Валентина Александровна Сегида
Не идеальная я

– Отличная идея. Вот тебе и знакомство с его друзьями и родственниками в максимально расслабленной обстановке. И там слушаешь, как он тебя представляет всем своим. А когда он выпьет, прилично так, спрашиваешь его о волнующем.

– А какой ресторан забронировать? И что мне ему подарить? У него всё есть.

– Лучший подарок – подарок, сделанный собственными руками! Подарок должен быть концептуальный и про вас двоих, – говорит Машка, а потом кричит куда-то вдаль: – Гриша, поставьте вазу на место, это память о бабушке! Если разобьете, вам всем хана. Олег! Убери вазу на шкаф, – а потом мне: – Ну всё, пока, у меня сейчас квартиру разнесут дети и собака, пора всех на улицу выгонять.

– Что, мне ему открытку рисовать? – говорю я в телефон, но там уже тишина.

Да уж. И что мне ему подарить? И я вообще не сильна в сюрпризах. Ни разу никому не устраивала. Как это делать? В ресторан звонить бронировать, а потом всех приглашать? Но у меня телефонов его друзей и родственников нет. Тут нужно хорошенько подумать. Благо есть ещё почти две недели.

Настроение вернулось в своё обычное состояние, и я ходила по дому пританцовывая. Врубив «Русское радио» на телефоне и транслируя его на стационарную колонку, я погрузила дом в ритмы популярного хип-хопа. Мама говорит, у меня нет музыкального вкуса, я слушаю всякое гов…о. К черту маму, мне тридцать пять годиков, и я могу слушать всё, что захочу. Откуда у меня такое стремление всегда оправдывать её ожидания? Вот её тут нет, я могу Бузовой подпевать. Меня воспитывали хорошей послушной девочкой, и мне до сих пор хочется, чтоб мама всегда была мной довольна. Я только недавно поняла, что отождествляю мамино одобрение моего поведения с тем, что она меня любит. Внутри так глубоко сидит – осуждает, значит, не любит.

А это мой дом. Он никому не нравится, кроме меня. Что и говорить, вибрации этого дома улавливаю только я. Валера смеётся, но поддерживает. Он вообще меня не критикует, ему важны мои чувства. Я знаю, что он скоро придёт. И ему нужно моё принятие. Моё хорошее настроение. Я хоть и в облаках, но не совсем дурочка. Мы, как два подранка, встретились на изломе жизни. У него своя история, у меня своя. И в этом нашем переживании своей боли мы очень деликатны друг к другу. Мама передёргивает, уличая его в использовании меня. Я вот подозреваю, что всё в точности до наоборот. Это я не готова к обычным, «нормальным» отношениям. Это я не хочу в «замуж». И это я не готова к детям. Мне так нравится узнавать себя и жить своей жизнью, что меня очень устраивает большая занятость Валеры. И то, что у него уже есть дети. Это если быть совсем честной самой с собой. Последние полгода я считаю самыми счастливыми в своей жизни не только потому, что влюблена. А главное потому, что я живу как хочу. Мне позволено искать себя и слушать своё сердце. Я могу не работать на тошнотворной работе и жить там, где нравится именно мне. И очень большой вопрос, кто кем пользуется, но маме я этого не скажу.

Мне сложно сказать, что же я на самом деле думаю про детей. Я ещё в себе не разобралась до конца. Я их люблю. Мне нравится за ними наблюдать. Я очень хочу когда-нибудь стать матерью. Но не уверена, что хочу для этого рожать. В этом вопросе я вообще очень мало про себя знаю. Знаю только одно: что для стакана воды в старости мне ребёнок точно не нужен. Рожать впрок, заполняя пустоту внутри, я не буду. «Ребёнок потому что НАДО» тоже не про меня. Но зачатки материнских искренних чувств я увидела в себе совсем недавно. Соня. Кто бы сказал, что чужой ребёнок всколыхнет в моём сердце столько чувств? И у меня нет ни малейшей ревности, когда Валера мчится к своей дочери по первому её звонку. Я бы всё отдала, чтоб тоже иногда её видеть. Быть в кругу детской искренности и открытости. Именно она подарила мне надежду стать матерью в любом возрасте и с неродным ребёнком. После знакомства с ней я теперь точно знаю, что материнство есть в моей душе. А значит, дети у меня будут.

