Валери Боумен
Уроки для графа
Valerie Bowman
Earl Lessons
© June Third Enterprises, LLC, 2021
© Перевод. И. Родин, 2023
© Издание на русском языке AST Publishers, 2024
* * *
Пролог
Городской дом
маркиза Беллингема, Лондон, 1797 год
Из сладкой дремы Аннабел вывел все тот же ужасный голос. Сердце заколотилось. Она натянула одеяло до подбородка. «О нет! Нет! Нет! Только не это!»
В спальне стояла кромешная тьма. Она всегда боялась темноты, но от того, что сейчас происходило там, в конце коридора, впадала в панику.
– Смирись, Анжелина! Я не позволю тебе выказывать непокорность! – прогремел страшный голос, от которого кровь стыла в жилах.
Аннабел натянула одеяло до самого носа, словно оно могло укрыть ее от опасности. Отец опять кричал на маму. В последнее время это происходило все чаще и чаще, и каждый вечер, ложась спать, Аннабел трепетала от ужаса.
– Джордж, пожалуйста, тише: детей разбудишь, – донесся до нее испуганный голос матери.
Аннабел задохнулась. Даже в свои пять лет она понимала, насколько ужасно происходящее. Скандал всегда начинался одинаково, с крика, затем следовали звуки ударов, а вслед за ними – рыдания и мольбы матери.
Первым инстинктивным движением Аннабел всегда было забиться в уголок, спрятаться, но она могла потребоваться старшему брату, храброму настолько, что мог дать отпор отцу. В прошлом Бомонт, или Бо, как его звали домашние и друзья, заработал немало синяков и даже сломал руку, когда пытался защитить маму от пьяного гнева отца. Аннабел очень беспокоилась за брата: для него это могло плохо кончиться, как всегда.
Аннабел не сомневалась, что Бо проснулся. В одиннадцать лет он уже считал себя хозяином дома и был готов вступиться за мать и сестру, когда отец становился совсем неуправляемым, хотя и не мог еще достойно противостоять их отцу, особенно когда тот пребывал в ярости, вот как сегодня.
Собравшись с духом, хотя и понимала, что увидит что-то ужасное, Аннабел откинула одеяло и соскользнула с кровати. Темнота пугала ее до жути, но она, подбадривая себя: «Не трусь! Смелее!» – бегом преодолела по ковру, лежавшему на полу ее спальни, пространство до двери, со скрипом приоткрыла ее и выглянула в пустой коридор.
Тишина…
Она знала, что это вовсе не означает, что отец сменил гнев на милость: обычно затишье было прелюдией к чему-то худшему.
«Ну же, соберись! Не бойся!» – мысленно повторяла снова и снова Аннабел, когда, проглотив комок в горле, заставила себя открыть дверь еще шире и проскользнуть в такой же темный коридор. Прижимаясь спиной к стене, оклеенной обоями, затаив дыхание так, что ныли легкие, девочка двинулась в сторону материнской спальни.
Как Аннабел и предполагала, дверь в комнату брата, которую она миновала, была распахнута, а постель пуста: стало быть, Бо ушел на помощь маме. Ну разумеется, кто бы сомневался! Аннабел расправила плечи и пошла дальше, к спальне матери, повторяя как молитву: «Ты храбрая, просто поверь в это!»
Когда она наконец-то добралась, дверь оказалась плотно закрытой. Вне всякого сомнения, это сделал Бо, чтобы сестра не проснулась от шума. Аннабел сделала глубокий вдох и уже взялась за дверную ручку, но резкий звук удара заставил ее отпрянуть от двери.
Из комнаты донесся тихий плач. Не обращая внимания на набежавшие слезы, девочка приказала себе не трусить, ухватилась за ручку и толчком отворила дверь. Первым она увидела Бо, который заслонял собой мать, забившуюся в дальний угол комнаты. Отец нависал над ней, зажав в одной руке высокий серебряный подсвечник, а в другой – бокал, наполненный коричневой жидкостью. Он всегда пил по ночам.
– Пожалуйста, Джордж, – запричитала мать, – не трогай ребенка! Бо, дорогой, возвращайся в постель, умоляю!
