Валерия Евгеньевна Карих
Саломея. Танец для царя Ирода
© Карих В.Е., 2018
© ООО «Яуза-каталог», 2018ф
Пролог
Бездонная черная ночь опустилась на Галилею. Такая же черная бездна поглотила душу Ирода Антипы – тетрарха Галилеи и Галаада. Безумие давно владело его разумом. В последнее время приступы душевной болезни повторялись все чаще. Когда они начинались, пространство вокруг Ирода теряло очертания, становилось зыбким и расплывчатым. И уже не мог он различить, что это: то ли прекрасный, но страшный сон, то ли явь…
Так было и на этот раз. В его воображении одно за другим рождались кровавые видения. Как каменное изваяние, стоял он на балконе дворца в Тивериаде и мрачно смотрел вниз. Ирод Антипа дожидался прихода жены Иродиады, которая просила не начинать казнь без нее.
По периметру парадного плаца горели сотни огромных факелов. Их багровые отсветы выхватывали из темноты и делали медными лица людей, придавая им зловещий вид. В центре плаца была сооружена плаха, возле которой, держа в руках меч, стоял полуголый палач. Суровые и молчаливые стражники в металлических доспехах плотным строем окружали небольшую группу мужчин, сгрудившихся возле плахи. Еще утром они были солдатами, как остальные. Теперь же, по воле тетрарха – объявлены предателями. С тоской ожидали они казни.
В стену около тетрарха был воткнут факел, с помощью которого он объявлял находившимся внизу принятое решение. Опущенный вниз, факел означал смерть приговоренного. Но поднятый вверх – дарил надежду на продолжение жизни, которая, впрочем, могла быть потом отнята в любой миг… Обреченный на смерть и слышащий чутким ухом ее неотвратимую поступь человек до последнего вздоха надеется на чудо, избавление и возвращение к жизни. Разве может живая душа смириться с тем, что ей предстоит уйти во мрак и небытие?..
Внезапно поведение тетрарха изменилось. Он стал беспокойным и начал быстро ходить взад-вперед по балкону, разговаривая сам с собой: «Кровь и огонь… Я всюду вижу кровь…» Предметы вокруг него преобразились, а позади предметов и людей возникли какие-то меняющие их форму тени. «О ужас! О негодование! Я знаю: эти жалкие предатели пытались убить меня. Никому из окружающих людишек нельзя доверять! Я хорошо слышу, о чем они разговаривают между собой. Вон же – отсюда хорошо видно, как они безобразно насмешничают надо мной и гримасничают, показывая на меня пальцами».
На самом деле приговоренные к смерти солдаты, раздетые почти догола, окровавленные, с многочисленными глубокими ранами, в этот момент едва стояли на ногах или сидели с поникшими головами. Некоторые были вовсе без сил и лежали на каменном плацу, не смея пошевелиться, чтобы бросить последний отчаянный взгляд наверх, где метался тетрарх.
«Они смеются надо мной! Предатели и враги! Как они смеют покушаться на идеальный мир, окружающий меня?!» – в гневе вопрошал небеса тетрарх. А гримасничающие бегущие образы все плотнее заполняли собой его измученный и воспаленный мозг, искажая реальность. Душа тетрарха корчилась от ненависти и страха, вызванного возможным предательством и ужасом смерти.
На самом деле предательства, которого он так опасался, не было.
Сегодня утром он, четвертовластник Ирод Антипа, скакал впереди отряда вместе с самыми преданными ему друзьями Кастулом и Закарией из Галилеи в Галаад – дикую и бесплодную область, доставшуюся ему в наследство от отца Ирода Великого. Ирод Антипа намеревался осмотреть ее границы.
Они проскакали уже много миль по жаркой каменистой пустыне, как вдруг услыхали позади гневные крики и звон вынимаемых из ножен мечей. Оглянувшись, Ирод увидел, что сопровождающий его отряд остановился, разделившись на две группы. Воины приготовились к бою.
