Валерий Байдин
Древнерусское предхристианство

Свет и огонь

Солнечная религия, зародившаяся у индоевропейцев в эпоху бронзового века, вытеснила или видоизменила почитание священной медведицы. О начале великого духовного переворота свидетельствуют захоронения Тшинецко-Комаровской и Зарубинецкой археологических культур. На смену хтоническим культам медвежьего, женского или «земного чрева» пришла религия огня и небесного света. Возникли обряды сожжения – символического вознесения на небо душ умерших – и захоронения их праха «в полях погребений». Новая вера стала важнейшим достоянием проторусов.

Почитание обожествленного света не предполагало разделённости неба и земли, живых и мертвых, прошлого и будущего. Мир и человек сотворены из света, пребывают в свете, освящаются силою света. Бытие непричастно тьме. Рождение – это «появление на свет», в этот мир, а смерть – переход в мир иной, «на тот свет». Свет единит землю и небо, является источником святости и многоцветия. Белым светом прарусы именовали весь видимый мир с солнцем и луной.^[87] Впоследствии библейский апокалипсис на Руси называли концом света или светопреставлением.

Лишь в русском и близкородственных языках слово свет по сей день сохранило поразительную многозначность и несомненную сакральную основу. В расширительном смысле оно вбирает в себя значения древнегреческих κóσμος «небесный свод; мир, земля», οἰκουμένη «заселенная земля», τòσύμπαν «всё», латинских universum «вселенная», mundus «мироздание, вселенная» и orbis «небесный свод; человечество». Праславянскому *svĕtъ соответствовали древнеиндийские çvāntás «светлый, белый» и çvétate «светит, светлеет», а также древнеиранские spaēta – с теми же значениями и spǝnta «свет, светлый; святой». Для хеттов siwatt значило «день», а у литовцев индоевропейская основа осталась в глаголе švitéti – «блестеть», «сверкать». О почитании обожествленного света свидетельствует множество древнерусских разнокоренных синонимов этого слова и их производных.^[88] Все вместе они могли бы составить целое мироописание на «священном языке» древности.^[89]

К праславянскому *svĕtъ восходят слова светлый и светать, светоч и светило, свеча и светлица, светилен (церковный стих) и све́чень (февраль), светляк и светлынь, рассвет и просветление, а также святой и святить, святки и святцы, святыня и святилище, святец, святитель, священник…^[90] Опосредованно с этой первоосновой связаны слова цветок и звезда.^[91] Необычайно выразительны созданные с её помощью имена собственные Светослав, Светислав, Световид, Светолик, Светлан, Светозар, Пересвет, Радосвет, родственные им или близкие по смыслу Святополк, Святомир, Святогор, Святобор, Велизар, Лучезар, прилагательные светозарный, светоносный, светлоликий, всесветный… Слова с отрицательными значениями святотатство, святоша, пустосвят и тому подобные лишь подчеркивали важность ограждаемых самим языком духовных ценностей. В русских диалектах корень свет – породил более двухсот производных, а свят— более пятидесяти.^[92]

Свет, исходящий от небесных светил, русы называли словом луч, родственным латинскому lūx «свет» и ирландскому lóche «молния», в доме засвечивали лучину; от этого же корня произошли прилагательное лучший и глагол лучшеть/улучшать. Родственная по смыслу праславянская основа *sn- «свет» определила значение слова синь, глаголов синеть и сиять «светить», название огненной околоземной Сиян-реки древнерусских сказаний и заговоров. В Ригведе слово svitnya «светлый, светлокожий» относили к ариям. Свето-огненная семантика роднит праславянскую основу *zar-, от которой происходят слова «жар», «заря», «зарево», «зарница», «взор», «зрак», древнерусское зори́ть «очищать под солнцем» и др. с персидским (и скифским) zar и авестийским zагапуа, означавшими «золото».