Наливаю третью кружку кофе, набрасываю шубу на пижаму и выхожу на крыльцо. Сколько всего пережито на этом месте… Если искать в доме место силы, то оно именно здесь.

Яркое морозное солнце светит сквозь зелёные сосны. Стеклянная гладь озера отражается в небольших глянцевых сугробах. Так и хочется прокатиться по нему на коньках. Снега почти нет, но всё приморозило ледяной коркой. Если приглядеться, то можно увидеть зелёную траву под крыльцом. Или на клумбе. Старая яблоня стоит в ледяном саркофаге и блестит на солнце. Одним словом, мороз и солнце, день чудесный…

Что же ему подарить? Размышления на эту тему тесно переплетаются с окружающей красотой. Я какое-то время размышляю, а потом решение само приходит ко мне. Я нарисую ему картину. Эта мысль молнией пронзает моё сознание. Я вскакиваю и отхожу к озеру, чтоб взглянуть на дом издалека. Встаю на мостки и поражаюсь красоте, открывшейся взору. Точно, я нарисую ему этот дом, наш дом. Я нарисую ему нашу историю.

Кофе сначала остывает на скамейке, а потом успевает покрыться тонким слоем льда. Я беру из дома карандаши и альбом и начинаю делать зарисовки. Мне хочется уместить в плоский лист все те чувства, которые переполняют меня. Как же я его люблю сейчас. Как благодарна, что он открыл для меня эту новую жизнь. Каждый день в кайф. Без беготни и тревоги. Господи, продли эти мгновения максимально долго.

Я прихожу в себя, когда совсем замерзаю. Пальцы больше не чувствуют карандаш. Сколько часов на морозе я рисовала? Я хочу согреться, а потом продолжить. У меня в руках семь набросков. Этого достаточно, чтоб потом нарисовать одну картину. Я иду к дому и замечаю у калитки какое-то движение. Кто-то ли скулит. Или воет? Лишь подойдя к крыльцу, я вижу, что между досок забора, у самой калитки, застряло какое-то животное. Рыже-черный комок извивается и пытается выбраться. Кладу рисунки на скамейку к замерзшему кофе и иду смотреть, что же там происходит.

Это щенок. Я помогаю ему высвободиться из плена забора, и он тут же оказывается у меня на руках. Как так? Я держу этот мокрый холодный комок, кутаю в свою шубу и несу в дом. Розовый тёплый язык лижет мою руку, а чёрный холодный нос так и норовит залезть в подмышку. Ровно минута, пока я несла его в дом, понадобилась этому малышу, чтоб почувствовать себя хозяином моих рук. Только вместе с шубой я смогла его уложить на пол. Он зарылся в длинный ворс песца и продолжал скулить.

– Откуда ты такой тут появился и где твоя мама? Ты же ещё слишком маленький для самостоятельной жизни? – разговариваю я с псом, пока пытаюсь найти в холодильнике молоко. – Ты голодный? Конечно, голодный, что за глупый вопрос. Что же тебе дать?

Молока нет, в общем-то, как обычно. В моём холодильнике вообще мало чего есть: банка оливок, несколько яиц, два яблока и мамины контейнеры с котлетами и оливье. В очередной раз даю себе зарок больше внимания уделять домашнему хозяйству. Зато у меня есть растительное кокосовое молоко, не уверена, что собаки его пьют, но решаю попробовать и наливаю в блюдце, разбавив теплой водой. Для котлеты ты еще слишком мал.

Я так привыкла, что Валера всегда сам приходит с едой, что почти совсем не хожу в магазин. Где же он? Вот он бы точно знал, что делать с этим несчастным комком. Пёс встает и нехотя начинает лакать белую жижу. А я беру телефон и начинаю написывать Валере длинное сообщение про найденного мной щенка с вопросом, что делать. Шлю фото подтверждение и краем глаза замечаю, что щенок ещё и хромает на переднюю лапу.

Попив нехотя молока, щенок начинает ходить по комнате. Скулит, обнюхивает углы и выглядит максимально несчастным псом. Его хромота и худоба разрывают мне сердце. И я одеваюсь, чтоб вести его в ветеринарную клинику. Я же понимаю, что не смогу выкинуть на улицу эту кроху. Вылечу, накормлю и пристрою в хорошие руки. Решено. Собака сейчас мне совсем не нужна.

