В 1000 году крупнейшим городом обеих Америк было, вероятно, поселение майя Чичен-Ица с населением около 40 000 человек. Расположенное приблизительно в 50 милях (80 км) от моря, оно находилось на полпути вдоль северного побережья полуострова Юкатан в Мексике. Возможно, Чичен-Ица является наиболее хорошо сохранившимся древним городом и ежедневно принимает сегодня тысячи туристов. Главная достопримечательность поселения – Кастильо, ступенчатая пирамида высотой 100 футов (30 м) с идеально ровными лестницами по всем четырем сторонам. Толпы людей собираются у нее каждый год 21 марта и 21 сентября, чтобы воочию насладиться удивительным творением древних инженеров. Около 3 часов дня солнечные лучи рисуют затейливое изображение – образ змеи на северной стороне пирамиды. На протяжении часа змеиное тело растягивается, как бы присоединяясь в итоге к каменной голове у подножия лестницы в идеальном хореографическо-световом шоу, задуманном и поставленном добрую тысячу лет назад.
Производит впечатление и площадка для игры в мяч размерами 500 на 200 футов (150 х 60 м). Гораздо более просторная, чем футбольное поле, и датируемая рубежом 1000 года, эта площадка является крупнейшей игровой площадкой майя в Мезоамерике (обычно так обозначают совокупно Центральную и Южную Мексику, Белиз, Гватемалу, Сальвадор, Гондурас, Никарагуа, Коста-Рику и Панаму). Современные посетители часто начинают осмотр города именно с этой площадки, поскольку она лежит прямо за входом.
Разделенные на две команды, игроки сражались за каучуковый мяч, работая бедрами, локтями и коленями. Цель игры состояла в том, чтобы забросить мяч в каменное кольцо (ворота) по обеим сторонам поля. Исторически восьмидюймовый (20 см) мяч делался из смолы каучуковых деревьев, которую собирали, давали загустеть и потом лепили из нее предмет круглой формы. Каучуковые деревья – американские эндемики, и к их смоле изготовители мячей добавляли сок пурпурных вьюнков, чтобы шар получался более упругим. Испанцы, никогда не видевшие ничего подобного, сильно удивлялись скорости и непредсказуемости движения мячей.
Художники-майя изображали эти мячи с черепами внутри – быть может, желая как раз подчеркнуть свободу их движений. Одно такое изображение имеется на стене постройки в Чичен-Ице: игрок проигравшей команды стоит перед отрубленной головой, лежащей на земле, а из крови, бьющей фонтаном из его шеи, прорастают шесть змей. Боги майя часто требовали обильных и кровавых жертвоприношений. Даже от правителей ожидали, чтобы они протыкали себе пенисы шипами скатов на потребу неумолимым божествам.
В нескольких минутах ходьбы от площадки для игры в мяч находится храм Воинов с двумя сотнями колонн снаружи. Резьба на колоннах изображает поднесение даров; кроме того, колонны пестрят фигурами воинов, в честь чего храм и получил свое название от вашингтонских археологов из Института Карнеги, которые изучали город в 1925–1934 годах. Очистив храм от мусора и деревьев, эти археологи также обнаружили многочисленные фрагменты настенных росписей, разрушавшиеся почти на глазах и частично уже осыпавшиеся. Сегодня эти росписи доступны лишь в черно-белых зарисовках и в акварельных репродукциях, выполненных экспедицией Института Карнеги. Обыкновенным туристам входить в сооружения Чичен-Ицне разрешается, а потому, увы, невозможно увидеть те стены, на которые эти росписи когда-то наносились.
Многие росписи в храме Воинов изображают боевые действия. Ученые из Института Карнеги воссоздали из девяноста разных фрагментов гигантскую роспись: воинство вторгается в какое-то поселение. У врага кожа иссиня-серая; защитники же поселения светлокожие, на их тела нанесены горизонтальные черные полосы. Щиты тоже различаются – вероятно, для того, чтобы никто не перепутал своих и чужих на картине.
