, в конце концов, сделал, что ему велели: доплёлся, пошатываясь, до задней стены, встал на карачки, и принялся, словно бык-однолеток эти самые веники натурально жрать, причём совершенно не сплёвывая. В зале истерика, гогот и топот сотен счастливых ног, гипнотизёр и сам уже в три погибели от хохота, а веники вдруг посыпались Природе на голову, – дело в том, что он сдёрнул зубами сетку, на которой они висели. Как там было у советского классика: «Фома… я не ве…?! аллигатор вздохнул, и сытый в зелёную воду нырнул…»
Потом Лёня познакомится с опытами Михаила Куни, когда его «живая счётная машина», то есть кора головного мозга за считанные секунды производила умопомрачительные математические действия с большими числами, и ещё могла угадывать мысли на расстоянии. Как это: человек ничего не говорит, а психолог точно определяет, что тот задумал? Между тем нашего героя привлекал и животный магнетизм, то есть гипноз.
В те годы в Ленинграде работал профессор Павел Буль, практикующий техники гипноза. Поэтому Лёня решил поступать в Первый Медицинский, чтобы попасть в ученики Буля. Но вот так, сходу, поступить не удалось, требовалась серьёзная подготовка по некоторым предметам, а то, что давали в школе, было курам на смех. Учительница химии, к примеру, своеобразно объясняла понятие валентность:
