Валерия Косякова
Код Средневековья. Иероним Босх
Глава 2. Быть Босхом
В студии художника
XV век. Закат Средневековья. Восход солнца в нидерландском городке Хертогенбосе. Раним утром взрослый мужчина и отрок шествуют по грязной средневековой улочке, ведущей к рыночной площади, на которой распахнула уж двери цирюльня, отворились бакалейные и мясные лавки, а из харчевенной трубы затеялся дымок. Это отец ведёт сына в художественную мастерскую с намерением оставить его там на долгие годы для обучения соответствующему ремеслу, что предполагало средневековое специальное образование. Рука отца автоматически перебирает и пересчитывает в кармане дюжину монет, которые предназначены художнику-мастеру в качестве оплаты за начальное обучение, стол и кров для его сына. Пройдёт от двух до семи лет, а быть может, и больше, пока отрок не превратится из ученика в подмастерье, овладевшего в такой мере ремеслом, чтобы получать плату за свой труд.
Долгие годы ученичества будут неразрывно связаны и неотделимы от грядущего жизненного опыта с подростковыми инициациями и перипетиями взросления. Утопическим же пределом мечтаний для будущего подмастерья станет далёкая и трудная гипотетическая возможность самому стать мастером. Для этого желающему необходимо будет на собственные средства сотворить «шедевр» – эталонное произведение, одобренное затем профсообществом. Стать мастером в далёком будущем приведённому в ученичество мальчугану можно будет лишь при определённом достатке или основательных денежных накоплениях, либо посредством известного от века проворства и преуспеяния в охмурении дочери, а то и вдовы скончавшегося к тому моменту мастера.
Пока же отец приходит со своим сыном в ремесленную художественную мастерскую, расположившуюся в доме близ рыночной площади, приветствует мастера, разговаривает с ним и осуществляет оплату. А в это время отрок, его сын погружается в незнакомую и неведомую дотоле для него вселенную, где царит своя собственная иерархия. Подмастерья сидят за мольбертами, что-то весьма кропотливо выписывая, прорисовывая или дописывая за мастером. Ученики же выполняют более простые операции: кто-то растирает яркий пигмент, превращая его затем путём хитрых, почти магических (в глазах неофита) манипуляций в краску, кто-то шлифует доску, кто-то грунтует холст, а кто-то изнывает от неподвижности, обречённый служить натурщиком, позировать для рисующих. Созерцающий все эти разнообразные занятия отрок пока ещё не знает внутренней иерархии мастерской и не ведает, что, кому и когда надлежит здесь делать. Ему предстоит долгое и тяжёлое освоение всех этих занятий и умений, которые когда-нибудь обеспечат ему работу подмастерья, а при удачном и успешном для него раскладе и стечении обстоятельств приведут его к статусу мастера.
Иероним Босх подобным юнцом, отданным в обучение, никогда не был, поскольку с младых ногтей осваивал художественное ремесло в мастерской своего отца. Однако вполне вероятно, что прошедшие такое становление ученики и подмастерья были у самого Босха, что могло бы объяснить существование беспредельного количества парафразов Иеронимова творчества, подражаний его манере, стилизаций и копий его картин. Множество таких учеников точно выпорхнуло из-под крыла и патроната Кранахов. Подобный путь отданного в обучение к мастеру проделал, например, Альбрехт Дюрер. Он вспоминал, как учился в мас-терской отца-ювелира, а с переходом под начало художника ему пришлось много претерпеть от подмастерьев его нового учителя Вольгемута. Первое время ученик-художник обучался лишь только подсобным приёмам, связанным со специальностью: растиранию красок, варке клея, натягиванию холста, грунтовке и т. п. Всё свободное время он должен был служить и помогать, в том числе – быть моделью для мастера и подмастерьев. Только спустя долгое время дело доходило до упражнений в рисовании.
Невзирая на зависимость от определённого окружения, контекста, среды, и несмотря на своего рода «коллективизм», сумерки Средневековья породили немало самобытных и неповторимых художников. Вместе с тем уникальность их неизбежно была обусловлена актуальной идеологией, читанными текстами, виденными изображениями, работами мастера-учителя, соратников и коллег. Самовыражение художника вовсе не было индивидуализировано и отчуждено, оно неизбежно вплеталось в узор превалирующих изобразительных традиций и в орнамент доминирующего эстетического канона. Художник, как и всякий другой средневековый ремесленник, не работал самостоятельно; деятельность его неизменно входила в состав более крупного производства, предприятия: цеха, гильдии[7], монастырской братии, городской или сельской общины, – в зависимости от вида, рода, характера труда работник принадлежал к тому или иному сообществу, к определённой корпорации.
