Валентин Рунов
Конев против Жукова. Поединок маршалов
Исходя из наличия сил и средств, характера обороны противника можно спрогнозировать соотношение потерь сторон в операции. При наступлении на неподготовленную оборону советские войска тем не менее должны были понести вдвое больше потерь, чем обороняющиеся немецкие войска. При отражении неподготовленных заранее контрударов немецких танковых дивизий потери сторон могли быть примерно равными. Но уже с началом отхода немецких войск их потери должны были значительно превысить потери соединений Красной армии, ведущих фронтальное преследование. При переходе к преследованию по параллельных маршрутах с учетом фланговых ударов потери обороняющейся стороны по отношению к наступающей могли составить 3: 1. Но если учесть, что такое преследование нередко завершается окружением противника, то можно вести разговор о полном разгроме противостоящей вражеской группировке при сравнительно небольших потерях среди наступавших войск.
Таким образом, в теоретическом плане реализация плана превентивного удара, предложенного Генеральным штабом РККА в середине мая 1941 года, была вполне возможной. Но это только теория. На практике все могло быть иначе.
От утвержденного замысла стратегической наступательной операции до отдачи непосредственного боевого приказа войскам, как свидетельствует практика, требуется не менее полугода. Столько времени германскому командованию потребовалось для подготовки к реализации плана «Барбаросса» в 1941 году. Столько же времени потребовалось и советскому командованию на подготовку Маньчжурской стратегической наступательной операции в 1945 году. 15 мая 1941 года план нанесения превентивного удара, предложенный Генеральным штабом РККА, подписан и утвержден не был. Это значит, что не было контрольной точки отсчета начала его реализации и не было самой реализации, сопровождающейся лавиной директив, приказов и других боевых документов. По крайней мере, противнику, разгромившему штабы Юго-Западного фронта, нескольких армий, десятка корпусов и многих десятков дивизий, не удалось получить ни одного такого документа, а о его наличии Геббельс не стал бы молчать. Это говорит о том, что таких документов не было, и о том, что Советский Союз в 1941 году не готовился к нападению на Германию и не готовил стратегической наступательной операции.
Даже вопреки фактам допустим, что такая операция готовилась, и поговорим о ее шансах на успех. Вопрос очень непростой и с военной точки зрения требует рассуждений и выводов параллельно по нескольким направлениям.
Во-первых, нельзя было скрыть от противника многомесячную подготовку столь масштабной операции. Уверен, что, узнав об этом, германское командование предприняло бы соответствующие ответные меры, прежде всего в плане создания глубокоэшелонированной обороны, хорошо развитой в инженерном отношении, насыщенной противотанковыми средствами. На легкий и быстрый прорыв такой обороны рассчитывать уже не приходилось.
Во-вторых, в германской армии были хорошо отработаны приемы оперативной и тактической маскировки. Накануне вторжения с этой целью на уровне Генерального штаба сухопутных войск Германии был разработан особый план. Это должно было резко снизить эффективность первых авиационных и артиллерийских ударов противника и сохранить свои войска для последующих действий.
В-третьих, вермахт значительно превосходил РККА по количеству и качеству средств управления, что являлось одним из определяющих факторов, прежде всего в наступлении, когда практически невозможно было полагаться на проводные линии связи. Фашисты широко и достаточно умело использовали радиосвязь в звене от Генерального штаба до отдельного танкового экипажа. Советские войска же испытывали острый недостаток в радиостанциях, а командующие, командиры и штабы не были обучены работать с помощью этих средств управления. Существовала своеобразная радиобоязнь в одних, другие же грешили передачей боевых распоряжений и донесений открытым текстом. В первом случае управление войсками нарушалось до прокладки проводной линии связи, во втором передаваемая информация нередко становилась достоянием врага. Это в полной мере проявилось в июне 1941 года и неоднократно давало о себе знать и в последующем.
В-четвертых – человеческий фактор. Многие генералы вермахта к июню 1941 года имели не только хорошее военное образование, большую практику управления войсками, но и опыт наступления, полученный во время польской кампании и на Западе в 1939–1940 году. Например, начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер работал в этом высшем органе оперативного управления около 25 лет, все командующие группами армий, полевыми армиями и танковыми группами имели за спиной академическое образование и прослужили в этих должностях от 5 до 10 лет.
