В комнату заглянула Марина.
– Дина, ты тут? Отведи, пожалуйста, Марьяшку домой и найди Катю. Куда она исчезла… у меня же гости, – расстроено добавила мать. Лицо у нее было усталое, на лбу лежала глубокая складка.
– Сейчас, мама! – вскочила Динка.
Марьяшка расхаживала по террасе и, словно из детского упрямства, лезла к незнакомой нарядной женщине, облокачивалась на ее колени, тянулась к золотой брошке, трогая пальчиком запонки на манжетах.
– Подожди, подожди, крошка!.. Я так отвыкла от детей… – брезгливо отстраняя ее, оправдывалась Крачковская.
Динка взяла Марьяшку за руку и пошла с ней к калитке. Девочка вырвалась и побежала вперед. Динка шла за ней по дорожке, прислушиваясь к оживленным голосам, доносившимся с крокетной площадки.
– Неужели ты не читала? Обязательно прочти! Это же интересная книга… – говорил Гога.
Динка не слышала, что отвечала Мышка. Она была очень обижена и на сестру, и на Гогу.
За калиткой стояли Катя и Костя. Они о чем-то тихо разговаривали.
Костя познакомился с семьей Арсеньевых еще на элеваторе. Сначала он приходил только на занятия в воскресную школу Марины, потом, сблизившись с Арсеньевыми, стал выполнять небольшие поручения товарищей, а когда в подпольной типографии понадобился знающий и верный человек, Костя привел к Арсеньевым своего друга, типографского рабочего, Николая… Бывали дни, когда Костя и Николай выходили из типографии с воспаленными от усталости глазами, но работа никогда не останавливалась. Потом Николая арестовали, Косте пришлось уйти со службы… Долгое время он жил в семье Арсеньевых и особенно сдружился с Катей. Дружба эта была неровная и часто кончалась ссорой, которую разбирала Марина… Шестнадцатилетняя Катя ходила еще в гимназическом платье, она была очень строга и не любила шуток, а Костя часто поддразнивал ее, выпрашивал на память ленточки, а потом терял их… Катя обижалась, плакала… В тысяча девятьсот седьмом году Костя был арестован. Когда он вышел из тюрьмы, семьи Арсеньева уже не было на элеваторе. Марина с Катей и с детьми уехала к Олегу, сам Арсеньев был в Финляндии. В эти тяжелые годы Катя выросла, повзрослела, Костя вступил в партию… Ему поручались серьезные, ответственные дела, в которых нередко участвовали и сестры.
В семье Арсеньевых Костя по-прежнему был своим, близким человеком, и, когда он долго не приезжал, Марина тревожилась, а Катя не находила себе места…
Теперь, стоя у калитки, Костя почему-то не шел в дом, а о чем-то тихо советовался с Катей. Потом громко сказал:
– Так ты иди, а я вслед за тобой. Только предупреди Марину Леонидовну, что мне необходимо это знакомство.
Катя открыла калитку и увидела Марьяшку.
– Возьми ее за ручку! – сказала она Динке.
Но Динка подбежала к Косте поздороваться.
– Здравствуй, здравствуй! – рассеянно сказал он, погладив ее по голове.
– Иди к нам, Костя! Что ты тут делаешь? – спросила Динка и, вспомнив мамино поручение, обернулась к Кате: – Катя, тебя мама ищет!
– Иди, иди! Мы сейчас… – ответила Катя. Динка взяла Марьяшку за руку и пошла. Посредине дороги девочка вдруг попросила:
– Понеси меня!
Но Динке не хотелось нести тяжелую Марьяшку, настроение у нее было испорчено ссорой с Мышкой и Гогой, она злилась на Крачковскую за то, что эта гостья замучила маму, обижалась на Костю, который встретил ее как-то равнодушно, и жалела весь этот пропавший зря мамин день.
– Иди ножками, – сказала она Марьяшке.