Подобные союзы формировались на иных основаниях и согласно совсем другим критериям, нежели в наши дни. Например, идентично производимые, но разные по предназначению бытовые ножи и боевые кинжалы изготовлялись ремесленниками совершенно разных цехов – ножовщиками и оружейниками. Оружейники же в Германии состояли в союзе с седельных дел мастерами, с переплётчиками и – кто бы мог подумать! – со скульпторами! Архитекторы до XIII века входили лишь в цех каменщиков, но после, повысив свой статус, объединились с геометрами – представителями «свободных искусств». И тут явно зреет вопрос: а что же насчёт художников? Во Флоренции, к примеру, они состояли в одной гильдии с аптекарями, позолотчиками и ювелирами – но как же так получилось в случае с художниками? Дело в том, что каждый цех имел собственного святого покровителя, а у художников таким покровителем был Святой Лука: ведь согласно преданию ему явилась Богородица, которую он запечатлел на иконе. По профессии же Лука был врачом, поэтому медики и художники трудились под эгидой одного покровителя.
Существовали внутренние и внешние иерархия и порядок ремесленных союзов. Так, например, в обществе мясники, отнимавшие жизнь у животных, почитались менее, нежели медики, жизнь сохранявшие. Иерархия внутри цеха предполагала чёткую структуру. Руководство контролировало своих членов: заботилось об их благонадёжности, нормах поведения, репутации. Старшины присматривали, наблюдали, следили за брачными связями, развлечениями, одеждой и украшениями мас-теров, их жён и подручных. Так вырабатывался и создавался некий цеховой кодекс, система разнообразных запретов и правил, обязанностей и прав: например, могла быть табуирована покупка шёлка-сырца у евреев, по причине их религиозного «неблагонравия». Строг был регламент количества и качества производимых изделий: дурная продукция беспощадно каралась штрафами. Обязательные же общие взносы регулировали экономику цеха. Ремесленники (а в частности и художники) подвергались тщательному контролю, но нередко и поддерживались материально в тяжёлые времена.
Своды правил и предписаний, адресованные мастерам, так называемые сборники рецептов, рассказывают об акте ремесленного творения языком глубоко аллегорическим. Рецепты описывают весьма экзотические средства, что предписывались мастеру в его работе: пепел василиска, кровь дракона, желчь ястреба, моча рыжего мальчика. Применение лишь некоторых из таких ингредиентов было оправданно и имело рациональное обоснование. Остальные же кодировали специфический этико-символический язык ремесленного мастерства. Такой алхимический тезаурус с одной стороны шифровал рецепт, а с другой – теологизировал, сакрализировал работу мастера.
Вероятно, в Средневековье существовала идея о мастере-ремесленнике, как бы повторявшем – собственным актом производства, создания того или иного предмета, изделия – акт божественного творения, начальную борьбу космических сил, создание Космоса и полезных для человека вещей. Мир был создан Богом, а всё исходящее от Бога – прекрасно, поэтому и всякий мастер уподоблялся демиургу, однако его демиургия включала как язык христианской символики, так и мифо-поэтическую символику средневековой магии.
Путь мастера
Несмотря на то что Хертогенбос являлся городом весьма крупным, цеха художников в нём не было. Вместе с тем сама структура семьи ван Акенов, как и другой семейной артели города – ван Таул, следовала средневековой логике. Если отец и братья Иеронима всё ещё принадлежали к своеобразному семейному цеху, то Босх как художник новой формации мог позволить себе работать самостоятельно. В то же время его заказы зависели от одобрения и поддержки Братства. Обыкновенно цех или цеховое братство координировали заказы средневекового художника. В Хертогенбосе эта функция закрепилась за Братством Богоматери, благодаря пирам которого художник, архитектор или музыкант получал достойный заказ.