Следы почитания обожествлённого света стойко сохранялись на Руси после принятия христианства. Безвестный автор рукописи «Слово о твари /…/ и о дне рѣкомом недѣля» (XII–XIII вв.) обличал: «…невѣрные написавше свѣт болваномъ и кланяютися ему».^[93] Трудно понять, какие изображения света в виде «болванов» имелись в виду. Возможно, обережные, заключённые в круг кресты или шести- и восьмилучевые звёзды, называемые спасами. Формой они напоминали снежинку и являлись древнейшими знаками «белого света» – наполненного небесным сиянием пространства. На одном из украшений, относящихся к древнерусской пражско-корчаковской культуре (V–VII вв.) четыре женские груди, расположенные вокруг диска в виде креста, обозначают годовые фазы солнца, питающего всё живое «белым светом», словно мать-кормилица молоком.

Украшение. Бронза. Пражско-корчаковская культура. V–VII вв.

Образ солнца, питающего всё живое «белым светом», как мать-кормилица молоком.

С древними индоиранцами прарусов сближало ощущение беспредельности бытия, восприятие мира как огромной общности людей – задруги, соединенной с небом отношениями согласия и договора. Мир в славянских языках означал не только «покой», «союз» или сельскую общину, но и «целый свет». Вероятно, имя «Владимир» некогда относилось лишь к вождю, владеющему «миром-общиной». После крещения Руси, князь Владимир стал властителем целого государства, а выражение «весь мiръ» стали относить ко Вселенной: именно так переводили слово κóσμος в древнейшем из сохранившихся на Руси «Остромировом евангелии» (1057).^[94] Родственные авестийское miϑra «дружба, союз» и древнеиндийское mitrás «друг» связывались с понятиями «бесконечный свет», «добро», «радость». В ведийской мифологии Митра – это «небесный друг людей», божественный посредник между ними и высшим миром. Солнце в древней Индии называли «глазом Митры». Точно так же божественный зрак, слепящая зеница полуденного неба воспринимались прарусами, для которых было очевидно родство этого слова с глаголом сиять.

Единственной земной ипостасью света они считали огонь, который именовали сварожичем – происходящим от небесного Света-Сварога. В дохристианские времена предание сияющему огню считалось самым почётным погребением. Слово огонь восходит к индоевропейской языковой общности и легко узнается в хеттском agniš, древнеиндийском agníṣ, латинском ignis, литовском ugnìs. Корень *gn- отсылает к образу искристого пламени и жара. С ним в родстве древнерусские огни́во – «кресало», загнётка – «место, куда выгребают из печи горящие угли», гнети́ти «зажигать, раздувать пламя», гнездо, гнедой, гнев, а также горн и диалектное горночар «гончар».

Являясь одним из важнейших в древнерусском священном словаре, слово огонь имело множество синонимов: пали́ти и поле́ти «пылать, гореть», поле́но, пал «запал, пыл, пепел», по́ломя «пламя» (сравнимое с немецким die Flamme, французским la flamme); пырь «искристое пламя», смага «жар, пламя, огонь»; головня, уголь; жар, вар, ватра «костер, очаг»; производные от индоевропейской основы *kalкали́ть «раскалять», окалина, ка́линка «печь», кали́новый «алый», кали́нники «зарницы». После перехода к почитанию небесного и земного «огнесолнца», проторусы стали совершать важнейшие обряды у священного костра, пламя которого являло собою земной «храм света» и огненный «вход в небо».

Лопасть прялки. Вологодская губерния. Середина XIX в.

Шестилучевая звезда в круге – образ «белого света» и священный знак, впоследствии получивший название «громовик».