Не раздумывая, тетрарх с гиканьем развернул коня и ринулся назад. Быстрее молнии врезался он в гущу всадников и, не разобравшись, обнажил свой меч и стал рубить им направо и налево, нанося смертельные удары.
– Вы все предатели и грязные собаки! – яростно кричал Ирод обезумевшим от ужаса воинам, размахивая окровавленным мечом. – Смерть вам, подлые гиены!
Белая пена хлопьями летела с его губ, а горящие глаза дико вращались. Тетрарх был грозен и ужасен и казался ошеломленным воинам воплощением смерти.
Стоны раненых и отчаянные вопли о пощаде разносились далеко вокруг. Но беснующийся в припадке безумия Ирод уже не мог остановиться. Он видел перед собой только предателей и врагов, желающих его погубить…
Некоторые воины, чудом увернувшись, не выдержали. В страхе поскакали они обратно в Тивериаду, тем самым приговорив себя к смерти. А те, кто остался, отвели лошадей как можно дальше от безжалостного меча. Спешившись, они пали ниц на песок перед обезумевшим правителем и взмолились о пощаде.
– Остановись, Ирод! Что ты творишь? Именем Тиберия и римского закона я призываю тебя остановиться! – громко выкрикнул Закария.
Последовавшие за Иродом друзья ничего не могли поделать. Оказавшись позади тетрарха, Закария попытался запрыгнуть к нему в седло, чтобы силой удержать его руки, однако потерпел неудачу. Кастул, отчаявшись помочь бессмысленно погибающим воинам, поскакал прямо на безумца, обрекая себя на неминуемую гибель. Увидев это, Закария не придумал ничего лучше, как выкрикнуть про императора и закон. Он был другом Ирода и знал о его почтительном отношении к Тиберию и римским законам.
Услышав крик друга, Ирод вздрогнул и остановил смертельную сечу. Потом, не сказав ни слова, он с силой вонзил шпоры в бока взмыленного коня, резко натянул поводья и поскакал назад в Тивериаду.
Оставшись одни, друзья спешились и подбежали к стонущим воинам. О том, чтобы продолжить путь к границам Галаада, речь не шла. Они бросились помогать раненым, стали думать, как доставить их обратно во дворец, и попытались разобраться, что же случилось.
– Скажи мне, Плиний, что произошло? Зачем вы обнажили мечи и собрались драться? – расспрашивал Закария воина, перевязывая тому глубокую рану на груди – его легкое было насквозь проткнуто мечом тетрарха. Тот в ответ только захрипел. Кровавая пена пошла у него изо рта. Спустя мгновение несчастный воин был уже мертв.
«Господи! За что? Как ты допустил столько крови и смерти?» – в ужасе вопрошал Закария небеса. Из пятнадцати раненых ему и Кастулу удалось привести в чувство только шестерых человек. Остальные скончались на месте. Но раны тех, кто остался жив, были настолько тяжелы и глубоки, что было ясно: им не выжить.
Со слов раненых Закария выяснил, что ссора произошла из-за пустяка. По дороге один из молодых воинов по имени Кассиан случайно задел лошадь другого воина, с которым постоянно враждовал. Между всадниками завязалась словесная перепалка, которая переросла в оскорбления. Одно из них затронуло Саломею – дочь жены Ирода Антипы от первого брака, в которую юноша был влюблен. Отпустивший шутку, порочащую девичью честь, был тотчас окружен верными товарищами Кассиана, преданными семье тетрарха. Согласные же с шутником вступились за него. После чего все воины остановили лошадей и обнажили мечи.
Бросим же взгляд на безумца, который столь стремительно отнял жизни у множества людей.
К тому моменту Ироду Антипе исполнилось сорок лет. Он был красив и хорошо сложен, с характерным для рода эдомитов высоким ровным лбом, аккуратно постриженной бородкой, прямым орлиным носом и выпуклыми черными глазами, приковывающими к себе внимание живым блеском. Взгляд Ирода говорил о проницательности, пытливом и глубоком уме, но одновременно выдавал в нем человека неуравновешенного, эмоционального и вспыльчивого. Черты холеного лица, правильные, но резкие, не отличались гармонией, присущей счастливым и спокойным людям. Углы его крупных губ почти всегда были опущены вниз, словно ему было трудно держать их надменными и твердо сжатыми, как подобает правителю. Очевидно, именно это и придавало иногда его лицу мягкое и почти безвольное выражение.
