Валентина Савенко
Сестра тролля
ГЛАВА 5
– Эй, господин великий и ужасный напарник! – задрав голову, позвала я. – Выходить можно?
– Попробуй, – ответил Йен. Нет бы просто сказать, «да» или «нет». – Не забудь кафф прицепить.
– Сразу к работе? – доставая из кармана украшение, хмыкнула я.
– Нет, тебе надо привыкнуть быть невидимкой. Потренируйся, я пока закончу обход Перепутья. – Голос Йена «подпрыгивал», будто он быстро шагал. – Если надо будет что-то мне сказать, возьми в руку цветок и сожми, он в банкетке.
Значит, я могу вести беседы с Йеном не только внутри, но вне цветка. Интересно…
– И давно это началось?
– С Блуждающего моста.
Хорошо, что во время поисков цветка в хранилище документов и неудачного побега я молчала.
– Йен?
– А?
– Еще что-то?
– Все.
Эх.
– Тебе никто не говорил, что ты гений красноречия? – пробурчала я.
– Многие.
Его бы на урок по ораторскому мастерству в школу при гильдии! Там либо оглохнешь, либо научишься. Преподавал у нас великан. Когда импозантный парень с дредами выходил из себя, он резко вырастал. Поэтому мы обучались на свежем воздухе. И носили с собой беруши. Но через них все равно было слышно громогласные вопли недовольного учителя.
Покрутив в пальцах простое колечко каффа, я нацепила его на ухо. Отражение в серебряных гранях мгновенно исчезло. Зажмурившись, я вышла из цветка. Пару минут постояла, привыкая, что все выглядит как во сне: в том плане, что ты не видишь себя, а вокруг все довольно четкое.
Комната, где я оказалась, напомнила гостевые апартаменты во дворце, где я пару раз бывала вместе с кузиной. Большая, светлая, выполненная в нейтральных коричневых тонах. Эркерное окно с тяжелыми распахнутыми шторами впускало радостное утреннее солнце. Белый рояль в льняном выцветшем чехле. И того же цвета банкетка, на сиденье которой стояла прикрытая тканью корзинка. Они выглядели забытыми дальними родственниками в дружной компании темной мебели. Нескольких шкафов с книгами, гардероба на львиных ножках, рабочего стола, погребенного под бумагами и чертежными инструментами, кресла, кровати, двух увесистых напольных канделябров со свечами и осветительного рожка в подставке на столешнице. Мебель, стены и потолок украшала резьба.
В комнате царил образцовый порядок. Он никак не вязался с Йеном. Его вызывающей прической, висящей вкривь и вкось двойной брошью, примятой накидкой и поцарапанным сапогом.
Первым делом я отправилась за цветком. Пока топала к банкетке, все было хорошо. Попыталась снять корзинку. Но схватить что-то невидимыми пальцами оказалось не так просто. Голова упорно напоминала: руки нет! Ладони тоже. Меня нет.
В итоге я сдернула ткань и выяснила, что внутри бутерброды и оплетенная ивовой лозой бутылка травяного чая, который так любят продавать навынос.
Живот радостно взвыл. Я тоже.
Пальцы наконец стиснули ручку корзинки!
Поставив ее на пол, я открыла банкетку. Среди нот нашла цветок. Покопошилась еще немного, чтобы потренироваться. Отрыла огрызок от грифа лютни.
Похоже, Йен решил оставить его на память.
Кроме останков искалеченного мной инструмента, я откопала плоскую коробку, внутри оказался набор для настройки рояля.
Вытащив настроечный ключ, я покрутила его в руках.
Пальцы чесались сдернуть чехол и проверить, смогу ли я помочь инструменту. «Вернуть голос», – как говорил мастер, живущий неподалеку от гильдии. Однажды заглянув к нему лавку с интригующим названием «Спасите ваши уши», я увидела, как он настраивает древний клавесин. Мне стало интересно, что он там крутит и зачем разговаривает с инструментом. Потом приходила туда много раз… после того, как стало понятно, что из меня не выйдет сильный маг поиска. А настройка инструментов – это словно коснуться чужой души и помочь ей запеть…
Живот подержал мои мысли возмущенной трелью. Для начала надо «настроить» себя.