С именем световидного Сварога почти совпадало название неба svárga у древних индийцев, родственное ведийскому s(u)var «солнце», древнеиндийскому svargos «небо» и svarāj «независимый правитель». Отдаленную связь с именем Сварог, значение которого может быть понято, как «сверкающий» и как «небесный самодержец», имели древнеиндийское vájra (солнечная молния Варуны), а также древнерусские сверк «искра, проблеск», вар «небесный жар», вагранка «плавильная форма», багряный, багровый «сияюще-красный, тёмно-огненный». Свето-огненное божество являлось прарусам в блеске молний и громовых раскатах, томило летним зноем, докрасна раскаляло небосвод на утренней и вечерней заре. Солнечного коня, несущего Сварога по небу, считали саврасым «самосветлым» – солнечной масти, если предположить в этом прилагательном обережную метатезу *sva-ras(bity.

Небесный, божественный свет прарусы называли диво, считали дивным, будто вспоминая об индоевропейском *deiṷo. Эта основа породила близкие формы для слова «Бог»: древнеиндийское Diaus, древнегреческое Θεóς, латинское Deus, древнерусское Див. У праславян, как и у других индоевропейцев, почитание неба предполагало веру в Небесного Отца – прародителя и господина, в реконструируемой форме называемого *dyeus phater. Древние индийцы почитали его под именем Dyauṣ Pitār, греки Ζεύς Πατήρ, иллирийцы Daypatures, римляне Jupiter – от Dies Piter «небесный отец», славяне Господь – от *gostь-potь. В этой предположительной форме вторая часть родственна с санскритским pátiṣ «господин, владыка, супруг» и персидским pat «господин», его значение («владыка, пришедший с небес») восстанавливается гипотетически. Отметим связь древнерусского батя «отец», латинского pater «отче, отец» и немецкого Father с тем же значением.

В созвучных словах гость и костер можно предположить связь, основанную на почитании свето-огненного божества, сошедшего с небес и воплотившегося в земном огне. Пламя, вспыхнувшее от удара молнии, почитали особо и загоравшийся от него «о-громный» костёр называли громада.^[95] Культ Гостя – огненного божества, нисходящего свыше в священный храм-костёр и восходящего к небу, оставляя на земле погост «кострище», позволяет понять суть почитания прарусами солнца.^[96] В нём видели ежедневно разжигаемый Сварогом костёр из небесного света, к ночи от него оставался лишь мерцающий звёздный «погост», на который попадали души предков, соединившихся в огненном храме со Сварогом. Век за веком они собирались каждый у «своей» звёзды – негасимого родового костра. Следуя этому символическому соответствию, звёзды называли жары «угли, дающие жар» или зори «светящиеся».

Несомненно родство праславянского *gost с латинскими hostis «чужеземец» и hospes «гость, приезжий», готским gasts «гость», немецкими Gast «гость» и Geist «ум, дух». Производные слова гость в древнерусском образуют богатый смысловой ряд: гостинец, (у)гощенье, гостины, гостейка, Маргостье,^[97] включают имена Доброгост, Радогост, Славогост, Любогост, Гостимир, Ростислав, Гостомысл… В Средневековой Руси гайтан «шнурок для нательного креста» изначально называли гостян, что можно понять, как «принадлежащий гостю».

Религия прарусов и их предков имела немало родственных черт с зороастризмом, о котором Геродот писал так: «Воздвигать статуи, храмы и алтари [богам] у персов не принято. Тех же, кто это делает, они считают глупцами, потому, мне думается, что вовсе не считают богов человекоподобными существами, как это делают эллины. Так, Зевсу [Ахура-мазде] они обычно приносят жертвы на вершинах гор и весь небесный свод называют Зевсом. Совершают они жертвоприношения также солнцу, луне, огню, воде и ветрам».^[98] Огню древние персы, как и прарусы, посвящали каждый девятый день и весь девятый месяц, непрестанно совершая обряды «обновления огня». Они знали 16 видов огня, среди которых главным считали огонь от удара молнии в дерево. Как и у прарусов, у них существовал обычай прыжков через костёр для очищения огнём.^[99] Суть религии зороастрийцев являют стихи авестийского «Гимна Солнцу» (рубеж II–I тысячелетий до н. э.):

 
Мы молимся солнцу,
Бессмертному Свету,
Чьи кони быстры.^[100]
 

Персы и древние русы почитали мировые первостихии: огонь, воздух, воду и землю, а в день весеннего равноденствия отмечали главный праздник, начало нового солнечного года, соответственно – Новруз «новый год» (буквально «новый день, новый свет» и Новосветы – одно из древних названий Масленицы, которую болгары до сих пор именуют Новосвяты.