Нельзя утверждать наверняка, кто те люди, которые нападают на поселение на росписи из Чичен-Ицы. Скорее всего, это тольтеки – племена, явившиеся в Чичен-Ицу из центральномексиканского города Тула (или Толлан), который находился в 50 милях (80 км) к северо-западу от Мехико, как следует из двух позднейших источников (оба сообщения записаны уже после столкновения аборигенов с испанцами). В тольтекском источнике говорится, что правитель по имени Пернатый Змей (Топильцин Кецалькоатль на языке тольтеков) покинул Тулу в 987 году, двинулся к побережью Мексиканского залива и отплыл оттуда на плоту. По удивительному стечению обстоятельств источник майя рассказывает о прибытии в тот же год в Чичен-Ицу человека по имени Пернатый Змей (Кукулькан на языке майя). Видимо, это один и тот же человек, который стал правителем Чичен-Ицы.
Напротив дверного проема в храме Воинов расположено и поистине диковинное изображение. Оно находится по соседству с картиной завоевания поселения, однако изображает людей, совершенно не похожих на воинов с других росписей; эти воины выглядят поразительно живыми.
Светловолосая, ясноглазая и белокожая, одна жертва стоит со связанными за спиной руками. Вторая щеголяет бусами, вплетенными в белокурые волосы; подобное украшение обнаруживается и у прочих пленников на картинах майя. Еще один воин, также с бусами в волосах, плывет обнаженным, а рядом с ним грозно разинула пасть какая-то большая рыбина. Художники использовали в работе так называемый майянский синий цвет – пигмент, комбинирующий оттенки индиго и «горной кожи»[30]. Всех несчастных пленников бросили или готовятся бросить в воду и утопить.
Кто же эти светлокожие и светловолосые жертвы?
Могли ли они быть скандинавами, которых майя захватили в плен?
Первые исследователи храмовых росписей майя так не думали. Энн Акстелл Моррис, дотошная и консервативная дама, которой мы обязаны полным набором акварельных копий с храмовых росписей, сомневалась в национальной принадлежности русоволосых воинов и предполагала, что неведомый художник использовал такие цвета, чтобы «подчеркнуть инородность чужаков – они из другого племени или даже другой расы». В 1940-х годах один ученый выдвинул экстремальную, скажем так, гипотезу: по его мнению, на жертв нацепили светлые парики с бусами, дабы польстить богу солнца, которого следовало умилостивить. Все это было задолго до того, как чета Ингстад обнаружила старинное скандинавское поселение в Л’Анс-о-Медоуз, и у этого поколения ученых попросту не возникало оснований заподозрить в жертвах майя скандинавов.
Но в настоящее время, благодаря раскопкам в Л’Анс-о-Медоуз, мы вправе считать, что скандинавы присутствовали в Северной Америке на рубеже 1000 года. Открытие Ингстадов заставляет по-новому взглянуть на росписи из храма Воинов. Эти необычные росписи действительно могут изображать скандинавов и их корабли. Двое видных специалистов по истории майя придерживаются этой точки зрения – речь об археологе Майкле Д. Коу и историке искусства Мэри Миллер – и отмечают, что иных росписей со светловолосыми и светлокожими пленниками найти не удалось.
Вообще даты идеально совпадают с хронологией плаваний викингов. В конце 900-х и начале 1000-х годов множество скандинавских кораблей пересекало северную Атлантику: викинги отплывали из Скандинавии, Исландии и Гренландии и направлялись в Канаду и, возможно, Мэн. Именно в ту пору и была сделана эта роспись (храм Воинов возвели сразу после 1000 года).
Скептики возражают, что художники майя были склонны изображать воинов, своих и чужих, прибегая к различным цветовым гаммам, а потому светлые волосы пленников на данной картине – не более чем художественный прием. Кроме того, оригинальные цвета вполне могли измениться (выцвести) за тысячу лет, прошедших до прихода археологов.