Итак, дом с мастерской, принадлежавший отцу Иеронима, стал местом, где художники обучались живописному ремеслу и искусству вести дела. После смерти отца братья делили мастерскую, а в 1481 году, купив доли наследства своих братьев и сестёр, Гуссен стал его единственным владельцем. После смерти Гуссена его вдова Катарина продолжала там работать, поддержав семейное дело. Примечательно, что она тоже была худож-ником-ремесленником: за 1499/1500 год значится запись об оплате работ «жене художника Гуссена за полихромную картину (или статую) Святой Варвары» (в те времена Иероним уже давно работал в собственной мастерской в доме Алейд). Старший сын Катарины, Ян, продолжил работу в семейной мастерской, как и её младший сын – Антоний ван Акен, разделивший имя и профессию деда. Подобно другим членам семьи ван Акен, Антоний, племянник Босха, трудился для Братства и для богадельни Святого Духа. В 1515 году городской Совет Хертогенбоса уплатил ему три гульдена и 12 стюверов за роспись нескольких гербов, сделанных для торжественного въезда в город Карла V. Антоний умер через несколько месяцев после смерти Босха, возможно, во время эпидемии холеры, сгубившей и его дядю. Дом же с мастерской, принадлежавший семье ван Акен на протяжении десятилетий, был продан в 1523 году семье Диркса ван Зоемерена, а в 1553 году дом уже принадлежал купцу Аарту Эймберцу.
Становление художника Иеронима Босха началось в 1475 году. Книга счетов Братства за 1475/76 год рассказывает о встрече, произошедшей в городской таверне Яна Масса. Старейшины Братства позвали художников: Антония (ван Акена), его сыновьей, и мастера Адриана ван Везеля – утрехтского скульптора, создавшего резной алтарь для часовни Братства, – дабы обсудить художественные эскизы. Антоний и его сыновья (скорее всего, включая Иеронима) консультировали Братство по поводу новой алтарной композиции. Согласовав наброски будущего образа, Антоний и сыновья покинули собрание. Братство решило создать величественный алтарь. Позже старейшины и два члена Братства отправились в Утрехт утвердить план работ и подписали контракт с ван Везелем на выплату суммы в 350 рейнских флоринов. Можно предположить, что рисунки и проект будущего алтаря были выполнены Антонием и не без участия его сыновей. В 1477 году новый алтарь поместили в капеллу.
Факты представляют нам Антония и его сыновей, как художественных мастеров, состоящих при Братстве. Иероним же был подмастерьем и учеником в мастерской своего отца, где он, вместе с братьями, приобретал навыки художника-ремесленника. Много лет спустя, в 1508/09 году, счета Братства вновь вернутся к этой истории, немолодого и уже состоявшегося Иеронима пригласят на консультацию по вопросам реставрации алтаря, сделанного ван Везелем. Босх создаст проект по восстановлению чтимого образа, но сами работы выполнят другие художники-скульпто-ры по дереву: Ян Класз и Гисберт Тиссен.
Первое упоминание об Иерониме в качестве художника датируется 26 июля 1474 года. В этот же день спустя год Антоний ван Акен и его сын Иероним, согласились погасить кредит на сумму в 25 гульденов Яну, сыну Годфрида Нойна, богатому торговцу тканями из Хертогенбоса. Эта ссуда, в которой Антоний фигурировал как гарант и опекун, помогавший сыну в начале карьеры, могла предназначаться для оплаты художественных закупок сына: пигментов, кистей, и самое важное и ценное – досок, используемых при написании работ. Однако доподлинно неизвестно на что ушла столь приличная сумма. Иероним мог потратить её на обучающую поездку за пределы родного города, – такие предположения выдвигались некоторыми исследователями, но тому никаких подтверждающих свидетельств тоже нет.
Увы, о раннем периоде творчества Иеронима практически ничего не известно: лишь скудные обрывки документов проливают свет на карьеру художника. Произведений этого периода тоже не сохранилось.
В 1481 году умирает отец Иеронима – глава семейства и хозяин мастерской. Примерно в этом же году женится Иероним, переехав в новый дом. Закономерно предположить, что старший сын Гуссен занимает рабочее место отца: 30 июня 1481 он подписал контракт с хранителем Собора святого Иоанна Мелисом ван Бухемом, предполагавший роспись двух створок главного алтарного образа. Гуссен обязался исполнить заказ не позднее 1 октября 1482 года – дня Святого Бавона – и следовать своим же указаниям: несоблюдение срока повлекло бы за собой штраф в размере 50 гульденов. Скорее всего, Иероним работал над таким внушительным заказом вместе с братом, Гуссен вряд ли мог справиться в одиночку. К сожалению, ныне и эта алтарная часть полностью утрачена (не найдены и другие работы Гуссена ван Акена), поэтому судить о её художественном исполнении невозможно, однако тот же факт дал основания приписывать работу над алтарём исключительно Босху.