От отчаяния в голосе матери колени Аннабел затряслись, и она резко отпустила ручку двери. Ее всегда одолевала в такие ночи, как эта, дурнота, и тем не менее она заставила себя смотреть на кошмарную сцену, которая разыгрывалась перед ней. По щекам ее текли слезы, тело охватила дрожь, ей было страшно.
Только Бо и не думал отступать – напротив, поднял сжатые кулаки и приготовился драться. Даже отсюда Аннабел было видно, что его трясет, но она знала: брат не струсит, будет биться до последнего вздоха. Мама ничего не сможет ни сказать, ни сделать: он не отступит.
Крепко зажмурившись, Аннабел принялась молиться. Однажды она спросила приходского священника, что нужно делать, если ей вдруг потребуется помощь, и святой отец посоветовал молиться, и тогда Господь услышит ее. Каждый раз, когда случалось что-то подобное, она молилась, но никогда не получала ответа на свои мольбы. Отец все так же кричал, оскорблял и избивал маму, пока она не замолкала, теряя сознание.
– Прочь, мальчишка! Повторять не буду! – прогремел отец.
Аннабел рискнула приоткрыть глаза как раз в тот момент, когда он замахнулся на Бо канделябром, но тот оказался проворнее и сообразительнее, чем основательно пьяный отец, и легко увернулся, но тем самым только еще больше его разъярил. Бо стал отступать к двери, но маркиз двинулся к нему, пытаясь нанести удар, и опять промахнулся. Брат же продолжал отступать, стараясь отвлечь внимание отца от мамы и удержать его от ударов, пусть и с риском для себя.
Утерев слезы ладошками, Аннабел распахнула дверь, понадеявшись, что брат сообразит выскочить, если понадобится, но Бо и не собирался бежать, несмотря на то что его противник в три раза старше и гораздо больше. Как только ему удалось отвлечь внимание отца от матери, он расправил свои худые плечики и, вздернув подбородок, опять поднял кулаки и встал в стойку.
– Если тебе так хочется кого-нибудь ударить, давай, бей меня! – гневно процедил Бо, с ненавистью глядя на отца.
Мать выскочила из угла, пытаясь защитить сына, но следующий удар подсвечником с хрустом пришелся Бо в челюсть сбоку, сбил его с ног, и он опрокинулся на спину.
– Нет! – закричала мать.
Аннабел ахнула, увидев, как кровь хлынула у него изо рта, и бросилась к брату. Упав рядом с ним на колени, подложила ему под голову подол своей ночной сорочки, и на ткани моментально растеклось кроваво-красное пятно.
Мама тут же оказалась рядом, откинула с потного, окровавленного лица сына светлые волосы, чтобы оценить тяжесть раны, и в безумной тревоге склонилась к нему.
Над ними возвышался маркиз, но смотрел на сына с таким видом, словно ему было безразлично, жив тот или нет.
– Так и надо паршивцу, – уронив на ковер окровавленный канделябр, он нетвердой походкой двинулся вон из комнаты. – Не надо вставать у меня на пути, это не твое дело. Мал еще отцу противоречить.
Аннабел перевела дыхание. Отец получил удовлетворение… по крайней мере, на эту ночь, как обычно. Как только ему удавалось серьезно избить жену или сына, он всегда выметался из дома. Это был кошмарный способ добиться его исчезновения, но Белл всегда был готов принять удар на себя как раз по этой причине.
Слезы ручьем потекли по щекам Аннабел. Она еще усерднее принялась молиться, чтобы брат пришел в себя.
– Аннабел, дорогая, – услышала она шепот матери сквозь слезы. – Иди скажи Мэри, чтобы принесла воды и полотенце. Быстрее!
Девочка поняла, что мама не хотела, чтобы она оставалась здесь: дети не должны становиться свидетелями таких сцен, – но Аннабел уже не раз слышала крики в ночи и не собиралась прятаться в постели в то время, когда мать и брат нуждались в ней. Единственное, на что ей не хватало смелости, – это, как брат, выступить вперед и отвлечь на себя ярость отца. Но придет время, и она сможет. В один прекрасный день она вот так же даст отпор этому деспоту. Сможет! Она пообещала себе это. Если бы не струсила, сделала бы это сегодняшней ночью.