Есть и дополнительный повод усомниться в скандинавской принадлежности пленных воинов – на Юкатане до сих пор не найдено никаких скандинавских артефактов. Но данное возражение не столь весомо, как могло бы показаться, ибо археологические изыскания далеки от завершения. Многое из того, о чем нам достоверно известно из письменных источников, попросту не сохранилось в материальном виде. Если погуглить запросы «археология» и «битва при Гастингсе», вы наверняка изумитесь тому, что археологи лишь недавно обнаружили останки (предположительно) человека, павшего в 1066 году в битве, после которой Англия сдалась Вильгельму Завоевателю.
Учитывая нынешние результаты археологических исследований, нельзя, конечно, безоговорочно утверждать, что скандинавы бывали в Чичен-Ице. Тут могли бы помочь артефакты вроде бронзовой заколки из Л’Анс-о-Медоуз или генетические карты со скандинавской ДНК. Не исключено, что рано или поздно подобные свидетельства появятся. Но на данный момент приходится лишь предполагать, что викинги могли добираться до Юкатана, который тем самым оказывается пределом их юго-западной экспансии в Америках.
Если северяне и вправду добирались до Чичен-Ицы, как они туда попадали? Разумеется, они могли сбиться с курса, а затем угодить в плен. Одна сцена сражения в храме Воинов показывает светловолосого мужчину рядом с двумя лодками цвета свежесрубленного дерева; первая лодка имеет резной нос, а вторая отделана щитами по борту и погружается в воду.
Об этих лодках, которые совершенно не ожидаешь увидеть на росписях майя, мы узнаем больше из картины в другой постройке Чичен-Ицы – так называемого Лас-Монхас, или «Монастыря». (Испанцы считали, что любое здание с большим внутренним двором является женским монастырем, но у майя не было никаких монастырей.) Возведенное ранее 950 года, это сооружение располагает росписями, которые, возможно, были сделаны чуть позднее. На одной картине нет людей со светлыми волосами, зато присутствует лодка с наложенными внахлест досками палубы. Художники Лас-Монхас изобразили доски разделенными на секции и покрывающими палубу не по всей длине. Хотя по отдельным опубликованным изображениям норвежских кораблей судить наверняка трудно, известно, что палубные доски на драккарах почти всегда были короче полной длины корабля. Древесина дубов и сосен была в постоянном дефиците, а потому длина досок варьировалась от 5 до 20 футов (1,5–5 м), тогда как длина корпуса составляла около 100 футов (30 м).
Наличие таких «укороченных» досок доказывает, что лодка из Монастыря не может считаться местной: майя, подобно большинству населения обеих Америк, изготавливали свои каноэ из полых (выжженных изнутри) стволов деревьев. Всего одно индейское племя делало лодки с палубным настилом – это чумаши, которые плавали на таких суденышках из калифорнийской Санта-Барбары на острова Чаннел. На картине из Лас-Монхас изображены, по-видимому, воины майя, захватившие лодку у ее первоначальных владельцев. Надо признать, что росписи из Лас-Монхас выпало меньше внимания, чем росписям из храма Воинов с их светловолосыми воинами, но тщательно выписанные палубные доски предлагают нам еще более убедительные доказательства присутствия скандинавов в Чичен-Ице.
Ветер нередко выступал препятствием, которое мешало скандинавским кораблям достигать пунктов назначения. Эйрик Рыжий, напомню, отбыл в Гренландию на двадцати пяти кораблях, но до цели добрались всего четырнадцать. «Некоторые отнесло назад, некоторые погибли в море», – сообщает «Сага о гренландцах». Еще напомню, что Лейв Эйриксон переправил в Гренландию спасенную им команду потерпевшего крушение корабля, после чего вернулся за американской древесиной, которую временно выгрузил, чтобы освободить место. Норвежский корабль мог сбиться с курса во время шторма, мог оказаться жертвой течений из северного «рукава» Атлантического вихря и так очутиться на побережье полу-острова Юкатан. Это наверняка было изнурительное путешествие, но не следует категорически отрицать такую возможность, особенно если корабль был поврежден и не подчинялся веслам. Вспомним скитания по Тихому океану японского рыболовного судна, которое попало в штат Вашингтон с тремя выжившими на борту.