Мать девочки была уже дома. Она подхватила дочку на руки, целуя ее, сказала:
– Ишь, выспалась, наелась, румяная какая! – И, обернувшись к Динке, добавила: – Спасибочко вам…
Марьяшка что-то защебетала, полезла с ногами на лоскутное одеяло и, показывая Динке бумажные цветы, спускающиеся двумя гирляндами с иконы, причмокнула языком:
– Эна!
– Не тронь, не тронь, дочка! – снимая ее с постели, сказала мать. – Это боженькины цветочки!
Когда Динка пришла домой, Костя уже сидел на террасе, пил и оживленно рассказывал что-то мадам Крачковской, Катя и Марина были тут же.
– Я очень люблю рыбную ловлю, – вдруг сказал Костя. – Хотелось бы недельки на две снять где-нибудь тут комнатку и порыбачить… Но, кажется, все комнаты и дачи уже заняты.
Динка с удивлением взглянула на мать. Как было б хорошо, если бы Костя пожил у них! Но мама как-то неуверенно сказала:
– Можно было б у нас… может, на террасе?
– Позвольте! У меня в саду совершенно пустует флигель. Там никто не живет… Вы сможете свободно располагаться в нем, когда вам угодно! – любезно предложила Крачковская. – Кстати, Гога тоже мечтает о рыбной ловле. Это было б чудесно!
– Ну что ж… Спасибо за гостеприимство! Я с удовольствием воспользуюсь им на недельку, – поклонившись, сказал Костя. На лице его действительно было выражение полного удовольствия, и Динка сердито пожала плечами.
«Очень надо идти к Крачковским! Как будто один Гога хочет ловить рыбу… – обидчиво подумала она, искоса взглядывая на Костю. – Подумаешь, какой… Пойдет к Крачковской! И почему это ни мама, ни Катя ничего не говорят ему?»
Катя даже, наоборот, быстро сказала:
– Вот и хорошо! А то у нас и правда негде отдохнуть. На террасе шумно.
Костя еще раз поблагодарил за любезное приглашение.
– Я могу даже дать вам ключ. И познакомлю вас с нашим сторожем… Можете приходить когда угодно, вы никого не побеспокоите! – рассыпалась в любезностях Крачковская.
Костя был очень доволен. Высокий, черноволосый, с живыми карими глазами, Костя был бы даже красивым, если бы его не портил широкий нос и веснушки. Сейчас он казался моложе своих лет, смеялся, острил… И в конце концов пошел провожать мадам Крачковскую с Гогой до самой их дачи.
Когда гости ушли, из-за забора выглянула голова Алины.
– Динка! – громким шепотом позвала она. – Ушли Крачковские?
– Ушли, ушли! – закивала ей Динка.
– Ой, я так устала! – пожаловалась, входя на террасу, Алина. – Я ходила, ходила… Налей мне чаю, мамочка!
Костя вернулся скоро. Дети сидели за столом. Марина разливала чай.
– Ну, все хорошо! – потирая руки, сказал Костя. – Великолепная дача, в саду отдельный флигель, калитка. Я имею ключ и милостивое разрешение ночевать в этом флигеле, когда задерживаюсь у вас в гостях, – засмеялся он, падая в кресло и задумываясь о чем-то. – Черт побери! – сказал он вдруг. – До чего же несправедлива жизнь! Богачи держат на замке пустые дачи, а беднякам негде головы приклонить. Если бедняк женится и у него появляется семья, то дети его дышат смрадным воздухом подвала. Если б я сейчас женился, то со мной произошло бы то же самое… Негде жить, нечем детей кормить… – Костя закинул за голову руки и хрустнул пальцами. – Знаете, когда я женюсь? – блеснув глазами, сказал он неожиданно. – Я женюсь, когда мальчишки вытащат из струковского сада одну самодовольную статую и будут волочить ее на веревке по улицам, когда над дворцами взовьются красные флаги и тот, кто поведет нас в последний бой, скажет: «Ну, Костя, теперь давай строить новую жизнь и растить свободных людей…» Вот тогда я женюсь, и у меня родится сын! – мечтательно сказал Костя. – Я хочу, чтобы мой сын родился свободным! – добавил он с гордостью.