Я на улице, в руках замотанный в мою шубу пёс. Я одной рукой пытаюсь закрыть дом и застегнуть пуховик, чтоб поваливший с неба снег не попадал на пижаму. Только так я смогла его упаковать и успокоить. Плед ему не понравился – он скулил и вырывался, когда я его укутала и пыталась выйти на улицу. А сейчас он зарылся мордочкой в белый ворс и даже перестал издавать эти разрывающие душу звуки. Я ищу в кармане ключи от машины и даже не представляю, как буду рулить с ним на руках. О том, чтобы выпустить щенка из рук, даже речи не идёт.

Визг тормозов у калитки. И вот так, эффектно с разворотом, появляется мой любимый и такой родной человек. Вижу, как он подъезжает к калитке на своем огромном черном внедорожнике и кричит мне в раскрытое окно:

– Залезай. Ты что, думала, я не приеду? Кто ж не мечтает спасти приблудного пса субботним вечером?

Я не мечтала, он сам пришел.

– Привет, – говорю я, садясь в машину. – Я нашла ближайшую ветеринарку, позвонила и записалась. Сейчас забью маршрут в навигатор.

– А ты во что-то попроще не могла собаку завернуть?

– Да я пыталась, но ему полюбилась моя шуба. Я в ней его спасала из-под забора.

– У него губа не дура. Песца ему, значит, подавай для спокойствия.

К слову, этой шубе уже почти десять лет. Её давно пора списать. Но я до сих пор её обожаю. Она из той прошлой жизни, когда я была счастлива, молода и беспечна. Мой тогдашний муж только встал на ноги и стал зарабатывать первые большие деньги. У нас не было детей, ипотеки да и вообще проблем. Мы любили друг друга, и жизнь представлялась в радужном цвете. Он купил мне этого песца в Греции. За какие-то космические деньги для меня по тем временам. Короткая, белая и как-то по-хитрому стриженная прелесть. Это первая моя такая дорогая вещь. И дорога она для меня сейчас скорее как память, а не как вещь. Потом у меня появилось ещё две шубы, значительно дороже и более стильные. Если пришло время отдать эту собаке, то почему бы и нет. Она изрядно потертая изнутри и на рукавах. И не по возрасту мне. А мех уже не такой белый, а под мышками есть проплешины. А ещё, чтоб приходило новое, старое стоит отпустить. Ну, и, если быть честной, мне гораздо удобнее ходить в пуховике. Шуба требует соответствующей обуви и одежды, а я люблю мягкие спортивные костюмы. В них удобно, а ещё и плюс пять килограммов не заметны.

Мы мчим по заснеженному вечернему шоссе. За окном мелькают желтые фонари сквозь плотный снегопад. Чёрные внимательные глаза смотрят на меня из белого мохнатого кулька. Потом розовый язык падает из крохотной пасти с одной стороны, и он как будто улыбается. Милота. Не смотри на меня так, я всё равно тебя не оставлю.

– Он пытается меня очаровать, – говорю я Валере.

– У него это уже получилось.

– Ну нет. Я сейчас его вылечу и в интернете попытаюсь пристроить.

– Как знаешь. Но если что, я не против. Готов ему будку сколотить во дворе. Или это сука?

– Да кто ж его знает? Меньше всего я думала, какого пола животное застряло у нас в заборе.

На въезде в город Валера съезжает во дворы и начинает плутать между однотипных многоэтажек. Милая девушка на ресепшене встречает нас в белоснежном одеянии:

– Давайте сюда щеночка. Не разворачивайте, мы постараемся не испачкать вашу шубку. Но если он испуган, не нужно его лишать единственной родной вещи. Как его зовут? – Говорит девушка и забирает из моих рук пса, замотанного в шубу. – Ути какой хорошенький. Не бойся, малыш, сейчас мы тебя вылечим. Так как его зовут?

– Да у него ещё нет имени, я только наша его у себя в заборе.

– Нужно придумать, я должна его оформить.

Я зависаю на мгновение и начинаю перебирать в памяти все известные мне собачьи клички. Шарик? Бобик? Полкан?