Путешественников из Африки, не исключено, тоже носило ветрами и течениями по Атлантике. Когда испанский монах Алонсо Понсе, изучавший побережью Юкатана в 1588 году, прибыл в город Кекельчакан (тогда город назывался Шекельчакан, а ныне это Хесельчакан в мексиканском штате Кампече), он спросил, как поселение получило свое название. Местные жители объяснили: «В древние времена семьдесят моро [чернокожих африканцев] пристали к берегу на судне, которое явно выдержало сильный шторм». Опыт этих людей доказывал, что, когда ветер уволакивал африканское судно в Атлантику, океанские течения вполне могли отнести судно к полуострову Юкатан.
Местные продолжали: «Среди них был тот, кому остальные повиновались и кого они чтили. Они звали его Шеке». Это слово местные переводили как «господин» или «вождь»; несомненно, перед нами производная от арабского слова «шейх» – убедительная подробность, ведь майя не говорили по-арабски. Когда моро принялись проситься домой, майя отвели их в порт поблизости от «дикой и безлюдной земли»; на языке майя такая земля – «чакан». Потому-то город стал известен как Шекельчакан.
Сообщение Понсе содержит драгоценные крупицы важной информации. Когда моро, рассказывает он, только приплыли, «индейцы, пожалев их, даровали им кров и выказали себя радушными хозяевами». Но стоило местным жителям показать чужакам путь домой, как моро напали на своих хозяев и даже убили некоторых из них. «Индейцы, узрев сие, уведомили всех, кто жил по соседству, и те пришли с оружием и перебили злосчастных моро заодно с их вождем и господином».
Если северяне в самом деле бывали на полуострове Юкатан, они, вероятно, добирались туда по морю. Впрочем, возможно (хотя и не так вероятно), что их захватывали в плен и доставляли на Юкатан по суше. Давайте начнем наше исследование потенциальных маршрутов от мыса Годдард в штате Мэн, где нашли монету викингов, и продолжим путь по суше до Чичен-Ицы. Наиболее вероятная дорога из Мэна в Мексику пролегала через долину Миссисипи. Это было долгое и трудное путешествие, и не сохранилось никаких доказательств того, что кто-либо – или какой-либо предмет – действительно проделал весь путь. Тем не менее не приходится сомневаться в том, что к 1000 году в Северной Америке сформировалась расширенная сеть маршрутов, по которой с началом глобализации пускались в странствия товары, люди и информация.
Мыс Годдард расположен у бухты на центральном побережье штата Мэн. Это археологически богатое место, и слой мусора (иначе мидден) имеет глубину около 12 дюймов (25 см) в самой глубокой точке. Когда археологи штата Мэн начали раскопки в 1979 году, выяснилось, что первоначальный контекст, как говорят специалисты, разрушен. Датировать находки было возможно только через сравнение с аналогичными артефактами или посредством радиоуглеродного анализа. Самая ранняя находка в миддене относится к 2000 году до нашей эры, но девяносто процентов извлеченного материала – всего 25 000 артефактов – датируется 1000–1600 годами нашей эры.
Найдено удивительно мало ракушек, и это означает, что местные жители, в отличие от большинства обитателей прибрежных зон, практически не употребляли в пищу моллюсков. Изрядное количество костей тюленей и осетровых рыб доказывает, что именно такова была основа местной диеты. А поперечные срезы семнадцати зубов морского котика, серого тюленя и морской норки дополнительно сообщают, что все эти животные были убиты в период с июня по октябрь. Так сказать, еда навынос? Очевидно, что амероиндейцы бывали здесь каждое лето.