Состояние офицерского корпуса РККА было далеко не лучшим. Безусловно, сказались репрессии 1937–1938 годов. По неполным данным, в это время были репрессированы три маршала Советского Союза, 14 командармов 1-го и 2-го ранга, 60 комкоров, 136 комдивов. Также нужно помнить, что в последние предвоенные годы резко возросла численность РККА: если в 1935 году в ее рядах насчитывалось 930 тысяч человек, то на 1 января 1941 года под ружьем уже стояло 4,2 миллиона человек. За счет массового призыва были развернуты новые объединения, соединения и части.
Для покрытия нехватки в командных кадрах высшего звена летом 1940 года по ходатайству наркома обороны С.К. Тимошенко были пересмотрены дела более трехсот репрессированных военачальников. В итоге почти двести пятьдесят командиров было возвращено в строй. В их числе были К.К. Рокоссовский, А.В. Горбатов, А.И. Тодорский, А.В. Голубев и другие. К 1 января 1941 года на военную службу возвратилось более 12 тысяч командиров и политработников, в основном из числа тех, кто не был арестован в 1937–1938 годах, но находился под наблюдением НКВД.
В то же время нужно признать, что профессиональный уровень подготовки высшего начальствующего состава РККА был невысок. Нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко и начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г.К. Жуков военное образование имели на уровне академических курсов. Командующий Западным Особым военным округом генерал армии Д.Г. Павлов на должность был назначен в июне 1940 года, имея за спиной опыт командования танковой бригадой. Командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал-полковник М.П. Кирпонос на должность был назначен в феврале 1941 года. До этого с 1934 по 1939 год он был начальником Казанского пехотного училища, во время советско-финляндской войны полгода покомандовал дивизией, в 1940 году два месяца прокомандовал стрелковым корпусом, после чего был назначен сразу командующим Ленинградским военным округом, а еще через полгода переводится командующим в самый крупный Киевский Особый военный округ. Столь же стремительными были карьерные взлеты и большинства командующих армиями, очень многих командиров корпусов и дивизий. При этом надо отметить, что, получив высокие должности, они не имели опыта в подготовке и проведении фронтовых и армейских наступательных операций, наступательных боев стрелковых и, прежде всего, механизированных (танковых) соединений.
Не лучшим было состояние командных кадров и на уровне полков, батальонов и рот. Почти 70 процентов командно-начальствующего состава имели опыт работы в занимаемой должности от одного до шести месяцев. До 50 процентов командиров батальонов, почти 68 процентов командиров рот и взводов имели лишь шестимесячную подготовку на курсах.
Крайне низкой была военная подготовка офицеров запаса. Из этой категории лиц, которые в случае войны должны были занять ответственные должности, только 0,2 процента имели высшее военное образование, 10 процентов окончили военные училища, а остальные почти 90 процентов – краткосрочные курсы офицеров запаса.
Если учесть все эти отрицательные моменты, то вызывает вполне обоснованное сомнение в способности РККА в 1941 году подготовить и провести стратегическую наступательную операцию с целью разгрома противостоящую группировку немецких войск. Ведь такая операция, кроме «революционного» порыва, требует очень многого, чего в то время Красная армия практически не имела.
Правда, это вовсе не значит, что высшие военачальники считали Красную армию слабой, а себя не готовыми к решению масштабных наступательных задач. Я совершенно уверен, что в случае получения соответствующего приказа от руководства СССР С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, Д.Г. Павлов, М.П. Кирпонос, подчиненные им командармы, комкоры и комдивы повели бы свои войска в наступление. Но другой вопрос – чем бы закончилось это наступление?
Таким образом, все, что касается подготовки СССР к нападению на Германию летом 1941 года и возможного развития превентивной стратегической наступательной операции РККА, то это остается в области гипотез, домыслов и рассуждений. Нет сомнений в том, что в начале 1941 года Генеральный штаб, возглавлявшийся Г.К. Жуковым, разрабатывал план такой операции. Но, как известно, от разработки до реализации любого проекта слишком далеко.
Глава вторая. Время суровых испытаний
Тяжелое начало
Начало Великой Отечественной войны многими авторами описано уже неоднократно. Об этом тяжелом времени писали руководящие работники Генерального штаба РККА, командующие и работники штабов военных округов, армий, корпусов, дивизий, командиры подразделений, сержанты и солдаты. Оставил свои воспоминания и бывший начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г.К. Жуков.
Открываем его «Воспоминания и размышления»:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, – констатирует Г.К. Жуков. – Он доложил, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев. И.В. Сталин сказал:
– Приезжайте с наркомом в Кремль.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.