Уступив место матери, чтобы поддерживать голову брата, девочка подобрала окровавленный подол ночной сорочки и, выскочив из комнаты, бегом, что было сил, помчалась через темный коридор в холл. Торопливо вскарабкавшись по ступенькам лестницы для слуг, она бросилась к спальне Мэри. Та была ее гувернанткой, и ей единственной из всех слуг мама доверяла семейные тайны. Спальня Мэри была первой справа на четвертом этаже, и Аннабел проскользнула внутрь, не постучав, а затем в жуткой темноте приблизилась к кровати гувернантки, осторожно потрясла ее и в отчаянии прошептала:
– Мэри, проснитесь!
Глаза девушки моментально открылись.
– О! Аннабел, милая, что стряслось? Неужели опять?..
Мэри сразу поняла, почему ее подопечная оказалась здесь.
– Нужны вода и полотенце, для Бо, – выдохнула Аннабел.
Мэри, откинув одеяло, встала, зажгла свечу и накинула халат.
– Я сейчас же спущусь на кухню и все подготовлю. Принесу все сама, так что ты возвращайся.
Аннабел согласно кивнула. Так всегда было и раньше. Дальнейших объяснений не требовалось. Девочка побежала обратно туда, где могла понадобиться ее помощь.
К той минуте, когда она вновь оказалась рядом с братом, его голубые глаза были открыты, а подбородок приобрел страшный фиолетовый цвет с примесью синего и черного. Мама, как могла, стерла с него кровь своей ночной сорочкой и, продолжая удерживать голову сына, поглаживала его волосы, пытаясь успокоить.
– Бо, – выдохнула Аннабел, ощупывая взглядом пострадавшее от удара родное лицо. – Как себя чувствуешь?
Брат едва слышно сказал, что все в порядке, и поднял глаза на мать.
– Мама… как ты? Он ведь не сделал тебе больно, правда?
У матери потекли слезы.
– Тшш, мой дорогой! Со мной все хорошо, а тебе лучше полежать спокойно.
– Я обещаю: как только вырасту, непременно одолею его.
– Тшш, Белл, просто полежи спокойно, – попросила мать, поглаживая его по волосам.
Несколько минут спустя в комнату торопливо вошла Мэри со стопкой полотенец и тазиком воды. Не говоря ни слова, она опустилась на колени рядом с Бо, окунула полотенце в воду, отжала и приложила к его щеке. Мать и Мэри обменялись удрученными взглядами, глаза бедной женщины опять наполнились слезами, и она, кивнув гувернантке, принялась ей помогать.
Когда кровь с лица и шеи мальчика была смыта, Мэри обернула сухим полотенцем его голову и закрепила его конец под раненой челюстью.
– Я не думаю, что здесь что-то серьезное, – тихо проговорила мать, помогая Бо встать на ноги. – Если бы был перелом, сомневаюсь, чтобы он мог говорить.
– На этот раз да, – согласилась Мэри, тоже поднимаясь. – Может, все-таки отправить за доктором, миледи? Лучше удостовериться, что действительно нет ничего серьезного.
Со слезами на глазах бедная женщина покачала головой:
– Вы же знаете, что это невозможно! Он так рассвирепеет, что сделает что-нибудь похуже!
Мама склонила голову, и Аннабел почувствовала волну стыда и страха, исходящую от нее.
– Простите меня, миледи, – сказала Мэри, и голос ее был полон покорности и печали. Служанка направилась к двери с окровавленными полотенцами и, не оборачиваясь, произнесла: – Я принесу чистые ночные рубашки для вас, миледи, и для леди Аннабел, а потом заберу эти, чтобы выстирать.
– Спасибо, – глухо поблагодарила леди Беллингем.
Прижимая горячее полотенце к челюсти, Бо отправился в свою комнату, а Аннабел оставалась с матерью, пока вновь не появилась Мэри. Девочка быстро стянула через голову пропитавшуюся кровью ночную сорочку и влезла в чистую, которую ей та передала. Мать тоже пошла в свою гардеробную, чтобы переодеться.