Пока он в беспокойстве метался по балкону, в спальных покоях в другом крыле здания находилась его жена Иродиада – женщина с сильным, противоречивым и страстным нравом. Всякий впервые увидевший жену тетрарха не мог отвести от нее взгляд, настолько притягательной была ее демоническая красота. Больше всего поражали выразительностью глаза. Они казались бездонными синими озерами, в которых отражалась вся гамма страстей, на которые только была способна их обладательница. Когда Иродиада гневалась, взгляд ее становился испепеляющим и острым, подобно дамасскому кинжалу, и цвет глаз напоминал грозовое небо. Когда же она чему-то радовалась, ее глаза блестели обворожительно и лучезарно.
Столь же прекрасной была ее дочь Саломея. Но красота юной девы напоминала красоту свежей розы, которая только-только распустилась ранним утром в саду и нежно благоухает под ласковыми лучами солнца, радуя взгляд и наполняя воздух чарующим ароматом.
Иродиада собиралась отправиться к мужу, чтобы вместе посмотреть на казнь. Подобные зрелища необычайно притягивали ее своей остротой и диким первобытным ужасом, всякий раз, будто острая игла, безжалостно вонзавшимся в ее давно зачерствевшее сердце, утоляя нездоровое любопытство.
Она надела длинное платье вишневого цвета, отороченное на груди и рукавах золотой парчовой тканью, расшитой драгоценными камнями. Свои густые черные волосы она собрала на затылке в высокий узел, отпустив струиться вниз вольным водопадом по спине и плечам. А сверху обвила волосы повязкой, сплетенной из золотых и серебряных нитей, со вставками из маленьких жемчужин. Представила, как загорятся глаза мужа, когда он увидит ее, и торжествующая улыбка скользнула по ее губам. Размышления Иродиады прервал возглас дочери, вошедшей в спальню:
– Милая матушка, ты собираешься идти смотреть на казнь? Неужели тебе не страшно и не противно смотреть на подобные зрелища? – с любопытством спросила Саломея.
– Нет! – ответила Иродиада и, воткнув в локоны последнюю заколку, со снисходительным видом обернулась к дочери: – Ты слишком юна, дитя мое, и у тебя впереди целая жизнь. Поэтому пока ты не можешь понять, насколько это захватывающее и таинственное действо.
– О моя милая матушка! Но смерть не может притягивать человека ни в каком возрасте. В юности ли, в старости, она вызывает только ужас и отторжение. Посмотри, как цепляется за жизнь какой-нибудь старик! В его слабом сердце теплится надежда, что она – явление бесконечное, а те признаки старения и угасания, которые отпечатались на его теле, не имеют к нему никакого отношения. Ему кажется, что это просто дурной сон и достаточно очнуться, чтобы почувствовать себя молодым и полным сил. Когда старый человек глядит на себя в зеркало, вместо ужасных глубоких морщин он видит молодое лицо. И он намеренно избегает мыслей, что его тело явно подвержено тлению, а смерть поджидает его каждую минуту.
– Саломея, тобой движет страх, который присущ всякому юному созданию. Но я хочу объяснить тебе, почему меня привлекают столь ужасные с твоей точки зрения зрелища. Я тоже не хочу умирать, как и ты. И как твой старик. Но я должна во всеоружии встретить смерть, когда она придет за мной.
– Ах, мама! – воскликнула Саломея и умолкла, не зная, что возразить. Задумавшись, она наблюдала, как мать разглядывает себя в большом, во весь рост, овальном зеркале в золоченой раме. По бокам зеркала горели факелы. Причудливая игра огня неожиданно внушила ей необъяснимый ужас. Но отражение матери в зеркале беззаботно улыбнулось, и, поймав эту улыбку, девушка успокоилась.