Археологи обнаружили тридцать сельскохозяйственных орудий и более ста осколков полупрозрачного сланца из бухты Рамах в Северном Лабрадоре, каким-то образом попавших на юг. (Этим сланцем можно добывать огонь и использовать его как резец.) Кроме того, сланцы из бухты Рамах наделены иными свойствами, помимо поразительной прозрачности. Высокое содержание кремнезема заставляет минерал разрушаться по предсказуемым линиям, вследствие чего он является идеальным материалом для изготовления наконечников стрел, копий и прочего метательного оружия. Причем сланцы из бухты Рамах в местах, удаленных от Лабрадора, датируются минимум 2000 годом до нашей эры, из чего явствует, что этот минерал издавна пользовался высоким спросом.
Помимо сланцев из бухты Рамах, раскопки на мысе Годдард выявили десять других минералов, в том числе иные сланцы, риолиты и яшму со всего северо-востока нынешних США и Канады. Это удивительно обильное скопление чужеродных материалов – в прочих раскопках становищ того же периода найдено гораздо меньше «импортных» артефактов – доказывает, что мыс Годдард был важным узлом торговой сети, простиравшейся от атлантического побережья до озера Онтарио и Пенсильвании.
После 1000 года в этой области обитали представители поздней вудлендской культуры[31], которые весной сажали маис и возвращались осенью за урожаем. Вудлендские индейцы придерживались этого хозяйственного цикла, собирая различные растения и охотясь на разнообразных животных, что побудило одного ученого назвать их «мобильными фермерами». (Алгонкины, у которых Жак Картье выменивал меха на красную ткань в заливе Шалер, тоже принадлежали к этой культуре.)
Всякий, кому привелось бы попасть с северо-востока в Огайо и далее в долину реки Миссисипи, лишь постепенно осознал бы, что он покидает одну область и входит в другую. Ближе к тому месту, где Миссури сливается с Миссисипи, этот человек заметил бы, что местные жители регулярно едят кукурузу. Для обитателей долины Миссисипи кукуруза являлась основным элементом диеты, ее выращивали интенсивно, ухаживая за полями круглый год.
Малые поселения вряд ли отличались от поселений на северо-востоке: несколько крохотных домиков поблизости друг от друга. Но с началом интенсивного возделывания кукурузы около 900 года в долине Миссисипи стали появляться более крупные поселения – с просторными площадями и высокими земляными насыпями, а порой и с храмовыми постройками.
Бобы появились в долине Миссисипи на рубеже 1000 года, что еще больше способствовало росту населения. (Три культуры, составлявших основу питания амероиндейцев – кукуруза, бобы и тыква – не подвергались регулярной культивации вместе вплоть до 1300 года.) Причем местные не полагались исключительно на посевы, будь то зерно, бобы или лебеда (также известная как «телячий окорок»); еще они охотились на оленей и других животных.
Рост численности населения привел к увеличению размеров поселений. Одно из крупнейших поселений располагалось в Кахокии (Каокии), близ современного Сент-Луиса, штат Иллинойс. В 1050 году это поселение выросло столь значительно, что ведущий исследователь Кахокии археолог Тимоти Р. Паукетат счел уместным рассуждать о локальном «Большом взрыве». После «Большого взрыва» около 20 000 человек проживали в самом поселении и в окрестностях, то есть Кахокия была крупнейшим городским комплексом в континентальной части США до 1492 года.
На пике расцвета Кахокия занимала площадь в 5–6 квадратных миль (13–16 кв. км). В центре поселения высился огромный курган, так называемый Монахов курган, высота которого составляла 100 футов (30 м). Южнее местные жители разбили плоскую и ровную Большую площадь размерами 900 на 1200 футов (275 x 365 м).