– А я… – сказала Катя, вставая и держась за притолоку двери. – Я хочу спасти тех детей, которые уже родились… – Лицо ее вдруг побелело, губы дрогнули.
– Что ты сказала? – удивленно переспросил Костя.
– Я сказала, что, кроме твоего сына, который еще не родился… – Катя не договорила и поспешно вышла.
– Не понимаю, – серьезно сказал Костя и посмотрел на Марину.
– Она просто устала. Мы все устали сегодня! – сказала Марина.
Костя хмуро улыбнулся.
– Дети, пейте скорее чай и идите к себе!.. Алина, возьми Мышку и Динку в свою комнату, почитайте книжку… Нам нужно поговорить, – строго сказала мать.
Алина поморщилась, но ослушаться не посмела. Допив чай, дети ушли. Марина зажгла в своей комнате лампу и увела туда Костю. Через несколько минут туда же вошла Катя.
– Марина, не забудь рассказать Косте про Лининого поклонника, – напомнила она.
Костя внимательно выслушал рассказ Марины о ночном посещении городского дворника Герасима.
– Д-да… – задумчиво протянул он. – Но это ни в коем случае не может быть поклонник Лины.
– Как? Почему? – всполошились сестры.
– Да хотя бы просто потому, что не пойдет какой-либо мастеровой спрашивать у хозяина. Он постарается узнать у кого-нибудь во дворе: у соседей и у того же Герасима. Скорее, это действительно какой-нибудь ваш знакомый, проездом зашел узнать. Но почему же тогда не сказал своей фамилии, не зашел на службу, не написал открытки…
– Ах, боже мой! – заволновалась Марина. – Хорошо, что мы предупредили вас, Костя. Ведь вам приходится бывать на нашей квартире.
– Да, я один раз ночевал там. Прошел благополучно по двору, огня не зажигал… – задумчиво припоминал Костя. – Но кстати!.. – вдруг оживленно заговорил он. – Квартира, которая находится на примете у полиции, никогда, как правило, не посещается днем сыщиком, жандармами и прочими лицами. Кроме того, я уверен, что в полиции уже точно известно, куда и когда вы выехали на дачу.
– Но мы никому не говорили, – вмешалась Катя. – Может, в полиции еще не знают…
– Ну! – легонько присвистнул Костя. – Великолепно знают.
Мягкий свет лампы освещал встревоженные лица сестер и задумчивое, серьезное лицо Кости.
– Послушайте, – сказала Марина. – А не мог это быть какой-нибудь случайный человек от Саши?
Костя пожал плечами:
– Вряд ли Александр Дмитриевич прислал бы случайного человека с поручением… Вы же обычно получаете письма через товарищей.
– Да, конечно. Но я просто не знаю, что и думать! – вздохнула Марина.
– А думать надо, что это касается меня, а не вас, – улыбнулся Костя. – У меня есть небольшое подозрение на одного человека.
– Неужели опять тот? – с ужасом воскликнула Катя.
Костя кивнул головой.
Весной Косте и его товарищам поручили организовать побег из тюрьмы. Среди заключенных был Николай, которому грозила бессрочная каторга. К побегу все было готово, но на условленном месте оказалась полиция. Многих товарищей арестовали. Костя успел скрыться. В полиции остались его приметы и под ними фальшивая подпись: «Григорий Мордуленко». Организуя побег, Костя достал себе паспорт на имя мещанина Григория Мордуленко. Под этим именем он значился в среде товарищей и был прописан на новой квартире. После ареста товарищей Костя снова переехал на новую квартиру и числился там уже под своим собственным именем.