Седмицы. «Браки» Солнца и Луны

В южных землях Солнце много месяцев томило зноем, летом несло засуху и пожары. Свет Луны приносил животворящую ночную прохладу, древние индийцы называли её тождественным словом prohlādas «свежесть». Лунные культы вбирали в себя и женские обряды, и обычай счёта дней «по Месяцу», следы которого остались в русском народноцерковном календаре. Эта традиция была унаследована от индоевропейцев, о чём свидетельствует праформа слова «месяц» *mēs-/mēns-, которую можно понять, как «меняющийся». Лунный календарь состоял из седмиц и не предполагал исчисления больших временных сроков.^[101]

Седмица составляла четверть лунного круга в 28 дней, от новолуния до новолуния, не считая двух с половиной дней, на которые «ветхий» месяц словно исчезал из виду. Молодой серп носил название но́вец, нови́к, моло́дик, первая четверть – первый перекрой, полнолуние – по́лонь, последняя четверть – ветхий перекрой, старый месяц – ве́тох, ве́тух. Отмечались и промежутки между фазами: 3–4 дня до и после полнолуния называли подпо́лонь и ущерб, а 2–3 дня, когда лунный серп скрывается из виду – ме́жи, которые не учитывали при счёте седмицами.

Число семь древние русы считали «лунным» и «женским». При счёте дней седмицами, на Руси отмечались все восемь положений месяца на небе, и потому древние восьмичастные женские украшения могли соответствовать не только солнечному календарю, но и восьми месячным вехам. Общеизвестными «знаками луны» являлись серповидные подвески-лунницы, серебряные диски и полудиски. Одинаково священным в лунном, а затем солнечном календаре считалось число девять. Его производное тридевять приблизительно соответствовало дням, когда месяц виден на небосводе и женскому месячному циклу очищения.

Судя по данным языка, лунный счёт вёлся не по полнолуниям, как это было принято у древних евреев, а подобно греческим неомениям – от новолуния к новолунию. Год составляли из 12 лунных «месяцев» не только по 30, но и по 28 дней и в этом случае к 336 дням, видимо, сверяясь по солнцу, попросту прибавляли 13-й месяц в 30 дней. Он соответствовал двенадцати межам (2,5×12=30) и почти уравнивал лунный год в 366 дней и солнечный в 365 во время летнего солнцестояния. В северных широтах оно позволяло дождаться совпадения этого новолуния и начала нового солнечного года. В русском народном календаре сохранились две даты, в которых можно видеть границы наступления этого новолуния: день св. Петра-солнцеворота (12 июня) и праздник Собора 12-ти апостолов (30 июня), так называемый «Полу-Пётр». Считалось, что в этот день «солнце застаивается», а на св. Афанасия (5 июля), наступает «месяцев праздник», когда «месяц играет».

Взаимоотношения обоих светил издавна пытались осознать. Наполовину забытое представление о том, что на Пасху, Троицу, Петровки солнце «играет» (лучится, вспыхивает и пр.) некогда носило иной смысл: Солнце «играет свадьбу», вступает в брак с Луной. Четыре главные вехи движения обоих светил находились в символическом соответствии. Два лунных перекроя соответствовали солнечным равноденствиям, полнолуние и новолуние – солнцеворотам, новик, подполонь, ущерб и ветох соотносились с половинами солнечных фаз. В дни наступления солнцеворотов и равноденствий особое значение придавали лунным вехам, в чём также сказывалось представление о «небесном браке» светил, от которого рождались звёздочки-дети. Лишь в осеннее равноденствие солнце «не играло», поскольку начинало идти на убыль.