– Пойду схожу к лорду Бомонту, – сообщила Мэри, остановившись у двери. – Думаю, ему тоже нужно переодеться.
– Спасибо вам, Мэри, – поблагодарила леди Беллингем и, когда служанка вышла, повернулась к дочери: – Аннабел дорогая, может, ляжешь со мной?
– Да, мамочка, с удовольствием, – кивнула Аннабел.
Это был их ритуал. Они любили оставаться вдвоем такими ночами, потому что тогда девочка была уверена, что с матерью ничего не случится. Мама очень боялась, хоть и не признавалась в этом. Отец пошел вниз, к себе в кабинет, где продолжит пить до бессознательного состояния, а завтра, когда проснется, будет страдать от головной боли, ничуть не испытывая вины. С ним так всегда.
Мать откинула покрывало, Аннабел забралась на кровать, и, когда дочь устроилась поудобнее, леди Беллиннгем накрыла их обеих и, обняв, прижала малышку к себе. От нее всегда пахло розовой водой. Аннабел вдохнула знакомый аромат, задержала на мгновение и легонько выдохнула. Даст Бог, папаша пропадет из дому на неделю-другую и можно будет не тревожиться.
Так, в молчании, они полежали некоторое время, прежде чем Аннабел набралась смелости, чтобы задать вопрос, который ей всегда приходил в голову ночами, подобными этой:
– Почему папа такой злой?
Мама ласково провела рукой по ее волосам и еще крепче прижала к себе.
– О, дорогая. Это потому, что он пьет. Если бы только твой отец перестал пить…
– Ты его просила об этом, мамочка? – рискнула спросить Аннабел.
– И не раз, дорогая, – устало призналась леди Беллингем.
Аннабел нахмурилась.
– Тогда почему он не перестал?
Мама положила подбородок на макушку дочери и тяжело вздохнула.
– Я думаю, что он не может, ведь это болезнь.
– Но почему он все время тебя бьет?
Волосы на ее макушке стали влажными от материнских слез.
– Потому что я принадлежу ему. Я его жена.
Глава 1
Лондон, апрель 1815 года
Дэвид Элсуорт вот уже несколько месяцев как получил титул графа Элмвуда, и этого времени ему хватило, чтобы выставить себя полным идиотом. Только за последний час на ужине у Харрисонов он попытался сам налить себе суп из супницы, с которой лакей обходил гигантский стол, несоответствующим образом обратился к дочери лорда Мейфезера, которая, несомненно, была мисс, а не леди, и выбрал явно не ту тему для разговора с леди Кранберри, решив вспомнить историю из тех времен, когда шла война на континенте. Судя по всему, история оказалась не слишком подходящей для ее ушей.
В результате Дэвид, извинившись, вышел из-за стола и быстро двинулся по коридору в поисках укромного уголка, чтобы спрятаться и… выкурить сигару. Торопливо миновав несколько дверей, он вышел на веранду с задней стороны дома. Снаружи было довольно прохладно, но ему понравился этот колючий воздух после более чем двухчасового пребывания в переполненной людьми столовой. Из внутреннего кармашка жилета он вытащил сигару и прикурил от пламени свечи, стоявшей на столике возле двери. Это была одна из последних сигар, которые были преподнесены ему в качестве подарка одним испанским офицером на континенте, и ему хотелось по-настоящему насладиться ею.
Марианна, младшая сестра Дэвида, убедила его бросить курить, и он согласился с ней, но сегодня решил сделать исключение. С наслаждением затянувшись, он закрыл глаза и попытался забыть все глупости, которые совершил в столовой.
Сестра была права: ему действительно требовался наставник, чтобы научить держаться в соответствии с графским титулом. Они с Марианной и братом Фредериком, который погиб на войне как герой, выросли в небольшом коттедже в Брайтоне и понятия не имели, что их отец был единственным сыном графа Элмвуда. Они всегда считали, что их родитель обыкновенный плотник, а не высокородный граф.
