Валерий Андреевич Рыженко
Личный самопал и сало
Выйдя на улицу, Ляптя зашла в прилегающий парк с сиренью, присела на лавочку, грустно посмотрела на школу.
– Ну, что подруга. Уезжаю в город. Страшновато немного. Батько говорит, что город – это монстр, пожирающий людей, но меня он хрен сожрёт. Подавится. Я стану Викторией. В школе хорошо было. Всё знакомо, а в городе тьма полная.
Она задумалась, потом радостно хлопнула ладошками.
– А чё? Защитимся. Трудно ему написать. Печать пришлёпать. Ни один городской козёл тогда не придерётся.
Она встала и направилась в отдел полиции. Хотелось есть. Дорогой встретила соседку Катерину, которая тешила в корзинке яблоки на рынок.
– Дай яблочко, – сказала Ляптя. – Жрать больно хочется, я тебе потом верну.
– Бери.
Яблоко Ляптя засунула в карман: съем потом.
Дежурный полицейский никак не хотел её пропускать, но пропустил, слетев со ступенек от мощного толчка Ляпти.
Начальник полиции: лейтенант Иван Иванович (Посельчане звали его по – свойски Иваныч) тайком опохмелялся в своём кабинете, наливая из фарфорового чайника коньяк в гранённый стакан, когда вошла Ляптя.
– Уезжаю учиться в столичный город, Иваныч, – бодро сказала Ляптя. – Пришла попрощаться и кое – что получить от Вас. Чайком балуемся? – Она потянула носом. – У. Коньячок. Один раз нюхала, когда Вы пьянствовали на свой день рождения в бусугарне. Батько был в стельку, а я Вам играла на гармошке.
– Ты зачем сюда припёрлась, я тебя не вызывал, – зло бросил захваченный в врасплох Иваныч. – Это не коньяк, а чай.
– Дайте попробовать.
– Здесь не чайная. Говори, зачем пришла.
– Город штука опасная, Иваныч. Там и стреляют, и убивают, так вот я хочу попросить Вас дать мне разрешение на ношение личного самопала, чтоб защищаться, когда нападать станут. Напишите такую бумажку. Я такой – то такой разрешаю такой – то такой, личный самопал ну и так далее, а потом для крепости проштампуем ещё у нотариуса.
Иваныч (начальник полиции) дико посмотрел на Ляптю. Она – дружески на него. Минут пять стояла тишина. Хмельные глаза Иваныча внимательно изучали Ляптю. Ляптя одичавшее лицо Ивыныча, который не мог прийти в себя от такой – то такой с личным самопалом Ляптя подсунула лежащие на столе бумажный лист, ручку, печать. Иваныч отпихнул.
– Что Вы отпихиваете, – возмутилась Ляптя. – Берите ручку, пишите и ставьте печать.
– Ты что охренела, мать твою? – прошептал Иваный, дёрнув полный стакан конька. – Такой – то – такой. Личный самопал при тебе, – быстро спросил он.
Ляптя пододвинулась к столу, Иваныч отодвинулся. Ляптя сунула руку в карман, чтобы взять яблочко и грызнуть. Иваныч побледнел и, сорвавшись с кресла, рванул к двери, истошно завопил.
– Тревога. Меня убивают.
– Да что Вы так кричите. Никто Вас не собирается убивать. Я прошу Вас дать мне разрешение с печатью на ношение личного самопала, чтоб жизнь свою сохранить. А самопала пока нет, но я его за секунду сделаю.
– Я тебе сделаю, мать твою, – облегчённо вздохнул Иваныч. – На пятнадцать суток посажу. Разрешение дай ей на ношение личного самопала. Мотай отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели. Ты мне нервы подорвала за всё время пока жила в посёлке. Дежурный, – завопил он. – Выведи её и больше не пускай, чтоб не говорила. Только через твой труп.
– Чокнулся.
