Валентин Одоевский
Четырнадцать мгновений бармена
На её лице, наконец-то, появилась лёгкая улыбка, а щёчки налились румянцем.
– Так приятно, понимаете, когда операция кончилась, ты приходишь в кабинет и просто лежишь на полу… потому что спина устала, пока ты согнутый стоял несколько часов с красными руками… Потом приходишь в палату к пациенту, а он уже ничего – живчик – разговаривает, смеётся, тебя расцеловать хочет – приятно так всегда!.. Даже не от благодарностей их приятно, а от осознания того, что ты – их единственный шанс остаться с нами… не уйти Наверх… и ты даёшь им руку, чтоб ухватиться. Вот это реально радует!
Она выпила очередной бокал абсента и закашлялась:
– Ну, хватит на сегодня…
– С вами всё хорошо? – спросил я.
– Обижаете! – усмехнулась она. – Отличное пойло! Хотя… лучше чистого спирта нету в мире ничего!
Девушка снова рассмеялась и соскочила со стула.
– Спасибо, что не прогнали меня и не перебивали! – сказала она. – Врачам тоже иногда нужна помощь. Даже такая…
Я не успел и слова сказать, как моя собеседница поспешила к выходу и скрылась в проёме.
Она и поныне захаживает к нам в бар. Всё также пьёт «Ксенту», иногда разнообразя водкой. Всё в этом же костюме. Всё с такими же усталыми, красными от недосыпа, но такими красивыми и добрыми глазами, за печалью которых читается фраза – «я – счастлива!».
Вертухай
В нашей стране так много людей в погонах, что складывается чувство, будто вся страна – сплошной военный лагерь. Настолько милитаризованы все ведомства. Ну, или, хотя бы, большинство уж точно.
Одним из немногих «райских уголков», где можно было не видеть ни полицейских, ни прочих «погонников» – был наш бар. И то сюда, время от времени, заглядывали разные силовики. Как правило, с целью что-то быстро купить и забрать с собой. В основном, конечно же, стражи порядка.
На моей памяти, по крайней мере сколько я работаю, к нам лишь раз заходил военный – лётчик по имени Анатолий. Вроде как, я раньше про него уже рассказывал.
Но, как известно, раз на раз не приходится.
Однажды на пороге нашего заведения появился человек в форме. Я даже сначала не понял кто это – полицейский или очередной какой-то военный? В тёмно-синем кителе с золотыми погонами, на каждом из которых было по одному… бордовому, красным этот цвет трудно было назвать, просвету, и по три золотые звёздочки. Под кителем сияла белая рубашка, форменный галстук. Сам обладатель этой формы был молодой человек, однако, молодость можно было увидеть лишь по глазам и то еле-еле… Лицо уже начало покрывать морщинами, было немного отёкшим. Когда он снял фуражку, то я увидел его седеющие короткие волосы. Кое-где всё ещё оставался их прежний буроватый цвет.
Он сел на барный стул перед моей стойкой, положил фуражку и сказал грубым прокуренным голосом:
– Водки…
Я поспешил уточнить:
– Вам какой? У нас много марок и видов.
Гость посмотрел на меня уставшим взглядом и отрешённо произнёс:
– Да хоть какой, мне всё равно!..
Он облокотился на стойку и сказал уже тише, от чего его голос казался грубее и даже, я бы сказал, страшнее:
– Гуляю я сегодня, дружище, понимаешь?
– Понимаю, – ответил я и, поставив перед ним рюмку на сто грамм, наполнил её из крайней бутылки, что стояла на полке.
Он поднял рюмку, взглянул на меня исподлобья и пробормотал:
– Ну, за свободу!
Водка мгновенно утекла в его горло, а рюмка вернулась на стойку, чтоб наполниться вновь.
Я всё не решался ничего ответить или спросить, хотя один вопрос, чисто из любопытства, терзал мою голову.
По мере того, как наш старлей пил, пуговицы на его кителе одна за одной всё расстёгивались и расстёгивались, а галстук постепенно опускался от шеи.
– Простите, – наконец, решился спросить я, – а вы – полицейский?
Он усмехнулся, беря вновь наполнившуюся рюмку:
– Не-а!
– А кто же вы?
– Хех!
Жгучая жидкость снова утекла в него.
– Да никто я уже, дружище! – ответил он. – Человек я. Хотя… я уже и сам толком не пойму, могу ли я таковым себя считать?..
– Неужели так всё плохо?
– Да как тут сказать…
Он замялся.
– По крайней мере, сегодня у меня точно всё очень даже хо-ро-шо! Вот что я определённо знаю…
– А что празднуете?