Провалившийся побег ясно показал, что в организацию пробрался предатель. Взбешенный Костя поклялся разыскать его и уничтожить. Подозрение пало на бывшего студента, неказистого сутулого человека с бесцветными глазами. Наведя справки, Костя узнал, что уже второе дело, в котором участвовал Меркурий Глумов, кончалось провалом. Это усилило подозрения Кости и его товарищей. Меркурий был вызван на тайное совещание, но, чувствуя недоброе, не явился. С тех пор Меркурий исчез…
Костя и его товарищи снова готовили побег из тюрьмы. Для этой цели один из верных людей поступил туда надзирателем и устраивал тайные передачи заключенным.
– Я рассчитываю на вашу дачу… А возможно, что понадобится и флигель Крачковской. Эти люди вне всяких подозрений. Если только удастся освободить Николая, то прямо из тюрьмы я привезу его сюда и в ту же ночь переправлю на ту сторону Волги, – закончил Костя. – Но сейчас нужно будет последить, не появился ли снова Меркурий… И не вызнал ли он, что Мордуленко и я – одно и то же лицо!
– Костя, – умоляюще прошептала Катя, – тебе ведь тоже надо бежать, если это так!
– Бежать? – удивился Костя. – Да я сам раздавлю эту гадину, как червяка! И потом, на мне лежит ответственность за жизнь Николая. Мы поклялись освободить его любой ценой! – горячо сказал Костя.
– Не могу и представить, что переживает мать, – вздохнула Марина. – Знает она, что вы готовите побег ее сыну?
– Знает… Надеется… – Он снова вспомнил предателя Меркурия. – У меня есть карточка этой гадины. Товарищи из университета переслали мне фотографию бывших студентов. Я переснял и размножил среди товарищей копию этой дряни. Пожалуй, я привезу ее и вам. Надо будет последить, не шатается ли этот субъект около вашей дачи…
Пока взрослые разговаривали, дети сидели в Алининой комнате. Мышка читала, Динка, борясь со сном, разглядывала картинки в книге.
– Я пойду спать, – попросилась она у Алины.
– Иди. Только умойся раньше, – ответила Алина.
Динка пошла на террасу, взяла со стола графин с водой и начала умываться.
– Не возись, – выходя за ней, сказала Алина и отвела сестренку в комнату, – ложись скорей, уже поздно!
– Сейчас… – нехотя пробурчала Динка.
Холодное умывание прогнало ее сонное настроение, и, очутившись на террасе, она вдруг вспомнила, что мадам Крачковская берет к себе Костю. Но с какой же стати Костя пойдет к этой лягушке? Костя никогда не любил богатых людей. Динке опять стало очень неприятно и обидно за Костю.
«Вот я ему скажу…» – с угрозой подумала она и, тихо ступая босыми ногами, подошла к двери маминой комнаты.
В комнате была Алина.
– Мамочка, о чем вы все разговариваете? – с обидой спросила она.
– Мало ли о чем говорят взрослые, Алина! Дети не должны даже спрашивать об этом! – недовольно сказала мать.
– Но я же все понимаю. И я уже не ребенок, неужели вы боитесь говорить при мне? Я же не Динка…
«Во какая! – с возмущением подумала Динка. – Задается перед Костей… Сейчас Катя ей задаст…»
Но, к своему глубокому удивлению, Динка вдруг услышала голос Кости:
– Наоборот, Алина. Мы очень доверяем тебе. Я знаю, что ты умеешь хранить секреты, и потому в следующий мой приезд я дам тебе одно очень важное и тайное поручение.
– Мне? – прошептала Алина, и в голосе ее было столько волнения и столько радости, что даже Катя не посмела ничего сказать.
– Тебе. Но только тебе. Дети не должны знать об этом!
– Конечно. Я никому, никогда…
Костя кивнул головой Алине:
– А теперь иди… Я приеду очень скоро и тогда скажу тебе, в чем дело.