В Монаховом кургане обнаружены остатки пищи, разбитые глиняные сосуды и семена табака – характерные следы пиршеств, которыми обычно сопровождалось возведение курганов. Курганы Кахокии, отличительная и выразительная особенность региональной археологической культуры, настолько велики, что их вряд ли было под силу возвести отдельным семьям. Требовалась многочисленная рабочая сила, и это еще одно свидетельство того, что Кахокия была городом, если мерить современными мерками.
Прочие две сотни курганов разбросаны по местности. Первоначально их макушки украшали насыпи, но многие курганы лишились этого характерного контура за столетия после 1250 года, когда Кахокия была заброшена (а позже курганы распахали и засадили посевами). Помимо насыпей, в Кахокии имелись длинная ограда из вертикальных деревянных столбов, шесть круглых обсерваторий, тоже обнесенных деревянным частоколом, и тысячи жилищ.
Наиболее характерные артефакты Кахокии – это камни-чанки. Укоренившееся в различных индейских языках, на которых говорили в Индиане, Висконсине, Северной Каролине и Флориде, это слово было записано и занесено в словарь Льюисом и Кларком[32] в начале 1800-х годов. Благодаря исследователям девятнадцатого века, мы сегодня знаем, как играли в эту игру. Круглый камень-чанки размером с хоккейную шайбу имел углубление с одной стороны. Игроки катали камни по земле и бросали 9-футовые (2,75 м) копья, целясь в углубления, чтобы помешать движению камней противника. Чем ближе копье падало к катящемуся камню, тем больше очков получал игрок. Ставки были высоки, побежденные иногда расставались с жизнью. Игра представляла собой не только времяпрепровождение, она укрепляла лояльность подданных правителям.
Кахокия явно была иерархическим обществом. В одном земляном сооружении (курган № 72) найдены два мужских тела. Одно лежало поверх груды из 20 000 стеклянных бусин, а другое покоилось внизу, на деревянной раме, похожей на носилки. Бисер покрывал площадь в шесть футов (1,8 м) длиной и был выложен в форме птицы, так что археологи сочли, что эти бусины, должно быть, когда-то украшали одежду, скорее всего, плащ, который носил «верхний» мужчина. Рядом с двумя телами обнаружилось захоронение группы из семи взрослых, без следов насилия; по-видимому, это родственники правителя или иные выдающиеся люди.
При этом в кургане № 72 имеется несколько братских могил, в одной из них 200 тел. Так, найдено погребение четырех человек с отрезанными головами и руками. В другом лежат пятьдесят три женщины, пятьдесят две в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет, а последней – возможно, старшей жене – было за тридцать. В третьей могиле наткнулись на останки тридцати девяти жертв, забитых до полусмерти и, быть может, похороненных заживо. Кто были эти несчастные? Наверняка пленники, рабы или представители какого-то низшего класса, принесенные в жертву.
Как бы ни оценивать социальную принадлежность тел из остальных погребений, очевидно, что двое мужчин из могилы с бусами стояли при жизни выше всех. Кроме бус, в их могиле нашлись длинный, покрытый медью жезл, два бушеля слюды, 700 стрел, копье для игры в чанки, пятнадцать камней-чанки и множество ракушечных бусин диаметром более дюйма (2,5 см).
Некоторые из перечисленных предметов, например стрелы и камни-чанки, могли быть изготовлены на месте, но другие явно очутились в Кахокии посредством торговли на большие расстояния. Слюда, слоистый минерал, реагирующий на свет, прибыла с Аппалачских гор в Северной Каролине, а медь явно добыли близ озера Верхнее. Ранние индейские общества, безусловно, торговали медью и ракушками, но Кахокия импортировала заметно большее количество раковин с побережья Мексиканского залива. Глиняные сосуды, типичные для местной керамики и с неповрежденными раковинами внутри, были обнаружены к северу от Кахокии, где располагались, видимо, перевалочные центры для товаров, идущих на север.