Положив ключ обратно, я отправила инструменты в ящик и закрыла банкетку. Устроившись на полу, вытащила из корзины бутерброды и, запивая чаем, приговорила. Покрутила пустую корзинку: вдруг еще что завалялось, и только потом поняла, что вполне можно было сесть на банкетку или в кресло.
Видимо, за полгода в цветке я немного озверела. В нем не было мебели, все лишние предметы можно было засунуть в грани. И вот я, как султан из подводного Кенная, второго по величине королевства водных народов, перекусываю, сидя на полу!
Пора перемещаться выше!
Встав, я поставила ополовиненную бутылку на банкетку, подняла корзинку, сунула руку в карман, проверить, не выпал ли случайно цветок.
Недовольный писк застал врасплох. Сразу представилась очередная нежить вроде кастарки. Корзинка полетела на звук, а я нырнула за рояль.
Писк повторился.
Высунув голову из-за крышки, я увидела возмущенную мышь, выползающую из-под корзинки. Мышка была крупная, белая и модная: одетая в красную курточку с ремнями. На спине одежки крепился небольшой тубус с символом письма.
Я чуть не убила почтальона!
– Извини. – Я вышла из-за инструмента, присела рядом со зверьком, окончательно выбравшимся из-под моего плетеного снаряда.
Мышь возмущенно шевельнула усами, глядя мне за спину. Ах да, я же невидимка, и грызун видит только тень.
Стараясь не касаться гладкой шерстки, я подцепила пальцами тубус. Он легко отделился от курточки, и радостная мышь понеслась к одной из двух дверей, очевидно, ведущей в коридор. В светлом деревянном полотне распахнулась крохотная дверца, и хвостатый почтальон с ликующим писком умчался восвояси.
Указаний относительно корреспонденции у меня не было, поэтому я сколупнула крышку тубуса. Магия тут же рассеялась: тубус исчез, а на мои руки легла сложенная газета, из ее недр на пол выпал светлый клочок бумаги.
Подняв его, я прочла:
«Я тебя вытащу.
Лиам. Тот, чей хвост ты обругала».
Ни обратного адреса, ни примерных координат, куда слать благодарности. Вот вредитель блохастый!
Бумажка растворилась в воздухе. Похоже, ее магия была такой же, как у тубуса.
Очевидно, газеты в замке Тисового короля читал не только король. С чего вдруг тут такой интерес к прессе? Вспомнилась девушка-тень из хранилища… Может, это у них такой способ следить за модой? Кто их, теней, знает.
Вот и крысолов узнал и отправил зверька с газетой и приложением ко мне. Если вдруг попадет не в те руки, послание рассыплется и останется одна газета. Никаких писем от Лиама.
Лиам! Ну и имя!
Чтобы как-то успокоиться после очередного сюрприза крысолова, я развернула газету.
С первой страницы на меня смотрел Юлиан Рельд. Над его вытянутой физиономией с глазами навыкате, украшенной острой темной бородкой и обрамленной рыжеватыми, словно ржавыми, волосами радостно мерцал заголовок о прошедшей в Тровельяне коронации. Случилось это сегодня ночью.
По традиции празднование устроили в темное время суток, когда все народы, живущие на территории королевства, могли на нем присутствовать, не опасаясь попасть под солнечные лучи.
Статья под портретом в красках расписывала, сколько гостей явилось на славное событие в честь юного (всего двадцать лет!) короля. Кто из соседних правителей прибыл лично, кто и какой презент вручил в знак мира и согласия.
Будто можно иначе? Тролли мостов и Перепутье напрочь отбили желание воевать с соседями. Первые отказывались пропускать армии, уводили мосты на новые места. Второе полностью избавляло от воинственного настроя: без армии оставаться никто не хотел. Внешние враги никому не грозили, зато внутренние не дремали. И от внезапных бунтов из-за неудобного графика работы таверн или неправильно написанного названия скрытого народа, о котором знала только парочка ученых мужей, но выступили в поддержку все, никто не был застрахован…
В конце статьи вскользь упомянули покойного правителя, умершего от длительной болезни. Сколько себя помню, правитель Тровельяна всегда выглядел бледным и осунувшимся. Говорили, оттого, что работал круглые сутки без перерыва. А, оказывается, причина была в другом. Врачеватели не всесильны. Магия тоже. Неудивительно, что он приказал отдать шкатулку со звездными искрами Эмброус: он выбрал сына, а не себя.