В этот момент они услышали в отдалении душераздирающий крик. Иродиаде показалось, что это голос мужа. Прошло время, и в коридоре раздался топот. Кто-то остановился возле дверей спальни и громко постучал. Мать и дочь настороженно переглянулись. Саломея замерла, а мать сделала ей знак оставаться на месте.
Иродиада быстро достала из-за шелкового пояса маленький кинжал, с которым никогда не расставалась, подошла к двери и решительно ее распахнула. На пороге стоял Закария, из-за его плеча выглядывали два стражника в доспехах. Вид у Закарии был встревожен:
– Госпожа, прости, что я нарушил твой покой! Дело срочное. И требует твоего присутствия, – воскликнул он.
– Говори. Но помни, если то, что ты скажешь, не заслуживает внимания, я велю закрыть тебя в клетке с тиграми.
– Наш уважаемый господин и твой супруг… с ним происходит что-то странное! Он все время зовет тебя. Прошу тебя, госпожа, поспеши за мной. Боюсь, кроме тебя, никто во дворце не сможет его успокоить!
Голос Закарии был полон тревоги и беспокойства. Иродиада поняла: воин не лжет. Очевидно, с ее супругом действительно что-то происходит, если его друг столь взволнован. Она оглянулась на дочь и тоном, не терпящим возражений, приказала:
– Ступай к себе и дожидайся меня.
Приказав стражникам сопроводить Саломею в ее покои и охранять, она поспешила вслед за Закарией.
Глава 1
Дворец Ирода в Тивериаде напоминал крепость. Массивное сооружение с широкой дворцовой площадью и многочисленными хозяйственными постройками стояло на высоком пологом холме, по всему периметру его окружала толстая стена. Наверху от центрального дворцового здания отходили два боковых крыла, соединенные широкими балконными пролетами, заканчивающимися прямоугольными террасами. С одной стороны террасы в правом крыле как раз и открывался вид на парадный плац, на котором в данный момент разворачивались трагические события. За плацем шли в ряд четыре двухэтажные казармы, в которых жили солдаты отряда дворцовой охраны. Командовал отрядом Закария Димитракис, который жил вместе с подчиненными в одной из таких казарм.
С огороженной невысокой белой балюстрадой обзорной террасы на плоской крыше дворца с высоты птичьего полета открывался великолепный вид на окрестности Тивериады.
Чтобы пройти на балкон, на котором в приступе безумия метался Ирод Антипа, им нужно было подняться по широкой и мрачной лестнице наверх и пройти по длинному извилистому коридору в другое крыло здания.
Закария и Иродиада миновали множество огромных и темных комнат, подпираемых арочными сводами. Вдоль коридора пылали факелы, воткнутые на одинаковом расстоянии в закопченные стены. Закария на ходу объяснял госпоже, что тетрарх крайне возбужден и не понимает, что с ним происходит. Поэтому необходимо решить – отложить казнь или нет? Этот жизненно важный вопрос больше всего волновал Закарию.
– Почему ты сразу не доложил, в каком состоянии господин вернулся из Галаада? – гневно расспрашивала Иродиада.
Она не видела мужа с утра. Когда тот вернулся, то сразу заперся в своих дальних покоях. Идя по коридору, Иродиада подумала, что если бы сразу узнала о случившемся в Галааде, то, возможно, смогла бы предотвратить приступ. Однако сейчас уже было не до разбирательств. Надо было спешить туда, откуда раздавались дикие крики безумного.
– Я не посмел тревожить твой покой, госпожа. Когда я прискакал обратно во дворец и навестил господина, он был здоров, весел и ничего не помнил. Ничто не выдавало болезни. А вечером он неожиданно вызвал меня и приказал немедленно казнить виновных, – оправдывался Закария.
И хотя слова воина были не лишены логики, Иродиада решила, что завтра же прикажет наказать его палками. Она сразу обвинила его в измене, потому что была так же подозрительна, как и муж. Иродиада не верила наемникам из Себастии и Кесарии. А Закария Димитракис был греком из Александрии. Кастул и вовсе был вавилонским евреем. «Зря Ирод полагается на идумеев и вавилонских евреев. Среди них не может быть надежных и преданных людей!» – подумала она, бросая раздраженный взгляд на взволнованное лицо идущего рядом воина.