Марианна служила горничной, пока не познакомилась с маркизом Беллингемом, который предложил ей руку и сердце. И вот теперь они здесь – брат и сестра, которые не имели никакого представления об этом отвратительном высшем свете, пока внезапно он не получил титул графа, а она в скором будущей – маркизы. Дэвид мог бы посчитать это нелепостью, если бы все не случилось на самом деле. Далекой, очень далекой от того, как он представлял ее себе, стала его жизнь.
Для начала Дэвид решил, что, заняв место в палате лордов, сумеет сделать что-нибудь полезное. Он воспользовался своим вдруг обретенным влиянием, чтобы провести законы, которые могли бы оказать помощь военным и их семьям. Дэвид все еще с оптимизмом смотрел на эту часть своей новой роли. Но была и другая часть, которая внушала ему благоговейный ужас, – бесконечная череда светских визитов и немыслимое количество требований этикета, которые он продолжал нарушать. Это сводило его с ума.
Дэвид затянулся, выпустил огромный клуб дыма и, закрыв глаза, прислонился спиной к холодной каменной стене. Нет! Он пока не был готов отказаться от своих сигар. Покурить было единственной отрадой солдата на поле боя, когда в воздухе носится запах пороховой гари и смерти.
До его ушей донеслось деликатное дамское покашливание, глаза Дэвида резко открылись, и он увидел сногсшибательную блондинку, стоявшую на веранде и отгонявшую от лица клубы дыма.
– Прошу прощения, – произнесла дама сдавленным несчастным голосом, пытаясь справиться с першением в горле.
Дэвид оттолкнулся от стены и принялся тоже махать руками, чтобы развеять дам.
– Ужасно сожалею.
Какая прелесть! Зная свою удачливость, он не сомневался, что выпустил струю дыма прямо в лицо одной из королевских принцесс.
Прищурившись, блондинка посмотрела на него и отрезала, плотнее закутываясь в явно дорогую накидку, подбитую мехом:
– Еще бы нет!
– Понятия не имел, что здесь кто-то может быть, кроме меня.
Он быстро окинул ее взглядом: восхитительное и, похоже, такое же дорогое розовое вечернее платье, наполовину скрытое накидкой, на шее и в шелковистых волосах сверкают бриллианты, в небесно-голубых глазах отражаются свечи, горевшие по обеим сторонам от входной двери. Она казалась такой юной и прелестной, но почему-то одинокой. Это показалось ему странным.
– Приношу свои извинения, миледи… Э-э-э… Вы ведь леди, не так ли?
Черт! Какой же он идиот! Ему мало что было известно об этикете, но Дэвид почему-то думал, что его вопрос не был для дамы оскорбительным.
Выгнув дугой бровь, блондинка засмеялась в ответ:
– А вы как думаете? У меня вид леди?
– Да, и… э… Ух… И вы выглядите великолепно, – выдавил Дэвид, мысленно дав себе пинка за собственную глупость.
А что он мог сказать небесному созданию при встрече в темном, холодном саду? Ничто в армейской карьере Дэвида не подготовило его к такому событию. Будь это французский солдат, он бы просто пристрелил его, попытался бы по крайней мере, – ну а если английский, то предложил бы сигару. Вместо этого он стоял и, хлопая глазами, смотрел на нее как последний дурак, дожидаясь, что еще она скажет.
– Позвольте мне избавить вас от проблемы, мистер… – она замолчала в ожидании, что он назовет себя.
– Элсуорт, – торопливо произнес Дэвид.
О черт, опять! Ведь теперь он не должен называться этим именем, ни в коем случае! Теперь он этот проклятый граф Элмвуд. Но разве можно исправить оплошность под взглядом такого очаровательного существа? Он уже и так выставил себя полным идиотом, так зачем добавлять еще одно подтверждение этому прискорбному факту.
Но это она сказала:
– Избавить от проблемы?
Дэвид нахмурился. Что именно имелось в виду? Он уже готов был бросить сигару на землю и растереть сапогом, когда она протянула руку, затянутую в перчатку, и двумя пальчиками забрала ее.