Осмотрев маг-картинку, я отметила, что Юлиан отлично выглядит. И смазывания картинки нет, так что никакая икота от моего переезда вместе с цветком его не настигла. А жаль. Я ненавидела Юлиана, но смерти ему не желала.
Ведь чем я тогда буду отличаться от него?
Его друг погиб, потому что провидцы не предупредили его. Они ошиблись. А он в ответ отправил к предкам часть моей семьи, отыскав удобный повод…
За спиной Юлиана я увидела знакомое лицо: Эмброус. Длинный и худой король наполовину закрывал ее своим плечом. Строгая, красивая, взрослая, кузина выглядела старше своих девятнадцати с половиной.
Эмброус, как обычно, была одета очень элегантно. Неяркие краски, простые линии бежевого платья, идеальная укладка, из украшений одни серьги и золотой значок на груди. На нем было изображено око и силуэт идущего человека – символ странников. Золотые значки имели право носить только королевские провидцы и маги поиска.
Сунув свободную руку в карман, я сжала в пальцах цветок и, глядя на кузину, прошептала:
– Надеюсь, у тебя все хорошо?
– Все великолепно! – насмешливо отозвался Йен. – Как раз несусь за одной крайне упертой, но сообразительной козой, которая умудрилась попасть в капкан за Перепутьем и прискакала сюда за помощью.
Я мысленно выругалась. Достижение! Учусь думать про себя! И пробормотала:
– Я не тебе.
– И с кем же ты там ведешь беседы? – заинтересовался он. – Я вроде говорил не выходить из комнаты.
– С роялем! – Я хлопнула газету на банкетку. – Ты не говорил.
– Говорю. Не выходи.
– Вот спасибо!
– На здоровье. В нижнем ящике стола коробка с печеньем, на случай, если я не вернусь до вечера. Постарайся больше не отвлекать меня беседами с твоими мысленными друзьями.
Вот как с ним разговаривать?
Мысленные друзья, ага!
– Не буду, я уже рассортировала их по отрядам и назначила командиров, – заверила я и сунула цветок в карман, прерывая разговор.
Полистав газету, наткнулась на несколько похожих заметок о пропаже людей и нелюдей в Тровельяне, соседней Эскамбрии, Бергании и Чиаре. Совершенно разные люди, в разных концах света. И везде видели теней Тисового короля.
Еще один повод не попадаться повелителю Перепутья. Как можно скорее выяснить, что хотел узнать Йен, и обратно к Бальду на мост.
Забрав бутылку, я положила газету на стол и устроилась в кресле. Выдвинув ящик, нашла начатую коробку песочного печенья и льняную салфетку. Отправляя в рот крохотные крендельки, разглядывала чертежи на столе.
На них были проекты домов, начатые, законченные, те, что находились где-то посредине между едва намеченными линиями и подробным планом и видом со всех ракурсов. Шикарных и очень удобных домов, надо заметить.
А Йен полон сюрпризов. Никогда бы не подумала, что он может создавать такую красоту. Образ умелого архитектора вообще никак не сочетался с рассказами Бальда о непутевом старшем сыне, кочующем по тавернам и периодически бренчащим на лютне по принципу: «Я гениально играю! У кого уши свернулись, скажите мне это в лицо, я вам его подправлю!»
Разглядывая чертежи, я перекладывала их, стараясь расположить так, чтобы законченные, в процессе и новые были в разных стопках. Так ведь удобнее.
Печенье и чай закончились раньше работ Йена. Досматривала, сонно зевая. Поправив инструменты для черчения, я запихнула салфетку в карман (потом постираю) и откинулась на спинку кресла.
Красота! Прямо хоть садись и черти сама!
Закрыв слипающиеся глаза, я провалилась в беспокойный сон без сновидений.