Рис. 33. Листая книгу счетов Братства, мы видим, что в 1480/81 году. «Йерун художник» (нид. Jeroen die maelre) приобрёл за пять флоринов и восемь стюверов две створки от старого неиспользовавшегося алтаря капеллы Братства. Это были створки того самого алтаря, над которыми когда-то начинал работу его отец Антоний, по неясным причинам работу свою прекративший, вернув створки Братству, где они долго пылились на чердаке капеллы до момента покупки их Иеронимом. Дальнейшая судьба створок не вполне ясна. Скорее всего, художник «записал», «зарисовал» их, создав палимпсест – новое произведение поверх старого. Любые доски, по которым можно было писать, высоко ценились, никогда не выбрасывались, а перепродавались художникам для создания новых работ. Illustre Lieve Vrouwe Broederschap, inv. № 121, fol. 113v. Hertogenbosch.
Спустя шесть лет, 30 июня 1487 года, богадельня Святого Духа заказала «Йеруну художнику» – т. е. Босху – новую люстру-подвеску с оленьими рогами. Работа была выполнена мастером за один новый флорин и 15 стюверов. Примечателен заказ, принятый Босхом от Братства в 1491/92 года: Иероним должен был переделать и продолжить панель со списком всех членов Братства (живых и уже почивших), включив в оный и собственное имя. Иерониму выплатили 18 стюверов (художник отказался от половины причитавшейся ему суммы, сделав тем самым вклад в общее дело Братства). Исполнение этого заказа свидетельствует о признании Братством прекрасного, каллиграфического почерка Иеронима, образцы которого мы можем увидеть в собственной подписи художника и во фразах, выполненных готическим шрифтом, к работам «Се человек», «Семь смертных грехов», «Сад земных наслаждений» и «Извлечение камня глупости». А счета Братства за 1493/94 год показывают – Иерониму поступил ещё один заказ: рисунок геральдических щитов, предназначенный для последующего выполнения витражного стекла. Записи отмечают, что «Йерун художник» заработал 20 стюверов за «выполнение образцов-шаблонов для витража», сам же витраж для окна «новой часовни» Братства изготовлил стекольщик Виллем Ломбарт. За работу, исполненную согласно рисунку Иеронима, Ломбарту заплатили 3 стювера.
В доме, где Иероним Босх жил вместе с женой, он организовал свою независимую мастерскую. Счета Братства за 1503/04 год проливают свет на примечательнейший факт: по заказу от трёх выдающихся членов – Яна де Бакса, рыцаря Хенрика Массерелса и Лукаса ван Эрпе – помощники Иеронима нарисовали три герба. Впоследствии геральдические щиты поместили на крестную перегородку хор часовни Братства, а подручным Босха выплатили 6 стюверов. Эта сухая запись свидетельствует, что в мастерской Иеронима работали как минимум два наймита: временно или продолжительно они помогали художнику – неизвестно.
Шестнадцатый век – период особой популярности художника. Очень сложно провести черту между его эпигонами, копиистами и работой гипотетической мастерской, участниками которой вполне могли быть члены семьи Иеронима, его племянники. Например, у Кранахов (как и у братьев Лимбург) в это время работала слаженная трудовая артель художников, производивших поток картин. Лукасу Кранаху оставалось лишь поставить свою подпись, добавить несколько штрихов мастера перед тем, как картина отправлялась заказчику. Наёмные анонимные трудяги – часть цеховой культуры Позднего Средневековья. Судя по всему, у Иеронима не было мастерской такого типа, хотя сегодня многие произведения художника приписываются его «школе», созданной в сердце Хертогенбоса. Доказательств сему нет. Более того, статуса мастера, задокументированного городскими властями, у Иеронима не было, что ставит под сомнение наличие постоянных учеников у художника. С другой стороны, несколько работ, обретённых музеями мира сравнительно недавно, дают прямые указания на наличие помощников/учеников в мастерской (глава 8, рис. 1–13).
Безусловно Иеронима окружали художники-коллеги. Различные институты Хетрогенбоса успешно взаимодействовали с ремесленниками из других городов. В 1484 году серебряных дел мастеру Хендрику ди Борхграве из Кёльна поступил заказ от собора святого Иоанна на создание дарохранительницы высотою около одного метра и весом около 13 кг по проекту «мастера Аларта дю Хамеля». В те годы и завязалась дружба между ним и Иеронимом.