– Уволился я наконец-то!
При этих словах в его глазах появилась радость, ибо они сверкнули, а лицо на мгновение озарила улыбка.
– Поздравляю! – учтиво сказал я, подливая водки. – А откуда, если не секрет?
Старлей заметно помрачнел, лицо его слегка побледнело. Он опустошил рюмку и угрюмо ответил:
– Из зоны. Вертухаем я был.
– Вы тюрьму охраняли? – не поняв, спросил я.
– Ну, грубо говоря, да. Во ФСИН я служил, вот…
– Тогда понятно, почему у вас такой праздник, раз вы уволились оттуда.
– Хех, друг, что тебе понятно?
Он закашлялся и уже сам взял бутылку, подливая себе горячительного.
– Пол жизни, считай, на свалку. Приходишь в институт, думаешь, вот – какая у меня благородная цель! Да, не уважают! Да, обделяют! Зато как я сам гордится буду! Ой, какой я баран был, ты бы знал… Да мне бы тогда это знать… В институте тебе рассказывают всё по книжкам всяким там, про то, что трудно, но как почётно! Ты выпускаешься весь такой окрылённый – ещё бы – ты ж специалист, всё знаешь, все экзамены сдал хорошо! У тебя идея по жизни есть, в конце концов! Ты понимаешь, что нужен стране, что она тебя не бросит!
Он залпом опустошил рюмку и, громко поставив её на стойку, продолжил сделав голос чуть ниже и мрачнее:
– Ага, щас!.. нужен ты ей сто лет… не бросит…, да она и не поддерживала даже… Приезжаешь на место службы, думая, что сейчас тебе всё выдадут, начнёшь служить нормально. А нет! Сразу в лоб говорят, мол, нужна форма по размеру да поновее – покупай за свой счёт. И не волнует никого, что ты начинаешь им твердить про гособеспечение и прочий бред, что тебе лепетали в институте пять лет напролёт. Над тобой просто смеются, посылают матом и говорят, что я сумасшедший какой-то из сказки. Ну, думал я, ладно, хотя бы зарплата с премией неплохая выходит… ага… вот только никто не помнит, когда же второй пункт платили последний раз-то?.. Думаешь, что же за дела тут творятся? Почему всё так, почему нас так обделяют? Вон, армия, менты – всё у них в шоколаде – стоят только, стебутся над нами, потому что мы выглядим червяками на фоне них. Ну а сама служба… хочешь отдохнуть на выходных? – а не пойти бы тебе на хуй – вызывают! Отпуск? Что это вообще такое? Дурак что ли? Пытаешься заставить младших инспекторов, ну, рядовых, сержантов работать как следует – покивают у тебя перед лицом, козырнут…, а сами опять бухать уходят…
Старлей нервно усмехнулся.
– Потом и я стал с ними, от безысходности, выпивать…
– Почему же от безысходности?
– Да потому что ты понимаешь спустя пару месяцев, что твоя идея, твои знания, да ты сам никому на хуй не нужен! Ты просто расходный материал, который с оружием в руках смотрит за другим расходным материалом. И я не преувеличиваю. Пытаешься как-то помочь зекам – начальство чмырить начинает. Доложишь о том, что видел, как твои сослуживцы или подчинённые избивают кого-то – и начальство, и эти же сослуживцы задерут. Такое ощущение, что если ты каждый день контактируешь с заключёнными, то перестаёшь быть человеком. Да я и сам-то уже не пойму человек я или нет? Страдать от алкоголизма в двадцать семь лет, по-твоему, нормально? А от депрессии?
Я медлил с ответом, но он его и не ждал.
– Да чего ты думаешь – понятно же всё. Я стал таким же уродом, как и большинство моих бывших сослуживцев. Были и нормальные люди, конечно. Вот им я и благодарен, что надоумили меня свалить из этого всего дерьма…
Он снова поднял на меня взгляд, а голос сделался уже мягче:
– Ты бы знал, какое это счастье – идти по улице и не чувствовать этой вони, этого запаха человеческого отчаяния, боли, сырости и туберкулёза. Когда вокруг нет этих заебавших рож в серых камуфляжах и с служебными собаками. Когда нет серых стен с решётками, а лишь высокие разноцветные дома и небо… небо-то какое голубое оказывается! Оно ж свободным бывает, представляешь!
От его слов и на моём лице невольно появилась улыбка. Настолько бесхитростными и простыми были его впечатления об обычном людском мире.
– Нет, – сказал я, – всё-таки вы – человек.
– Да? Почему же?