***
Проснулась оттого, что мою голову накрыло что-то теплое, пахнущее дымом и сосновой живицей. Замахав руками, я одновременно стянула накидку егеря и распахнула глаза.
Непривычно яркий лунный свет заливал комнату, в его лучах пол и стены едва заметно блестели, словно присыпанные стеклянной крошкой.
– Хорошо замаскировалась, – похвалил сидящий на краю стола Йен. – Возьми на вооружение: держаться в тени. И еще в следующий раз выбирай для сна другое место. Кровать, рояль… шкаф, в конце концов.
Чего? Я сонно потянулась.
– Ты путаешь меня с кошкой.
Йен прищурился, смерил меня взглядом.
– Не путаю. Ты словно котенок, забившийся в угол.
Я сплю? Чего это Йена на метафоры потянуло? Какой котенок? Я взрослая, самостоятельная девушка с вполне конкретной целью.
Поморгав, я убедилась, что нет, проснулась.
– Пошли, пора проверить мою теорию о закрытых для меня местах замка, – добавил он, вставая и направляясь к двери.
Подорвавшись с кресла, я проверила подаренный кафф на ухе, вприпрыжку догнала Йена, потянулась к ручке. Раньше начнем – раньше на мост попадем!
Но мои пальцы не успели коснуться блестящего желтого металла: на плечи легли ладони Йена. Развернув вокруг своей оси, он задвинул меня себе за спину.
– Постарайся держаться за мной. Мы начнем с части Туманного, где меньше всего теней. Но туда надо дойти. Я егерь, и за мной крайне редко ходят тени-девушки. Поэтому держись на расстоянии, но так, чтобы не потеряться.
– Как скажете, товарищ напарник! – отчеканила я в спину, обтянутую курткой.
Йен усмехнулся и открыл дверь. Вышел в коридор, где на стенах то тут, то там сверкали зеркала, а свечи под потолком заставляли наши тени плясать и двоиться.
Я послушно топала следом. Блеснуло одно зеркало, второе. В третьем я заметила взъерошенную светловолосую девушку в фиолетовом кафтане.
Стоп! Затормозив у зеркала я, позвала:
– Йен!
Он обернулся.
Я показала на отражение:
– Меня видно! – Покрутила невидимой рукой, дотронулась пальцем до гладкой поверхности, моя рука по ту сторону была отлично видна.
– Их тоже, – пожал плечами Йен, сворачивая на лестницу. – Пошли.
– Кого их? – Я догнала его и пошла вровень по обитым темным бархатом ступенькам.
– Их, – едва слышно ответил Йен, в два шага увеличивая расстояние между нами.
Навстречу поднимались две мужские тени, они несли что-то прямоугольное в руках. Посторонившись на всякий случай, я замерла напротив зеркала, которых на лестнице тоже хватало.
В отражении была моя озадаченная физиономия. Я постаралась придать себе невозмутимый вид. Я же вроде одна их них. Но удержать его вышло с трудом.
Когда тени с непонятным предметом проплыли мимо, в отражении появились и исчезли два парня в ливреях, они тащили большой резной сундук.
Следующее зеркало показало то же самое. Тени заплыли на верхний этаж, а я ринулась вниз.
– Что это? Почему у них есть отражения? – на бегу пропыхтела я в его спину.
Любому ребенку известно, что отражения есть только у живых. А Йен сказал, что тени ближе к мертвым, чем к живым, и поэтому у них холодные прикосновения.
– Что они такое?
– Если бы я мог ответить на это вопрос, давно бы раскрыл тайны Тисового короля, – не оборачиваясь, ответил Йен.
– Зачем тебе его тайны? – Я догнала напарника, коснулась его локтя.
Он тихо усмехнулся.
– Ну да, выбрать причину самой? – пробурчала я, вспомнив наш разговор.
– Именно.
Мы добрались до площадки и свернули в один из четырех коридоров. В соседнем промелькнули тени. Во втором раздались мужские голоса. Мимо нас прошли две высокие тени: отражение в очередном зеркале показало потрепанных жизнью вояк.