– Нет, – ответил С.К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро.
– Что будем делать? – спросил И.В. Сталин.
Ответа не последовало.
– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех пограничных войск в полную боевую готовность, – сказал нарком.
– Читайте! – ответил И.В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:
– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска пограничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз ее прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи».
В директиве войскам западных округов и народному комиссару Военно-морского флота, подписанной в 23 часа 21 июня 1941 года, указывалось:
«1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ПВО, ПрибВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городков и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
С этой директивой Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тот же час передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 22 июня 1941 года, то есть всего за три часа до начала агрессии…
Под утро 22 июня нарком С.К. Тимошенко, Н.Ф. Ватутин и я находились в кабинете наркома обороны…
В 3 часа 30 минут 22 июня 1941 года первая волна немецких бомбардировщиков в составе 30 отборных экипажей, группами по 3 самолета, пересекла западную границу Советского Союза. Вторгшись на советскую территорию, бомбардировщики легли на курс к намеченным целям в тот момент, когда немецкая артиллерия подала сигнал о начале наступления наземных войск, они в утренних сумерках нанесли удар по десяти советским аэродромам.
Затем, уже на восходе солнца, основные силы немецких ВВС в составе 500 бомбардировщиков, 270 пикирующих бомбардировщиков, 480 истребителей нанесли удар по 66 аэродромам, на которых было сосредоточено почти ¾ советской авиации. Подавляющая часть крылатых машин была выведена из строя.
В 3 часа 30 минут Г.К. Жукову позвонил начальник штаба Западного Особого военного округа генерал-лейтенант В.Е. Климовских и доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Через несколько минут раздался звонок от начальника штаба Киевского Особого военного округа генерал-лейтенанта М.А. Пуркаева, который доложил о налете немецкой авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским Особым военным округом генерал-полковник Ф.И. Кузнецов и также доложил о налете немецкой авиации на Каунас и другие города…
«Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В. Сталина.
Минуты через три к телефону подошел И.В. Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешение начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Я слышу его дыхание.
– Вы меня поняли?
Опять молчание.
Наконец И.В. Сталин спросил:
– Где нарком?
– Говорит с Киевским округом по ВЧ.
– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро…
В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.
И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:
– Надо срочно позвонить в германское посольство.
В посольстве ответили, что граф Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.
Принять посла было поручено В.М. Молотову.
Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.
Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов:
– Германское правительство объявило нам войну.
И.В. Сталин опустил голову и глубоко задумался.
Наступила длительная пауза.
Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.
– Не задержать, а уничтожить, – уточнил С.К. Тимошенко.
– Давайте директиву, – сказал И.В. Сталин.
В 7 часов 15 минут 22 июня директива наркома обороны № 2 была передана в округа…» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 243–248).
Итак, для Г.К. Жукова фактически Великая Отечественная война не началась внезапно – он был готов к ней непосредственно с вечера 21 июня и даже предпринимал определенные меры для того, чтобы войска Западных округов не были застигнуты врасплох. К сожалению, на практике это не получилось… За это были расстреляны генералы Г.Д. Павлов, Д.Г. Климовских, А.Т. Григорьев, А.А. Коробков и др. Многие погибли в первых боях, еще некоторые были пленены противником. О простых офицерах, сержантах и солдатах и говорить нечего – их потери измеряются сотнями тысяч… Но ни нарком обороны, ни начальник Генерального штаба за это никакой ответственности не понесли. Почему – только можно гадать?!
Непосредственно перед войной 19-я армия генерал-лейтенанта И.С. Конева находилась на Украине, а он сам в Ростове-на-Дону, где был расположен штаб Северо-Кавказского военного округа. Хотя время было и очень тревожное, но никаких предварительных ориентировок он не получал, поэтому вечером 21 июня отправился спать к себе на квартиру.
Далее он пишет:
«В два часа ночи 22 июня раздался звонок по ВЧ. Жуков сообщил, что положение угрожающее, дал команду привести в готовность все средства противовоздушной обороны Ростова. “Командующим округа оставьте Рейтера, своего заместителя, а сами немедленно вылетайте в армию, быть там в полной боевой готовности”.