Слово луна сохранило женский род от предполагаемой индоевропейской праформы *louksnā. Представлению о «браке Солнца и Луны» могло соответствовать слияние основ sol- и lunь-, что ведёт к форме *сол-лунь – разновидности древнерусского названия Солнца солонь. Стоит отметить его сходство с древнегреческим Σελήνη («сияние, свет» – олицетворение Луны, покровительницы города Фессалоники, который прарусы называли «Солунь»). На лубках, изображая Солнце и Луну, их словно соединяли в «браке», как и в слове со(л) – лунь.

В Средневековой Руси сохранялся древний обычай готовить на дворе опару для блинов после восхода «златорогого» месяца. Его просили «подуть на опару» и «освятить» своим дыханием будущее масленичное пиршество.^[102] Старообрядцы Забайкалья ещё в середине XX века ждали на Масляной неделе «нарождения месяца» и приглашали его поучаствовать в празднестве, «обмакнуть рог в масло», полагая, что в противном случае произойдет великая беда, сулящая едва ли не «светопреставление».^[103]

По вехе Луны, приходящейся на день зимнего солнцеворота или весеннего равноденствия, гадали о наступающем годе. Самым неблагоприятным считался такой, когда на эти празднества приходились лунные межи, и месяц полностью исчезал с небосвода. По народным поверьям, его «крали ведьмы». Тогда говорили: «пришёл месяц-чернец», и спустя многие века добавляли: «всему миру конец».^[104] После летнего солнцестояния, длившегося до праздника свв. Петра и Павла (29 июня) и далее – до окончания недели Петровок (5 июля), в небе лицезрели «обручение» Солнца и Месяца, следили за их супружескими «играми». Вхождение ночного светила вслед за солнцем в полную силу предвещало хороший урожай. Положению Месяца в осеннее равноденствие, видимо, не придавали особого значения: в празднество «проводов Солнца» прощались и с его небесным супругом.

Пара Солнце – Луна вела к выразительным сопоставлениям «варёного» и «сырого»: с одной стороны, древнерусское вар «солнечный жар», сравнимое с древнеиндийским s(u)var и авестийским hvars «солнце», с другой стороны, слово сыръ «сырой, влажный, питательный», а также молочный сыр – что соотносится с молочной и квашеной пищей, которую ели сырой, а также с внешним видом желтовато-молочной Луны. Эти отношения входят в ряд более глубоких различий внутри культуры, противопоставляя её естественное, телесное и женское начала в качестве «лунного», «ночного» и «сырого» священному, духовному, жреческо-мужскому началам в качестве «солнечного», «дневного» и «варёного».^[105]

Имена первопредков

Существование в III тысячелетии до н. э. внутри ещё не распавшейся индоевропейской цивилизации культа «небесной медведицы» подтверждается многочисленными находками археологов, палеонтологов^[106] и данными языкознания. Общеизвестно, что название созвездия «Большая Медведица» произошло от древнегреческого Μεγάλη Ἄρκτος и латинского Ursa Major, однако им соответствовали совершенно иные по смыслу индийское «Семь Мудрецов», северорусское «Плуг» и «Большая Корзина», южнорусское «Телега» и др. По всей вероятности, первоначальный культ «небесной медведицы» был связан с другим созвездием – Плеяд. Его «медвежьи» названия сохранились в древнеиндийском Purarkṣā «Жёны медведей» и в древнерусском Волосыни. Эллины видели в Плеядах лишь спутниц Артемиды, некогда почитаемой в облике медведицы.