Одно из самых выдающихся произведений, созданных на глазах Иеронима Босха, – купель, сооружённая в 1492 году Артом ван Трихтем из города Маастрихт (работал в 1492–1510 гг.). Истинный шедевр до сих пор можно увидеть в стенах собора (рис. 16 а, б). Хотя нет никаких записей о том, что Босх разрабатывал оформление этого баптистерия, но поддерживающие массив чаши фигуры хромых и слепых явственно напоминают образ коробейника, созданного Босхом из музея Бойманса-ван Бёнингена в Роттердаме (глава 5, рис. 33 б) и коробейника, изображённого на обратной стороне триптиха «Воз сена» из музея Прадо (глава 5, рис. 18). Фигура Бога-Отца, венчающая купель, напоминает фигуру на реверсе гризайли «Сада земных наслаждений», а раздирающий себя пеликан – символ жертвы Христа – встречается на картинах Босха.
Но вернёмся к персоне выдающегося архитектора и гравёра Аларта дю Хамеля (около 1450–1506/07 гг.), созидавшего себя на художественном поприще в Хертогенбосе одновременно с Иеронимом. В 1478 году он возглавил строительные работы в соборе святого Иоанна. По прибытию в Хертонегбос Аларт дю Хамель сразу же присоединился к Братству Богоматери. За годы до того, как Босх стал членом Братства, Аларт курировал реконструкцию капеллы Братства, счета которого за 1479 год называют его «мастером» (нид. werkmeester). Аларт оставался в городе до 1494/95 года, а после уехал в Лёвене проконтролировать возведение церкви Святого Петра. На строительном посту в Хертогенбосе Алерта сменил архитектор Йан Хейнс – его побратим.
В дополнение к своей работе над церковью в качестве архитектора, Аларт также участвовал в её украшении и декорировании. В 1493 году ему заплатили за проектирование навеса для чудотворной статуи Богородицы. Необычные фигуры, напоминающие героев Босха, украсили опоры колонн.
Помимо таланта архитектора, примечательнейшим фактом является то, что во время своего пребывания в Хертогенбосе Аларт также выпустил серию гравюр с надписью «bosche» (и в одном случае – «s’Hertogenbosche») рядом со своим именем. Использование Алартом псевдонима-топонима намекает на проживание мастера в этом городе и создание работ именно в нём. Подобная история с псевдонимом, ставшим новой фамилией, узнаётся в поступке Йеруна ван Акена, сменившего свою подпись на «Босх». Иероним наверняка был хорошо знаком и даже дружен с Алартом. Оба они – художники, примерно ровесники, к тому же разделявшие схожую эстетику, увлекавшиеся гротеском, аллегорией и низовым сегментом культуры. Гравюры дю Хамеля, созданные предположительно между 1485–1494 годами: «Война слонов», «Любовники и дурак у фонтана», «Святой Христофор», не просто напоминают приёмы, образы и лики картин Босха, но отчасти стали вдохновением для Иеронима. «Война слонов» была выгравирована около 1490-х годов, в начале становления особого, затейливого, гротескного стиля Босха. В то время, как одна из гравюр дю Хамеля является парафразом триптиха «Страшный суд» Босха (глава 6, рис. 12 г). Очевидно, что между художниками существовала связь, они были единомышленниками и братьями по перу и кисти.
Однако и Аларт дю Хамель был не единственным гравёром, подписавшим свои работы «босх», ссылаясь на «Хертогенбос» (или – ден Босх, как обычно его называли). Топоним также встречается на работах мастера по серебру из Хертогенбосе – Михила ван Гемерта (рис. 36).
Рис. 34. Боевой слон: образ явно восходит к популярным описаниям походов Александра Македонского, речь о которых пойдёт далее. Изображение же войны отсылает к контексту эпохи, полной кровавых баталий. Похожие образы обнаружим на адских створках Иеронима Босха: латы, щиты, арбалеты, мечи, тараны – устойчивые знаки эсхатологического зла и кар. Сверху над флагом выведена подпись «босх» («bosche»), а чуть правее – монограмма и подпись «дю Хамель» («A HAMEEL»), ок. 1478–1494 гг. Albertina, Wien.