– Спокойной ночи! – дрожащим голосом сказала Алина и, не помня себя, выпорхнула за дверь.
Динка с размаху бултыхнулась в свою кровать.
«Костя дает тайное поручение Алине… Сам Костя… Что же это такое может быть? Костя ничего не скажет зря. Надо обязательно узнать. Но когда он приедет? И как он передаст это поручение Алине? Конечно, не при всех… Может, выспросить потом Алину? Но разве она скажет? Алина каменная, она никогда не болтает зря…»
Динка юркнула головой под подушку и начала придумывать способ узнать тайное поручение Кости.
А в комнате мамы раздавались возбужденные голоса.
– Все равно это рискованно, Костя. Она ребенок! – говорила Катя.
– Вот именно потому, что она ребенок, ей гораздо легче появиться там, где взрослый будет сразу замечен. И потом, я совершенно уверен, что она будет следить чрезвычайно добросовестно, – усмехнулся Костя.
– Ну, уж это конечно! – подтвердила Марина.
– Но тогда надо сказать об этом Никичу и Лине… – начала Катя.
– Никичу обязательно, а вот Лине, по-моему, не нужно… А то она каждого встречного и поперечного будет принимать за сыщика и только запутает дело! – сказал Костя.
Прощаясь, он тихо спросил Катю:
– Что это было с тобой?
– Было и есть! – с грустной улыбкой ответила Катя.
Сон – это великий дар человеку на земле; правда, он любит веселых и здоровых людей, хорошо набегавшихся за день, но он жалеет и тех, кого мучают заботы или гнетет горе. С такими людьми сон долго борется, закрывает им глаза, укладывает их головы на подушки… А они опять открывают свои глаза, и подушки их делаются мокрыми от слез. Но сон не теряет терпения. Окутавшись ночным сумраком, он проникает к самому изголовью измученного человека, теплым дыханием сушит его мокрые ресницы и тихонько опускает их вниз. «Спи, спи, усталый человек! За ночь я сделаю тебя крепче и сильнее, я приглажу и смягчу твои горькие мысли… Пусть идут часы – это двигается вперед время, а время, как река, уносит с собой все горести. Спи, спи…»
Марина не упрямится. Она так измучена сегодняшним днем: визиты мадам Крачковской всегда оставляют в ней чувство пустоты и усталости. Но сегодня Крачковская понадобилась Косте. Мысли Марины тревожно следуют за Костей, проникают в темную камеру Николая, которому грозит бессрочная каторга. Что переживает мать этого Николая, удастся ли побег и когда это будет… Костя не сказал – видно, не так скоро… Несчастная мать…
Глаза Марины закрываются. Сон склоняется к ее изголовью, заволакивает ее мысли туманом… Марина не упрямится, только скорбная складка остается до утра в уголках ее рта…
Не упрямится и Никич. Он немного обижается, что Костя не зашел к нему. «Ну что ж… Теперь молодые все сами… старики никому не нужны», – думает Никич. Он никогда не выходит к гостям, не любит праздного сидения за чайным столом. Только Костя не гость, с ним поговорить можно по душам. Хороший человек, да вот за большие дела берется – уцелеет ли? Никич наработался за день. Все косточки у него ноют. Не так работал он двадцать лет назад, и не ныли кости… Видно, старость, никуда от нее не денешься. Никич, зевая, поворачивается к стене. Сон разглаживает на его лбу морщины и торопится к детям.