– Выйти из адских ворот и не остаться озлобленным на простых людей, на весь мир – это не каждому дано, мне кажется.
– Я пока не могу почувствовать себя человеком, – грустно улыбнулся старлей. – Не получается и всё. Зверем – да. Раздавленным – да. А вот, чтоб именно тем, кем я был когда-то – нет.
– Просто надо жить дальше. Жизнь не кончается на том, что вы отстрадали и, в кое-то веке, выбрались…
Он выпил последнюю рюмку и произнёс:
– Ну, спасибо, что выслушал. Теперь я хотя бы понимаю, что надо что-то делать, а не продолжать пить. Наверное, поэтому я не чувствую себя человеком… как на службе пил, так и, выбравшись, продолжаю… с этого, ведь, всё началось… тогда-то я стал животным, коим считаю себя сейчас…
Старлей спрыгнул со стула, положив на стойку купюры. Застегнул китель, поправил галстук, надел фуражку и протянул мне руку.
– Спасибо за слова и выдержку, дружище! – сказал он. – Надеюсь, в следующий раз уже не водку мне наливать будешь.
– Удачи! – только и ответил я.
Гость выходил из бара твёрдой походкой, хотя и с сутулой спиной.
Я сразу же заметил, что тех денег, которые он мне дал не хватает для полной оплаты заказа. Останавливать я его не стал. Я видел перед собой настоящего человека, который смог понять кто он, чтобы двигаться дальше в этой жизни…
Кстати говоря, его надежды сбылись.
Уже бывший тюремщик иногда появляется в нашем баре, где заказывает отнюдь не водку.
Он зашёл в простом костюме, который носят многие мужчины. Заказал себе пива. Пока я наполнял ему кружку, то бросил взгляд на него. Лицо отошло от отёков, а глаза не были красными от усталости. Он перехватил мой взгляд и улыбнулся. Этой улыбкой наш гость говорил, что всё-таки справился…
Шерлок
Есть люди, которых видишь каждый день. Они могут как надоесть, так и стать родными. Увы, в нашем мире чаще происходит первое…. А бывают люди – видишь их редко, а то и раз в жизни, но врезаются в память навсегда.
Также было и с клиентами. Одних я знал уже по имени и общался с ними на «ты». Других мог не видеть пару лет, но потом они заходили, и знакомые черты лица невольно всплывали в моей памяти.
Это же было и с гостем, который сейчас сидит за столиком напротив, улыбаясь мне, потому что видит, как я рассказываю всё это вам, и знает, что речь сейчас пойдёт про него.
А тогда, где-то год назад он зашёл к нам в бар в первый, и, казалось, в последний раз.
Обычный мужчина чуть за тридцать, в сером классическом костюме без галстука, со слегка потрёпанными волосами и глазами полными усталости и, как мне показалось… разочарования…
Он лениво сел за барную стойку, сложа руки замком и как будто процедил:
– «Веспер»6, пожалуйста!
От такого заказа я, откровенно говоря, обалдел. Даже не сразу вспомнил как этот коктейль делается. Меня больше удивило, откуда наш гость вообще про такое знает? Следующая моя мысль была, что передо мной сам Джеймс Бонд или другой-какой агент какой-то разведки. А что? Вполне же может быть, разве нет?
Пока я смешивал ингредиенты, Джеймс, как я про себя окрестил гостя, устало осматривал полки со спиртным, то и дело постукивая ногтями по дереву стойки.
– Утомились на работе, мистер Бонд? – пошутил я, подавая гостю бокал.
Тот усмехнулся:
– Я бы и рад быть ноль-ноль седьмым, но, увы, я – всего лишь мистер Холмс, если выражаться вашей манерой.
– Весьма странно, что вы изволили взять напиток не из вашей эпохи…, – взяв тон девятнадцатого века, ответил я. – Доктор Ватсон подводит? Или кофе нынче не модно?
Джеймс тяжело вздохнул и устало ответил:
– Надоело просто всё, вот что…
Он отпил немного коктейля и продолжил:
– Раздражает, знаете ли, когда тебя заставляют заниматься чёрт-те знает чем – проверять всяких там блогеров и прочих дурачков с больших экранов. При этом в сейфе у тебя за спиной – с десяток не закрытых дел о множественных убийствах, изнасилованиях и так далее. Надо же их расследовать, людей спасать! Но нет… мы делаем то, что должен делать Роскомнадзор. Или ещё лучше – сумочку у старушки украли. Надо бы в полицию пойти с этим, они подобным занимаются. Нет, она идёт к нам! Конечно! Следователям же делать больше нечего, как её сумочку, мать-перемать, искать!
