Позвал он деда Петра, и стали они искать беглянку. Траву руками раздвигали, под лопухами смотрели, даже в сарай заглянули – нет нигде. Тут дед Пётр заглянул в бочку, в которую с крыши стекает дождевая вода. Там, прижавшись друг к другу, дрожала от страха волшебная клубничка.
– Вот она, – обрадовался дед. – Вылезай, трусиха, он больше не будет страшные сказки рассказывать.
Один за другим стали растения вылезать из бочки и тихонько ковылять на своих ножках-корешках на грядки.
– Я пошёл, – сказал дед Пётр, – а ты тут сам управляйся со своим детским садом. Только без глупостей!
Прошло минут пятнадцать, и вдруг с огорода донесся плач, да такой жалобный, что дед Пётр не выдержал и выскочил из дома.
– Ваня, что ты им сделал? – закричал он с крыльца.
– Не знаю, – развел руками дед Иван. – Они попросили до конца сказку рассказать. Ну, я и рассказал, как колобка лиса – ам! – и съела, – при этих словах клубнички опять заплакали.
– Слушайте меня внимательно, – обратился дед Пётр к растениям. – Дело было так: сел колобок лисе на нос и запел свою песенку, а лиса пасть раскрыла, хотела его, значит, съесть… но забыла, что у неё во рту не хватало нескольких зубов.
– А почему не хватало? – удивился дед Иван.
– Потому что по утрам зубы не чистила, вот почему, – отмахнулся от него дед Пётр. – Колобок в эту дырку, между зубами, и выскочил. Выскочил он и покатился по тропинке к дедушке и бабушке. И жил с ними счастливо, пока не засох.
– Уф-ф, – облегченно вздохнули клубнички и перестали плакать.
– А теперь спать! – скомандовал дед Пётр. – Время позднее, а вы ещё не ложились.
И клубнички послушно улеглись на грядку, прикрывшись собственными листиками.
Прошло ещё время. Клубника зацвела белым цветом и стала до того хороша, что братья вечерами выходили полюбоваться на неё. Дед Иван наигрывал на балалайке польки, кадрили и вальсы, под которые волшебная клубника танцевала, кружась в белой пене цветов. Потом белые лепестки осыпались, а на их месте появились ягоды.
Все лето угощала клубника дедов своей ягодой. Утром они только выйдут из дома, глядь, а на крыльце уже стоит полная корзинка.
А потом наступили холода, и клубника заснула на грядках до следующей весны. Деды Морозы заботливо укрыли её опавшими листьями, чтобы зимой не замерзла. Выпал снег, прикрыл грядки белым пушистым одеялом, и под ним клубнике было тепло и уютно. Она спала и видела во сне лето и деда Ивана с балалайкой.
В лесу было тихо, шёл снег. Яга Егоровна, в растоптанных валенках и старой обшарпанной шубейке, шла по лесу, часто останавливаясь, что-то бормоча себе под нос и разводя в недоумении руками. Перелезая через упавшую сосну, она нос к носу столкнулась с дедом Иваном, который присел возле той сосны отдохнуть. Рядом с дедом на тропинке стояли санки с большой картонной коробкой, перевязанной верёвкой.
– Здравствуй, баба Яга. Чего по лесу ходишь, что ищешь?
– Здорово, Ванятка. Заплутала я, куда попала, и сама не знаю.
– Вот те раз, – развеселился дед Иван, – уж какой век в лесу живёшь, а заплутала.
– Так я же, Ваня, лётчик. С неба я тебе что хочешь, найду, а вот на земле теряюсь. Ступа моя на какую-то поляну рухнула. Очередная авария. О-хо-хо… Ну, я обиделась и ушла от неё.
– В твои годы надо дома на печи сидеть, – сказал дед Иван.
– Небо зовёт, Ванятка, небо зовёт, – баба Яга подняла указательный палец и для ясности ткнула им в небо. – Кто хоть раз в небо поднялся, тот ему уже не изменит. На себе испытала.
– Хоть бы покатала разок, – попросил дед Иван.
– Покатаю, дитятко, покатаю, – пообещала баба Яга, – вот налажу ступу и покатаю. Слушай, Ваня, а иди ко мне в ученики? Я из тебя настоящего лётчика сделаю. Мне знания кому-то надо передать, чтобы дело лётное не пропало.
Егоровна покосилась на коробку, стоявшую на санях, и спросила:
– А это у тебя что?
– Пылесос купили. «Буран» называется, – дед Иван похлопал по коробке рукой.
К дому дед Иван подходил, таща за веревочку санки с пылесосом, на котором сидела Яга Егоровна. Она что-то рассказывала ему, размахивая при этом руками, а он шёл, улыбался и качал головой, чему-то удивляясь.
– Вот я и говорю, Ваня, всё на ней, на психической энергии, и держится. Раньше-то она волшебной силой называлась, а теперь психической, – слезая с санок возле дома дедов Морозов, продолжала говорить баба Яга. – Возьми, к примеру, ковер-самолет или сапоги-скороходы.… Только скажи или подумай, а техника сама всё делала: ковер летал, сапоги бегали.
– Разве это на самом деле было? – усомнился дед Иван. – Это всё сказки!
– Было, всё было, дитятко, – отозвалась баба Яга. – А нынче, что? Разве это техника?
Яга Егоровна махнула в сердцах рукой на современную технику и вошла в дом, следом дед Иван втащил свою покупку. Баба Яга скинула шубейку, присела на лавку и, потирая руки с мороза, сказала:
– Ну, Ваня, давай распаковывай, уж больно мне любопытно, что они там сделали.
Дед Иван вытащил коробку на середину комнаты и стал её открывать.
Вскоре на полу стоял новый пылесос, блестя эмалевыми боками, сверху на нём белыми буквами было написано «Буран». Дед размотал шнур и надел насадку.
– Хвост ему больно длинный сделали, – сказала баба Яга.
– Это не хвост, а шнур, – усмехнулся дед, включил пылесос и показал гостье, как тот работает.
– Нет, не та техника пошла, не та, – сказала Яга, обошла вокруг пылесоса и посмотрела на деда Ивана. – Волшебной силы в ней не хватает. Смотри, Ваня, и учись.
Она наклонилась и принялась гладить рукой блестящий бок пылесоса, что-то при этом, приговаривая, потом подняла шланг, положила на колени и снова принялась шептать, и ласково при этом поглаживать его шероховато-тканую поверхность. Шланг странно дернулся и затих, как будто прислушиваясь к тем словам, которые ему шептала Егоровна. Дед Иван, сидя рядом на полу, с интересом наблюдал за ней. Баба Яга достала из кармана перочинный ножичек и принялась отмерять что-то на проводе.