Не спит Мышка-худышка, серые глазки ее давно уже морит усталость, но она все вспоминает вопросы Гоги и радуется, что не попала впросак. Но Гога столько читал, он знает гораздо больше. Надо завтра же полезть на чердак и найти папину энциклопедию, потом взять толстые книги Брема о животных и, может быть, анатомию человека тоже взять. В маминой медицинской книжке есть такой человек – он стоит во весь рост, и все в нем разборное. Ребра разборные, и все, что внутри, тоже разбирается, и каждые внутренности в этом человеке помечены цифрами и выкрашены в разные краски. Можно открыть грудную клетку, приподнять легкие, сердце и еще всякие вещи, можно посмотреть на цифру и узнать, как что называется. Тогда уж никакой Гога не собьет ее в этом вопросе, если ему вздумается спросить, как устроен человек и что у него внутри. Мышка подкладывает под щеку руку и осторожно опускает на глаза прозрачные веки. Она всегда спит с полузакрытыми глазами, оставляя под короткими ресницами узенькую щелочку.
Динка не думает ни о чем, в голове у нее так тесно, что там уже не могут поместиться длинные мысли, но перед глазами у нее проходят разные картины из этого дня. Вот Ленька роется в кармане и достает копейку… Простил ее Ленька! Вот Анюта кружится, кружится и кричит: «Айдате польку, девочки!» А Гога-Минога противно таращит глаза. «Я в первый раз вижу такое невежество!» – говорит он. А сам, дурак, не знает, где утес Стеньки Разина! А вот голос Кости в маминой комнате… Лица его не видно, но Динка хорошо представляет себе лицо Кости. «Я дам тебе тайное поручение», – говорит он Алине. «Как же это узнать?» – засыпая, думает Динка.
Не спит и Алина. Смотрит в потолок, думает об отце. «Вот, папа, Костя даст мне тайное поручение, он мне доверит его, он сказал – очень важное; значит, политическое… Ох, скорей бы, папа…»
Но Алина не очень противится сну, она устала, как мама. Столько ходила и ждала под забором, когда уйдут Крачковские… А еще эти Костины слова… Алина так взволновалась, обрадовалась, что даже нет больше у нее сил думать об этом. Только бы скорей шли часы и дни до приезда Кости…
Засыпает и Алина… В окнах маленькой дачи темно. Нет огонька и в палатке у Никича, погашен свет и у Лины. Лина спит, хотя перед сном она долго сердилась на Малайку за то, что он не приехал. «Ишь, бритая голова… Погоди, заявишься… Какой бродяга неописуемый! За целый день воскресный не выбрался. Известное дело – нехристь. Что с него возьмешь! И ведь никогда этого не было! Может, заболел, а и приглядеть за ним некому…» – засыпая, думает Лина.
Всех уложил сон, только не справиться ему сегодня с Катей. Когда человек решает свою судьбу, то ему не до сна.
«Не нужна я Косте, – думает Катя. – Костя идет один своей дорогой. Никогда не сказал он, что я могла бы быть всегда с ним рядом… «Я женюсь, когда над дворцами взовьются красные флаги… Мой сын должен родиться свободным…» Его сын! А дети Марины? Они живут без отца, Марина изнемогает от усталости, от вечного безденежья. Если бы не помощь Олега, ей никогда не справиться бы одной». Катя пробовала брать переписку на машинке, но работы так мало, и за нее платят такие гроши… Устроиться куда-нибудь на службу почти невозможно – женщин никуда не принимают. Да и что может делать она, Катя? Марина – опытный корректор, она служит давно и то всегда боится, что, как только уйдет знакомый редактор, на ее место возьмут мужчину. Что будет тогда с детьми? Мышка слабенькая, Алина больная, Динка становится хуже день ото дня.
«Надо решиться, – думает Катя и смотрит в темноту сухими, горячими глазами, – и все сразу станет иначе…»
Разве Марина не заменила ей мать? У нее, у Кати, неоплатный долг перед старшей сестрой. И не только долг – рука об руку шли они все эти годы… Ни за что не бросит ее Катя, не бросит Мышку, Алину и даже Динку. Катя поставит Виктору условие всегда жить с сестрой. Виктор очень хороший человек, и мать его так тепло относится ко всей их семье. А что же Костя? Костя никогда не думает о них. Он и не может думать о чем-нибудь, кроме своих дел. Разве Катя не понимает этого? Она понимает – может, за это и любит Костю. И всегда будет любить, как Марина Сашу. Но Костя не знает, не понимает жизни. Когда Марина отказалась от помощи товарищей, он очень одобрил ее решение. Катя тоже одобрила, потому что есть семьи, которым живется еще тяжелее, – это семьи арестованных и сосланных на каторгу.