От тихого гнева Джеймс сжал кулак свободной руки, и она у него даже слегка задрожала.
– А прокуроры эти – сволочи!.. – продолжил он, вливая в себя ещё немного коктейля. – Недавно, помню, дело было – педофила поймали, ну и, стало быть, доказательства надо было на него нарыть. А он, собака, хитрый был, – то ли со связями, то ли просто сообразительный, короче, трудно нам пришлось, но это для нас было делом чести, реально говорю! Стольких детей он на тот свет отправил… В общем, мы что могли и не могли – нашли – оформили. На радостях несём прокурору…, а этот… сказал бы непарламентское слово, да только я выше этого!.. этот бюрократ хренов вернул нам весь наш труд, дескать, оформили не так! Доказательств ему, видите ли, мало!
Лицо следователя начало заметно краснеть – это было заметно по щекам, покрывавшимся румянцем.
– Вот, он идиот, скажи мне?! – тихо возмущался клиент. По нему было видно, что, если б не было людей вокруг – он бы уже взорвался.
– Это ж насколько нужно быть бюрократическим холуём, чтобы возвращать дело, в котором, смеяться будете…, опечатка… опечатка, мать её, в одном слове была!.. Ладно, если бы она была в имени там, в фамилии или ещё где! Так нет! Это ж простое слово было в предложении!
С заметной яростью в глазах он отхлебнул «Веспер» и, зачем-то, занюхал рукавом пиджака.
– Мы перед ним стоим, а этот козёл смотрит на нас и лыбится, мол, учитесь оформлять, лошки!
Джеймса аж передёрнуло.
– Но прокуроры-то ладно. Их, с одной стороны, понять ещё можно – служба у них такая. А ведь есть же ещё наши сотрудники. Как говорится, в семье не без уродов, но когда этих самых уродов… много, скажем так… думаешь, чего я тут делаю-то?
Он тяжело вздохнул.
– Майор у нас, вот. Начальник отдела. Я пришёл, когда, для меня это просто образец следователя был! Чуть ли ни молился на него! Настолько грамотный мужик. От чекистов нас всегда выгораживал, если бывали случаи. С руководством всегда в ладах. С нами – простыми следователями – нормально общался. Как отец, Ей-Богу! Вот только… не может быть всё настолько хорошо… ну, вот, где угодно может, но, чёрт возьми, не в нашей стране! Я, помню, пришёл, когда, только – думал, мол, всё по закону будет, справедливо. Все дела, как положено рассматривать и прочее… и началось…. Это замять, это закрыть, а то ваще не трогай! А почему? Да не твоё, лейтенант, дело! «Зелёный», дескать, ещё! Ладно. С этим я ещё мирился, так сказать. Всё-таки, в какой стране живём! А недавно…
Джеймс наклонился ближе к стойке и сделал голос тише:
– …недавно вызывает меня майор наш к себе и говорит, мол, а чего у тебя пальто такое простенькое? Я аж обалдел! С какого это рожна ему интересно что я ношу?! Ну, я, говорю, что меня всё устраивает. Пальто и пальто… а он мне на это: «А ты возьми пару раз… деньжат… и купи себе посолиднее!». Я опешил. Спрашиваю, мол, что вы имеете в виду? А этот мне уже прямо говорит «взятки начни брать – будь человеком уже!». Человеком?! Это в современном мире называется «человек»?!
Он залпом допил коктейль.
– И ради чего теперь служить? Чтобы убийцы и прочие черти разгуливали на свободе, а я за это получал деньги? И где тут человек тогда?! А с другой стороны, жаба давит… смотрю на своих сослуживцев, а они все с последними айфонами, кто-то даже на машинах неплохих… и главное, ты понимаешь, что, в принципе, ты можешь так же! Мне протягивают конверты, а я понимаю, что там несколько пятитысячных лежит… аж живот сводит от осознания этого факта… и я не беру!.. посылаю их куда-подальше и не беру… ну не дурак ли? Я не скажу, что зарплата шибко высокая, но я и не жалуюсь на жизнь. Хотя, если быть честным, не от хорошей жизни в комитет пришёл служить… видимо, нет нигде этой «хорошей» жизни…
– Хорошо там, где нас нет…, – задумчиво сказал я.
– Да нет, когда-нибудь станет лучше. Не может так вечно быть… я, ведь, и не ухожу, потому что надеюсь дождаться этого времени. К тому же, хоть кому-то, но всё-таки, мы помогаем…
Следователь положил на стойку купюру и медленно побрёл к выходу, закуривая, на ходу, сигарету.
После этого я не видел его год.