Вместе с членом Военного совета Шеклановым, начальником особого отдела Королевым рано утром в четыре часа на своем самолете СИ-47 я вылетел из Ростова в Черкассы. По всему маршруту был ливневый дождь, мы шли на бреющем полете при плохой видимости. Взяли за ориентир Днепр и по Днепру шли на Черкассы. Пролетая район Запорожья, не без риска прошли над проводами высокого напряжения Днепровской ГЭС.
Прибыв около пяти часов утра (22 июня. – Авт.) в штаб 19-й армии, я выяснил, что ни начальник штаба, никто в штабе не знает, что началась война».
Сразу же встает вопрос – почему?
19-я армия находилась на территории Киевского Особого военного округа, и командование этого округа, безусловно, знало об этом. Оповещая свои армии, оно должно было позаботиться о том, чтобы такой же сигнал поступил и в эту армию. Но по какой-то причине этого не произошло. Объяснение – основная часть штаба находилась в движении в район Тернополя, а оперативный дежурный, оставшийся в Киеве, халатно отнесся к своим обязанностям.
Если 19-я армия, несмотря на то что находилась на территории Киевского Особого военного округа, составляла резерв Главного командования, то соответствующую команду в ее штаб должен был передать Генеральный штаб РККА, а проконтролировать его прохождение лично Г.К. Жуков. Но почему-то и этого не произошло? Ответ – опять-таки недопустимая халатность.
Третий вопрос – как сам И.С. Конев узнал, что уже идет война? Ведь 22 июня немецкая авиация Черкассы не бомбила. Как пишет сам И.С. Конев: «Весь первый день войны штаб армии не получал информацию из Генштаба о положении на фронтах. Этот день прошел для нас спокойно, противник не бомбил район расположения армии, кроме железнодорожного моста через реку Днепр. Видимо, сосредоточение 19-й армии не было установлено противником».
Правда, А.Н. Оськин, взявший на себя смелость раскрыть тайны начала Великой Отечественной войны, в книге «Ключи к разгадке», ссылаясь на какого-то свидетеля, пишет, что уже 21 июня над Черкассами появился иностранный военный самолет, который был обстрелян зенитчиками 19-й армии. Автор делает смелый вывод, что это мог быть английский разведчик, прилетевший с юга???
Тем не менее, прибыв в Черкассы, И.С. Конев «дал команду объявить боевую тревогу, рассредоточил войска, доложил в Генштаб, что я на командном пункте в Черкассах и войска армии находятся в полной боевой готовности». Об этом он был обязан проинформировать штаб Киевского военного округа и Генеральный штаб.
Между тем, как пишет Г.К. Жуков, к 8 часам утра 22 июня Генеральному штабу все же удалось прояснить сложившуюся на то время оперативную обстановку, и в 9 часов утра он вместе с С.К. Тимошенко снова поехал к И.В. Сталину для того, чтобы «доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации в стране и образовании Ставки Главного командования, а также ряда других вопросов».
Опять неточность. Во-первых, ни один военачальник, не разобравшись в обстановке, не поедет к старшему начальнику, если только добровольно не рискнул нарваться на серьезные неприятности. Во-вторых, визит С.К. Тимошенко и Г.К. Жукова к И.В. Сталину в 9 часов не соответствует записям посещения. Из них следует, что в период с 9 до 14 часов И.В. Сталин принимал в основном членов Политбюро и Центрального комитета партии, после чего в 12 часов по радио выступил В.М. Молотов. С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков и Н.Ф. Ватутин были приняты И.В. Сталиным только в 14 часов 22 июня и пробыли в кабинете вождя до 16 часов. В то время там уже 45 минут находился Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников. Позже к Сталину были вызваны нарком Военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов и начальник Главного артиллерийского управления РККА Маршал Советского Союза Г.И. Кулик. Видимо, именно тогда Г.К. Жуков, Б.М. Шапошников и Г.И. Кулик получили распоряжение о выезде на фронты.
Правда, сам Г.К. Жуков пишет, что это произошло вскоре после 13 часов 22 июня. Далее он пишет: «Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе… К исходу дня я был в Киеве, где меня ждал Н.С. Хрущев. Он сказал, что дальше лететь опасно… надо ехать на машинах. Получив от Н.Ф. Ватутина по ВЧ последние данные обстановки, мы выехали в Тарнополь… На командный пункт прибыли поздно вечером…» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 250).
Таким образом, вторую половину дня 22 июня начальник Генерального штаба Г.К. Жуков провел в пути, и только к исходу этого дня он прибыл на командный пункт Юго-Западного фронта в Тернополь. Там он пробыл до 26 июня, после чего возвратился в Москву.