В благоговейном ужасе Дэвид смотрел, как она поднесла сигару к губам, затянулась, а потом выдохнула дым в холодный воздух над его головой. Кто эта юная леди? Может, он видел ее, когда компания собиралась в гостиной? Да нет, он бы запомнил: она не из тех, кого можно легко забыть.
Прищурившись, Дэвид спросил:
– Вы были здесь весь вечер?
Он не мог понять, как так получилось, что она не попалась ему на глаза.
Девушка засмеялась:
– Не весь вечер, нет. Я стараюсь приходить на такие сборища попозже, чтобы вечер меньше походил на рутинную работу.
– Рутинную работу? – удивился Дэвид.
Как странно: девушке, которая явно принадлежит к высшему обществу, так не нравится торжественный ужин.
Она оглядела его с головы до ног, словно оценивая каждый дюйм его одежды. Дэвид вдруг обрадовался, что его будущий зять, маркиз Беллингем, помог ему приобрести новый гардероб, соответствующий графскому титулу.
– Приберегите любезности, мистер Элсуорт. Я насквозь вижу вашу игру.
– Игру? – удивленно заморгал Дэвид. О чем это она, черт возьми?
Вздохнув, девушка закатила глаза и вновь затянулась сигарой.
– Именно. Я уже встречалась с подобными приемами. Тысячу раз. Вы увидели, как я вышла из-за стола, и последовали за мной сюда. Вы только притворились, что не пошли за мной. А еще притворяетесь, будто не знали, что я здесь. Вот что мне кажется. Я не права?
Дэвид поморщился, скрестил руки на груди и в упор уставился на нее. Она что, действительно думает, будто он пришел сюда из-за нее?
– Вам может казаться что угодно, мисс…
Она опять закатила глаза и надменно рассмеялась:
– О! А теперь вы делаете вид, что просто не знаете, кто я. Как вы, мужчины, предсказуемы! Нет чтобы придумать что-нибудь более оригинальное!
Она покачала головой и еще плотнее закутала плечи в мех, а Дэвид изобразил разочарование. Кто, интересно, внушил этой особе, что она едва ли не одна из королевских принцесс? Весьма сомнительно, чтобы любая из многочисленных дочерей короля Георга потащилась в сад и вела себя так вульгарно.
– Уж простите мне мою предсказуемость. Боюсь, у меня было слишком мало времени, чтобы придумать что-нибудь более оригинальное.
Девушка усмехнулась:
– А сейчас вы собираетесь проводить меня обратно, к столу, а потом попросите разрешения приехать ко мне завтра с визитом. Позвольте мне сберечь ваше время. Да, вы можете проводить меня в столовую, и нет, не надо наносить мне визит ни завтра, ни в другой день.
Свою высокомерную речь она завершила чопорным кивком.
Забрав из ее рук сигару, Дэвид затянулся сам. Если она намерена и дальше держаться невежей, то он покажет ей, как это делается по-настоящему. Нацепив на лицо фальшивую улыбку, он лениво проговорил:
– Вот и отлично, потому что на самом деле у меня не только нет никакого желания сопровождать вас куда-либо, но и вообще встречаться с вами, даже если вы останетесь последней леди в Лондоне.
После этих слов он бросил сигару на пол, расплющил ее сапогом, развернулся и покинул веранду, не потрудившись бросить на незнакомку хотя бы взгляд. По пути в столовую Дэвид улыбался. Видела бы себя эта зазнайка после его слов! Похоже, они ввергли ее в шок.
Это был, возможно, самый забавный эпизод с тех пор, как его нога ступила на землю Лондона. Поставить на место одну из строптивых дамочек высшего общества – что может быть веселее! Проще надо быть. И каким, интересно, образом ему удастся войти в этот тошнотворный мир снобов и зазнаек, едва не лопающихся от собственной важности, в мир, полный нудных правил?
Дэвид тряхнул головой. Кем бы ни была эта девица, она явно привыкла, что можно позволять себе все что угодно, не получая отпора. Он почему-то не сомневался, что очень скоро опять столкнется с этой самоуверенной мисс.