Первоначально археологи не предполагали, будто торговые сети Кахокии простирались за пределы континентальной части США. Но, к удивлению ученых, один предмет сугубо мексиканского происхождения – инструмент для выскабливания из необычного зеленовато-золотого обсидиана – отыскался в Спайро, штат Оклахома, где начали возводить курганы и интенсивно высаживать кукурузу около 1250 года. Обсидиан – стеклянистая вулканическая порода, обладающая отличными режущими свойствами; она особенно ценилась в тех обществах, где не знали металлических ножей. При всей своей остроте обсидиан хрупок и легко разрушается. Рентгеноспектрометрический анализ инструмента из Спайро показал, что этот предмет «родом» из окрестностей мексиканской Пачуки. Этот обсидиан был настолько необычен, что, как и сланцы из бухты Рамах на северо-востоке, им торговали на обширной территории, включая Гватемалу и Гондурас.
Археология редко сообщает, как и в чем именно одно общество воздействовало на другое. Ученые долго задавались вопросом, были ли у Кахокии прямые контакты с майя; ведь интенсивное выращивание кукурузы, возникшее в Мексике, несомненно, стоит за «Большим взрывом» 1050 года, а открытые пространства и курганы Кахокии и ее сателлитов сильно напоминают поселения майя.
Тщательный осмотр останков из Кахокии удивил ученых: у нескольких людей, в том числе похороненных в кургане № 72, на передних резцах имелось внизу от одной до четырех зазубрин, которые становились видны, стоило открыть рот. Поскольку лишь мезоамериканцы украшали свои зубы таким вот образом, вполне вероятно, что либо какие-то мезоамериканцы посещали Кахокию, либо кто-то из местных жителей побывал в гостях у майя, сделал себе насечки на зубах и вернулся обратно. Еще одним признаком возможных контактов с майя может служить керамика со следами шоколада, но археологи не исключают след современного загрязнения.
Информация из региона после 1492 года лишь укрепляет наши догадки относительно плотных контактов между Кахокией и майя. Наблюдатели девятнадцатого века записывали мифы о происхождении различных племен, и многие амероиндейцы утверждали, что произошли от пары близнецов-мужчин или от правителя и его альтер-эго, сводного брата. Эти рассказы, очевидно, перекликаются с майяским мифом о героях-близнецах из знаменитого устного эпоса майя под названием «Пополь-Вух», записанного только в 1550-х годах. Пара мужских тел в кургане № 72 принадлежала, как кажется, правителям-двойникам, а накидка в виде клюва сокола напоминает, что жители Кахокии наделяли своих правителей способностью летать по воздуху.
Эти связи между Кахокией и миром майя указывают на маршрут по реке Миссисипи до Рио-Гранде и через Мексиканский залив – на полуостров Юкатан.
Другой маршрут в Чичен-Ицу был известен жителям каньона Чако, передового аграрного сообщества, тесно связанного с майя. Каньон Чако расположен в области Четырех Углов, где сходятся границы Аризоны, Колорадо, Юты и Нью-Мексико. Современники населения Кахокии, древние индейцы пуэбло построили три часто посещаемых объекта всемирного наследия ЮНЕСКО: Меса-Верде, сам каньон Чако и Таос-Пуэбло, куда туристы стекаются просто потому, что стены каньона вздымаются на 1000 футов (300 м) и зрелище открывается поразительное.
Эти места изобилуют нерешенными головоломками. Дорожная система пуэбло давно признана настоящим чудом инженерной мысли, но никто не знает, почему пуэбло спроектировали ее именно так. Две дороги, каждая шириной 30 футов (9 м), ведут приблизительно на 30 миль (50 км) к северу и югу от каньона Чако. Не всегда видимые с земли, эти дороги неизменно присутствуют на фото, сделанных способом аэрофотосъемки. Если какая-либо из этих дорог упирается в холм или большой камень, она ведет прямо через препятствие. Как ни странно, строители не убирали преград; вместо этого они возводили пандусы, ступени и лестницы. Резкие (иногда вертикальные) подъемы и спуски столь внезапны, что трудно вообразить, будто эти дороги строились для движения транспорта. Может, они имели некое символическое значение? Скажем, отражали веру в то, что нужно двигаться только по прямой при совершении ритуала?