– Песец. Напишите, что его зовут Песец, – слышу я, как Валера говорит девушке.

– Какой Песец? Это не кличка, а фигня какая-то, – возмущаюсь я.

– Слушай, ты всё равно его отдать хочешь. Хозяева придумают ему нормальную кличку. А для того, чтоб оформить его в больничке, Песец вполне подходит. Да и посмотри на него – вылитый песец.

Я не знаю, то ли смеяться, то ли плакать. Он действительно похож не на щенка, а на песца. Из продолговатого белого кулька шубы торчит только чёрный нос. Рукав сзади очень похож на хвост. Ну ей-богу, песец, одним словом. Как Валера это заметил?

Я начинаю хохотать, и тогда щенок исполняет своё первое «гав». Точнее, жалкое «тяфф», но для меня это был первый радостный звук за три часа знакомства.

– А фамилия? Мы регистрируем животных по кличкам и фамилиям владельцев.

– Зотов. Песец Зотов, – Валера максимально серьёзным голосом говорит администратору. И ставит несколько подписей на бумагах, мгновенно появившихся на столе.

– Звучит, – говорю я и давлюсь со смеха.

– Ожидайте в зоне отдыха. Врач его осмотрит и выйдет к вам, – говорит девушка и скрывается за белой дверью.

– Может, мне пойти с ним, – кричу я вслед закрывающейся двери.

– Пошли кофе попьём. Все с ним будет хорошо.

Два американо в бумажных стаканах. Мы сидим на пластиковых стульях вдоль стены. Волнения нет. Я уверена, что с псом всё будет хорошо. Мы молчим. Я думаю, какой же странный сегодня день. Впрочем, как и весь последний год. Со мной за последние десять лет произошло меньше, чем за неполный две тысячи семнадцатый.

– Как Соня? – спрашиваю я.

– Да не особо. Температура, сопли, кашель. Все как обычно. Мать вернется завтра, я сегодня тоже переночую с ней. Дома Нина Павловна, но я не хочу, чтоб она чувствовала себя брошенным родителями ребёнком.

– Конечно. Я понимаю.

– А как твой день? Прости, что вчера так с твоей мамой получилось. Я правда уже ехал, но тут мне позвонила Соня и я поехал к ней. Давай твоих родителей к нам в гости позовём?

– Мама в бешенстве. Она всех родственников собирала, чтоб демонстрировать тебя. Что её дочь не неудачница-разведенка в тридцать пять лет. А тут на тебе, презентация не получилась.

– Мне жаль.

– Да не бери в голову. Её сегодня порвало. Она позвонила и выдала всё то, что полгода копила. Если кратко, то я содержанка бесхребетная, а ты меня поматросишь и бросишь. И опять я у корыта разбитого одна останусь. Ну и только падшие женщины без принципов и этических норм спят с женатыми.

– Ты расстроилась?

– Есть немного.

– Как её угомонить?

– Это невозможно.

– А папа?

– А папа счастлив. У него свое видение мира, а меня он безусловно любит. Даже бесхребетную содержанку.

– Давай позовем их в гости, и я попробую очаровать твоих родителей.

– Маму очарует только новый штамп в моем паспорте и внук на подходе. А ты можешь быть хоть Дракулой, только лишь бы законным. Она свято верит, что раз ты не разведен до сих пор, то и не собираешься. А время, когда я могу родить, кончается.

– А ты что думаешь?

– Мне очень дорога наша жизнь. Я люблю тебя и знаю, что и ты меня любишь. Сейчас мне этого более чем достаточно. И я тебе верю, ты ж сказал, что разводишься, значит, это вопрос времени, и ты его решишь. Ты вообще такой мужчина, который все вопросы решает. Только не быстро.

– Ты моя умница. Спасибо за доверие, я его оправдаю. С мамой что-нибудь придумаем, – говорит Валера и притягивает меня к себе. Крепко обнимает и очень неприлично начинает меня целовать.

– Э… Чей Песец? – это говорит, вышедший молоденький доктор в очках.

– Наш! – хором говорим мы и вскакиваем со стульев.

– Мы сделали ему рентген и наложили гипс на лапу. Он немного истощен, но в целом отлично себя чувствует. Еще мы поставили ему капельницу с витаминами и вкололи антибиотик. Через полчаса можете его забрать.