Итак, в первые дни войны И.С. Конев находился в штабе 19-й армии в районе Черкасс. Нетрудно догадаться, чем он занимался в это время. Разбросанные по территории соединения и отдельные части нужно было привести в полную боевую готовность, вывести в запасные районы, принять мобилизационный ресурс, пополнить запасы материальных средств, организовать управление и многое другое.
Далее Иван Степанович пишет: «На второй или третий день нарком обороны С.К. Тимошенко вызвал меня по ВЧ и приказал всей армии форсированным маршем следовать в район города Киева. Поставил задачу: занять оборону по рубежу бывшего Киевского УРа, по реке Тетерев и далее по периметру этого укрепленного района».
Отдав приказ войскам о выходе в район Киева (23 или 24 июня. – Авт.), я с начальником штаба Рубцовым и членом Военного совета Шеклановым с первым эшелоном штаба на автомашинах выехал в Киев. По прибытии в Киев, не теряя времени, получил ориентировку от заместителя командующего округом Яковлева и тут же выехал на рекогносцировку укрепленного района.
К моему великому удивлению, в Киеве никаких войск не было, кроме артиллерийского училища под командованием генерала С.С. Волкенштейна. Киевский укрепленный район, который строился еще в мирное время, был в запущенном состоянии, все заросло травой и бурьяном, пулеметные и артиллерийские бетонированные сооружения не имели оружия. Личный состав, офицеры и солдаты, призывались из запаса. Видимо, в последние годы считали, что Киевский УР не нужен. Не хочу кого-либо в этом обвинять, но получилось так, что новые УРы по государственной границе еще не были готовы, а старые были уже в состоянии, мягко говоря, консервации.
Увидев столь безотрадную картину, я поехал в ЦК Компартии Украины к секретарям ЦК М.А. Бурмистренко и Д.С. Коротченко, Информировал их о задаче 19-й армии, о состоянии оборонительного рубежа перед Киевом, попросил их немедленно мобилизовать население для строительства обороны вокруг Киева… Мной был отдан приказ войскам 19-й армии занять оборону по рубежу старого УРа и высотам, прикрывавшим подступ к Киеву».
Правда, долго 19-я армия под Киевом не оставалась. 25 июня Ставка Главного командования приняла решение образовать группу армий резерва в составе 19, 20, 21-й и 22-й армий, развернув их на рубеже Невель, Витебск, Гомель, Чернигов. В тот же день штаб 19-й армии получил соответствующую директиву, а ее соединения и части начали перемещение в указанные районы.
Из воспоминаний И.С. Конева: «В момент, когда управление армии и ее головные части уже подходили форсированным маршем к Киевскому укрепрайону, меня вновь вызвал по ВЧ нарком обороны С.К. Тимошенко и спросил, может ли моя армия “передвигаться бегом”. Создалась очень сложная обстановка на западном, московском направлении. С.К. Тимошенко передал следующее распоряжение: “Положение на Западном фронте угрожающее. Противник продолжает развивать наступление на Смоленск. Армию по тревоге грузить в эшелоны в том порядке, в каком части будут подходить к станциям погрузки, и перебрасывать на западное направление, в район Рудни, Орши и Смоленска. С прибытием управления армии на Западный фронт лично получите указания в штабе фронта”. Разумеется, никакого плана перевозки составить было невозможно и все делалось в порядке распорядительном.
В первую очередь на станции Дарница было погружено управление 19-й армии с полком связи. Были отданы распоряжения о погрузке частей армии на тех станциях, к которым войска подходили, выполняя приказ занять Киевский оборонительный район. В первые эшелоны были погружены некоторые дивизии, средства управления, тыловые части и подразделения, а главные силы пришлось отправлять позже, по мере их подхода к железнодорожным станциям…»
Таким образом, и Г.К. Жуков, и И.С. Конев в первые дни Великой Отечественной войны находились на территории Киевского Особого военного округа, на базе которого был развернут Юго-Западный фронт. В это время служебное положение их существенно отличалось: Г.К. Жуков выступал как представитель Главного командования и начальник Генерального штаба РККА, И.С. Конев – как командующий одной из армий. Кроме того, в первые дни войны Г.К. Жуков и И.С. Конев между собой не общались, хотя второй выполнял директивы начальника Генерального штаба. Но 25 июня он получил новую задачу, в связи с чем на определенное время из-под контроля Генерального штаба вышел.