Тем временем, не подозревая о том, что уже приговорен к мучительному наказанию, Закария продолжал рассказывать о том, что происходит с Иродом, интонацией, мимикой и жестами выражая искреннее сочувствие безумцу. Они приблизились к балконному пролету, на котором тот находился. Внезапно крики замолкли, и воцарилась нехорошая, почти зловещая тишина. Иродиада приказала стражникам оставаться на месте, а сама решительно направилась на балкон.
Ирод застыл возле мраморной колонны. В черной накидке он практически слился с ней. Иродиада бесшумно приблизилась к мужу и, стараясь говорить как можно мягче, промолвила:
– О мой Ирод. Посмотри на меня. Это я, твоя Иродиада, – женский голос звучал тихо и успокаивающе. – Ты звал меня, и я пришла.
Она осторожно прикоснулась к его руке. Ирод вздрогнул, словно его ужалила змея, и, дико озираясь, отскочил. Бросив исподлобья подозрительный взгляд на жену, он хрипло спросил:
– Зачем ты лжешь, злобный дух? Ты не Иродиада. Ее здесь нет! Разве ты не знаешь, что она уже давно покинула меня и вернулась к моему брату? Говори правду, кто ты? Или я тебя убью, – пригрозил он и, приблизившись, крепко и больно сжал ее руку. Глаза безумца дико блестели. Он не узнавал жену.
– Успокойся, Ирод. Это я, твоя Иродиада. Я принадлежу только тебе, – ласково повторила Иродиада, понимая, что противоречить упрямству безумца – значит подвергать жизнь смертельной опасности. Тем не менее она незаметно свободной рукой нащупала кинжал, приготовившись в случае необходимости вынуть его и отразить его нападение.
– Нет, ты не она! Так кто же ты? У тебя за спиной трепещут черные крылья, лицо подобно оскаленной маске. Ты смерть, и ты пришла за мной… О! Я знаю, я очень грешен!.. Но прошу тебя… Уходи, смерть! Пощади. Дай мне еще пожить, – умоляюще пробормотал безумец и разжал цепкие пальцы. Голос его осекся и ослаб. Он задыхался. Отшатнувшись от жены, он прислонился спиной к колонне, потому что ноги не держали его. Обильный пот выступил на мертвенно-бледном лице, губы были красными и сухими. Казалось, что все свои силы он истратил на мольбу о пощаде.
Страх сковал сердце Иродиады.
– Позволь мне поддержать тебя, любимый супруг! Я хочу отвести тебя в наши покои, чтобы ты отдохнул и набрался сил, – вскричала она и подбежала к дрожащему, как в лихорадке, Ироду. Обняв его, она гладила его по всклоченным, влажным от пота волосам, целовала безвольные холодные руки, умоляла очнуться. Услышав ее отчаянные возгласы, ожидающие сигнала солдаты поспешили на помощь. Подхватив тетрарха под руки, они повели его прочь в спальные покои.
Иродиада в смятении стояла на балконе и застывшим взглядом провожала мужа. Холодный ветер усилился. Он завывал и стонал. Огни горящих факелов колебались под его резкими порывами, и от этого стоявшим внизу людям казалось, что смерть и вправду исполняет свою зловещую пляску рядом с ними в предвкушении жертв.
– Прошу тебя, – отвлек Иродиаду Закария. – Смилуйся над несчастными воинами и прикажи отложить казнь, пока наш господин не выздоровеет. Палач не может долго ждать. А люди измучены ожиданием смерти.
– Нет! Приказываю казнить их. Немедленно. Это они виноваты в его болезни и страданиях. А если ты посмеешь еще раз за них заступиться, я и тебя буду считать виновным. А может, ты уже в сговоре с предателями? Тогда тебя следует казнить вместе с ними. – И она с ненавистью посмотрела в лицо начальника отряда охраны, осмелившегося заступиться за своих солдат.