– Спасибо, доктор. А что ещё с ним нужно делать?

– Да ничего особенного. Через неделю можно снять повязку самим. Список витаминов я напишу в рекомендациях. Кормите его кормом для щенков, прививку можно сделать не раньше, чем через месяц. Перед этим дать глистогонное, – отвечает доктор и уходит.

Домой мы едем молча. Песец в песце спит, похрапывая у меня на руках. Только загипсованная лапа свешивается с одного края. Два мешка корма, лежанка, игрушки, миски и витамины. Быстро он оброс вещами, я оглянуться не успела. Буду отдавать парня с приданым. И да, это мальчик. Валера отвозит нас домой, помогает выгрузить все вещи, а потом уезжает обратно к Соне.

Я пытаюсь соорудить псу лежанку у печки, но он категорически не согласен слезать с моих рук, и я забираю его к себе в кровать на второй этаж. Так же, на шубе, он засыпает у меня в ногах. А я в той же самой пижаме забираюсь под одеяло. Я так её и не переодела за целый день. В этот момент я вспоминаю, что бросила свои рисунки на крыльце, и бегу смотреть, не испорчены, ли они.

Припорошенные снегом, они лежат там, где я их оставила. Стряхиваю снег и заношу их в дом. Завтра начну рисовать настоящую картину. До дня рождения почти две недели, я точно успею. Счастливая и довольная, я засыпаю.

Глава 3

Я просыпаюсь, оттого что пёс лижет моё лицо. Мой нос уже блестит от его слюней, а на подушке образовалось мокрое пятно. Я открываю глаза и тут же получаю языком в глаз. Мы с ним оба под одеялом. Видимо, ночью он переполз ко мне. Мягкое щенячье пузико щекочет мне грудь. Очень непривычно просыпаться с собакой под одним одеялом. Я слышу грохот внизу, так всегда появляется Валера. У него всё падает, телефон звенит, а он громко ругается. Он очень большой и громкий. Слышимость в этом доме хорошая, и я по звукам могу определить, всё, что происходит внизу. Вот он включает чайник, хлопающий стук дверки холодильника, – видимо, он пытается что-то найти поесть. А потом звук отодвигающегося стула по полу. И тишина.

Мне очень не хочется вставать с кровати. Облизанный нос замерз мгновенно, и я грею его руками под одеялом. Псу надоело лежать, и он теперь ползает по одеялу и жалобно скулит. Видимо, он хочет есть, или пить, или писать. Я пока не разбираюсь в его потребностях, но что-то из этого.

Нехотя сажусь на кровати и ищу ногами на полу свои мохнатые тапки. Одеваю их и со щенком под мышкой спускаюсь на первый этаж. Там Валера уже устроил бурную деятельность по приготовлению завтрака.

– Привет, – говорю я и иду его целовать. – М-м-м… Как вкусно пахнет.

– Ты чего так рано встала, я слишком громко шумел?

– Это не ты, это пёс. Он выспался и разбудил меня. Проголодался, – я это понимаю, глядя, как он с жадностью стал поедать корм.

Воскресное утро. Милые семейные будни, как же я их люблю.

– Вари кофе, я поделюсь с тобой яичницей.

– А где ты нашел яйца?

– С собой принёс, – говорит Валера и начинает хохотать. Ему нравится случившийся каламбур. – Что ты за женщина такая, если я таскаю еду из холодильника бывшей жены. Знал, что дома ничего нет, а жрать хотел зверски.

Смешанные чувства я ловлю у себя в сердце. Мне в очередной раз стыдно за свою бесхозяйственность. Но при этом очень коробит это его свойское отношение к тому дому. К дому бывшей жены. И, честно говоря, я хоть и понимаю, что Валера до сих пор считает его своим, но мне это нравится. Потому что сначала заработал на него, а потом ещё и построил. А ещё там живет его ребёнок.

– Какая есть, – огрызаюсь я. – Так-то там Зоя за хозяйством следит, и на твои деньги, между прочим. Можно сказать, ты взял яйца из своего второго холодильника, – это я вяло пытаюсь притянуть за уши эту двусмысленную ситуацию.

– Чувствую подвох в твоих словах. Ты недовольна? Ты тоже хочешь помощницу по хозяйству? – говорит Валера, и шипящая сковородка зависает у него в руках.