Пара переходов, несколько поворотов, и мы дошли до квадратной площадки, которую с трех сторон окружали фрески с пейзажами и зеркала. Прямо от выхода было арочное окно. Его втиснули между рамой зеркала и картиной, изображающей Великое дерево, с которого началась жизнь в Ларанике. Светлый камень вокруг всех фресок имел знакомые вкрапления черного с зелеными прожилками мрамора.
– Тебе туда. – Йен показал на фреску с деревом. Подошел к ней, потоптался на месте, развел руками: картина на него не реагировала. Отступил.
И его место заняла я. Темные прожилки тут же растеклись по светлому камню, зелень сложилась в руны, чернота наплыла на картину, превратив фреску в арку, закрытую зеленой занавесью.
Йен придвинулся к ней, прищурился. Но зелень тут же прорезали темные всполохи, и проход начал стремительно исчезать.
Я оттащила его назад, заняла свое место. Оп! – и зеленая занавесь опять появилась, заходи – не хочу.
– Буду ждать тут. – Йен дотронулся до моего плеча, показал на фреску с заснеженными вершинами справа. – Осмотрись и назад.
Кивнув, я медленно выдохнула и быстро пронырнула под аркой. Занавесь за спиной тут же закрылась.
Комната, куда я попала, больше напоминала семейный храм, такие святилища имелись во всех домах.
Одна стена – сплошные окна, чтобы статуи богов видели ночное и дневное светила. Другая – постаменты со статуэтками богов. В центре – Великое дерево с круглой кроной. Оно появилось первым из Мрака и Искры. Из его листьев и корней возникло небо и земля. Из ствола – мир за гранью жизни. Из семян – все живые существа.
Вначале появились первые боги. Затем драконы. Они были слишком большими для земли и потому поднялись в небеса. На их огромных крыльях на небесный свод попали семена, которых тогда было очень много. Из этих семян на небе возникли звезды.
За крылатыми небесными путешественниками, никогда не опускающимися на землю, одновременно появились и остальные: младшие боги-покровители, звери, растения, скрытые народы и люди.
Тогда и понадобился мир за гранью жизни, куда уходят души умерших и откуда возвращаются, чтобы родиться. В нем поселились первые боги, став богами жизни и смерти.
Склонив голову, я дважды коснулась мизинцем средины лба, приветствуя самых древних из богов.
Две статуэтки первых богов стояли на постаментах по обе стороны изображения Великого дерева. Бог заката и богиня рассвета. Они первыми появились и первыми стали следить за круговоротом жизни и смерти, присматривать за разумными существами и богами.
Их неизменно изображали молодыми и красивыми, и при этом обезличенными, в каждой стране у них было свое лицо. Неизменным осталось одно: бог заката всегда стоял в темных водах реки забвения, а богиня рассвета – на белом песке пустыни возрождения.
Река и пустыня были в мире за гранью.
Дальше по обе стороны от первых богов были их младшие братья и сестры: восемь богов-покровителей.
Вечно хмурый Доран – покровитель войны, ненависти, разрушений. Веселая Эрика – богиня любви, мира, целительства. Скалоподобный Фелан – защитник растений и животных. Тонкая, как лук, Бринн – богиня охоты. Красавец с арфой, Анвелл – бог искусства, поэзии, вдохновения. Хитрая Шела – богиня торговли, ремесленников, воров. Синеволосая Марна – покровительница моря и всего, что не суша. Зеленоглазый Лейс – бог лесов, гор и любой суши.
В общем, выбирай покровителя на любой вкус.
Маги путей и провидцы не мелочились. Наши покровителями считались первые боги. Но мы уважительно относились к младшим богам-покровителям: статуэтки всегда были чистыми, перед ними горели крохотные свечи-таблетки. Во избежание обид и непрошеных кар.
Однако Тисовый король, похоже, не боялся их гнева: восемь статуэток младших богов были накрыты отрезами бархата. Шикарного траурного черного цвета.
– Ненормальный! – едва слышно прошептала я, отрывая взгляд от закрытых тканью статуэток.
В противоположном конце комнаты имелось широкое зеркало в пол. Обернувшись, я увидела рядом с фреской, через которую вошла, еще одно. Узкое, но достаточное по ширине, чтобы отразить меня полностью. И вторую фреску. Тоже узкую, с вкраплениями черно-зеленого мрамора на арке.
