Та самая ночь, когда самокат устроил на нас засаду за ларьком с мороженным.
Девочка растворилась во тьме, а мы продолжали углубляться в газонную пересеченку до тех пор, пока не выскочили на другую тропинку.
Начинаем переводить дух, как видим самокат на параллельной дороге. Между нами – высокая клумба – самокату такую не преодолеть. Он движется медленно, слишком медленно. На нем – плачущая женщина, она завывает и всхлипывает. И я чувствую как ком жалости подкатывает к горлу. Надо утешить её… Мысли настолько ясная, что своим светом затмевает другие и занимает весь разум. Я со своими костылями уже готова перемахнуть через препятствие. Но из морока меня вытаскивает резкий голос Лены:
– Это ловушка.
Плачущая женщина одаривает нас пристальным злобным взглядом.
– Нужно возвращаться домой, – командует Лена.
И мы начинаем путь. Дорога становится холмистой – то в горку, то под горку. И вот, когда мы оказываемся в очередной низине, наверху появляется мужской силуэт с самокатом. Мы с Леной останавливаемся. Мы не знаем чего ждать.
На его самокате не горит световой индикатор. Парень смотрит на нас. Мы на него. Он спрыгивает с самоката и просто отпускает его с вершины вниз, прямо на нас. И мы с Леной снова бросаемся в сторону, туда, где маленьким прочным колесикам сложно передвигаться.
Мы бежим и озираемся. Мои костыли вязнут в жирной почве, я отстаю. Мне страшно, и я часто смотрю назад. Неожиданно натыкаюсь на Лену – видимо, она резко остановилась.
Я поворачиваюсь. Сами того не зная, мы набрели на тайный лагерь – на столпотворение самокатов.
Наращивал мощность белого света капеллан, словно толкая по восходящей пламенную речь. Вокруг него – 15-20 зеленых огоньков – кажется, салаги подрагивали под влиянием своего капеллана. И третьим рядом, не так скученны – злобно щерились красные огоньки. Белый огонь капеллана наращивал в них скорее злость, чем восторг, они не дрожали. Они наоборот как будто тяжелели.
В тени кустарников и деревьев я выхватила очертания самокатов без подсветки.
Мы с Леной замираем. Лена качает головой назад, мол, отступаем. Пятимся. Лена тянет меня в сторону – кивает на кучу ветоши. Мы прячемся за ней. Лена легко присаживается, а я опираюсь больной ногой на гипс и спускаюсь руками вниз по костылям. Наше дыхание успокаивается. Но звук тяжело вздымающихся лёгких не прекращается. Я поворачиваюсь к Лене, зажимаю нос и надуваю щёки, киваю ей. Подруга делает то же самое. Кто-то тяжело дышит рядом с нами. И только тогда я замещаю, что куча ветоши слегка шевелится не из-за ветра. Кто-то дышит внутри неё. Не успеваю я сглотнуть, как куча растет и раскрывается. Лена, повалившись наземь визжит. А я теряю дар речи и замираю. Наконец, глаз различает в развернувшейся кучи ветоши силуэт человека – женщины – старухи.
– Нашли меня, вычислили кошкины дети! Коровьи щенки! – орёт безумная женщина и срывается с места, она убегает, помимо крика бренча и звеня, а я понимаю, что одета он в халат, к которому пришиты ветки, пластиковые бутылки и консервные банки. И когда она укладывается клубком, то превращается в кучу ветоши и мусора.
Мы с Леной одновременно возвращаемся взглядом к самокатам. Капеллан больше не наращивает яростный свет. И хотя ни один из самокатов не шелохнулся, мы чувствуем на себе их пристальные взгляды. Мы – в центре их внимания.
Лена подрывается и начинает убегать. А я путаюсь в своих костылях. Лена возвращается, пытается помочь. Но из-за спешки я просто несколько раз падаю, не успев поймать равновесие. Мы чувствуем, что жгучее внимание самокатов концентрируется на нас все больше и больше.
– Оставь меня, беги без меня, спасайся! – в отчаянии кричу я Лене и начинаю плакать навзрыд. Лена и не думает отступать. Слёзы закрывают глаза, в размытой слезами картинке я различаю приближающийся фиолетовый огонёк. Смахиваю слёзы. По тропинке к нам приближается человек на самокате – извозчик – поперёк его самоката расположилось другие самокаты – целая гора. Он кажется безобидным рабочим, собирающим брошенные самокаты и возвращающим их на стоянку. На самом деле такие как он главные пособники самокатного дела – и враги человечества.