– Всё нормально. Просто это как-то неправильно. Есть в доме бывшей жены, спать там, а ещё и с собой еду забирать, – кажется, это я зря сказала, понимаю я слишком поздно.

– Слушай, давай ты просто начнешь готовить или покупать продукты, и я перестану там есть. А насчёт спать – это происходит, только если Катя уезжает. Ты и сама знаешь почему. Я не хочу, чтоб моя дочь чувствовала себя брошенной, когда родители где-то там. А вот я не понимаю, с чего это я начал перед тобой оправдываться? Я в чем-то перед тобой провинился? Давай ты прямо скажешь мне свои претензии и мы их обсудим. Я просто не в состоянии сейчас догадываться.

– Прости, нет претензий. Ты идеальный.

– Опять чувствую, что есть подвох. Обычно после таких слов следует вздох и многозначительное «но»…

– Нет никакого «но». Зря я это сказала. Это всё мама вчера со своими речами.

– Но тебя вчера всё устраивало. Что не так сегодня?

– Сегодня меня тоже всё устраивает, что ты ко мне прицепился. Я извинилась. Дурацкий разговор, давай его закончим. Вот кофе. Делись яйцами.

Мое настроение было испорчено, и я всячески пыталась остановиться. Если мы сейчас продолжим выяснять, кто больше неправ в вопросе с яйцами, то поругаемся. Это я знала совершенно точно. Потому что моя фантазия уже рисовала картинки их совместного завтрака на огромной кухне их некогда идеального дома. Ревность к его семье ядом потекла по венам. Мне нечего было предъявить Валере, кроме моей зависти к его большой семье. К тому, что он даже после развода останется любимым папочкой.

Если так задуматься, то именно этим утром я приблизилась к пониманию того, что мама имеет в виду, говоря, что у него есть Я и есть СЕМЬЯ. И это две разные ценности. Но понимание этого пришло ко мне значительно позже, а сейчас я очень хотела сменить тему и не углубляться в говнотёрки. И в этом мне помог пёс. Краем глаза я заметила, что он собрался навалить кучу рядом с дверью.

Изрядно поев, он ходил по дому и всё обнюхивал. Утолив голод, он почувствовал необходимость в удовлетворении другой нужды.

– Нет, нет, нет. Подожди! Здесь нельзя какать! – я вскакиваю из-за стола, хватаю пса и бегу с нам на улицу. Но не успеваю и уже в коридоре чувствую, как мне на ногу падает оно. Опускаю пса на снег, но уже поздно, свои дела он сделал на мои тапки. И радостно стал прыгать по свежему пушистому снегу.

– Что за утро, – снимаю тапки и со злостью кидаю их в сугроб у крыльца, а сама босиком возвращаюсь в дом. – Сейчас выпью кофе и пойду на просторы интернета пристраивать пса.

– Как скора ты на расправу. Дай парню шанс. Ты же всегда мечтала о собаке, и вот тебе – знак судьбы, – это довольный Валера с набитым едой ртом, хохочет.

– Я не готова к какашкам. Я знаю себя – мгновенно к нему привяжусь, если сразу не отдам. Он милый и прикольный. Я глазом не успею моргнуть, а пёс уже меня воспитывает, а не я его. Надо быстро его пристроить в хорошие руки.

– Давай садись за стол. Выпей свой кофе, и утро станет не таким ужасным.

– Почему ты защищаешь это мохнатого засранца? Ты же понимаешь, что это только начало? Он будет всё грызть. Портить наши вещи. Им нужно заниматься, а я собираюсь выйти на работу.

– Ты уже полгода собираешься и непонятно, когда выйдешь. Может, ты до лета учиться будешь. А щенок быстро вырастет и поумнеет. Видно же, что это отличный пёс. Сторожевой. А я люблю собак.

– А если мы уехать захотим?

– Придумаем что-нибудь.

– Не уговаривай меня. Я сначала захочу собаку, а потом её заведу, когда буду готова. А не наоборот. Нарисовался на мою голову комок проблем.

Я продолжаю рассуждать, как щенок не вовремя появился, а Валера заканчивает есть и выходит на улицу. И через минуту я вижу, как он бегает и играет с псом по снежной глади. Что делать? И я тоже выхожу на улицу.