И эта дверь неторопливо открывалась, превращаясь в арку с зеленой занавесью.
Куда деваться? Войти в цветок? Сунуть его к одной из статуэток? Нет, спасибо, получать «подарки» от богов вместе с местным бесстрашным властелином я не согласна!
Нащупав в кармане ткань, я вытащила салфетку, белкой метнулась к зеркалу рядом с открывающейся занавесью и, рухнув на колени, начала старательно водить ею по раме. Сердце стучало в горле, в ушах шумело. Я сильнее стиснула салфетку.
Из-за занавеси выступил высокий худой человек в коричневой безразмерной хламиде, напоминающей одежду монахов, подвязанную веревкой. Сутулясь, он бурчал себе под нос что-то неразборчивое. Седые волосы доставали до пояса. Срезанные у лица по подбородок, они шторой закрывали его лицо с боков.
Сделав шаг, он заметил меня. Повернулся, заслонка из седых прядей разошлась в стороны, стало видно, что он вряд ли старше меня. Бормотание стихло. Седые брови сошли на переносице, взгляд карих глаз замер на льняной салфетке в моей руке.
Я замахала орудием труда сильнее.
– Опять тряпкой! Сколько можно повторять, надо метелкой, – расстроенно вздохнул седой.
Наклонился и бесцеремонно выдернул из моих пальцев салфетку. Покопался в карманах хламиды, выудил небольшую метелку с пучком перьев на макушке. Протянул мне.
Стараясь не коснуться тонкой руки пальцами и не показать, что одна тень слишком теплая для тени, я потянулась к торчащему хвостику.
Седому надоело – он поймал мою руку. Пальцы у него оказались горячими, словно его мучил жар. Я приготовилась к воплям удивления, но седой сунул метелку в мою ладонь, потер лицо рукой и пробормотал что-то невоспроизводимое. Отодвинулся, уставился на прикрытые статуи, продолжая бормотать.
Не понял? Или понял, кто я?
Я усердно замахала метелкой, сметая несуществующую пыль с рамы.
Седой тряхнул головой, сфокусировал взгляд на мне.
– Ты сильно не старайся, они чистые, – раздраженно поморщился он. – Я за ними хорошо слежу.
Перестав мучить метелку, я встала с колен, отодвинулась к окну и замерла, ожидая распоряжений.
– Каждый день заклинания проверяю, обновляю. Смотрю, чтобы не поцарапали случайно, – продолжал вещать со странной смесью гордости и раздражения седой. Судя по всему, смотритель зеркал.
Я точно болванчик кивала: слушаю и проникаюсь. А в голове скакало, точно нимфа по лесу: «Понял? Не понял?»
Смотрителя зеркал мое потряхивание головой явно вдохновляло:
– Это вам не зеркала из лавки! Особый материал, особый уход нужен.
Я начала серьезно опасаться за свою шею: еще пару минут дерганий – и придется выяснять, есть ли у Тисового короля врачеватель.
– Нет бы самим вызваться в помощники! – Взгляд смотрителя был устремлен сквозь меня и блуждал по стене.
Ну да он видит тень. Хотя нет. Смотритель словно не мог удержать взгляд на чем-то одном. Его бурчание стало неразборчивым. Он отвернулся от меня. А спустя секунду и вовсе… забыл.
Я тихо выдохнула. Обычно меня чужая и своя рассеянность раздражала, но сегодня я был готова плясать с бубном, восхваляя богов, одаривших смотрителя настолько колоритным характером.
Он не понял, кто я!
Смотритель тем временем ковылял через комнату: то шаркал, как старик, то шел бесшумно и легко, то замирал, глядя перед собой. Его движения то были дергаными, то вдруг становились плавными.
Добравшись до зеркала в противоположном конце, он спокойно перешагнул через раму. Миг – и с той стороны вместо смотрителя зеркал уже стояла тень. С той же своеобразной грацией она двинулась вглубь комнаты в отражении.
Я таращилась на зеркало. В голове крутился один вопрос: «Как это?» Он вполне себе человек, если судить по температуре рук, и вот так взял и вошел в зеркало, словно призрак?