В средних широтах сияющая россыпь Плеяд появлялась в марте – из тёмных небесных недр, как медведица-волосыня с медвежатами-волосынями из берлоги, – и исчезала в октябре, когда медведи скрывались в земле и «обмирали» до весны. Следы некогда общих представлений индоевропейцев о том, что предки священных медведей жили в «небесной берлоге», сохранились в других древнерусских названиях Плеяд – Власожилища, Влесожелы. Женскому прозвищу медведицы Волосыня соответствовало мужское Волос.^[107]

По мнению археологов, «культ медведя являлся одним из основных в системе мироощущения древнего населения Ярославского Поволжья и шире – Волго-Окского междуречья – на протяжении нескольких тысячелетий» (от Фатьяновской культуры до возникновения восточнославянских Ярославских курганов в VIII–IX веках).^[108] У древних кельтов, италиков, германцев, балтов, славян почитание медведицы, существа могучего, умирающего и воскресающего, подобно божеству дионисийских мистерий, объяснялось стремлением стать бессмертными и превосходящими по силе всех в окружающем мире. В образе человеко-медведицы осенью в царство мёртвых уходила священная покровительница, чтобы весною воскреснуть и вывести на землю души людей, как она выводила из берлоги новорожденных медвежат.

Наиболее древнее имя медведицы гипотетически восстанавливается как *rk’s-/rоks-/аrks- «сияющая, светлая», а в переносном смысле – «небесная». К этой основе могут быть возведены древнеиндийское ṝkṣa, ṛkṣas (от roćas «свет», суффикса – sá и глагола arc «сиять»),^[109] санскритское ṛkṣas (омоним слова «звезда»), греческое ἄρκτος, армянское arj, авестийское arǝša. Запретное к произнесению имя магически переворачивалось, скрывалось в прозвищах, менялось вместе с изменением медвежьего культа. У древних греков и римлян имя и образ медведя поменяли ураническую природу на хтоническую и стали относиться к Орфею (Ὀρφεύς), спустившемуся в царство Аида, и Орку (Orcus), владыке подземного мира. Происходящая от основы *rk’s-/rоks-/аrks- «медвежья» топонимика сохранилась в Европе на пространстве от Пиренейских гор до Скандинавии, от берегов Балтики до Волги: Artá (Испания), Ars (Северная Франция – дважды), Arcis, Orsay, Orcièr, Orcine, Orchies (Франция), Orsaro, Arsiero (Северная Италия), Arth (Швейцария), Ἄρτα (Греция), Aars (Дания), Orsa (Швеция), Ursus (Польша), Ursu, Orşova (Румыния), Орша (Белоруссия), Орша (Тверская область), Орша (Заволжье), Арск (Татарстан), Орск на Южном Урале.

Имя священной медведицы, а затем медведя, менялось от праформы *rksos по цепочкам производных мужского рода: orks, orkis, orsus, oresus, ursus, до древнеирландского art, arth и бретонского arzh.^[110] После перехода европейцев к почитанию солнца, эти прозвища продолжили изменения во времени и пространстве. Новое обережное имя медведя, вероятно, имело основу *jarъ «ярый, наделённый порождающей силой», родственную с древнегреческим ἔρως«любовь, страсть» и латинским īra «гнев».^[111] Оно более всего сохранилось в восточнославянском мире, а на Руси вошло в имена Ярун, Яровит, Ярила – обрядовых олицетворений медведя, впоследствии относимых к солнцу, – а также в названия городов и сёл (Ярославль, Яранск, Ярцево, Ярополец, Яровое, Яр, Яр Гора), рек и озёр (Ярань, Ярото), в имена собственные: Ярослав, Ярополк, Яромил, Яромир, Яр, Ярец, Яробор, Яробуд, Яролик, Яролюб, Яромудр, Яросвет, Ярумил…^[112]