Ах, Костя, Костя… Он никогда не думает, что они могут расстаться. После свадьбы Виктор увезет Катю к себе на завод. Там вокруг большого дома глухой лес и такая гнетущая тишина, что сердце разрывается от тоски… После отъезда Арсеньева Катя и Марина с детьми долгое время жили у Олега и часто ездили к Виктору. Катя была почти девочкой, но уже тогда она уходила в лес и вспоминала Костю. А Костя сказал потом, что эти месяцы показались ему длиннее всей его жизни. Ах, Костя, Костя…
Редко плачет Катя, она не любит слез, не любит раскрывать свою душу. Но сейчас, вместе с решением выйти замуж за Виктора, пришли к ней слезы. Неудержимо катятся они по щекам, и рвется из сердца громкий стон… Уйти бы куда-нибудь, чтобы не разбудить сестру… Сестра никогда не захочет, не примет ее жертвы, она возмутится таким решением, она скажет, что не только для нее, для Кати, невозможен этот брак без любви, но она еще не имеет права так огорчать Костю. Она скажет, что Костя заслужил покой и счастье, что нельзя сейчас нарушать его душевное равновесие…
Никто не поймет и не оправдает поступка Кати. Но человек сам отвечает за себя, и Катя знает, зачем и почему она это делает. А Костя?.. Что ж Костя… Он успокоится, а потом найдет другую невесту. Да она никогда и не была его невестой – ни одного слова не сказал он ей о любви…
А Виктор любит ее. Он писал ей такие хорошие, грустные письма и часто приезжал к ним в Самару вместе с Олегом. Оба они страстные охотники и обязательно являлись с мороженой птицей, с беличьими шкурками, с зайцами. А один раз Виктор привез целую глыбу сахара, и Динка прозвала его Сахарной Головой; с тех пор он так и остался у них в семье под этим прозвищем…
Вот противная эта Динка! Она может сказать Косте, что Катя выходит замуж за Сахарную Голову. Но все это ерунда. Катя горько улыбается.
Под подушкой у нее лежит письмо: Виктор просит ее разрешения приехать. Что делать? Малайка хочет взять у них Лину. Катя и Марина хотят, чтобы Малайка и Лина были счастливы, они сами уговаривают Лину. Но что же будет с ними, когда милая, верная Лина уйдет из их семьи, кто будет так преданно заботиться о детях, беречь каждую копейку, кто будет делить с ними все печали и радости дома? В кухню придет чужая женщина, дом опустеет. Марине станет еще тяжелей… А что, если арестуют Сашу? В конце концов, это всегда может случиться… «Костя, Костя, ты не понимаешь всего этого!» – горько думает Катя.
Она не спит. В окна уже видны очертания кустов, белеет посыпанная песком дорожка… Что делать?
Катя смотрит на сестру. У нее такое усталое лицо. Уезжая, Саша крепко поцеловал Катю: он знал, что она никогда не бросит сестру, никогда не оставит его детей.
И Саша не ошибся. Катя запрет свое сердце на крепкий замок и ради детей, ради Марины выйдет замуж за нелюбимого человека… Завтра она напишет Виктору, чтобы он приехал. А потом скажет об этом Косте… Ах, Костя, Костя…
Редко плачет Катя, никто никогда не видел ее слез. Никто не видит их и сейчас, все спят… Сон приходит под утро и к ней. Крепкий сон, великий дар человеку на земле!