Первая книга прозы авторитетного литературного критика Валерии Пустовой – история без вымысла. Предельно личное, документальное свидетельство об одновременном проживании смерти и материнства.
Умирание и вскармливание, горе и праздник, отчаяние и нежность, инфантилизм и взросление в этой книге идут рука об руку. У автора получилось на своем опыте показать, как в точке соединения «черного» и «белого» обретается правда жизни и глубина счастья. И как жизнь сама воспитывает нас, пока мы учимся воспитывать своих детей.
Эта книга для тех, кто боится терять и учится обретать. Книга утраты и любви, которая у роковой черты осознанней и сильнее.
Сейчас в нашем мире – в целом, не очень литературоцентричном – появляется огромное количество разнообразных текстов. Кажется, их даже больше, чем было раньше, в другие времена, когда литература имела вес, ценность, обладала властью над умами.Но для стремительно меняющегося мира это нормально – использовать любые интеллектуальные и общественные площадки для создания текстов. Выступить с собственным высказыванием можно в блоге, в любой соцсети. Вот и книга Валерии Пустовой родилась из довольно объёмных постов, опубликованных в фейсбуке и вконтакте. Вышла книга – и начался весьма популярный и любимый всеми интеллектуальный квест: спор о жанре книги, о её включённости в новый трендовый тип литературы. Вообще говоря, книга Валерии Пустовой соединяет жанр эссе, бытовых зарисовок и дневниковых записей, втайне рассчитанных (как и всякий дневник) на то, что их прочтут. Выбранный автором жанр – роман – придаёт книге определённый статус. Вполне понятное желание, тем более что роман давно уже утратил какую бы то ни было жанровую однозначность. Валерия Пустовая собирает свои публичные записи в книгу, обозначенную как роман – и тем самым обозначает особый тип взаимоотношений текста и читателя, текста и автора. То, что было случайным, хаотичным, должно стать закономерным и внутренне упорядоченным.Надо заметить, что при несомненных достоинствах книги: это и упоительные лирические зарисовки, и выразительный язык, и изящество словесных конструкций, – автор ставит читателя в очень уязвимую позицию. Артикуляция обыденности, само наличие узнаваемых ситуаций, потаённые изгибы души, множество маркёров современной реальности (от имён известных психологов до названий интернет-магазинов), – всё это погружает в вязкую структуру ежедневного потока жизни с её бытовыми моментами и тайными страхами. В процессе чтения меня преследовала мысль: это реальность так пугающе однообразна или современный человек предъявляет предсказуемые реакции на этот мир?
По понятным причинам, в “Оде радости” много болезненных переживаний автора (всё же эта книга – во многом терапевтический акт). Валерия Пустовая избывает свои страдания, помогая, конечно же, и самим читателям почувствовать эту горькую всамделишность, разделить пугающую однообразность реальности, порадоваться совпавшей в чём-то реакции на явления, события, ощущения сегодняшнего дня. При этом Валерия Пустовая удивительно самоиронична, умна, откровенна в этом – слой за слоем – исследовании действительности. Поневоле проникаешься симпатией к автору, которая мается от вынужденных поведенческих стереотипов на детской площадке, бьётся с больничным бюрократизмом, ловит в движущемся автобусе коляску с ребёнком… Но удовольствие от узнавания – это ещё не катарсис. Вязнуть в собственных угрюмых ежедневных ощущениях, какими бы тонкими и неуловимыми они ни были, – удовольствие не из приятных. Читая некоторые страницы “Оды радости”, порой очень хотелось вырваться за пределы этого болота бытия. Валерия Пустовая постоянно сталкивает себя и, соответственно, каждого из нас, с предельными, экзистенциальными переживаниями. Ведь такую, по-сартровски говоря, тошноту, человек чаще всего ощущает не “сидя на красивом холме”, а за мытьём посуды, во время игры с ребёнком, в тишине дома. Отчего-то проговаривание этого довольно болезненного состояния важно именно сейчас, когда мы боимся прислушиваться к себе, оставаться наедине с собой, всё время занимаясь поисками подпорок в виде психологии, неумеренного общения или восточных практик. Валерия Пустовая, как мне показалось, весьма удачно показывает это состояние современного человека, которому важно выговориться, признаться в усталости, подтвердить свою причастность к спектру обычных человеческих чувств.Пустовой удаётся погрузить нас в этот неуютный движущийся поток бытия, в котором она сама находится, напряжённо пытаясь найти ответы на многие вопросы (религиозные, моральные, педагогические, общечеловеческие). Оттого у каждого читающего эту книгу появляется щемящее чувство, ведь это и про него, про нас, про меня, про ту реальность, которая ещё не выстоялась, не закруглилась, не оПРЕДЕЛилась.
Перед нами – автобиография, написанная красивым художественным слогом. Точнее, размышления автора о жизни и смерти, рассказ своего проживания утраты близкого человека. Тяжело читается, очень много боли слышно в строках… Вообще произведение несет в себе формат дневника, размышлений и мыслей, первая часть об утрате, вторая об отношениях, третья о материнстве. Во время всего чтения не отпускает стойкое ощущение, что копаешься в чужой голове, пробираясь через замудренный местами текст. У меня тоже иногда бывает такое настроение, писать сложными предложениями с аллегориями и метафорами, «на подумать», как говорится, но когда вся книга состоит из такого, легким уже чтение не назовешь. Красной нитью через все повествование идут воспоминания Валерии, связанные с её мамой. Книга-памятник, я бы её так описала. Стиль повествования – лирично-бытовой. Внимание! При прочтении книги можно основательно пополнить свой словарный запас, все-таки её автор – литературный критик ;)P.S. А ещё Валерия такой же библиофил, как и я)
Книга не впечатлила. Идея избитая: родители редко живут дольше детей, а любая женщина рада появлению на свет своего ребенка.. По композиции это лоскутное произведение, склеенное из постов, напоминает дневник. Это не роман, как подает его издательство. Язык несовершенен. Чего стоят «… и в нервах едва не упустили коляску на выходе»., «Работал переключателем: прогонял холодную враждебность диспансеров, развеивал страх перед новыми симптомами ухудшения, тянул на себя мысли». Да и других ляпов порядочною Очевидно – не всем, даже известным критикам и филологам, дано писать романы. Затрудняюсь поставить положительную оценку, тем более рекомендовать к прочтению.