Другое прозвище медведя «бурый, рыжий» от основы *barn-/bern- возникло лишь у северных народов Европы: литовское bёras «бурый», древнесеверонемецкое bjorn «бурый», немецкие beran «бурый, медведь», древнерусское бурый. От той же корневой компоненты произошли названия медведя в древнегерманском – Bär, Bärin и английском – bear. В области расселения германцев и славян эта основа привела к готскому bairan, ирландскому boearmen и древнерусскому барин с общим значением «человек почётного рождения, знатный». От германских bero «медведь» и hart, hard «сильный, отважный» произошло имя Bernard «сильный как медведь» и множество производных (Bernhard, Barnhard, Bernadette и пр.), от древневерхненемецкого baro «муж» через среднелатинское baro, baronis возникло французское baron. Германское прозвище медведя bär/bern и хромота перешли на почитание св. Берты (VII в.). С культом медведя связано имя английского святого Беорнвальда (Beornwald, Berenwald, Byrnwald, VIII в.), которое означает «лесной медведь». Родственные прозвища с основой *veles – древнерусские Велес, Волос, Волох, Волохатый и древнесеверогерманское Vǫlsi (аналог античного бога плодородия Приапа) – подтверждают существование общих германо-славянских истоков почитания медведя.

Более поздний, северный культ медведя отразился лишь в романогерманской топонимике: Bearna (Ирландия), Baarn (Нидерланды), Barnay, Bernay, Berne (Франция), остров Bornholm (Дания), Bern, Berrien (Швейцария), Berlin (Германия) и др.^[113] Этимология названия столицы Германии «берлога» связана с праславянской основой *brlog- «логово медведя, звериная нора». Почитание медведя определило геральдику ряда европейских городов и земель: Мадрида, Брюгге, Берна, Берлина, Эзенса, Саксонии, Закарпатья, Новгорода, Старой Руссы, Ярославля, Перми и др.

Индоиранские народы называли себя «ариями» (от индоевропейского *ar-i̯-o- «свободный, знатный» и др.), единое самоназвание всех индоевропейцев, очевидно, существовавшее до их разделения в III–II тысячелетиях до н. э., неизвестно. Можно лишь предполагать, как называли себя родственные ариям протоевропейцы. Их неоднократные перемещения по Северной Евразии сопровождались ускоренными процессами этногенеза, приводили к разделению культур и языков, появлению новых протонародов и верований. В архаических культурах этнонимы были связаны с именами «родственных» существ, и своё имя протоевропейцы, вполне вероятно, отождествляли с именем почитаемой во всей Северной Евразии медведицы – мифической покровительницы людей. В недрах развивающейся солнечной религии её «ночной», «звёздный» образ был вытеснен «дневным», «солнечным».

Следы этого сложного перехода сохранились в индоиранских языках. Индоевропейское *sur вошло в санскритское название солнца sur, в имя древнеиндийского божества солнца Surya (Сурья), в наименования индуистских и зороастрийских богов sura и a-hura, в древнеперсидские sura «сильный, могучий» и khur «солнце», в хурритское hurr «солнце». От основы *sur- возникло праславянское *kur со значением «птица, воспевающая солнце; петух» (при переходе по типу сурить вино – курить вино). В древнерусском эта основа видоизменилась в чур с предположительным значением «свето-солнечный предок».^[114] Во время семейных поминальных молитв огненные подобия предков-чуров являлись при сожжении в печи мелких поленьев – чурок. От корня чур- произошло междометие чур! которым чурались «ограждались» в случае опасности, а также имя былинного ясноликого Чурилы. Прилагательное вычурный, применявшееся к узору и витиеватой речи, некогда значило «ограждающий от нечистой силы». Видоизменения чур в щур привело к появлению древнерусского пращур и польского praszczur «предок».^[115]

Индоевропейскую основу *sur- сохранили названия древнерусских поселений Су́рож (в Таврии, Витебской и Черниговской губерниях), Сура́ж (Брянская губерния), Сурожского (Азовского) моря, рек Су́раж (Витебская и Владимирская губернии) и др. Предполагаемое расширение *sur– в *sṷar– привело к древнеиндийскому svarga «небо» и прарусскому имени божества *Sṷarog, породившего свои воплощения на небе и на земле. «Солнце царь, сынъ Свароговъ /…/» упоминалось в «Повести временных лет»,^[116] как и его почитатели сварожичи.