Иероним Босх выработал определённый стиль подписи и расположения автографа на картине. Самая ранняя известная подписанная картина Босха – триптих «Поклонение Волхвов», созданный около 1485 года. Возможно, оставляя автограф, Иероним следовал примеру дю Хамеля. Более того, Босх – талантливый и виртуозный выдумщик, амбициозный, а в будущем знаменитый художник – мог ориентироваться на другой пример самого прославленного из фламандских мастеров – Яна ван Эйка. Однако, если Ян ван Эйк подписывал картины собственным именем, Йерун ван Акен избрал подпись «Jheronimus Bosch», используя латинизированную версию своего имени. Указание на город сообщало, где картины создавались и что любой желающий поручить работу художнику должен пойти в Хертогенбос, как и поступали многие покровители Иеронима (рис. 37 а, б). Так в Позднем Средневековье город прославился местными ножами и великим художником – на столетия.
Рис. 35. Любовники и дурак у фонтана. Писающий мальчик – не такая уж редкая тема для художников разных эпох. Гротескный, сниженный сюжет демонстрирует Аларт. Справа вновь обнаруживаем его подпись «Босх» и монограмму. Ок. 1478–1494 гг. British Museum, Londen.
Рис. 36. Гравюра Михеля ван Гемерта (Michiel van Gemert) изображает Иова, утешающегося музыкой (в Средневековье он выступал покровителем музыкантов). Его тело испещрено струпьями, под ногами изображён нож с монограммой «M» (такая же монограмма встречается у Босха на гигантском ноже-фаллосе в Аду «Сада земных наслаждений», глава 6, рис. 42 б). А под лежащем ножом – готическим шрифтом выведено «bos». Позже тема страданий и злоключений Иова будет представлена на алтарном триптихе последователей или учеников Иеронима (глава 8, рис. 24). Михель также гравировал ножи, кувшины и другие металлические предметы. Ни его печать, ни работы практически неизвестны ныне. 12 августа 1503 года в Хертогенбосе была образована гильдия серебряников, а Михель принят в её ряды мастером-ремесленником. Ashmolean Museum, Oxford.
Рис. 37 а. Подпись Иеронима Босха на триптихе «Воз сена» расположена в правом нижнем углу центральной панели.
Рис. 37 б. Фрагмент триптиха «Поклонение Волхвов». Иероним подписал работу в нижнем регистре картины, выводя готические буквы в стиле, используемом в новом искусстве печати. Картины Босха говорят и рассказывают ничуть ни меньше, чем книги. Вероятно, художник хотел подчеркнуть связь своих работ с чтением и с вневременным высказыванием, притчей.
К 1510-м годам Босх создал уже не одну монументальную работу, в том числе и триптих «Сад земных наслаждений». Будучи состоявшимся и признанным художником, он продолжал также выполнять и небольшие заказы, в 1511/12 году, Босх получил 20 стюверов за разработку эскиза креста, предназначенного для вышивания ризы, украшавшей алтарь капеллы Братства. Для исполнения замысла Братство приобрело у флорентийского купца дорогую ткань. А в 1512/13 году для часовни, указывают счета, Иероним разработал дизайн нового канделябра, отлитого в меде Виллем ван Ахелем.
29 марта 1515 года наследники покойного Жерара Михельса обязались выплатить Босху 68 гульденов и 20 экю до Рождества. Судя по всему, столь внушительная сумма предназначалась для оплаты картины, но мы не знаем, какой именно.
Помимо записей, найденных в Хертогенбосе и освещающих незначительное количество достаточно локальных и ординарных заказов, которыми мог бы похвастаться любой рядовой художник, существует ещё одно примечательное свидетельство. В муниципальном архиве Лилля (Франция) сохранился документ, упоминающий выплату за создание грандиозной, широкоформатной картины размером девять футов в высоту и одиннадцать футов в ширину, состоявшуюся в сентябре 1504 года. Иерониму ван Акену, прозванному Босх, художнику, живущему в Буа-ле-Дюк (франкоязычное название Хертогенбоса) заплатили 36 ливров. Темой картины был «Страшный суд», а заказчиком – сам Филипп Красивый! Увы, судьба и этой работы неизвестна. Достаточно долго грандиозный заказ, исходивший от императора, исследователи ассоциировали с триптихом «Страшный суд», находящимся ныне в музее Академии художеств в Вене. Но размеры триптиха не сходятся с прописанными в заказе. «Страшный суд», предназначенный Филиппу Красивому, либо так и не найден, либо никогда не был выполнен до конца. Можно предположить, что венский «Страшный суд» – уменьшенная копия или предварительная работа, которая позже должна была быть масштабирована и реализована для заказа Филиппа Красивого.