Я сажусь на ступеньку крыльца и наблюдаю за снежной вакханалией. А потом иду принимать в ней участие.

* * *

– Пошли в кино? – предлагает Валера уже вечером. – Заодно поужинаем в новом ресторане. Я на прошлой неделе обедал там с Борькой. Тебе понравится.

Мы валяемся на кровати. И мне очень не хочется никуда идти. Но это мое обычное состояние. А вот Валера не такой. Ему нужен движняк. Он уже и со щенком погулял и поиграл. Новости всё изучил. И даже прикрутил болтающуюся ручку у шкафчика на кухне. Пока я готовила обед, он переделал все возможные дела и сейчас изнывал от тоски. Ну не его это – дома зависать. Точнее, залегать.

– Пошли… Только чур фильм выбираю я, – соглашаюсь я и сползаю с кровати. Нехотя стягиваю любимую пижаму и заглядываю в недра шкафа в поисках, что бы надеть. – А как мы щенка оставим без надзора?

– Вот и проверим, как он одиночество переносит. Мы ж не на два дня уезжаем, а на три часа.

Шкаф увешан одеждой Валеры. Костюмы и рубашки заполонили собой всё пространство узкого шкафа. Мои наряды скромной кучкой прибиты к стенке. Весь мой богатый гардероб из прошлой жизни у мамы в кладовке. Я запаковала свои дизайнерские платья, модные брендовые шмотки, обе шубы и двадцать пар туфлей на высоком каблуке и без сожаления отправила их на склад. Сердце мамы такого варварства не выдержало, и она забрала одежду и обувь домой. В надежде, что я одумаюсь и опять начну ходить в «приличном» виде. Но, видимо, это возраст, и я больше не хочу ходить на девятисантиметровых шпильках. Кеды и кроссы – мои сегодняшние друзья.

Агрессивная напускная сексуальность уступила место кэжуалу^[1]. И мне так комфортно и удобно. Тем более то, что я так усердно следила за собой, одевалась с иголочки, не уберегло меня от измены мужа. Он всё равно ушел от меня, и не к более ухоженной и красивой, а к той, которую полюбил. Поэтому сейчас у меня отторжение напускной красоты. Максимум естественности. Мне важно, чтоб Валера любил меня такой, и я гипертрофированно небрежно отношусь к своему внешнему виду. Я больше так не хочу – ты стараешься, делаешь с собой максимум больных и дорогих манипуляций красоты, а потом он уходит к женщине с волосатыми ногами. А у тебя десять сеансов лазерной эпиляции всего тела, включая труднодоступные места, потому что, видите ли, чёрный волос на попе ему не нравится.

У меня психотравма брошенки от первого мужа, и Валера за неё огребает. Но у нас разница в возрасте двадцать лет, так что я для него максимально молодая и красивая даже в пижаме. И надо сказать, что бывшая жена Валеры – эталон. Я видела её фотографии в большом доме, когда работала там. Соревноваться в красоте, стиле и совершенстве с такой – я проиграю даже в свои тридцать пять против её пятидесяти пяти. Но насмешка жизни такова, что мой бывший муж бросил меня, а Валера меня любит. Но я не очень разбираюсь, что в голове у мужчин. Что ими руководит по жизни и почему они меняют одну женщину на другую, для меня загадка.

С этими мыслями я достаю одно из немногих своих платьев, кажется, в нём я ещё с Валерой никуда не ходила. Беру его и иду в ванную краситься. Сегодня я буду красоткой. Сыграю на контрасте.

Прямоугольное зеркало в массивной деревянной раме я сделала сама. С помощью лобзика, шкурки и суперклея. Сейчас оно висит над раковинной в ванне и я изучаю в нём своё отражение. Через несколько месяцев мне тридцать шесть. Едва заметная сеточка морщин вокруг глаз как следствие прогулов визита к косметологу. Чуть больше, чем нужно, отросшие корни волос – пора к парикмахеру. Ногти обрезаны максимально коротко и поражают своим здоровым цветом – долгое отсутствие гель-лака пошло им на пользу. Но это совсем не портит общую картину, потому что я сияю. Даже не накрашенная и без причёски я нравлюсь себе. У меня взгляд влюбленной и любимой женщины. Счастье скрашивает моё небрежное отношение к уходу, но я понимаю, что скоро эту игру стоит прекращать. Пора брать себя в руки и выходить из своего кокона. Но счастье любит тишину, и этим я оправдываю своё добровольное заточение в старом доме.