На западе Евразии основа *sur- была «забыта», но возникли её магические превращения: метатеза *urs- и перевертень *rus- с восстанавливаемым общим значением «солнцеподобный, огнесветлый». Их появление могло быть связано с возникновением мифа о порождённых солнечным божеством двух собратьях – первомедведе *urs («сияющий, небесный») и первочеловеке *rus («светлый, русый, рыжий»). Взаимно перевёрнутые имена символически передавали родство существ, происшедших от свето-солнечного первотворца, имя которого содержало корень *sur-. Возможно, основа *rus- являлась самоназванием всех древних европейцев, она указывала на их общее происхождение от солнца-света и не была закреплена за какой-либо народностью: так могли называть себя предки италиков, германцев, балтов, славян, армян и др., внешний вид которых отличался от праэтносов средиземноморского типа.¹ С этим предположением согласуется топонимика и гидронимика Центральной, Северной и Восточной Европы.^[117][118] Предположительно существовавший праэтноним *rus воспроизводят имена русского средневекового ономастикона с основой *rus-/ros-: Руся, Руська, Русенька, Маруся, Веруся, Ируся, Русик (от Мария, Ирина, Марина, Вера, Руслан); Рося, Росенька, Росанка, Роська (от Амвросий, Ростислав, Ярослав).^[119]

По мнению М. Фасмера, восточнославянский этноним русь восходит к индоевропейскому *rudsb, которое является контаминацией двух разных морфем и объединяет древнерусские слова русый и ру́дый «кровавокрасный, бурый, рыжий».^[120] Эта гипотетическая праформа предполагает лишь один смысловой ряд: санскритское rudrá «яростный, ревущий, красный», греческое ῥόδεος «розовый», праславянское *ruda «руда, красная земля» (и обережное название крови руда), немецкое rot и пр. – с общим значением «кроваво-красный». В стороне оказывается другая цепочка, связанная с выпадением – d- в *ru(d)s: древнеиндийское rušant «светлый, белый», латинское russus, литовское raũsvas «красноватый», древнерусское русый – со значением «золотисто-русый, рыжий, красноватый». Прокопий Кесарийский писал о восточных славянах: «Телом и волосами они не слишком белы или рыжи, и в черноту у них [цвет кожи и волос] не уклоняется, но красноваты они все».^[121]

Своего старшего человекоподобного сородича, рыже-бурого с золотисто-русым отливом шерсти «медоведа», прарусы и их потомки чтили как существо, наделённое даром бессмертия. В этом представлении солнечный культ неразрывно соединился с хтоническим. Медведя, воскресительная мощь которого перешла к огневидному порождению Сварога-Перуна, называли Парень, продолжали считать священным защитником от зла и смерти Барином, а также «волохатым» покровителем скота и лесных животных (Волосом, Велесом, Волотом, Волосатым), родным и грозным «зверем».^[122]

У восточных славян слова с корнем rus- сохранили «солнечные» значения. Всех светлокожих, светловолосых людей они называли русыми, себя именовали русами, а свою землю светлой, руськой. В.И. Даль приводил выражения: «русь – это мир, белсвет», «на руси – на виду, на открытом месте».^[123] Под русью понимался освещённый и освящённый солнцем простор. Праславянское самоназвание *русы было забыто в эпоху расселения славян по Европе и раздробленности на сотню с лишним племён. По-видимому, оно сохранилось лишь на далёкой Волго-Камской окраине восточнославянского мира и вновь возникло вместе с образованием древнерусского государства под названием Земля русь-кая «Земля русов».