Мне, в общем-то, всё равно было на его судьбу. Клиент и клиент, каких много. Может пить бросил, может перевели, а может и «сожрали» на службе – теорий наклёвывалось много.
Однако сейчас Джеймс сидит за столиком напротив и, глядя в мою сторону, усмешливо улыбается. Это даёт мне надежду, что, возможно, как он и говорил, всё идёт к лучшему. Что он остался человеком, каким и был….
Бумажный Штирлиц
Раз в месяц к нам в бар заходит один весьма любопытный персонаж. На вид ему можно дать не больше тридцати пяти лет. Но это заметно только по его молодому лицу. Виски же у него совсем седые. Да и морщины под взволнованными глазами с каждым месяцем всё прибавляются и прибавляются.
Всякий раз, как он появляется у нас, то непременно заказывает себе джулеп7. Видимо, обмывает зарплату…
И каждый раз, когда он только-только хочет приложиться к бокалу, в кармане его пиджака раздаётся звонок телефона. Он с заметной злостью и, одновременно, ужасом хватает аппарат и принимается с кем-то разговаривать, то и дело широко жестикулируя. Я слышу лишь обрывки его речи «какое нахрен опровержение?!», «там в столе», «да мы же нашли его недвижимость!».
После каждого подобного разговора гость устало залпом выпивает коктейль, молча кладёт купюру и уходит.
Лишь недавно я узнал, кто он такой.
Как обычно, под конец месяца клиент пришёл в бар, сел передо мной за стойку и попросил джулеп и… как только он его пригубил, раздался телефонный звонок. Тот, кто ему звонил, как будто, специально подгадывал момент.
Однако на этот раз всё было по-другому. Гость с улыбкой взял телефон в руку, а после короткого диалога, поблагодарил своего абонента и, положив аппарат обратно, весело бросил мне:
– Ай-да ещё коктейля!
Я усмехнулся:
– Вы же этот ещё не допили.
Он вздрогнул.
– Ох, в самом деле! Как же это я?..
Гость ещё немного отпил, а я, всё-таки начав готовить повтор, спросил:
– Что же за радость такая, наконец, вас посетила?
– Да в кое-то веке наше агентство вышло в топ самых читаемых! В том числе, благодаря моей статье…
– То есть, вам всё это время редактор названивал?
– Именно! Постоянно одно и то же: то сомневается, то его прижали структуры, про которые мы в статьях пишем, то я написал шибко грубо. А ещё говорят – нет в нашей стране цензуры! Хех! Ещё как есть и ещё какая! Вот, например…
Он выпил ещё немного коктейля, видимо, чтобы смочить горло.
– …готовили мы пару месяцев назад статью про армию. Там на учениях произошло ЧП – официально про него никто, конечно же, не знал, но глаза и уши у нас везде есть. Так вот. Мы, стало быть, подготовили всё, редактор одобрил со скрипом в глазах – боязливый он человек у нас. И вот, прихожу я к вам, собственно, выпить за это дело, как шеф звонит мне и просит написать опровержение! Дескать только что звонили из Минобороны и чуть ли не угрожали ему. Не, ну ё-моё, называется! Сами они про это рассказывать, видите ли, не хотят – всё хорошо у них! А как независимая пресса подъехала – так в зуб ногой. Но радует, что народ у нас, в основном, не глупый – понимает, что коль вышло опровержение, значит – правда в статье была.
Он снова немного отпил, а я, поставив ему новый бокал с светло-зелёным содержимым, спросил:
– А как вы находите все эти материалы?
– Знаете, когда как. То информаторы дают, то самому побегать приходится. Последнее, кстати, самое опасное, тяжёлое, но, в принципе, самое продуктивное. Особенно если успеваешь вовремя достать телефон. Например, помню, был слух, что у кое-кого из… скажем так, правящих кругов, есть целый дворец где-то в Подмосковье. Его, конечно, мало кто видел, и ваще чёрт знает где конкретно он находится. В общем, нет тела – нет дела. Не тут-то было! Я через подставных лиц устроился на работу в этот самый дворец! Это было трудно, муторно, страшно даже, но я смог! Я стал домработником. В общем, это просто идеальный шанс всё раскопать. Я, когда ехал туда – даже телефон в ботинок спрятал, а то ж обыскать могут ещё. Нет! Охране вообще всё равно было на то есть у меня чего или нет. Единственное неудобство – идти до этих «хором» надо было пешком, километра три, наверное. То есть – ты приезжаешь в Подмосковье на автобусе, а потом ещё до места работы должен марафон пройти! Хорош хозяин! Хоть бы машину какую выделил! Бентли там или мерс…