Закария отшатнулся. Его мужественное лицо исказила гримаса негодования из-за столь несправедливого обвинения.
– Клянусь, госпожа, в моих действиях нет измены. Я предан тетрарху и тебе. И отдам свою жизнь за господина и вашу семью. Верь мне, – пылко воскликнул он и, припав перед ней на колено, склонил голову в поклоне.
Иродиада с высокомерным торжеством смотрела на коленопреклоненного грека. Подумав, она решила, что сейчас не готова принимать столь ответственное решение. К тому же еще неизвестно, как к этому отнесется Ирод Антипа, когда очнется. Как бы не навлечь на себя его гнев… Помиловав же Закарию, она обретет в его лице обязанного ей жизнью человека. А это, возможно, пригодится ей в будущем.
– Так и быть. Пока я прощаю тебя. Но отныне мои глаза всегда будут пристально следить за каждым твоим шагом. И помни: я не верю ни одному твоему слову, – холодно произнесла она и добавила: – Ступай и исполни решение господина. Казнь должна свершиться немедленно.
Сказав так, она приблизилась к краю балкона и застыла подобно изваянию.
Закария Димитракис пришел в страшное волнение. Он понял, что жена тетрарха не собирается никуда уходить, желая досмотреть страшное действо казни до конца.
Жажда мести запылала в его сердце. Среди обреченных на смерть находились его товарищи, молодые и здоровые юноши, которые вместе с ним ходили в дальние военные походы, разделяя все тяготы. Они сражались бок о бок с ним и много раз спасали его и тетрарха от гибели своими телами. И то, что сейчас палач должен безжалостно отнять их жизни по надуманному и несправедливому обвинению, казалось ему противоестественным.
На лице Закарии отразилась вся гамма захвативших его чувств. Что ему сделать, чтобы не допустить торжество смерти? Только одно: выхватить кинжал и точным ударом поразить Иродиаду. Однако, сжав кулаки, он остался неподвижно стоять и в беспомощном гневе смотрел на жену тетрарха, стоявшую к нему спиной и не обращавшую на него никакого внимания. Потом, глухо застонав, Закария развернулся и пошел прочь.
В душе он давно ненавидел Иродиаду. Будучи греком, приверженным эллинским традициям и вере, провозглашавшей целостность внешней и внутренней красоты человека, Закария не видел в жене тетрарха никакой гармонии. Натура Иродиады казалась ему жестокой и разрушительной, лицо – воплощением гримасничающей смерти, а душа (если она у нее была) – порождением тьмы. И то, что в такую драматическую минуту она, не раздумывая, отдала приказ завершить казнь, лишний раз убедило его в собственной правоте. Он не понимал, как мог Ирод полюбить такую женщину, как Иродиада.
Пока шла казнь, Закария, закутавшись в темный плащ, стоял под аркой ворот, сжимая рукоять кинжала и от отчаяния до крови кусая губы. Он изнемогал от душевной боли, но был не в силах отвести взгляд от разворачивающейся драмы на плацу. Невыносимо сознавать, что внезапный приступ безумия тетрарха и женский каприз обрекли на смерть столько молодых и здоровых воинов, надежных товарищей.
И вновь, в который уже раз, он усомнился в необходимости своей службы тетрарху. Находясь в непосредственной близости от Иродова семейства, изучив изнутри изнанку их праздной жизни, наблюдая жестокость, черствость, презрение и высокомерие к плебеям, слугам, рабам, бесконечную череду казней, сопровождающую пресыщенную удовольствиями жизнь обоих супругов, Закария часто испытывал к ним мучительную ненависть. Но если же ему, пользуясь личной благосклонностью тетрарха, удавалось защитить кого-либо из приговоренных к смерти или отговорить Ирода Антипу от постыдного поступка, благородный воин тешил себя слабой надеждой, что принес людям пользу, которая оказалась ему по силам. И это было единственным обстоятельством, которое удерживало его на службе. Но то, что он видел сейчас, сводило с ума и наполняло сердце отчаянием.