Вот и начну сегодня с похода в кино. Душ, фен, косметичка. И через сорок пять минут я готова. Подмигиваю сама себе в зеркале и выхожу.

– Ты просто невероятно красивая! – таким возгласом меня встречает Валера. – Почему ты так редко красишься? И это платье просто бомба, почему ты его никогда не надевала?

– Спасибо дорогой, приглашай меня чаще в ресторан и узнаешь про меня много нового, – мне приятно. Я вижу восхищение и восторг у него во взгляде.

– Так я приглашаю, ты сама редко соглашаешься.

– С каких это пор мои отказы тебя останавливают? – с хохотом кружусь я по комнате.

Осматриваю критическим взглядом белый полушубок – к сожалению, констатирую тот факт, что он теперь только для собаки. Беру пальто и выхожу на улицу. Валера в сером костюме чистит свои лакированные туфли с металлической каёмкой по краю. Белый шарф сверху на коричневом кашемировом пальто меня веселит и отдает девяностыми. Лысая макушка, широкий лоб и сломанный в двух местах нос – он очень похож на киношных бандитов того времени. А вдвоём мы с ним похожи на бандита и его тёлочку, собравшихся на раут во всем самом дорогом.

Щенка мы оставляем в коридоре. У него есть миска, лежанка и палка. Валера сказал, что если есть осиновая палка, то он не будет грызть мебель. Будет грызть её. Посмотрим. Меня больше волнуют какашки, а мебель не очень.

Машина с водителем везёт нас в центр. Яркая подсветка ночного города поражает своей красотой. Я ещё не видела, как украсили Невский проспект к Новому году. Он великолепен, в общем, как и весь Петербург. Ощущение праздника витает в воздухе и заставляет поверить, что новогодняя сказка творится здесь и сейчас.

Я всем сердцем люблю свой родной город. Я родилась и выросла в самом его центре – на Гончарной улице. Это сейчас на каждой подворотне решётка с кодовым замком, а в годы моего детства мы бегали насквозь от Московского вокзала до Невского проспекта. Одна моя часть любит загородную жизнь с её простором, природой и тишиной, а вторая стремится вернуться обратно в тесноту узких улиц.

Машина останавливается около кинотеатра «Художественный», и мы поднимаемся к кассам по мраморной лестнице. Отличный русский фильм нравится нам обоим. Я уже и не помню, когда так хохотала. Сначала я смотрела, что идёт в Доме кино, но там, как назло, дни старого американского кино. Ну не сегодня настроение для «Завтрака у Тиффани», хоть я его и люблю. Хотелось чего-то проще и веселее.

Выйдя из кинотеатра в приподнятом настроении, мы пошли пешком в сторону улицы Рубинштейна. Хотелось прогуляться перед ужином. Мелкий сухой снежок падал неспешно. Без ветра и излишней питерской влажности мороз почти не чувствуется. Витрины магазинов сверкали нарядным оформлением, а ажурные гирлянды на каждом столбе создавали атмосферу всеобщего веселья. Бесконечное количество людей вокруг – и каждый спешит по своему делу. Я отвыкла от такого множества лиц.

Двадцать минут неспешным шагом, и мы в новом модном месте. У нас забронирован столик. Даже несмотря на совсем не демократичные цены, вечером без записи сюда не попасть. Круглый стол накрыт белоснежной скатертью и сервирован на двоих.

– Нам, пожалуйста, сразу бутылку Новой Зеландии, пока мы выбираем еду, – говорит Валера подошедшему официанту. – Или ты хочешь шампанское?

– Давай шампанское! Настроение всеобщего веселья передалось и мне.

Валера со свойственной ему энергичностью и быстротой выбирает подходящее шампанское, а потом и еду. Очень быстро на нашем столе оказываются тарелки со всеми закусками и ведёрко со льдом, из которого официант тут же извлекает тёмно-зелёную тяжёлую бутылку. Хлопок, и пенящаяся жидкость струится по стенке хрустального бокала.