Художники и мастера Хертогенбоса получали заказы не только от частных покровителей, но и, учитывая большое количество церквей и часовен в городе, от духовных учреждений. После грандиозного пожара 1463 года во второй половине XV века в городе возвели семь новых церквей, а пострадавшие – восстановили и отремонтировали. Когда строительство здания подходило к концу, начинались работы по отделке, декорированию и переоборудованию интерьера.
Хроники церкви святого Иоанна рассказывают: в начале XV века в соборе было 37 алтарных триптихов: внутри часовен и на колоннах. К началу XVI века их число возросло до 48. Среди алтарных образов наверняка были работы семьи ван Акен, Иеронима Босха и его подражателей (среди которых Гилис Панхедель, речь о нём пойдёт в заключительной главе). Исследователи выдвинули предположение, что для алтаря, освящённого в честь Святого Иеронима 8 октября 1459 года, Иероним Босх мог написать в 1490-х гг. триптих «Святые отшельники», хранящийся ныне в Венеции, но записей об этом не сохранилось (глава 7, рис. 64). А картина, изображающая Святого Иеронима за молитвою в пустыне, находящаяся ныне в Генте, могла быть создана для дома братьев Общей жизни, религиозного учреждения, практиковавшего «devotio moderna» (глава 7, рис. 66). Эта община, покровителем которой считался Святой Иероним, основана в Хертогенбосе в 1425 году. Она оказала большое влияние на религиозную жизнь города и, безусловно, могла заказать изображение своего покровителя у Босха (святым покровителем которого также был Иероним).
Во времена иконоборческого периода, инициированного в Европе движением Реформации, когда в 1629 году собор святого Иоанна сменил веру на протестантизм, образы сняли с алтарей. Единственными сохранившимися произведениями времён Босха были две большие двери, изображающие Деву с младенцем и Святого Иоанна Богослова – часть сложного часового механизма. Остатки уникальной работы – астрономические часы высотой более десяти метров, выполненные в 1513 году серебряных дел мастером и часовщиком Петером Вутерсуном. Филипп II, будучи ещё принцем, во время своего путешествия по вотчинам и землям 23 сентября 1548 года посетил Хертогенбос и собор Иоанна, где он восхитился великолепными алтарными образами, некоторые из которых создал Босх. Хроникёр Кальвет, задокументировавший это событие, дал полное описание впечатляющих часов – замысловатого механизма, декорированного сценами Поклонения Волхвов и образами Страшного суда: «Там можно увидеть Славу с одной стороны, а с другой – ад, открывающий свою пасть, куда низвергаются грешники, все детали точно расписаны и сделаны с таким мастерством и изобретательностью, что душа наполняется верой и трепетом». Необычные часы производили сильнейшее впечатление на путешественников и прихожан собора: когда двух-с-половиной-метровые двери распахивались в определённое время суток, зрителю являлись диковинные сцены Страшного суда. Этому грандиозному образу вторит большинстве триптихов Босха, которые позже принадлежали Филиппу II и нескольким членам его двора (в наши дни реконструкцию часов можно увидеть в центре Иеронима в Хертогенбосе).
В начале своей карьеры Иероним выполнял небольшие заказы от Братства. Основными же заказами для него становились частные, полученные через связи достопочтенного сообщества и его членов. Если поначалу Босх расписывал геральдические щиты, делал наброски для витражей и люстр, то в зените славы – исполнял грандиозные работы для Максимилиана I и Филипа Красивого, оплатившего художнику гигантский алтарный триптих на тему Страшного суда. Картины Босха снискали популярность во фламандских придворных кругах сразу, как были созданы мастером (в конце XV и начале XVI вв.) Слава Босха росла до конца XVI века, в течение когда его произведения перекочёвывали в монастырь Эскориал испанского двора, по указу королевы Изабеллы Кастильской – покровительницы искусств.
Отправной точкой художественного становления Босха значится триптих «Поклонение волхвов», написанный примерно в 1485 году. Промежуточная, срединная веха – триптих «Сад земных наслаждений» 1500 года (этапная работа в карьере Иеронима как художника глубоко индивидуального). «Сад» прославил его в веках. И финальный аккорд – монументальный триптих «Воз сена», написанный между 1512–1515 годами.