Древние пуэбло отлично владели мастерством строительства из точно высеченных и обработанных камней. В каньоне де Шелли они применяли ту же технологию, что и майя, для возведения стен, которые затем покрывали штукатуркой. Помещая большие куски песчаника в строительный раствор из глины, строители облицовывали стены с двух сторон тщательно подобранными плоскими камнями.
В Чако имелись прекрасные дома с сотнями жителей, большие кивы (круглые подземные складские помещения) и обширные площади. Население достигало всего нескольких тысяч человек и значительно уступало 20 000 жителей Кахокии. Крупнейший дом в каньоне Чако – это Пуэбло Бонито; согласно датировке по древесным кольцам, его строительство началось в 860-м и закончилось в 1128 году. После этой даты пуэбло стали расселяться в другие местности.
Комплекс Пуэбло Бонито, с его 800 различными помещениями, располагает многочисленными и многоэтажными каменными сооружениями. Ученые спорят о назначении таких домов. Они представляли собой торговые посты? Или служили резиденциями правителям и их семьям? Каков бы ни был ответ на этот вопрос, подобные дома, безусловно, были призваны произвести впечатление – и производят оное по сей день.
Каньон Чако был домом для людей из разных областей, как показал скелетный анализ. Одна группа проживала в больших домах наподобие Пуэбло Бонито, а другая населяла скопление домов поменьше, совершенно разных по архитектуре. Кроме того, население каньона придерживалось разных погребальных практик. Скорее всего, там обитали коренные народы, а также мигранты из юго-западного Колорадо, которые перебрались туда в конце 800-х или начале 900-х годов. Единственный скелет с намеренно изувеченными зубами в Пуэбло Бонито может указывать на какие-то связи с областью обитания майя. Как правило, в условиях глобализации перемещение людей начинается вслед за исходным перемещением товаром. По мере увеличения объемов торговли продавцы стремились туда, где проживали их новые клиенты, и формировали там эмигрантские общины.
Древние пуэбло отлично умели торговать и располагали достаточными запасами материала, желанного для майя, а именно бирюзы. Они меняли бирюзу на тропических птиц с ярким оперением (попугаев, в том числе ара, чьи ярко-красные перья украшают сохранившиеся до наших дней гобелены). Иногда доставляли только перья, а иногда привозили и живых птиц, которых потом ощипывали. Древние пуэбло почитали ара столь высоко, что даже устраивали птицам официальные похороны. Тем не менее скелеты ара, обнаруженные при раскопках, свидетельствуют, что пропитание птиц было скудным и их лишали солнечного света. Пусть пуэбло почитали этих птиц, но обычно держали их в клетках.
Около десяти лет назад в каньоне Чако исследователи на-ткнулись на очередной удивительный импортный товар из Мезоамерики – шоколад. Археологи нашли фрагменты глиняной посуды (осколки кувшинов), датируемые 1000–1125 годами. Чтобы установить первоначальное содержимое, был использован метод высокоточной жидкостной хроматографии для выделения характерной химической составляющей шоколада – теобромина. Поглощение шоколада керамическими фрагментами указывает на то, что шоколад до высыхания находился в жидкой форме. (Впервые шоколад «одомашнили» в Эквадоре на рубеже 1900 года до нашей эры.) Обработка шоколада представляла собой сложный многоэтапный процесс: сразу после раскрытия стручков необходимо прорастить семена (иначе те утратят вкус шоколада), высушить их в течение одной или двух недель на солнце, прожарить (с той же целью) и удалить бесполезную оболочку.